День 7.
— Ты уходишь в отставку? Герхарт прочистила горло. — Мне ужасно жаль. Я знаю, что сейчас неподходящее время. Фара позволила холодности высказаться в тишине. Больше ничто в ее теле не ощущалось спокойным. Разум устремился наружу, представляя взрыв чистой магии, которую она не была уверена, что сможет превратить во что-то несмертельное. С трудом она направила свой ответ на сарказм. — Серьезно, Ноэль? Каков был первый намек на то, что сейчас неподходящее время? Герхарт подняла руку, чтобы снова провести по своим редеющим волосам. — Как я уже сказала, я планирую объявить уведомление за четыре недели. Я хочу убедиться, что передача должности будет тщательной. Фара закрыла глаза, надеясь, что опустошение, вызванное отставкой дипломата, просто прокатится по ней, но все, что удалось сделать — это по спирали превратиться в пламя. Как раз то, что ей было нужно. В тот момент, когда Фара подумала, что сможет вновь овладеть окружающим миром, произошло что-то еще. Дипломат подала в отставку в разгар войны — в последние дни войны, как она надеялась. На вершине горы других стрессоров. Охота за Скаем, уравновешивание Блум, осада Теллурида, Сол… Сол. Сол, который наконец провел ночь в ее постели, только для того, чтобы все обернулось так, как никто из них не хотел. Он лежал без сна, оцепеневший снаружи и бурлящий внутри, и она чувствовала его внутреннюю агонию. Он хотел что-то сказать, но не мог. Фара уже давно пришла к осознанию того, что он помнил каждую деталь своих пыток, но по какой-то причине не хотел делиться с ней этими воспоминаниями. Сол даже не сказал, кто несет за это ответственность. Кого она все еще знала, так это Андреаса. Она просто хотела, чтобы он сказал. Как только он произнесет имя Андреаса, Фара сможет рассказать об этом шире. Она могла бы рассказать Матлин, Луне, Ниобе. Все выразили бы свою «симпатию» Андреасу, который так близко и так лично подбирается к короне Домино. Ни один из них не приблизился к тому, чтобы выспаться. Сол тихо лежал, в то время как его разум кричал от боли, Фара слушала и знала, что ничто из того, что она могла сделать или сказать, не поможет ему избавиться от боли. — Вы принимаете это? Фара моргнула, вернувшись в настоящее. Герхарт стояла перед ней, на лице все еще было написано чувство вины. — Поговори с Беном, — коротко сказала королева. — Он начнет процесс собеседования. Я полагаю, мы можем ожидать, что ты, по крайней мере, посетишь их. — Конечно. Я буду выполнять все свои обязанности, пока не найдётся замена. — Хорошо, — отмахнулась от нее Фара и повернулась, чтобы выйти из зала совета. Ноги хотели унести обратно в спальню, туда, где остался Сол в последний раз, но вместо этого она заставила себя направиться в кабинет. Может быть, рутина помогла бы ему. Может быть, если она перестанет пытаться помочь, он придет к ней, когда будет готов. Поэтому, несмотря на свою усталость, несмотря на все то, что Фара вернулась к бумажной работе и обновлениям, которыми пренебрегала почти неделю. Она и не думала, что план сработает так просто. Всего через несколько минут после утреннего чая Фара почувствовала низкий уровень отчаяния, характерный для эмоций Сола в последнее время, и, подняв глаза, увидела, что он осторожно стучит в открытую дверь кабинета. — Доброе утро, — бодро поздоровалась она, на что он изобразил на лице вежливую улыбку, которая слишком легко погасла. Он прочистил горло. — Мне нужно съездить на границу. Возможно, это и было ключом к разгадке. Фара наклонила голову, взвешивая, было ли его заявление предположением или что-то произошло во время пыток, чтобы убедить его в том, что король может наброситься на него, основываясь на недавних событиях. Что-то, о чем он все еще отказывался говорить. Все упиралось в его нечестность. Фару больше не волновало, пытался