День 6.
Рукой, свободной от трубки, Фара потерла лоб, как будто могла одним усилием воли прогнать головную боль. — Он снова исчез, — озвучила она. Если бы она сформулировала это как вопрос, возможно, Марко не ответил бы и не подтвердил это. На мгновение в трубке воцарилась тишина, пока Марко колебался. Его металлический голос звучал из динамика почти кротко. — Не прошло и двадцати четырех часов. Я не думаю, что мы пока можем сказать «исчез». Просто ни один из наших агентов не смог его найти. Сердитое шипение воздуха вырвалось из сжатых губ. Итак, он исчез. Выражение лица Бена оставалось одновременно сочувственным и неодобрительным, но он не предложил никакого утешения. — Набу рядом? — Фара снова поднесла трубку к себе. Еще одно долгое молчание, а затем в фургоне раздался голос Набу. — Я здесь, Ваше Величество. — Вы сказали не выпускать больше агентов, — сказала Фара, линия с треском вернулась к жизни, Набу собирался отстаивать свое решение, но королева перебил его. — Но что, если мы выпустим достаточно, чтобы вывести его из строя? Снова молчание, а затем снова Марко. — Мы, конечно, можем это сделать, Ваше Величество, — ответил он. — Но я думаю, вам следует подождать для этого еще двадцать четыре часа. Тем временем мы продолжим наблюдение за нашим периметром. Дело было не в том, что она не доверяла периметру Марко. Просто Сол был похищен именно с его периметра. Так что нет, она не доверяла этому. — Я хочу, чтобы через двенадцать часов было задействовано больше агентов, — сказала Фара и пресекла любые протесты дальнейшими инструкциями. — Мы всего в нескольких часах езды от дворца. Я хочу получить еще один отчет, когда мы вернемся. Она выключила приемопередатчик, чтобы совет не спорил с ней, и встретилась взглядом с Беном. — Сколько еще? — По моим подсчетам, три часа, — ответил он, взглянув на часы. Отвернувшись к окну, Фара повозилась с кнопками выключенного радиоприемника, чтобы чем-то себя занять. Поездка в Теллурид прошла относительно без происшествий, но «без происшествий» на этой неделе означало, что даже недолгий сон был беспокойным. Почти в двадцати четырех часах езды от Сола. В то время, как Харви кратко проинформировал о том, что Сол был благополучно перевезен во дворец прошлой ночью, она удержалась от того, чтобы спросить о дальнейших новостях этим утром. Воздушный шарик внутри, который не хотел лопаться, страстно надеялся, что со временем и пространством у него появится свобода восстановиться без давления с ее стороны. Так же сильно, как это убивало ее. Когда они наконец нашли его, Фара представляла, что будет рядом на каждом этапе выздоровления, заняв свое место в качестве силы, которой он был для нее до похищения. Но он не хотел, чтобы она была рядом, и это причиняло боль в новообретенной пустоте, которой раньше не было. Ее мысли были прерваны громким хлопком, за которым последовал резкий неуклюжий звук, заставивший схватиться за подлокотники для устойчивости. — Что, ради всего святого… — Спустило колесо, — резюмировал Бен, покосившись на водителя. Мысли Фары немедленно унеслись вперед, во дворец, к кровати, которую Сол попросил перенести из ее покоев в его собственные. — Бен, мы не можем откладывать… — Я разберусь с этим, — быстро сказал он, уже отстегиваясь, чтобы открыть пассажирскую дверь. — Жди здесь. Паника, как оказалось, была излишней. Через десять минут они уже ехали по шоссе, шина была заткнута виноградной лозой, которую наколдовал Бен, а Фаре хотелось, чтобы мили пролетали быстрее и быстрее.***
