Бракованная

      Комната Эл в Ленора-Хиллз — совсем не такая, какой её представляла Анжела. Не такая, как в Хоукинсе. Слишком много деталей, плакатов, фигурок, стопок книг. Сплошной информационный шум.              Анжела чихает.              — Прости, — говорит Эл. — Никто не убирался здесь… давно.              Анжела думает, что она могла бы не спешить с приглашением в гости, но, если разбираться по фактам, сама не готова была ждать дольше.              К тому же, она привезла их из аэропорта.              — Больше не извиняйся, — кричит Хоппер из коридора. — Это были самые мучительные недели. И самые дорогие. Кто-нибудь считал количество нулей в счёте за телефон?!              Он таскает туда-сюда коробки, которые мог бы вообще не трогать. Анжела подозревает, что его цель — вовсе не приведение дома в порядок, а постоянное хождение туда-сюда мимо приоткрытой двери.              — Он вообще не изменился, — тянет Анжела.       — Он и не должен был, — пожимает плечами Эл и сдёргивает с постели одеяло, поднимая новое облако пыли. И чихая с таким забавным звуком, что Анжела не может не улыбнуться.              Зато они могут сесть на кровать.              Это всё ещё ощущается неловким. Телефонные звонки, частые, но нисколько не откровенные, не сделали их ближе. Другое дело — письма. Анжеле кажется, что она никогда так много не писала.              Находиться с живой, настоящей, реальной Эл в комнате, простоявшей полтора года закрытой — неловко.              Как будто не было ни писем, ни телефонных звонков, ни безумной поездки в Хоукинс.              Как будто они вернулись с того, с чего начали: с Леноры-Хиллз.              — Ты в порядке? — спрашивает Эл.              Она старается держаться подальше. Смотрит куда-то в сторону. Прячет руки в карманах широких брюк, подобранных не по размеру. Одеваться она не научилась, отмечает Анжела с чем-то, напоминающим нежность.              Врач, которого всё-таки подсунула мать, оказался неплохим. Не стал разговаривать о ценности уходовых процедур и поисках вариантах пластической хирургии. Залез глубже — туда, куда Анжела не стала бы его пускать, если бы хотела продолжать жить в привычном мире.              Если бы привычные методы работали.              — Мне страшно, — с трудом признаётся Анжела, думая, что это не сработает. Ни с отцом, ни с матерью, не сработало — оба пригрозили найти нового врача, и теперь она платила ему из своих карманных денег, благо, в сумме её по-прежнему не ограничивали. — Я до сих пор не всегда уверена, что с тобой реальность, а что — нет.              Эл ниже опускает голову.              Крутит резинку на запястье, так, что вот-вот начнут проступать следы на коже.              Она извинялась тысячи раз.              Чаще, чем Анжеле хотелось бы. В какой-то момент её пришлось остановить — и это, как обычно, звучало грубее, чем нужно. Два дня молчания в телефонной трубке — голос Джойс радовал, но не утолял необходимости слышать другой голос. Уилл скорее обвинял, Хоппер злился и не сыпал угрозами, потому что его наверняка за руку держала Джойс, — казались формой пытки.              Анжела ненавидит пытки.              Анжела берёт Эл за руку и садится ближе. Прижимается бедром к бедру. Эл поднимает голову, не уверенная, что значит. В глазах — слёзы и вселенская печаль.              — Это — реальность? — спрашивает Анжела, осторожно сжимая пальцы.              Неуверенный кивок.              Она встречала их в аэропорту, приехав на час раньше приземления самолета и доведя до припадка кого-то из персонала бесконечными вопросами. Она хотела обнять всех и каждого, но в первую очередь — Эл, конечно. Но не смогла сдвинуться с места. Задержала дыхание, когда увидела. Подумала, что всё придумала — телефонные разговоры, письма, поездку в Хоукинс.              Пришла в себя, когда Джойс сжала ледяные руки, а Хоппер смерил подозрительным взглядом.              — Я уж подумал, что ты впала в транс. Не слишком-то здесь гостеприимно.       — Тебя не встречает Векна. Радуйся.       — Знакомые интонации. Я не скучал, Анжела.              Оба врали, конечно же.              Уилл и Джойс разбавляли гнетущую тишину в машине. Хоппер не лез с советами с пассажирского сидения — отучился за время поездки из Хоукинса. Несколько дней бесконечного пути, одна ночь в мотеле. Странное путешествие. Не сказать, чтобы весёлое. Анжела сдержала слёзы, когда он садился в самолёт, а потом рыдала в синей камаро так, будто кто-то умер.              Будто последнее доказательство, что ей не приснился Хоукинс, улетело вместе с ним.              Хотя у неё оставалась синяя Камаро.              Хотя у неё остались напоминания страшнее.              Теперь она чувствует, что у Эл влажные тёплые ладони. Сбившееся дыхание. Новый лёгкий парфюм. И новый шрам, на шее, чуть пониже уха. Доказательство того, что Эл — уже не Джейн, но пока обходится без сил.              Анжеле хочется коснуться шрама губами.              Мимо спальни громко топает Хоппер и заглядывает в приоткрытую дверь. Прищуривается, недовольный тем, что они сидят так близко.              — Джойс приготовила чай и бутерброды. Спускайтесь вниз.              Анжела открывает рот, чтобы возразить, но понимает, что Хопперу плевать. Он пялится на переплетённые пальцы и сводит брови. Морщины на лбу ему не идут, но Анжела смотрит с вызовом и сжимает руку Эл чуть сильнее.              — Сейчас, — с тяжёлым вздохом говорит Хоппер. — Немедленно.              Эл следует его приказу и встаёт, тянет Анжелу за собой.              Как обычно, послушная дочь. Анжела невольно думает, что Эл могла бы сопротивляться. Не поддаваться контролю. Не выбирать жизнь обычного человека, не вживлять в своё тело штуку, которая лишает её части себя.              В письмах Эл рассказывала, что это — временно, что нужен перерыв, что ощущение собственной абсолютной власти пугало даже тогда, что она не была готова к новым способностям.              Анжела не представляла, через что нужно пройти, чтобы позволить вживить в себя… слабость? Она не чувствовала благодарности, не понимала, как какая-то продолговатая таблетка может блокировать силу, вытащившую её из Хоукинса так быстро.              Шрам на шее Эл не кажется уродливым.              Хоппер громко сопит, уходя прочь, а Эл вдруг останавливается и поворачивается к Анжеле, тянет к себе ближе, чтобы робко сказать:              — Это — реальность, — и легко касается своими губами губ Анжелы.              Время перестаёт иметь значение. Анжеле недостаточно невинного касания, она держит Эл крепче, помня, что Эл — не нежная, не разобьётся, что в Эл достаточно брака и демонов, чтобы ответить со всей страстностью на настоящий поцелуй — со столкновением языками и нехваткой кислорода, от которой темнеет в глазах, а внизу живота скапливается огонь.              — Хоппер вас убьёт, — предупреждает Уилл, стыдливо глядя в сторону. — Но там вафли и много крема. Если хотите жить.              Анжела хочет жить.              Анжела только начинает жить.              Пусть в этой жизни к ней в кошмары приходит Векна, чтобы бесконечно повторять, что Эл — самая способная его ученица.              Пусть ей порой снится собственный приезд в Хоукинс глазами Эл, и Эл, взбешённая до чёрных точек в глазах, отшвыривает Векну от Анжелы с криком «Пошёл прочь, она — моя!»              Вопреки угрозам Уилла она прижимает Эл к двери, скользит языком в рот, чувствует руки Эл, уже не так робко сжимающие её ягодицы.              Векна сдох. Эл победила. Ничто другое не имеет значения.              Когда Джейк видит их с Эл переплетённые руки на роллердроме, куда они едут вечером, он не удивляется. Наклоняется к ошарашенной Стейси и кричит так, что слышно всем вокруг:              — Она и раньше выглядела помешанной!              (в этом больше восхищения, чем раньше)              fin