sealed with a kiss

      По всем законам логики это должно быть неловко.       Встречаться с Юнги должно быть очень странно и неловко.       Не потому что у Сокджина нет опыта по части романтических отношений. Чего-чего, а практического опыта в свиданиях и в их проведении у него более чем достаточно, его послужной список и репутация наглядно подтверждают этот простой факт, сколько бы Юнги ни дразнил его и ни намекал на его мнимую неопытность. То, что он впервые по-настоящему и глубоко любит своего партнера и это порой превращает его в растерянный и мало что соображающий сгусток нервов, который понятия не имеет, как ему быть, то, что порой он без всякой веской на то причины теряет способность связно мыслить в присутствии объекта своих чувств, вовсе не означает, что Джин не понимает, как именно работают отношения. Если бы существовал письменный экзамен по теории свиданий и романтике, Сокджин точно написал бы его, если и не на высший, то на очень даже высокий бал. Практику он, определенно, завалил бы, потому что в плане качества его опыт нельзя назвать очень уж удовлетворительным, но это уже сущие мелочи.       Нет, проблемы, с которыми Сокджину приходится столкнуться, вступив в романтические отношения с Мин Юнги, оказываются для него совершенно новыми и непривычными как раз потому, что вроде как противоречат всему тому опыту, которым он успел обзавестись. И это одна из множества вещей, что сбивают его с толку.       Сокджин изначально ожидал определенных проблем, он вообще привык к проблемам в отношениях. Во всех отношениях, даже самых замечательных и крепких, они есть, а учитывая, что они с Юнги, расширяя границы своей дружбы, вступают на незнакомую для них территорию, очевидно, что им точно придется столкнуться с некоторыми дискомфортными и спорными моментами. Так что Сокджин ментально готовил себя к сложностям, неловкости, растерянности и другим возможным неприятным аспектам их нового статуса.       Да, и весь его прошлый любовный опыт подсказывал, что ему стоит быть начеку, ведь прежде в отношениях у него всегда рано или поздно возникали те или иные проблемы и ему приходилось идти на многочисленные компромиссы, приходилось подстраиваться и отступать, лишь для того, чтобы не усугублять конфликт. Сокджин вроде как привык старательно просчитывать каждое свое движение и фразу в отношениях, привык играть того, кем ему нужно было быть, того, кого в нем хотели видеть, просто чтобы удержать очередного ненужного ему человека в своей жизни. Для Сокджина подобная модель поведения была естественна, так что, хоть разумом он и осознавал изначально, что с Юнги все будет совершенно иначе, он все равно по привычке подсознательно готовился к чему-то подобному.       Прежде у Сокджина было четкое, пусть и очень неправильное, как он осознает сейчас, представление о том, чего от него ожидает его партнер, и это знание позволяло ему подстроиться под чужие ожидания и желания и свести конфликты к минимуму. На практике все выходило совершенно иначе, и его тактика скорее приводила к противоположному результату, однако у Джина был хоть и сомнительный, но все же ориентир, определенная модель поведения, готовая стратегия, которой он придерживался во всех своих отношениях. И которая становится совершенно недееспособной, если применять ее к их с Юнги отношениям. И это вроде как немного (а может и много) сводит Сокджина с ума.       Потому что Мин Юнги оказывается слишком честным и прямолинейным не только в дружбе, но и вообще в любых своих отношениях, и не то чтобы Сокджин прежде этого не знал, но, возможно, раньше это не играло для него такой большой роли. Теперь же откровенность Юнги не дает Сокджину ни единой возможности сглаживать острые углы, сглаживать себя и делать все то, что он привык делать, встречаясь с кем-либо. И это сбивает с толку, потому что Сокджин не знает, как иначе решать проблемы в романтических отношениях, не знает, как вести себя в них, не подстраиваясь под своего партнера. Так что Сокджину вроде как приходится срочно изобретать новую модель поведения, которая подошла бы конкретно для их с Юнги отношений.       Что одновременно и тревожно и… на удивление увлекательно. Потому что все это время он знал Юнги только с одной стороны, а теперь ему приходится иметь дело с теми сторонами Юнги, которые никто и никогда не показывает своим друзьям и знакомым. Прежде он знал Юнги как друга, знал его как соседа, и Юнги-бойфренд не то чтобы очень уж сильно отличается от этих людей, Сокджин все равно отчетливо видит в нем того родного и теплого человека, в которого в конце концов влюбился, ведь из-за того, что их чувства перетекли в неплатоническую плоскость ни он сам, ни Юнги не стали в одночасье другими, однако Джин не может не признать, что этот аспект личности парня оказывается для него незнакомым.       Кроме одного, не особо подробного рассказа из уст полупьяного Хосока, согласно которому Юнги может разбить ему нос, если он когда-либо поведет себя как настоящий мудак, Сокджин не имеет представления, каким Юнги может быть в отношениях. И осознание того, как мало они в действительности знают друг друга в этих новых амплуа, вроде как должно тревожить Сокджина. Все же это в целом огромное и очень важное изменение в их жизнях и было бы очень странно не беспокоиться. И Сокджин, определенно, беспокоится. Он беспокоится о многих вещах, но по-настоящему начинает переживать, лишь когда осознает, что, возможно, впервые в своей жизни не переживает настолько сильно, насколько ему стоило бы переживать.       На самом деле… он больше взволнован перспективой узнать Юнги с этой новой стороны, чем обеспокоен отсутствием у себя заготовленного плана действий, что не очень-то похоже на того вечно сомневающегося и беспокоящегося Ким Сокджина, коим он всегда являлся.       Он не знает получится ли у них, не знает, было ли это правильным решением, и выдержат их отношения что-то подобное. Сокджин не знает, у него нет никаких гарантий, потому что жизнь, как он более чем наглядно убедился на самом себе, слишком непредсказуема, чтобы ожидать от нее каких-либо гарантий. В один день ты более чем убежденный натурал, на следующий твой мозг взрывается после пьяного поцелуя с лучшим другом, а на третий ты уже мечтаешь провести с этим человеком всю свою жизнь. Так бывает, и Сокджин понимает, что ничто не гарантирует, что через какое-то время они с Юнги не придут к выводу, что совершили ошибку, ничто не гарантирует, что они не разлюбят друг друга или что этого не сделает один из них. Сокджин знает это, и в обычных обстоятельствах одно это знание уже должно было бы вводить его в неконтролируемую панику, но… по какой-то странно причине он не чувствует ничего подобного.       По какой-то странной причине, вопреки ожиданиям самого Сокджина, основной проблемой для него в новоприобретенных отношениях становится тот факт, что никаких проблем то и нет. То есть никаких нерешаемых проблем.       В конце концов, его сомнения в самом себе, страхи, переживания и неуверенность каким-то образом отодвигаются на задний план всякий раз, как Сокджин замечает, каким мягким и нежным становится взгляд Юнги, стоит ему только в очередной раз до слез рассмеяться над собственной шуткой, выкинуть какую-то глупость или состроить возмущенную и драматично-расстроенную моську. В конце концов, многое, очень многое из того, что могло бы его тревожить и угнетать, разъедая изнутри, становится неважным и вылетает из его головы, когда он оказывается рядом с Юнги. И Юнги даже не делает ничего для этого, не прикладывает каких-либо усилий, чтобы заставить сердце Сокджина переполняться тяжелыми, но от этого не менее сладостными ощущениям и чувствами, не пытается намеренно вытолкнуть из Джина все негативные мысли, но каким-то необъяснимым образом у него все равно получается это сделать. У него получается заставить Сокджина забыть о том, каким он вроде как должен быть, забыть, что он вроде как должен стараться, забыть, что отношения всегда прежде воспринимались им как работа с четким перечнем обязанностей, правил и даже дресс-кодом. Юнги ничего особенного не делает и ничего особенного не ждет от Сокджина, и этим немного ломает своему новоиспеченному парню мозг.       