ли он защитить себя или ее. Он лгал, и это уже было достаточно вопиюще. — Итак, ты готов оставить меня наедине с опасностью. Это была самая резкая вещь, которую она сказала ему с момента возвращения, и, как бы ни было больно, она ненавидела трудную ситуацию, в которой он ее оставлял. Сол не мог пожаловаться на то, что Фара находится в повышенной опасности, и в то же время настаивать на том, чтобы покончить с этим неопределенным, временным пребыванием. Его смущение и гнев были почти осязаемы, их можно было попробовать на вкус. Пристальный взгляд метнулся к Фаре всего на секунду, прежде чем опуститься куда-то вправо от нее, и Сол сделал еще один решительный вдох. — Я могу привлечь Бернетта. Пришлось сдержаться, чтобы в отчаянии не отодвинуть стул в сторону. Значит, именно таким он и хотел быть, отталкивая ее в ответ на каждое предложение. Сол, должно быть, забыл, что она королева. Она училась вести переговоры с тех пор, как ей исполнилось девять. Фара поудобнее ухватилась за спинку стула. — Я предлагаю сделку, — произнесла она легко и непринужденно. — Ты приводишь Бернетта, а я помогаю тебе все вспомнить. Внезапно паника, которую Сол подавлял с тех пор, как вошел в комнату, вернулась с удвоенной силой. Румянец залил лицо, нервные руки сжались в кулаки, а голос приобрел отчаянные нотки. — Пожалуйста, Фара, — выдавил Сол сквозь зубы. С удручающей серьезностью, Фара поняла, что ее нисколько не удивило это внезапное огорчение. Она ожидала этого. — Пожалуйста. Дай мне поговорить с Валтором, — отчаянно попросил он. Зачем он это делал? Почему скрывал, когда все, что она хотела — это помочь? Почему он не мог найти в себе сил произнести одно единственное имя? Вспышка при упоминании о сделке запечатлела ее разум. Память о нем никогда не покидала его. Во время выздоровления у него наконец появилось время поразмыслить и определиться со своим планом действий. Эта поездка на границу была частью более масштабного плана. Плана, который беспокоил ее, потому что, хотя честность Сола всегда была предметом спора, он настаивал, что никогда открыто не лгал ей. Не так, как он делал сейчас, притворяясь, что ничего не помнит о своих пытках. Сол что-то замышлял, и если он не скажет, Фара обязана ради себя и своего королевства выяснить это. — Очень хорошо, — солгала она. — Тебе не нужно мое разрешение. Поговори с Беном, если понадобится машина. Когда Сол поклонился и вышел из комнаты, оставив после себя только застарелый запах вины и стыда, Фара приняла свое решение. Быстрый взгляд на часы сказал, что она уже на несколько минут опаздывает на заседание совета по поводу охоты на Ская. Они могли бы подождать еще несколько минут. Фара направила себя в сторону нынешней комнаты Сола.***
Ее руки скользнули по набору штанг в углу. Для обета бедности у Сола предостаточно тренажеров. Гантели для рук, подъемная стойка, беговая дорожка, коврик для йоги. С точки зрения Фары, чистота, очевидно, была еще одной ценностью, привитой алфейцам: ни один волосок не казался неуместным во всей комнате. Оставался стол. Открывать ящик казалось гораздо более навязчивым, чем осматривать комнату, но, возможно, у Сола были приказы, послание, какое-то сообщение, которое выдавало мотивы покинуть дворец, когда он все еще находился на стадии выздоровления. Фара еще раз оглянулась через плечо, прежде чем открыть ящик, поражаясь организованности. Двадцать шесть папок, по одной на каждое письмо. Она понятия не имела о его системе. Будет ли это «П» для «приказов» или «О» для «общения»? Может быть, «А» означает «Алфея»? Фара вернулась к букве «А», которая казалась толще остальных. Алфея, конечно. Она насчитала по меньшей мере двадцать резюме, но больше ничего. Фара перешла к букве «О». Он казался человеком, для которого местоположение важнее… — Что-то