— Его снова заметили. Фара моргнула, и постоянный страх, сопровождавший ее, внезапно сменился оптимизмом. — Как давно? Набу многозначительно прочистил горло. — Примерно сразу же, как мы потеряли с вами связь. Блум нашла канал, который сказал, что мы должны сосредоточиться на историческом районе, мы так и сделали, и вуаля. Фара мысленно выругалась из-за странной смеси сожаления о выключении приемопередатчика, контрастировавшей с удовлетворением от того, что Блум оказала реальную помощь. Королева придала своему лицу нейтральное выражение. — Вы его взяли? — Пока нет, он ускользнул. Мы проявляем осторожность. — Зачем быть осторожными? Мы так близки… Позади Набу и Марко, Герхарт встала и поправила очки. — Потому что захват наследного принца — это акт войны, выходящий далеко за рамки конвенций Магикс, — сказала она. — Нам нужно ваше одобрение. — У вас оно было. — Нам это нужно в данный момент, — Герхарт покачала головой. — Прекрасно, — сердито сказала Фара. — Но у вас есть постоянный приказ связаться со мной как можно быстрее, независимо от часа дня или ночи. — Имейте в виду, Ваше Величество, о его близости к нам и о том, что он не знает того, что знаем мы, — Марко выступил вперед, явно стремясь продолжить их успех, каким бы незначительным он ни был. — Мы не можем преуменьшать опасность в тот момент, когда он осознает, что загнан в угол. Нахождение на расстоянии означает, что он очень, очень близко. — Да, и следствие: это означает, что мы близки к нему, — отметила Фара. — Он в большей опасности, чем мы. — Не обязательно, — Набу скрестил руки на груди. — Мы обсудили это на совете, и мы считаем, что будет безопаснее, если вы отступите. Фара моргнула. Счастливое предвкушение, нарастающее в груди, исчезло в одно мгновение. — Что? — Авалон меньше, он более безопасен, — отважился Марко, менее уверенный теперь, когда у Фары волосы встали дыбом. — Сильва мог бы там восстановиться. На самом деле это была идея Блум, если вам станет легче. Фара не хотела этого признавать, но это разумно. Как бы сильно она ни ненавидела слово «отступление», она могла оценить его достоинства. Зимнее поместье было не более чем преувеличенным участком в сельской местности. Мысленным взором она видела Сола на верхней террасе, его взгляд был устремлен на усаженный деревьями горизонт. — Пожалуйста, подумайте об этом, — мягко сказал Набу. — Мы бы держали это в секрете, чтобы информация не распространялась. Ей все еще это не нравилось, но антипатия постепенно уменьшалась. Идея вести небольшое домашнее хозяйство, пока Сол выздоравливал, была, безусловно, привлекательной. И это была идея Блум, а это означало, что ей не придется вести миниатюрную войну самостоятельно. — Я подумаю, — сказала Фара, повернувшись к двери. — Держите меня в курсе розыска. С этими словами она удалилась, и хотя новый вопрос об Авалоне тяготил, она почувствовала себя значительно легче, покинув зал совета, как и войдя в него. Теллурид еще не потерян. Скай снова в пределах досягаемости. Блум простила ее. Каблуки тихо стучали по ковровой дорожке, устилавшей пол, напоминая, что она одна. Фара не знала, почему это напоминание так испортило ее и без того плохое настроение. Не похоже было, чтобы Сол был неразлучен с ней. Но даже несмотря на то, что раньше он не был рядом постоянно, Фара привыкла к тому, что он появлялся в комнатах и выходил из них, предоставляя отчеты, сопровождая ее по замку, с этой саркастичной улыбке на лице, когда был убежден, что знает все лучше нее. Теперь Сола нигде не было видно. Или, скорее, он был в том единственном месте, куда ноги автоматически привели Фару. Комната, где он ночевал прошлой ночью. Единственная вмятина в остальном приятном дне. Свет лился из комнаты в коридор, и когда она приблизилась, то остановилась, почувствовав в комнате не только присутствие Сола. Быстро поразмыслив над бурлящей палитрой эмоций, Фара поняла, что это Блум, а затем услышала её голос. — Она беспокоится о тебе. Фара спохватилась. Ей не следовало подслушивать, но эти слова насторожили. Совершенно очевидно, что Блум имела в виду ее, и чувства подопечной согрели насквозь. Сол, однако, сохранил ту деревянную напряженность, которую приобрел после своего возвращения. Его дискомфорт ощутим и свеж, как будто эти чувства возникли именно из-за слов Блум, а не в целом из-за её присутствия. — У нее должны быть более важные вещи, о которых стоит беспокоиться. Фара оперлась одной рукой о стену рядом с дверью, ее теплота угасала с каждым словом. Его руки были не единственным, что искалечено в