И, кажется, впервые Сокджин позволяет себе просто… отпустить ситуацию. Позволяет себе полностью раствориться в своих чувствах, упиваться и дышать этими новыми и непривычными для себя ощущениями нескованности и свободы от чужих ожиданий. Сокджин обнаруживает в этом нечто окрыляющее, нечто освобождающее, нечто… живительное и будоражащее.       И, что самое удивительное, никаких диссонансов и противоречий между тем Юнги, которого он знает, и тем, чьи губы теперь целует каждый день, в его голове не возникает. Хотя они должны быть. Точно должны. Они с Юнги так близко дружили, несколько лет существовали в одном ограниченном пространстве и так сильно привыкли воспринимать друг друга в одном конкретном ключе, что сейчас это должно быть как минимум неловко – взаимодействовать иначе. Это должно быть странно - настолько тесные дружеские отношения переводить в романтическое русло, но… это происходит настолько естественно и органично, что Сокджин просто-напросто не успевает почувствовать себя странно.       На первый взгляд вроде бы мало что меняется. Все их прежние привычные разговорчики, маленькие ритуалы и совместные активности остаются на месте, из-за чего иногда создается обманчивое впечатление, будто никаких изменений и не произошло, но в то же время… все приобретает совершенно иную окраску, что придает определенный подтекст их общению. Каждый жест, каждый взгляд, каждое прикосновение, каждая фраза воспринимаются и ощущаются теперь иначе, потому что в них явно вкладываются совершенно иные намерения и смыслы, и это настолько ошеломляет, настолько завораживает, настолько захватывает, что у Сокджина просто не хватает ни времени, ни сил переживать о том, должно ли им с Юнги быть неловко и почему это не так.       В конце концов, потратив на анализ своих ощущений времени больше, чем то было необходимо, Сокджин просто решает махнуть рукой на свои переживания, вызванные тем фактом, что он не переживает так сильно, как, по его мнению, должен, и просто наслаждаться этими новыми и слишком умиротворяющими ощущениями. Потому что со стороны Сокджина было бы настоящим преступлением не наслаждаться ими. Джин даже не смог бы подобрать слов, что описывали бы его состояние и то многообразие теплых и лучистых эмоций, что он испытывает теперь постоянно, глядя на Юнги или просто думая о нем. Сокджин почти уверен, что нужных слов, полностью передающих то, что он чувствует, вообще не существует ни в одном словаре этого мира (Намджун наверняка нашел бы такие слова в каком-нибудь полузабытом языке, но Сокджин не собирается отправлять его на поиски, ему нравится думать, что его эмоции и его любовь уникальны и необъяснимы и никто в этом мире до него не переживал ничего подобного, даже если это и не так). И Сокджин предполагает, что то согревающее изнутри ощущение, та нежность, разливающаяся по его венам и складывающая его губы в до боли мягкую улыбку, все то многообразие чувств, что обрушивается на него всякий раз стоит только Юнги сделать что-то милое или трогательное – это то, что многие люди на его месте назвали бы счастьем. И если это в самом деле оно, тогда да, Сокджин действительно никогда прежде не чувствовал ничего подобного, и да, он хочет чувствовать это так часто и так долго, насколько это только возможно.       Может, так и должно быть, когда ты находишься в отношениях с тем, кого любишь? Сокджин не знает, как это должно ощущаться, он никогда прежде не был в таких отношениях, поэтому решает не беспокоиться из-за того, что ему нравится узнавать этого нового и одновременно такого знакомого Мин Юнги, что ему нравится в процессе узнавать много нового и о самом себе. Это настолько интересно и увлекательно, что Сокджин просто не может позволить себе тратить время на посторонние размышления и переживания. Как и всегда, Юнги слишком отвлекающий и, находясь с ним в отношениях, Сокджин обнаруживает, что просто не может сосредоточиться на чем-то помимо своего парня.       И странно было бы, будь он в состоянии сделать это. Потому что очевидно, что все его прошлые романтические отношения не могли подготовить его к тому, каково это быть в отношениях с Мин Юнги. Так же как и последние два года совместного проживания под одной крышей с этим человеком, нисколько его к этому не подготовили.       Джин думал, что у него есть хоть какая-то фора, что из-за того, что они уже близки, уже знают друг друга более чем хорошо, из-за того, что он уже несколько месяцев как влюблен в этого человека, он не потеряет голову безвозвратно, получив возможность называть Юнги своим парнем. Но Сокджину явно давно пора бы уже уяснить, что, когда дело касается Юнги, все ожидания и весь его опыт вообще перестают иметь какое-либо значение, что Юнги одним своим существованием расшатывает все устоявшиеся представления и убеждения в его голове. Он должен был осознавать, что это просто-напросто глупо – думать, будто он готов к шторму по имени Мин Юнги. Просто потому что его любовь к Юнги вовсе не ощущалась как шквальные порывы яростного ветра, а напоминала, скорее, освежающий морской бриз, Сокджину не следовало самонадеянно предполагать, что он сможет устоять на ногах, когда все эти чувства, получив ответ, обрушится на него в полную силу. Возможно, не будь он так наивен, он не был бы так удивлен и смущен собственным потрясением, когда его все же сбивает с ног.       Первое время Джин действительно чувствует себя так, будто вновь стал ничего не понимающим, запутавшимся в самом себе подростком, от которого, честно говоря, он не так уж и далеко ушел за годы студенчества, в чем, конечно же, ни за что не признается. Он дезориентирован этими искрящимися ощущениями, этим концентрированным счастьем, из-за которого постоянно чувствует легкое головокружение и желание немного недоверчиво посмеиваться без всякой на то причины, потому что… это вообще нормально? Чувствовать что-то подобное нормально?       И первое время в Сокджине так много неразбавленных и слишком ошеломляющих эмоций, что он буквально не знает, что с ними делать, ему почти физически больно существовать, дышать и мыслить, пока они в нем. И просто из соображений собственной безопасности и ради сохранения своих рассудка и здоровья Сокджин выплескивает порционно эти чувства на того, кто изначально повинен в их возникновении. Он выплескивает их на Юнги и, возможно… это не самое разумное решение с его стороны. Потому что, как очень быстро понимает Сокджин, Юнги совсем не из тех, кто привык оставаться в долгу.       На самом деле… Сокджин никогда ранее не был в отношениях с человеком, который знал бы его достаточно хорошо и по-настоящему умел бы заботиться о нем. С человеком, который во время совместного просмотра фильма по одному лишь выражению его лица мог бы сказать, что ему не интересно, и молча переключить на что-то другое, отмахиваясь от вялых попыток Джина заверить себя, что это совершенно не обязательно делать и фильм не настолько уж и скучный. С человеком, который сам невозмутимо, даже не меняясь в лице, обхватит и сожмет его ладонь, заметив, как нерешительно Сокджин поглядывает на его руку, явно догадавшись, что он уже с десяток минут накидывает в голове тысячи причин, что позволили бы ему ненавязчиво подержать своего парня за нее. С человеком, который, не глядя, протянет ему салфетки через весь стол, когда Сокджин в очередной раз очень неловко подавится собственной едой, посмеявшись над собственной шуткой. С человеком, которого не ставят в тупик его спонтанные порывы и не всегда уместные каламбуры, которого не удивляет его чрезмерный драматизм, потому что он давно ко всему этому привык. С человеком, ради которого ему абсолютно ничего не нужно было бы из себя изображать, рядом с которым ему не нужно было бы контролировать ни свое поведение, ни свои реакции, ни свои слова, ни громкость своего голоса. С человеком, который действительно вообще ничего от Джина не ждал бы и не требовал, кроме искренности и честности.       