потеряла? Слова были холодными и едкими. Стальными, как меч, приставленный к ее шее. Меч. Фара напряглась под лезвием, наполовину выпрямившись, пока давление острого края не заставило успокоиться. Только теперь, стоя спиной к Солу, она почувствовала, как сдерживаемые волны ярости покидают его. Шипение удивления сорвалось с ее губ. В последний раз, когда они находились так близко друг к другу, их тела были параллельны. Это было на бугристой кровати мотеля в Теллуриде. В последний раз, когда он шептал ей на ухо, они были запутаны в простынях, и больше ничего. Фара никогда не думала, что окажется здесь, а меч, который поклялся защищать ее, вонзится в шею. — Сол…— ее голос сорвался на полуслове. Металлические зубья сильнее впились в шею, останавливая мольбу еще до того, как она началась. — Я задал тебе вопрос, Фара, — его голос был таким же острым, как клинок. Фара полностью открыла свой разум его эмоциям, его ярости. Она позволила этой ярости влиться в свою. Ярости человека, в которого он превратился. В мужчину, с которым оставил ее его мучитель. Напряжение, которое она подавляла всю неделю, выплеснулось наружу. — Из всех людей в моей жизни, Сол, ты был последним, кто, как я думала предаст меня. — Ты…— слово прозвучало с горечью, лезвие прижалось сильнее, заставив Фару согнуться под напором. — Ты думаешь, я предал тебя? Слова были просты, но обжигающий жар в голосе звучал обвиняюще. — Что…— выдохнула она. — Если я когда-нибудь… — Я отдал тебе все, — голос Сола дрожал от неумолимой ярости, каждое слово было отрывистым. — Все! Но этого было недостаточно! Черт возьми, когда ты собиралась мне сказать? — он выплюнул этот вопрос так, словно у него в горле был отвратительный привкус. — Когда бы его привели в цепях? Или ты просто собиралась доставить мне тело моего сына? Лезвие почти вонзилось, но именно бездна отчаяния, развернувшаяся в Соле, заставила Фару затаить дыхание, когда он бросил обвинение ей в лицо. Встреча по поводу розыска Ская. Он подслушал. Фара развернулась, поднимая руки тем же движением, которым он выронил меч и отреагировал. Недавно зажившие руки с нестрижеными ногтями царапали ее кожу. Быстрее, чем она успела подумать, Сол смог прикрепить один ограничитель, но в потасовке другой упал на пол, где со звоном ударился о деревянную поверхность. Его широкая когтистая правая рука обхватила ее запястье и с силой прижала к стене, а левой он приставил меч к ее шее. Нос к носу Фара смотрела в глаза мужчине, которого любила, и не видела ничего, кроме ярости и горя. Челюсть была сжата, пока он обдумывал свои слова. — Когда вы собирались соизволить сообщить мне, Ваше Величество? Суровый, смертоносный, хмурый. Возвращение к официальному обращению было ничем иным, как насмешкой, и, несмотря на рунический браслет, стягивающий запястье, Фара не питала иллюзий насчет того, что щадит его чувства. Она приподняла подбородок, одновременно чтобы освободиться от карающего металла и встретить его взгляд так спокойно, как только могла. — Когда ты перестанешь лгать мне в лицо о том, что ничего не помнишь. Его лицо пылало от ярости, на виске билась вена, глаза наливались кровью, рука, сжимавшая шею, дрожала. — Это честный обмен для тебя, планирующей убить моего сына? У Фары перехватило дыхание от этого обвинения, но в ответ разум оказался раздражающе пуст. Что она должна была сказать? До выздоровления Сола все было в порядке, и как только он был найден, она не прекратила поиски, но не стала задумываться о том, что сделает с наследным принцем после поимки. Но в то время, как Фара, конечно же, не собиралась скрывать правду, Сол намеренно выбрал наихудшую из возможных интерпретаций охоты на человека. Мысли Сола перескочили на убийство, он предпочел думать, что это была какая-то неоправданная форма мести. Когда