результате пыток. Что-то внутри тоже безвозвратно сломано. Что-то, что он не мог починить сам. Фара подняла голову, когда Блум снова заговорила. — Но она беспокоится только о тебе. Последовало продолжительное молчание. Пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ответ Сола. — Тогда, я полагаю, ты не знаешь, как заставить ее перестать волноваться. Блум издала саркастичный смешок. — Если бы я знала, я бы уже закончила свои уроки и изучила Огонь Дракона. Несмотря на грусть, которая проникла в душу из-за состояния Сола, Фара не смогла удержаться от улыбки. Последовала долгая пауза, а затем голос девушки понизился. — Я могла бы натравить его на того, кто сделал это с тобой. Его сердцебиение участилось настолько, что Фаре пришлось сильнее прижать руку к стене, чтобы успокоиться при виде замешательства Сола. — Спасибо, но…со мной все будет в порядке. — Сильва… Судя по мягкому тону, Блум собиралась сказать что-то еще, что-то более личное, и Фара поняла, что уже услышала достаточно. На этой неделе ей больше не нужно было нарушать доверие Блум. Она громко прочистила горло и демонстративно быстро вошла в комнату, притворившись, что только что пришла, а Сол и Блум оба виновато подняли глаза. Он за своим столом, а она сидела напротив, опершись локтями о столешницу. Неуклюже, опираясь на запястья вместо ладоней, Сол поднялся на ноги при ее появлении. — Я вернулась, — объявила Фара, зная, что это лишнее, но нуждаясь в заполнении тишины. Войдя в комнату, она почувствовала странную смесь ностальгии и дежавю — сколько раз она входила сюда, и ни разу не была более мрачной, чем сейчас. Фара демонстративно проигнорировала кровать, придвинутую к дальней стене и почувствовала себя вознагражденной, когда Блум убрала локти со стола и улыбнулась. — Я же говорила, что не стану сжигать дворец дотла, пока тебя не будет. — Значит, всё в порядке, — ответила Фара с бодрой улыбкой. — И Марко сказал, что ты очень помогла с…— она замолчала, и пришлось заставить себя не смотреть на Сола. — Заданием о котором ты просила. — Оу, — Блум бросила нервный взгляд налево, а затем улыбнулась шире. — Спасибо. На протяжении всего обмена репликами Сол стоял прямо, как шомпол, не двигаясь, за исключением глаз. Наконец, Фара повернулась к нему с выражением лица, как она надеялась, вежливым. — Мы можем поговорить? Блум, к счастью, поняла намек без жалоб или милых замечаний, вместо этого перекинула сумку через плечо и направилась к двери. У нее даже хватило порядочности закрыть ее за собой. Только тогда Фара заметила обнаженный нож на столе, и что-то внутри сжалось. Она поняла, что Сол практиковался, и, судя по затаенному разочарованию, которое все еще копилось внутри, все прошло не очень хорошо. Фара знала, что лучше не спрашивать об этом. — Ты хорошо спал? — спросила она, все еще отводя взгляд от кровати в углу. — Лучше, чем на больничной койке, — кивнул он. — Рада слышать. Воцарилось неловкое молчание, Сол не предлагал ничего, кроме ставшего уже типичным, шума в голове, который решил не озвучивать. — Учитывая…— заколебалась она. — …всё это, мы можем переехать отсюда в Авалон. Зимнее поместье. Оно примерно в четверть размера дворца, и его намного легче защищать. Его губы изогнулись в том, что объективно было улыбкой, даже если за ней не скрывалось ни веселье, ни доброжелательность. — И… ты бы хотела, чтобы я переехал с тобой? Ледяные щупальцы обхватили ее сердце. Этот вопрос не нужно было задавать. Он знал ответ изначально. — Почему бы и нет? Сначала Сол не ответил. Вместо этого он потянулся вниз, чтобы обхватить неумелыми пальцами рукоятку ножа. Ему потребовалось несколько неудачных попыток, чтобы удержать деревянную рукоять. Попыток, от которых Фаре пришлось заставить себя не морщиться. И еще несколько попыток, а также разочарованное шипение, прежде чем он смог засунуть меч в ножны на поясе. — Вчера у тебя была правильная идея, — сказал Сол. Подняв взгляд, он кивнул подбородком в сторону бумаг на столе. — Бернетт. Фара медленно выдохнула, чтобы не наброситься