С тем, кто был бы готов ко всему этому. Готов действительно быть с кем-то вроде Сокджина.       Потому что никто из тех девушек, с которыми Джин встречался ранее, не был по-настоящему к этому готов, никто из них не имел ни малейшего представления, кто такой Ким Сокджин, что он за человек и что собой представляет. Кому-то это и не было очень уж интересно, а кому-то Сокджин сам не предоставил ни малейшего шанса узнать себя и заранее ознакомиться с масштабами бедствия, которое он являет собой. И в какой-то мере Сокджин чувствует себя за это виноватым. За то, что давал кому-то надежду и бездумно начинал отношения, при этом даже не планируя, в самом деле, раскрываться перед этим человеком, за то, что не давал возможности узнать себя, прячась за удобными, но безликими, не имеющими с ним реальным ничего общего, масками.       Но, в отличие от всех его бывших, Юнги точно осознает, с чем ему придется иметь дело, потому что именно он был тем человеком, который видел Джина в самые нелицеприятные моменты его последних двух лет. Он знает о катастрофической неуверенности Сокджина в себе и о большей части его слабостей. И, пожалуй, он единственный знает, как по-настоящему успокоить Сокджина, какие сказать слова и что сделать, чтобы он, в самом деле, почувствовал себя лучше. Не сделал вид, что ему полегчало после разговора, чтобы собеседник с чувством выполненного долга оставил свои попытки приободрить его, а действительно успокоился и ощутил облегчение.       Сокджин никогда прежде не встречался с человеком, которому доверял бы целиком и полностью. Сокджин никогда прежде не был в отношениях, в которых ему хотелось бы и он мог бы положиться на своего партнера. Так что, если так подумать… Похоже, это действительно его первые настоящие отношения. И Сокджин очень и очень не хочет в них напортачить.       А он может, потому что… ну, его относительно внушительная романтическая история как бы ненавязчиво намекает на подобный исход, к тому же конкретно эти отношения… не похожи ни на что из того, что он мог бы себе вообразить. Они не похожи на описание идеальной любви из книг или на прилизаные романтические футажи счастливых будней новоявленной парочки, что показывают во всех ромкомах, они – не то, чего Сокджин ожидал, хотя он даже и не знал, что ожидал чего-то конкретного. Встречаться с Мин Юнги… просто иначе, и Сокджин понимал, изначально понимал, даже тогда, когда и не был уверен, что вообще признается в своих чувствах, что так оно и будет, но совершенно не предполагал, насколько.       Нет, их отношения не становятся совершенно иными. Юнги все также не упускает случая поддразнить его и очень убедительно делает вид, будто не выносит умопомрачительные шутки Сокджина (что просто не может быть правдой, по мнению его хена). Они все также препираются по поводу и без, а Джин ворчит каждый раз, как находит на разных горизонтальных поверхностях в их квартире позабытые Юнги немытые кружки и стаканы. Они все также используют одни и те же аргументы в своих спорах и могут говорить на одни и те же темы, повторяясь, но при этом не испытывая скуки, как, по заверениям их тонсэнов, делают только престарелые супружеские пары. Их распорядок дня остается прежним и, в целом, все, что касается установившейся между ними рутины, не претерпевает изменений. Зачем менять что-то, что и без того отлично работает?       И пусть Сокджину казалось изначально, что абсолютно все изменится, если они начнут встречаться, но… что он вообще знает о любви и том, как она работает и как именно меняет жизни людей? Если любовь к Юнги чему и научила его, то в первую очередь тому, что, оказывается, Сокджин ничего о любви не знает и ему пора прекратить уже пытаться делать какие-либо предположения на ее счет.       Они все также завтракают вместе, и Сокджин все также встает на двадцать минут раньше своего будильника, чтобы провести немного больше времени с Юнги перед его занятиями. Эти очень короткие недозавтраки они все также проводят за неспешными и полусонными разговорами за чашками кофе (потому что оба слишком сонные, чтобы готовить что-либо более существенное), или же разделяя на двоих комфортное молчание. Сокджин любит эти короткие двадцать минут, особенно теперь, когда его организм привык вставать в это время и больше не грозится разломаться на части в течение дня из-за острого недосыпа. Он любит негромко болтать какую-то бессмысленную и неважную ерунду, произносимую, лишь чтобы немного заполнить сонную тишину и не позволить Юнги заснуть вновь прямо за столом. Он любит слушать низкий и хриплый спросонья голос Юнги, наблюдать за его умилительными и забавными, но не особо успешными попытками хоть немного взбодриться.       Все это он делал и прежде, однако теперь он может, не скрываясь, рассматривать Юнги, может улыбаться ему той нежной улыбкой, что сама собой растягивает его губы, и даже может получить в ответ довольную усмешку и лукаво поблескивающие огоньки в темных глазах, что возникают всякий раз, как его ловят за этим занятием с поличным. Это незначительное изменение, но оно, однозначно, меняет многое и превращает эти утренние минуты в любимое время дня Сокджина.       Сокджин все также в обед поджидает Юнги, только теперь делает это не перед дверями его аудиторий, а сразу в их любимой кафешке, потому что Юнги действительно не радует то внимание, которое привлекает к нему его парень, устраивая подобные засады. Сокджин пробовал на это возмущаться и убеждать Юнги, что это обязательный элемент ухаживаний – встречать свою вторую половинку после занятий, но судя по пустому взгляду, каким Юнги прожег его пару раз в ответ, подобный аргумент совершенно его не впечатлил. Сокджин подулся для приличия полчаса, но мысленно согласился с тем, что это может быть довольно неловко и неудобно. Встречаться сразу в кафе оказалось практичнее для них обоих, Джин не тратил больше время на пробежки из одного конца кампуса в другой, а к Юнги перестали настойчиво подходить неизвестные ему люди, желающие выведать, почему сам Ким Сокджин стал постоянным гостем на факультете, к которому не имеет вообще никакого отношения.       - Может, просто скажем, что встречаемся? – беспечно предлагает Сокджин в один день, выслушав усталое ворчание Юнги, которому в очередной раз пришлось отмахиваться от полных любопытства расспросов его одногруппников, теперь уже желающих знать, почему Сокджин перестал околачиваться у их аудиторий.       Джин с удовольствием облизывает десертную ложку с клубничным чизкейком, кусок которого заказал к своему фруктовому чаю и выжидает несколько мгновений, чтобы дать Юнги проникнуться его предложением. Десять минут назад Юнги с нескрываемым осуждением поморщился, увидев его заказ, но Сокджин не придал этому значения, потому что, во-первых, это сладко и вкусно и Юнги ничего не понимает во вкусной еде, если осуждает его выбор, и, во-вторых, очевидно, что Юнги просто в очередной раз дразнил его, пытаясь заставить потратить кучу времени на яростную защиту своих гастрономических предпочтений, задетых этим взглядом. Сокджин взрослый и самодостаточный человек, он не может позволить себе повестись на такую простую провокацию.       