она перевернула небо и землю, чтобы найти его, убедиться, что он в безопасности. Горечь прижалась к ее лицу, как удушающая подушка. — Я искала тебя, Сол. Тебя! Он удивленно моргнул, и Фара надавила сильнее, вгрызаясь в чувство вины, которое въелось в его плоть, как покрытый грязью алмаз. — Я делала все, что было в моих силах, чтобы найти тебя и убедиться, что ты в безопасности! Сол оправился от шока и с удвоенной силой сжал ее запястье, заставляя поднять его выше. — Тогда почему ты, черт возьми, не отменила охоту, когда нашла меня? Фара была уже не в том состоянии, чтобы цепляться за его чувства. — Каким ты видишь окончание этой войны, Сол? Ты думаешь, я просто позволю Эраклиону продолжать захватывать мои города, моих близких одного за другим? Что-то промелькнуло на его лице — признание того, что он близкий или, по крайней мере, был им, и разрушал это. Это причиняло боль не только Солу. Фаре было больно произносить эти слова. — Я и так уже отказалась от слишком многого. Выражение его лица снова исказилось, на этот раз от ярости. — Ты слишком от многого отказалась? Ты, у которой есть дворец? Королевство? Твоя дочь рядом с тобой? Не смей, блять, говорить мне об отказах, — рявкнул Сол, его ногти болезненно впились в ее запястье, лезвие меча скользнуло вверх, к подбородку. — Я отдал тебе все, что у меня было. Мою личность, клятвы, мою гребаную жизнь. Единственное, что у меня есть — это мой сын, — плечи вздымались, а рука на ее шее дрожала от плохо сдерживаемой злости. — Теперь ты хочешь и его. — Ты докажешь, что они оба правы, — пробормотала Фара, не сводя глаз с Сола и не замечая дрожи в руке, сжимавшей меч. — Что ты всего лишь оружие. Алфея и Андреас. Ты докажешь, что они правы. Узнавание, понимание горели в его глазах и не хотели гаснуть, только разгорались все ярче и ярче, пока даже зубы не обнажились от гнева. — Ты…— выдавил он из себя вместе с чем-то похожим на всхлип. — Фара… — Решай, Сол, — прохрипела она. — Ты думаешь, что став их оружием, обретешь покой? Сол выплеснул острое разочарование, сдерживаемую ярость, которая не знала выхода, кроме отчаяния. — Так и будет, — процедил он сквозь зубы. — Я еду на границу. Я собираюсь убить Андреаса, — Сол сглотнул, и лезвие заплясало у ее вены. — Если я умру, мне не придется выбирать. — Это твой выбор, Сол. Не выбирать — это… — Фара, — выдохнул Сол. Агрессия исчезла из его тона, сменившись мольбой. — У меня нет никакого выбора. Она открыла рот, зная, что единственный способ убедить Сола — это обратиться к мужчине, а не к оружию. — Сол… Треск! Хлесткая пощечина прозвучала так громко в левом ухе Фары, что вся комната накренилась, сопровождаемая ослепительной вспышкой раскаленного добела и мерцающего пламени, опалившего лицо. Фара встревоженно вскрикнула, резко обернувшись. Освободившись от хватки Сола, она поняла, что меча больше нет, и подняла руки, призывая магию, которой ограничитель, все еще надетый на запястье, не позволял действовать. Блум стояла в дверном проеме, протянув одну руку к Фаре, а в другой держа массивный язычок живого пламени, который вяло стелился по полу, но не обжигал его. Хлыст, созданный из огня. Фара кратко отметила тот факт, что никогда не видела, чтобы Блум вызывала что-то подобное на их уроках, прежде чем резко развернуться. Сол, скорчившийся на полу, с трудом поднимался на четвереньки, в то время как его плечи сотрясал надрывный кашель. Фара не упустила из виду след от ожога, который обвивал его правое запястье. Она медленно повернулась к своей подопечной, широко раскрыв глаза, в равной степени впечатленная и встревоженная. Взгляд Блум, устремленный на Сола, исказился от отвращения. — Что за чертовщина здесь происходит? — спросила она, голосом, дрожащим от злости. — Кто-нибудь, объясните, в чем дело, или пламя вернётся.