на него. Снова это. — Смени тему, — настойчиво потребовала она. Его челюсть напряглась, правая рука крепко сжала ножны на бедре. — Он будет оберегать тебя… — Нет. Фара сделала шаг вперед. Было достаточно тяжело находиться с ним лицом к лицу и не быть честной о Скае. Ей не нужны дополнительные осложнения. Плечи Сола напряглись, как будто он собирался сделать соответствующий шаг назад, подальше от нее, прежде чем заставил себя не делать этого. — Ты когда-нибудь начинала носить ножи при себе, как я тебе говорил? Фара моргнула, пораженная этим вопросом. Раздражало, что она не понимала, куда двигались его мысли, но не знала, что еще сказать, кроме как честно ответить. — Иногда. — Значит, прямо сейчас нет. — Ты планируешь напасть на меня? — спросила она с печальной улыбкой. Сол выглядел обиженным, как будто хотел рассмеяться, но в его теле не осталось ни капли легкомыслия. — Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности. Когда он так говорил, Фара не могла отделаться от ощущения, что он говорит как ходячий мертвец. Как будто давал последний совет. — Сол. Он ничего не сказал, просто уставился на нее в ответ, черты лица были тщательно прорисованы, чтобы ничего не выдать. Когда она обратилась к нему магией, то встретила лишь обычную скованность, нежелание и боль. Фара попробовала зайти с другой стороны. — Как продвигается терапия? — Прекрасно, — заверил Сол, хотя румянец, вспыхнувший на щеках, говорил прямо противоположное. Она сделала паузу, ожидая, что он продолжит, но ничего после ответа не последовало. Может быть, ему просто нужно было больше времени, как и сказал Кодаторта. — Когда будешь готов, — сказала Фара. — Я бы хотела помочь тебе вспомнить, что произошло. На челюсти Сола дернулся мускул, и он с усилием повернулся на девяносто градусов, так что уставился на поверхность своего стола. Стол, на котором лежали бумаги. Возможно, потакание ему помогло бы — ничто другое не помогло. Она подошла и двумя пальцами приподняла пакет документов, на который был устремлен его взгляд. На нее смотрел снимок головы в стиле милитари, под которым была подпись «Лукас Бернетт». Сильная челюсть, суровое выражение лица. Блондин, как и сказал Сол тем утром в Анолиде. В то утро он рисовал ее пальцами, языком и своим обожающим взглядом. Так, как он не посмел бы прикоснуться к ней сейчас. Пришлось сдержаться, чтобы не оттолкнуть лицо Бернетта. Подняв глаза, Фара заметила, что хотя Сол и не отступил дальше, его мышцы напряглись так, словно ему требовались все силы, чтобы не сделать этого. Отвращение причинило ей боль, эта ледяная лоза все туже обвивалась вокруг сердца. Вопрос вырвался сам по себе. Она ненавидела, насколько вопрос был похож на нытье, но ее терпение на исходе. Не из-за медлительности его исцеления, а из-за того, каким настороженным и угрюмым он стал. — Почему ты не позволяешь нам обоим быть терпеливыми? Сол снова сглотнул, его челюсть задвигалась по мере того, как росло внутреннее разочарование. — Ты заслуживаешь лучшего, — выдавил он, отодвигаясь от нее. — Сол… Фара потянулась к его локтю, не резко, потому что плоть на суставе все еще была обесцвечена, но едва ее рука сомкнулась, он дернулся. Реакция была почти мгновенной. Сол развернулся, как загнанный зверь, широко раскрыв глаза, вращая руками, выставив вперед кулак. Только благодаря своим потрясающим мыслительным способностям Фара смогла вовремя среагировать, создав силовое поле, в которое он врезался с достаточной силой, чтобы в ее ушах раздался громкий удар. Сол втянул воздух, когда рука коснулась барьера, шипение и глухой стук были единственными звуками в комнате на протяжении целой вакуумной эры. Оборонительный огонь в его глазах потускнел, сменившись подавленным чувством раскаяния. — Фара. Боже мой, прости. Сол, конечно, сожалел об этом. Фара чувствовала, как отчаяние и отвращение к себе накатывают на него лавиной, угрожая поглотить, даже сильнее, чем жгучая боль, отдающаяся в раненой руке, на которую он не хотел обращать внимания. По-прежнему молча, Фара