Юнги поднимает голову, отрываясь от своего простого, но от этого все равно несправедливого аппетитного на вид брауни, чтобы Сокджин мог во всей красе рассмотреть его скептично приподнятые брови и недоверчивое выражение в глазах, явно намекающее на то, что парень не может поверить, что Джин сейчас предлагает это всерьез. Сокджин невозмутимо пожимает плечами, напуская на себя беспечный и небрежный вид, несмотря на то, что ничего подобного вовсе не чувствует. Не то чтобы он действительно был серьезен, но не может же Сокджин взять и признаться, что просто ляпнул первое, что пришло ему в голову и на самом деле он все еще не готов раскрывать общественности свою личную жизнь. И он не уверен, что в ближайшее время это изменится. Или вообще когда-либо.       Дело в том, что его отношения всегда в той или иной степени оказывались в центре чужого внимания, а слухи о его новом, незанятом статусе распространялись по его университету быстрее лесных пожаров. Порой Сокджин сам удивлял тому, настолько легко и споро эта информация обнародовалась без его непосредственного согласия и ведома и скольких людей она, по каким-то странным причинам, волновала, а иногда и вовсе задевала. И раньше ему не было до этого особого дела. Если это не причиняло вреда ни ему самому, ни его очередной девушке, ни его близким, Джину было все равно, что там про него и его личную жизнь говорят. Временами бывало неприятно, конечно, и создавалось ощущение, что кто-то постоянно лезет в корзину с его чистой, только выстиранной одеждой грязными руками и намеренно мнет и прощупывает ее, оставляя жирные и грязные следы от пальцев на ткани, после которых ее можно только разве что выкидывать на тряпки. Иногда это причиняло дискомфорт – приходить в ресторан с девушкой и понимать, что люди за соседним столиком в это самое мгновение начинают шептаться и обсуждать его свидание и его самого. Часто это было неприятно – выслушивать очередные претензии от своих спутниц на этот счет и понимать, насколько это глупо и несправедливо – то, что из-за своей внешности и популярности он лишается приватности, на которую имеет прав не меньше, чем любой другой человек.       Раньше его все это раздражало, но он вроде как мирился с этим фактом, как с чем-то неизбежным и неподвластным ему. Однако теперь, когда Джин находится в отношениях с Юнги, он приходит к пониманию, что ему вовсе не хочется заставлять своего любимого человека терпеть что-то подобное, особенно учитывая, как сильно Юнги не нравится чужое внимание. Теперь, когда все между ними кажется одновременно таким надежным, монументальным и в то же время до невозможности хрупким, его выворачивает от одной только мысли, что кто-то посторонний злыми и до нелепого преувеличенными слухами опошлит их отношения, вывернув и исковеркав их до невозможности.       К тому же Сокджин обнаруживает в себе новую, очень жадную и эгоистичную сторону, которая просто-напросто ни с кем не хочет делить Юнги и не желает никому давать ни единой возможности увидеть, каким Юнги может быть, когда ведет себя как бойфренд. Или каким он позволяет увидеть себя Сокджину. Джин не желает делиться с посторонними своим счастьем и своими наблюдениями, это слишком интимно и слишком личное, так что его слова действительно были сказаны им бездумно, и Джин ни на секунду в действительности не задумывался о том, чтобы воплотить их в жизнь.       Настоящие чувства слишком хороши, чтобы показывать их общественности, которой Сокджин ничего, по его мнению, не должен.       - А что? Это избавит нас от многих хлопот, - вопреки собственным ощущениям, продолжает Сокджин, пожимая плечами. Он настаивает просто потому что не хочет признавать так быстро, что согласен с Юнги. Юнги точно загордится, если он признает это сразу же. – Ни у кого больше не возникнет вопросов, почему я торчу у твоих аудиторий каждый день и почему провожу с тобой так много времени. Да и ко мне перестанут приставать с предложениями познакомиться.       Сокджин произносит это небрежно, не особо задумываясь, и только через несколько секунд замирает и недоуменно хмурится, ощутив изменения в атмосфере между ними. Это едва заметное изменение, едва ощутимое, но Джин провел последние два года своей жизни в попытках расшифровать Мин Юнги, поэтому невольно напрягается и растерянно моргает, когда замечает, как чуть щурятся потемневшие глаза парня и медленно в задумчивости склоняется к плечу его голова. Лицо Юнги становится слишком спокойным, почти непроницаемым, что уже более чем красноречиво говорит о том, что что-то очень сильно не так, и у Сокджина уходит несколько мгновений на то, чтобы понять, что именно.       - О, и много тебе поступает таких предложений, хен? – ровным тоном спрашивает Юнги, и Сокджин едва ли не давится воздухом, отчетливо улавливая нехороший блеск в чужих глазах.       И это делает, что-то невероятное с его сердцем, это наполняет его грудь теплом и заставляет довольный румянец растечься по щекам и шее. Это очень противоречивые эмоции, с одной стороны ему хочется поскорее заверить Юнги, что это происходит не так уж и часто, просто потому что он не хочет заставлять своего парня волноваться и чувствовать себя неуверенно, а с другой… в каком-то смысле это оказывается очень даже приятно – видеть Юнги таким властным и подавляющим, слышать эти странные металлические нотки в его голосе, которым Сокджину на подсознательном уровне хочется подчиниться. Есть что-то противоестественно одуряющее в сознании, что Юнги волнует что-то подобное, и Сокджин ничего не может поделать с тем простым фактом, что ему нравится этот немного собственнический тон, потому что… такой Юнги для него очень и очень в новинку.       - Йаа, а ты, оказывается, такой собственник, Юнги-я, - протягивает Сокджин с невольной улыбкой на лице, которую ему не удается подавить или как-то скрыть. Юнги щурится сильнее и с явным раздражением фыркает себе под нос, отводя тускло горящие глаза в сторону и отказываясь теперь смотреть на Джина.       Он дуется, определенно, дуется из-за того, что Сокджин заметил и правильно интерпретировал ревнивые нотки в его голосе и теперь не может скрыть своего довольства этим фактом. И Сокджин, честно, изобразил бы неведение так натурально, как только смог бы, но выражение лица Юнги и его поведение слишком очаровательны, так что он просто ничего не может поделать с тем пузырящимся теплом, что наполняет его грудь в это самое мгновение.       - Мой парень говорит, что ему постоянно предлагают встречаться. Как, по-твоему, я должен реагировать, хен? – Юнги чуть морщится, явно недовольный собственной реакцией и честностью. Он все также упрямо отказывается смотреть Сокджину в глаза, что заставляет Джина с широкой улыбкой на губах наклонить голову в попытках поймать его взгляд.       Джин как-то отрывисто хихикает, испытывая щекочущее и шипучее счастье, разливающееся по его венам, и не будь они сейчас на публике, он точно прижал бы Юнги к себе и затискал из-за переизбытка эмоций, игнорируя смущенное и недовольное ворчание младшего, который, не переставая глухо бурчать, наверняка, принялся бы вопреки собственным возражениям поудобнее устраиваться в его объятиях. Сокджин обожает, когда он так делает. Он обожает на самом деле многое из того, что начал делать Юнги, став его парнем.       - Йа, Юнги-чи, - зовет он слишком веселым и радостным голосом, что, судя по хмурому взгляду, которым его все же награждает Юнги, не особо приходится парню по вкусу. – Я ведь действительно могу это сделать. Сказать всем, что влюблен в тебя и что мне никто другой не нужен. Я совсем не против заявить, что мы встречаемся.       И, только произнеся это вслух, он понимает, что это действительно правда. Еще минуту назад Сокджин не был готов обнародовать свои отношения и не хотел этого делать, но стоило ему только увидеть реакцию Юнги, как он мгновенно меняет мнение на этот счет. Он не стесняется своей любви и не то, чтобы очень переживает из-за реакции окружающих и общественного осуждения, с которым наверняка столкнется, и Сокджин хочет, чтобы Юнги это понимал. Чтобы он не думал, будто для Сокджина их отношения - какой-то грязный секретик или эксперимент. Юнги так не думает, Сокджин знает это, и все равно… Некоторые вещи все же стоит четко обозначить и проговорить вслух, он выучил этот урок, благодаря последним месяцам.       Юнги несколько мгновений просто смотрит на него этим своим задумчивым и пристальным взглядом, который всегда у него появляется, когда он пытается найти для себя объяснение действиям Сокджина или понять, насколько он искренен и правдив в тот или иной момент. Сокджин мягко улыбается ему и спокойно протягивает руку через стол, чтобы сжать ладонь парня, наплевав на то, что этот жест могут увидеть другие люди. Юнги чуть вздрагивает под его прикосновением, но не отодвигается, не отшатывается и не отвергает Сокджина, потому что никогда этого не делает. Что бы Сокджин ни делал, Юнги никогда в действительности не отталкивал его, и Джин не может не думать, что таким своим отношением Юнги сильно разбаловал его, что порой Юнги вообще позволяет ему слишком многое и это может быть губительно для них обоих. Потому что в один момент Сокджин может привыкнуть к этому.       Однако его прикосновение, кажется, работает, потому что уже через несколько секунд Юнги начинает медленно расслабляться, напряжение покидает его плечи, черты лица смягчаются, переставая быть такими безликими и бесстрастными, взгляд заметно теплеет, а с губ срывается долгий и протяжный выдох. Сокджин видит, как парень постепенно обмякает, как мягкая усмешка пересекает его лицо, и сам невольно улыбается еще шире. Потому что он понимает, что именно это обозначает. Для Юнги этого более чем достаточно. Одного того, что Сокджин был серьезен, произнося эти слова, достаточно для него, чтобы смягчиться и расслабиться. Для того, чтобы почувствовать себя лучше ему достаточно просто удостовериться, что Джин был искренен, и это так странно, так непривычно просто и легко, что Сокджин не может не теряться в такие вот моменты.       - Если ты это сделаешь, хен, люди устроят крестовый поход по мою душу. Меня линчуют за то, что развратил и сбил с гетеросексуального пути национальное достояние Южной Кореи, - проговаривает Юнги тем своим спокойным тоном, в который необходимо очень хорошо вслушиваться, чтобы уловить лукавые нотки, спрятанные между звуками. Но у Сокджина большой опыт по этой части, так что сейчас он почти что автоматически различает их, и поэтому жаркий румянец вновь заливает его щеки, а улыбка становится еще шире, что уже просто-напросто больно.       Как у Юнги это получается? Каждый раз делать с его сердцем совершенно невероятные и непотребные вещи с помощью всего нескольких фраз? Сокджин вновь подумывает о том, чтобы подать на этого человека в суд, все-таки подобные фразочки можно смело причислять к покушению на его жизнь и душу.       - Йа, каждый должен нести ответственность за содеянное, Юнги-чи. Ты же не думал, что это будет просто – встречаться с национальным достоянием? Это твоя плата за мою любовь, – протягивает Сокджин, поглаживая костяшки Юнги, сам не отдавая себе отчета в том, что делает. Он немного отвлечен чужими глазами и огнями в них, чтобы обращать внимания на собственные действия.       - Дорого же стоит твоя любовь, хен, - качает головой Юнги, а затем медленно выдыхает, явно всерьез обдумывая шутливый вопрос своего хена, на который Сокджин и не ожидал получить ответа. – На самом деле… Я и не думал, что это будет просто, хен. Наоборот, я был уверен, что это будет тяжело. Тебя так часто бросали, что я ожидал, что все будет гораздо сложнее, но ты меня приятно удивил, хен, - кивая собственным словам, подытоживает он и смотрит на Сокджина с этими своими озорными искрами в глазах, явно ожидая его реакции. И Джин знает, отлично знает, что его дразнят, знает, что Юнги сейчас посмеивается про себя, но все равно возмущенно фыркает и закатывает глаза.       - Йа, Мин Юнги! Как это мелочно – использовать мой неудачный романтический опыт против меня.       - Я довольно мелочный человек, хен, - невозмутимо поводит плечом Юнги, возвращаясь к своему десерту, подцепляя его вилкой, которую держит в свободной руке. Он все еще позволяет Сокджину держать свою левую ладонь, словно нет ничего естественнее и нормальнее подобного взаимодействия для них, и это заставляет сердце Джина сделать несколько кульбитов, прежде чем ему удается его хоть немного успокоить. – Кстати, ты все еще должен мне тысячу йен, которую занимал две недели назад. Не думай, что я прощу тебе долг, только потому что мы теперь встречаемся.       Сокджин буквально давится воздухом, пораженный этим абсурдным заявлением и тратит следующие десять минут на бурную и эмоциональную тираду, в красках описывающую, каким должен быть образцовый тонсэн и бойфренд и почему не следует быть таким зависимым от материальных ценностей. Замечание Юнги о том, что он сам постоянно попрекает своих младших тем, что тратит на них много денег, Сокджин благоразумно пропускает мимо ушей, потому что может и хочет и вообще он не обязан в своей обвинительной речи обращать внимание на факты, конфликтующие с точкой зрения, которую он пытается доказать в данный момент. До конца обеда они держатся за руки и даже если кто-то из них и замечает это, они оба оставляют это без комментариев.       Так что да, внешне их отношения меняются не так уж и сильно. Сокджин все также приносит со своей работы для Юнги кофе, который собственноручно готовит перед закрытием, и они все также ужинают вместе и даже иногда готовят вдвоем, если их расписания совпадают и они возвращаются домой примерно в одно время. В такие вечера Сокджин много шутит, забывая об усталости, тяжким грузом наваливающейся на его плечи после долгого дня, громко говорит, активно жестикулирует и эмоционально спорит с Юнги о том, как нужно жарить мясо и почему Юнги делает это неправильно. Юнги обычно молча слушает его, невозмутимо кивает и все равно делает все по-своему, что заставляет Джина дуться, а затем быстро забыть все свои возмущения и обиды, потому что в итоге мясо всегда получается слишком вкусным, чтобы жаловаться на него, и даже самодовольная усмешка Юнги не убавляет пыл Сокджина, одобрительно потрясывающего большим пальцем в качестве похвалы его навыкам на протяжение всего ужина.       Они все также каждую пятницу смотрят вместе какой-нибудь фильм или сериал, и Сокджин понимает, что они ведут себя совсем не так, как обычно ведут себя парочки в самом начале отношений. Они даже толком не выбираются куда-то и предпочитают проводить время в своей квартире за каким-нибудь спокойным и неспешным занятием. Иногда они просто весь вечер просиживают на диване в тишине. Юнги может в это время писать музыку, а Сокджин читать книгу или заниматься своей домашней работой или очередной курсовой, о написании которой, как всегда, вспоминает всего за пару недель до крайнего срока. Иногда они говорят без остановки до поздней ночи, попутно выпивая весь чай и кофе, что находят в своей квартире, а затем оба страдают от недосыпа и головной боли на следующий день, что без сомнений неприятно, но Сокджин и не думает жаловаться.       Иногда в дни, когда они оба устают сильнее обычного, Сокджин, придя домой, просто без сил плюхается на диван и выразительно похлопывает себя по бедрам, и Юнги, без слов понимая его, с кряхтением растягивается рядом и укладывает тяжелую голову Джину на колени. Сокджин автоматически принимается перебирать его отросшие за последнее время волосы, небольшими круговыми движениями поглаживая кожу чужой головы, и этот незатейливый процесс действует успокаивающе и усыпляющее на них обоих. Юнги в такие моменты как никогда сильно напоминает кота и едва ли не мурчит, а Сокджин, не особо успешно борясь с полудремой, в которую почти мгновенно погружается из-за всего того умиротворения и комфорта, что растекаются в его груди, лениво размышляет о том, что еще пару недель назад не мог даже представить себе их обоих в подобной ситуации.       