позволила барьеру упасть. Воздух в комнате задрожал с этим исчезновением, и Сол вздрогнул. Руки сжались на талии, как будто он не мог решить, потянуться к ней или использовать стол, чтобы оттолкнуться от нее. Часть сознания Фары кричала, чтобы она уходила, что неосознанно или нет, но он пытался ударить ее. Остальная часть знала, что это был не Сол. Это было испуганное, измученное внутреннее животное, от которого он пытался избавиться, и если не мог избавиться сам, тогда Фара должна была помочь. Вместо того чтобы отшатнуться, она подошла на шаг ближе. Сол замер, на его челюсти вздулась вена, как будто он боялся пошевелиться. Фара нежно обхватила рукой его запястье. Сол дернулся, но не отстранился. Она чувствовала учащенное биение его пульса под своими пальцами. — Сол, — прошептала она. — Почему ты думаешь, что я собираюсь причинить тебе боль? Его рот задвигался, губы приоткрылись достаточно, чтобы он мог облизать их, как будто это могло скрыть их дрожь. Грудь поднялась и опустилась в отчаянии, прежде чем Сол нашел нужные слова. — Я так не думаю. Фара провела большим пальцем вверх по его запястью, ощущая следы ушибов от барьера, появившиеся на коже. — Тогда позволь мне помочь. На его лице промелькнуло выражение паники, затем решимости, затем снова паники. Язык снова высунулся между губами. Казалось, Сол не мог этого произнести. Спираль в его голове застряла там, как мусор в реке, и не могла вырваться через горло. Фара кивнула на узкую дверь в противоположном конце комнаты. — Ты можешь мне показать? Глаза Сола проследили за ее жестом, затем несколько раз прошлись взад-вперед между ее лицом и дверью, обдумывая просьбу, оценивая ее, взвешивая свой страх против ее решимости, свой грех против ее мольбы. Наконец, он кивнул.***
Сначала Фара включила воду. Возможно, помогло бы тепло, или влажность, или просто звук чего-то еще, помимо его испуганного сердцебиения. Сол стоял лицом к двери, неподвижный, как статуя, в то время как Фара двигалась позади него. Когда вода стала достаточно теплой, она положила одну руку ему на бедро, сообщая о своем намерении, а затем опустила ладони по обе стороны. Сол позволил снять с себя футболку, обнажив прежний шрам. Тот самый, который она видела издалека, но не просила показать вблизи. Три буквы «А», одна за другой, выделялись на его коже, но уже успели побелеть. «Андреас» — подумала она. Или, что еще хуже, Алфея. Не ново, но не менее болезненно. Сол поколебался, затем повернулся к ней. Фара перевела взгляд с его глаз вниз на рану над ключицей — сердитый рубец размером с мелкую монету. По всей ширине груди тянулся остаток извилистого, похожего на змею синяка, едва заметного, но от этого не менее ужасающего. Она подняла один палец и осторожно провела по сморщившейся ране. Палец стал липким. Вероятно, Сол не смог оттереть целебные мази. Фара хотела доказать, что тоже доверяет ему. Наложив еще одно защитное заклинание на дверь, она потянулась вверх, чтобы расстегнуть воротник своего платья и накинуть его на плечи. От нее не ускользнул его полный желания взгляд, зависть к ее ловкости перед лицом его неуклюжих пальцев. Но она это сделала не для того, чтобы заставить его чувствовать себя хуже. Фара положила руку ему на плечо, чтобы не упасть, когда снимала нижнее белье, и с этого момента потребовалось лишь слегка надавить на плечи Сола, пока он не опустился вниз, чтобы взгромоздиться на бортик ванны. Опустившись на колени между его ног, Фара потянулась сначала к пряжке ремня, затем к пуговице на брюках. Его руки оставались неподвижными и безмолвными на бедрах, точно так же, как и он сам, пока наблюдал и пытался подавить смущение. Руки Фары сомкнулись на талии мужчины, и он приподнял бедра, чтобы она могла стянуть ткань до колен. Его смущение усилилось из-за наготы, поэтому Фара постаралась сосредоточиться не на дряблой мужественности, а на другой борозде на правом бедре, на этот раз размером с винную пробку, но с зазубренными краями, похожими на клыкастую пасть. Сол шумно втянул воздух, когда она