Он и предположить не мог, что в принципе способен чувствовать себя настолько комфортно рядом с кем-то. Ему и раньше было спокойно с Юнги, но теперь это ощущение выходит на новый, совершенно неведомый Сокджину уровень. И это так странно. Юнги ведь даже не делает ничего особенного, ничего такого, что делали прежде люди, пытаясь впечатлить или соблазнить Сокджина, он просто… остается самим собой и делает все то, что делал раньше с той только поправкой, что его прикосновения становятся нежнее и их частота в разы повышается и теперь он может использовать их в качестве довольно эффективного средства успокоения Джина. Он ничего такого не делает, но Сокджин все равно чувствует себя так спокойно, как никогда не чувствовал ни в одних отношениях.       Это все еще кажется таким нереальным и странным, что порой Сокджину тяжело выбросить из головы мысль, что одно неосторожное движение развеет эту иллюзию, что рано или поздно он очнется от этого сна, ведь только во сне может быть настолько спокойно. Порой Сокджин ненавидит себя за то, что не в силах до конца отказаться от сомнений или просто взять и выбросить в окно весь свой предыдущий опыт, настойчиво шепчущий ему, что все не должно быть настолько успокаивающим и комфортным в отношениях, что все не должно быть так просто. Порой он ненавидит себя за то, что Юнги постоянно приходится доказывать ему обратное.       Сокджин не знает, делает ли Юнги это намеренно, замечает ли он состояние своего парня, читает ли он его мысли, но всякий раз, когда подобные сомнения слишком настойчиво одолевают Джина, он чувствует уверенное и утешающее прикосновение к своей руке или вздрагивает, ощутив, как знакомые широкие ладони скользят по его талии или плечу. И это, конечно же, работает и мгновенно переключает его внимание и переводит вектор его рассуждений в совершенное иное русло, заставляя думать, что даже если этот противный и злорадный шепот в его голове и окажется в конце концов прав (во что Сокджин не может и не хочет верить), это то, о чем стоит беспокоиться будущему Сокджину. Нынешний же Сокджин желает просто наслаждаться своими новыми отношениями, в которым ему впервые не нужно стараться стать кем-то, кем он никогда не являлся и в действительности не хотел быть. Нынешний Сокджин считает почти что святотатством тратить время на все эти переживания, когда он может потратить его на попытки изобрести новые способы смутить Юнги и вызвать на его щеках нежно-розовый румянец, который Джин успел настолько полюбить, что мог бы написать целую научную работу о том, как именно изменяется лицо Юнги, окрашиваясь в разные оттенки розового.       Нынешний Сокджин, наконец, готов по-настоящему смириться с тем, что может быть жаден, может быть зависим, эгоистичен, требователен, может быть нуждающимся и прилипчивым, когда дело касается Юнги. Что, когда дело касается Юнги, он может быть таким, каким никогда и ни с кем не был, каким никогда не желал быть, но все равно в глубине души всегда был именно таким, просто не хотел этого признавать. Не потому что это плохо просто… это слишком честно, слишком близко к тому человеку, слишком близко к тому Ким Сокджину, которого он никому не пожелал бы показывать, которого, как он думал, никому не стоило бы видеть. Но Юнги каким-то удивительным образом, кажется, даже без всяких усилий со своей стороны, удается вытащить на свет этого человека, что сразу же властно берет контроль над телом, мыслями и действиями Сокджина. И, возможно, впервые за очень и очень долгое время, Джин не против такого самоуправства.       Ведь Юнги не пугает и не отвращает этот человек, а значит… все в порядке.       Значит, и сам Джин сможет смириться с этой стороной своей личности. Опасно честной и откровенной, слишком смелой, порывистой, той стороной, что заставляет его выдыхать комплименты Юнги, даже не подумав, той стороной, что заставляет его сжимать по утрам сонного Юнги в объятиях до тех пор, пока тот не начинает слабо и недовольно бурчать и жаловаться, что ему нечем дышать. Той стороной, из-за которой он не может отвести от Юнги взгляда, когда парень начинает увлеченно рассказывать о чем-то, что искренне интересует и вдохновляет его. Той стороной, что в порыве неконтролируемой нежности заставляет Сокджина в особенно ранние часы, когда он только-только открывает глаза и вспоминает, почему находится не в своей комнате, а в комнате Юнги (он все еще не может привыкнуть просыпаться не у себя), едва касаясь кончиками пальцев проводить по маленькому носику Юнги и довольно хихикать всякий раз, когда парень сонно морщится или, не просыпаясь, зарывается в одеяло в попытках избежать этих дразнящих прикосновений. Той стороной, которой плевать, что Сокджин может или не может показывать, делать или говорить. Той стороной, которая просто любит все в Юнги и хочет кричать об этом, если и не на каждом углу, то хотя бы на каждом перекрестке, хочет выражать это каждым жестом, каждым словом и звуком.       Сокджин постепенно все больше и больше убеждается, что это оказывается не так уж и плохо. Быть самим собой и открыто выражать свои мысли и чувства.       Это все еще дается Сокджину с некоторым трудом и чаще всего получается как-то неосознанно и стихийно, в виде порывов и инстинктивных действий, которые осознаются им только после того, как он уже их совершил. Но он замечает, что постепенно привыкает не сдерживать себя, потому что Юнги всегда реагирует на эти его спонтанные и случайные выкрутасы так спокойно и невозмутимо, что это невольно успокаивает Джина и заставляет поверить, что это нормально. Нормально говорить любимому человеку, какой он милый, когда у тебя в голове мелькает такая мысль, нормально неожиданно обхватывать ладонями его щеки и звонко чмокать в губы, лишь потому что этот человек рассмешил его и заставил шипучее счастье и восторг прокатиться по его венам. Что вообще все, что Сокджин делает, чувствует, все, чего он желает – нормально.       Юнги заставляет его в это поверить, и каким-то невероятным образом из-за этого Сокджин, кажется, влюбляется в этого человека еще сильнее и безнадежнее, хотя был уверен, что и без того достиг предела, самого пика, какой только может быть у этого чувства. Он действительно был в этом уверен, однако, теперь, начав встречаться с Юнги, Сокджин понимает, что и в этом плане (как и во многих других вещах, связанных с любовью и чувствами) был очень и очень наивен и ему предстоит еще многому научиться и многое узнать, прежде чем стать тем бойфрендом, которого, по его мнению, Юнги заслуживает.

***

      Сокджин нервничает.       Он знает, что у него нет очень уж весомых причин делать это, но сегодня, в этот конкретный вечер, логика не помогает ему справиться с эмоциями. Его сердце все равно оглушительно громко и ненормально быстро бьется где-то в ушах, а нервные, обезумевшие от волнения и переживаний бабочки порхают в животе, вызывая неприятные ощущения, похожие на тошноту и головокружение. Сокджин понимает, действительно понимает, что все будет в порядке, небо не расколется у него над головой в конце этого вечера, а земля не разверзнется под ногами. Максимум того, что с ним может произойти – ему будет очень и очень неловко. Скорее всего, он будет настолько сильно смущен, что остаток вечера, пока Юнги не утащит его из-за стола и не усадит на заднее сидение такси, которое должно будет отвезти их домой, он проведет, пряча горящее лицо в собственных ладонях и стараясь хоть как-то абстрагироваться от всего того безумия, что точно обрушится на него сегодня.       Это не смертельно, довольно болезненно и мучительно для его гордости и душевного спокойствия, которое, определенно, будет подвергаться настойчивым и полным любопытства нападениям ближайшие недели, но он знает, что сможет это пережить. Ему в любом случае придется это пережить, и оттягивать дольше было бы просто нелепо. Сокджин знает все это, но все равно… он не был бы самим собой, если бы его эмоциональная часть не была в нем гораздо сильнее и властнее рациональной.       