провела по нему пальцем, а затем без всяких церемоний стянула его брюки и боксеры. Фара остановилась, разложив одежду у себя на коленях. Еще две колючие раны примерно на середине его икр, обе достаточно большие, чтобы проглотить ее большой палец, если бы она захотела. Фара бы и не заметила, если бы не те места, где медицинская бригада сбрила волосы у него на ногах, чтобы бинты могли прилипнуть, придавая ему растрепанный вид паршивой дворняжки. Как будто внешность для Фары имела значение. Таково было ее намерение, стоявшее за этим медленным раздеванием: увидеть его в этом «позоре» и доказать, что в этом нет ничего постыдного. Что она видела его раны, но не считала их слабостью. Протянув к нему руки, Фара встала, потянув вверх, и, хотя он не смотрел, она почувствовала благодарность за молчание, с которым повела его за собой в душ. В тишине они стояли под струей воды, Фара разогревала гель для душа в ладонях, прежде чем вопросительно поднять к нему обе руки и брови. Его кивок едва заметный, но это всё, что ей нужно. Не отрывая взгляда от своих рук, она намылила его грудь, стараясь не касаться синяков. Единственным движением было поднимание грудной клетки, когда он прерывисто дышал. Фара ждала так долго, пока больше не смогла сдерживать слова, и тогда, наконец, подняла на него глаза. — Я сожалею о том, что они с тобой сделали, — пробормотала она. Что-то сдвинулось в нем, большой валун отодвинулся в сторону и освободил часть боли между ребрами. Сол не отводил взгляда, вода стекала по его заросшему щетиной подбородку и по спутанным волосам на груди. — Прости, что я чуть не причинил тебе боль. Держа в руках бутылку с гелем для душа, Фара подошла ближе. Если он не подойдет к ней, тогда она подойдет к нему. Она докажет, что все еще хочет его прикосновений, независимо от состояния его рук, независимо от состояния его разума. Казалось, Сол едва мог заставить себя прикоснуться к ней. Ей пришлось взять его за запястье и держать его поднятым, пока гель стекал ему на ладонь. — Ты не можешь причинить мне боль. Камень покачнулся внутри, хотя Сол не пошевелился, разве что нерешительно сомкнул пальцы под гелем. С быстротой патоки он сжал ладони вместе, а затем, дрожа, положил их ей на плечи так легко, словно боялся, что кожа сделана из яичной скорлупы. Фара почувствовала, как задрожали руки, когда он опустил ладони вниз, такие же прерывистые, как у сорокалетнего алкоголика, от страха или затяжной боли, а может, и от того и от другого. — Сол, — прошептала она, затаив дыхание, не сводя взгляда с его подавленного лица. — Я хочу помочь. Кадык подпрыгивал, когда Сол отчаянно пытался проглотить и слова, и сентиментальность, пока тяжесть не поднялась вверх. Она почувствовала треск прежде, чем он сам выпустил его с грохочущим вздохом, который эхом разнесся над бегущей водой. Сол опустился, его руки скользнули по ее рукам, а колени с болезненным стуком ударились о фарфоровый пол ванны. Только дрожащие кончики пальцев, вцепившиеся в ее локти, казалось, удерживали его в вертикальном положении. Мозаика из разбитого стекла, которую могло окончательно разбить одно слово. — Фара, — выдавил он между вздохами, от которых затряслись плечи. — Я не знаю выхода. Фара потянулась, стараясь не стряхнуть его хватку со своих рук, чтобы прижать его голову к себе, вдыхая ощущение волос, покалывающих ее живот. Затем она тоже опустилась, вода стекала по спине, в то время как Сол прижимался головой к ее плечу. — Позволь мне помочь. Его спина все еще вздрагивала, голова все еще покоилась на ней, Сол приподнял правое плечо, проводя своей покрытой шрамами рукой, все еще скользкой от геля, вверх по ее руке, чтобы остановиться на изгибе шеи. Сильная рука, широкая, достаточно большая, чтобы он мог почти полностью обхватить ее шею пальцами. Запястье согнулось, подушечкой большого пальца Сол провел по всей длине ее подбородка, прежде чем снова вытянул пальцы и обхватил ее шею сзади. — Фара, — протянул он, но на этот раз не просто зовя ее по имени. На этот раз это была мольба.