Чтобы хоть как-то скрыть собственное нервное напряжение, Сокджин делает то, что делает всегда, когда чувствует себя не в своей тарелке – он отвлекает и себя и окружающих своим громким голосом, он преувеличивает свои обычные драматичные ужимки, быстро и активно жестикулирует и откровенно выставляет себя напоказ, рассыпаясь в шутках и каламбурах, просто для того, чтобы заглушить раздражающе истеричные мысли в своей голове и хоть немного отвлечься от них. Он начинает делать все это еще за несколько часов до того, как они с Юнги выходят из дома, и он сам удивлен, что волнение захлестывает его только ближе к обеду, а не сразу же после пробуждения.       Самого же пика эмоционального напряжения он достигает, когда вечером открывает собственный шкаф и осматривает его содержимое очень критичным взором. И, когда спустя минуту он начинает с чувством и искренним возмущением жаловаться Юнги на собственный скудный гардероб, решивший именно в такой важный для своего хозяина вечер предать его и запрятать всю более-менее презентабельную одежду в своих бездонные недра, даже сам Сокджин в глубине души понимает, что немного перегибает с драматизмом. Все не настолько уж и серьезно, чтобы устраивать подобные сцены, но он слишком нервничает, чтобы быть в состоянии остановиться.       - Йааа, Юнги-я, клянусь своей ненаписанной курсовой, я повесил эту рубашку в шкаф. Она должна быть здесь, - хмуро перебирая вешалки с одеждой, кричит Сокджин себе за плечо, чтобы Юнги мог услышать его в соседней комнате.       Сам Джин был уверен, что его парень должен разделять все его невзгоды, а следовательно, сидеть сейчас рядом с ним и помогать искать идеальный наряд для во всех отношениях судьбоносного вечера, однако сам Юнги явно его убеждения не разделял, судя по тому красноречиво пустому и равнодушному взгляду, каким он наградил Сокджина, когда тот озвучил ему свои мысли, и тому что он так и не встал с оккупированного им дивана, как бы упорно Джин ни пытался его поднять. Это дало запыхавшемуся после череды бесплодных попыток Сокджину повод потратить еще десять минут их с Юнги жизней на очередную тираду, которая также ничуть не трогает младшего и нисколечко не пробуждает дремлющие в нем совесть и уважение к старшим. Юнги даже не поднимает головы от своего ноутбука, когда Сокджин возмущенно всплескивает руками и уходит, демонстративно громко топая, в свою комнату в одиночку копаться в шкафу.       Сокджин искренне не понимает, почему даже после такого вопиющего проявления крайнего пренебрежения со стороны своего парня все еще не находит в себе ни искорки реального негодования и недовольства. Он слишком слаб перед Мин Юнги, о чем тот, похоже, слишком хорошо знает и чем теперь активно пользуется, игнорируя просьбы о помощи своего парня. Вот поэтому Джин и не хотел признаваться первым. Теперь у Юнги всегда будет преимущество в их отношениях, так как он отлично осознает, что ему многое может сойти с рук, просто потому что Сокджин слишком сильно в него влюблен.       - Хен, ты, может, не в курсе, но у тебя вообще-то много рубашек, и ты можешь надеть любую из них вместо той, что не можешь найти. Уверен, мир не взорвется, если ты сделаешь это, - слышит он доносящийся из гостиной очень незаинтересованный и монотонный голос Юнги с откровенно саркастичными нотками, которые заставляют Сокджин недовольно цыкнуть себе под нос и закатить глаза.       - Йа, Мин Юнги! Твой парень тут старается принарядиться, чтобы выглядеть сегодня идеально, ты мог бы и поддержать его, - кричит Джин, хотя в этом и нет никакой необходимости, дверь его спальни открыта, ему достаточно сделать буквально два-три шага, чтобы перейти из одной комнаты в другую, так что Юнги услышал бы его, даже если бы он говорил шепотом. Но Сокджин все равно повышает голос, просто потому что может и потому что сегодня ему хочется быть особенно драматичным и громким.       - Хен, мы оба знаем, что тебе не нужно стараться, чтобы выглядеть идеально, не заставляй меня произносить такие банальности вслух, - раздается невозмутимый ответ, который заставляет и самого Сокджина и его слишком слабое на подобные незатейливые комплименты сердце на мгновение замереть. Джин чувствует, как его губы самовольно растягиваются в довольной и польщенной улыбке, а ноги уже сами направляются в сторону гостиной, потому что он не может подавить в себе потребности взглянуть на Юнги.       Всего пара шагов и он оказывается в их крошечной гостиной, где, забравшись с ногами на диван, сидит Юнги и что-то сосредоточенно печатает на своем ноутбуке, делая вид, будто вовсе не замечает появления Сокджина. Джин знает, что это неправда, он успел заметить, как поспешно парень отвернулся и уставился в экран компьютера, стоило только ему подойти к порогу.       - Йаааа, ты не задобришь меня правдой, Юнги-я. Ты все равно должен помочь мне выбрать наряд на сегодняшний вечер. Это твоя обязанность, как моего парня, - протягивает Сокджин, приваливаясь плечом к косяку и скрещивая руки на груди. В его голосе слишком много откровенного тепла, что, определенно, не способствует достижению того эффекта, на который он рассчитывал, и, конечно же, не впечатляет Юнги.       Младший одаривает его красноречиво пустым взглядом поверх крышки ноутбука, что вызывает еще одну невольную улыбку на лице Сокджина и заставляет на секунду забыть, о чем они вообще только что говорили. Джин уже почти что привык к тому, что может выпадать из реальности, когда Юнги делает что-то обыденное, но кажущееся отчего-то его сердцу необычайно милым, поэтому даже не обращает внимания на собственную мимолетную слабость.       - Я знал, что пожалею о том, что согласился встречаться с тобой, хен, - обреченно вздыхает Юнги, продолжая печатать и полностью игнорируя полный драматичного негодования вздох Сокджина и короткую, но очень артистичную пантомиму, которую он выдает. Что немного обидно, на самом деле, потому что Сокджин вообще-то старался.       - Как жестоко. Юнги-я, ты разбиваешь сердце своему хену, - прижимая руку к груди, качает головой Джин, но быстро откидывает полный трагизма и страдания тон, не дождавшись от Юнги никакой реакции помимо невпечатленного хмыканья.       Сокджин намеренно громко и тяжко вздыхает и, отлично зная, что Юнги не настолько увлечен своим занятием, насколько пытается показать, отталкивается от косяка и, преодолев в два широких шага расстояние до дивана, плюхается рядом с парнем. Из-за его маневров Юнги чуть подпрыгивает со своим ноутбуком на месте и, судорожно вцепившись в свой драгоценный компьютер, прожигает Джина крайне недовольным взором, который Сокджин предпочитает игнорировать. Юнги знал, на что подписывался, когда соглашался на отношения с ним, он прожил с Сокджином два года, он не мог не понимать, что новый статус подразумевает еще более близкое знакомство со всеми закидонами его хена. По крайней мере, Сокджин надеется, что Юнги был к этому хоть немного готов, потому что если нет… что ж Джин может ему разве что посочувствовать.       – Такими темпами я начну верить в тех крадущих вещи домовых, про которых рассказывал Тэхен-и, - проговаривает Джин, возвращаясь к изначальной причине своего возмущения. Он откидывается на спинку дивана и запрокидывает голову, чтобы побуравить недовольным взглядом ни в чем не повинный потолок. Он реагирует на страдания Сокджина так же, как и Юнги, так что, видимо, Джин может спокойно вести диалог и с ним.       - Разве он говорил не про кого-то вроде противных пикси или фей? – с наигранной неохотой отзывается Юнги, закрывая крышку ноутбука и отставляя его в сторону, что на языке Мин Юнги уже более чем красноречиво говорит о его заинтересованности.       Сокджин с трудом подавляет довольную улыбку и то щекочущее тепло, что закипает под его кожей всякий раз, когда ему в последние дни удается целиком и полностью завладеть вниманием Юнги, и небрежно взмахивает рукой в воздухе.       - Тэхен говорит много странных вещей, я же не могу запоминать каждую из них, - фыркает он, но тут же поспешно выпрямляется, серьезно хмурится и смотрит на Юнги. – Это все не важно, Юнги. Сейчас мы должны сосредоточиться на том, что мне совершенно нечего надеть.       - Мы? – с нескрываемым скепсисом изгибает бровь Юнги, однако уголки его губ чуть дергаются, а в глазах мелькают озорные огоньки, на которые Сокджин не может не засмотреться. – Хен, кажется, мы уже убедились, что я совсем не против, если на тебе нет одежды. Так что я не понимаю, в чем, собственно, проблема.       - Йа! Это между прочим очень серьезно, Юнги-я! – вскрикивает Сокджин, хлопая уже не скрывающего улыбки парня пару раз по плечу, и стараясь игнорировать собственные наливающиеся жаром щеки. Может, если он не будет обращать на них внимания, они сами собой вернутся к нормальному оттенку, а его сердце перестанет так взволнованно и взбудоражено танцевать в груди? Последние месяцы более чем наглядно дали ему понять, что игнорирование проблемы не приводит к ее внезапному решению, но Сокджин не был бы самим собой, если бы так просто взял и признал то, что и без того очевидно.       - Я серьезен, хен. Отсутствие на тебе одежды мною очень даже приветствуется, - спокойно и уверенно кивает Юнги, потирая атакованное плечо и глядя Сокджину в глаза, что, как он отлично знает, только еще сильнее смущает его хена. Джин недовольно цыкает, потому что чувствует, как горячий румянец спускается по его шее, и поспешно отводит взгляд в сторону.       За последние пару дней он узнал много новых вещей о Юнги, которые и не думал узнать, но одной из самых примечательных и неожиданных из них оказывается тот факт, что Юнги может быть очень даже игривым и кокетливым в отношениях, и Джин не всегда знает, как на это реагировать. Сокджин также не знал прежде, что ему самому может очень даже нравиться подобная манера, но… он уже вроде как устал удивляться всем происходящим в его жизни изменениям, поэтому просто в какой-то момент прекращает это делать.       - Йа, я знаю, что ты в восторге от моего тела, Юнги-я, оно шикарно и все такое, но мы сейчас говорим об одежде. Об одежде, – с нажимом проговаривает Джин, морщась из-за того, что пристальный и красноречивый взгляд Юнги, который он кожей чувствует на себе, заставляет удушливый румянец с его шеи стечь на грудь. Он сейчас, наверняка, сидит весь красный и не то чтобы Юнги прежде не видел его таким, но это все еще неловко – показывать Юнги, как именно он влияет на Сокджина и что ему достаточно всего нескольких слов, чтобы смутить его. – Я не думаю, что заявляться на отчетный концерт Чимина голым – очень уж хорошая идея.       Юнги хмурится и, напуская на себя задумчивый вид, принимается медленно кивать, будто бы, в самом деле, всерьез обдумывает эти слова.       - Да, возможно, это немного отвлечет внимание зрителей от сцены.       - Вот именно. Люди попадают в обморок от восхищения, если я заявлюсь в таком виде, а я не хочу лишать Чимина его звездного часа, - важно кивает Сокджин. – К тому же я обещал Чимин-и, что не стану позорить его, поэтому я должен выглядеть идеально. Ну, знаешь, чтобы не быть ГОЛОсловным.       Джин выдерживает выразительную и очень многозначительную паузу, чтобы дать Юнги время смерить себя невпечатленным взглядом, которым тот всегда одаривает его после особенно удачных каламбуров. В этот раз Юнги также не изменяет себе и своей реакцией вызывает у Джина несколько очень довольных смешков. Сокджину до сих пор сложно объяснить, почему ему доставляет такое удовольствие то, как именно Юнги реагирует в такие моменты, но для него реакция Юнги уже давно стала неотъемлемой частью его шуток, и это факт, который Джину сложно было бы опровергнуть.       - Уверен, Чимин имел в виду не твой внешний вид, хен, а поведение, - ровным тоном отвечает на это Юнги, на что Джин небрежно отмахивается.       - Вряд ли. Он знает, что я не стал бы ставить его в неловкое положение. Тэхен и Хосок станут, но не я.       - С ними бесполезно говорить, они все равно пронесут огромные транспаранты с лицом Чимина и будут орать сочиненные ими фанчарты, но если к ним присоединишься еще и ты, хен, начнется настоящий хаос, - поводит плечом Юнги и тоже откидывается на спинку дивана.       Взгляд, который он направляет на Сокджина, становится пристальным и изучающим, что мгновенно напрягает старшего и заставляет невольно выпрямиться. Потому что это может означать только одно – сейчас Юнги начнет задавать по-настоящему серьезные вопросы, на которые ему придется ответить честно, а это все еще доставляет Сокджину некоторый дискомфорт и пробуждает инстинктивное желание защититься и отгородиться, просыпающееся в нем, когда разговор сворачивает в слишком личное русло. Казалось бы, их отношения с Юнги всегда отличались от всех других его отношений именно тем, что они могли говорить на подобные темы и этот процесс не сводил Джина с ума своей неловкостью, однако это не значит, что от этого он становится более приятным. Быть откровенным и уязвимым с Юнги просто было… сносно, но все еще не так уж и легко.       - Йа, так ты все-таки читал сообщения в нашем секретном от Чимина чате, - нервно усмехается Сокджин, отводя глаза в сторону, потому что взгляд Юнги имеет магическое свойство вытягивать из него правду помимо его воли. – Мог бы и поучаствовать в беседе, если все равно…       - Хен, все будет хорошо, - перебивает его спешный лепет Юнги, и что-то есть такое в его тоне, что побуждает Сокджина замолчать и напряженно поджать губы. Что-то очень мягкое и утешающее, что-то ломающее Джина изнутри своей нежностью и заставляющее без боя сдаться и опустить все свои щиты. Юнги всегда каким-то непостижимым образом удается сделать это. Заставить Сокджина замолчать и расслабиться с помощью всего пары слов. - Тебе не стоит так сильно волноваться из-за чего-то подобного.       Он произносит это совсем негромко, почти что шепотом, однако Сокджин все равно более чем отчетливо слышит каждое слово и глухо выдыхает через нос все то напряжение, что сковывало его изнутри на протяжении последних часов. Это приносит некоторое облегчение, но ненадолго. Джин знает, что стоит только Юнги отойти и пропасть из поля его зрения, как все переживания вернуться к нему. Знает, но все равно ощущает благодарность в это мгновение, потому что Юнги, как и всегда, говорит ему то, что Сокджину необходимо было услышать.       - Мы собираемся официально объявить нашим друзьям о наших отношениях, Юнги-я, это важное событие, как я могу не волноваться? – тихо бормочет себе под нос Джин, все еще отказываясь смотреть на Юнги.       Он знает, что его сердце растает, если он сделает это, и он просто свернется калачиком на коленях своего парня, чего он не может себе позволить, потому что… Ну, это действительно не настолько серьезная ситуация, чтобы так сильно драматизировать, даже его насквозь драматичная натура понимает это, и ему вроде как неловко из-за того, что Юнги приходится сейчас утешать и успокаивать его. В конце концов, он ведь старше, разве все не должно быть наоборот?       Так что Сокджин просто медленно выдыхает, и в этом выдохе ему самому отчетливо слышится нервозность и беспокойство, и когда он слышит их, его плечи сами собой опускаются в каком-то обреченном и пораженном жесте. Дело ведь вовсе не в том, что он не хочет посвящать друзей в подробности своей личной жизни, рано или поздно ему пришлось бы это сделать, потому что он изначально не намерен был скрывать их с Юнги отношения от своих близких. Да, и как бы он смог утаить что-то настолько фундаментально важное, учитывая, что эти кутята постоянно вертятся около них с Юнги, едва ли не каждый день питаются за счет Сокджина и время от времени оккупируют под свои посиделки их квартиру? Сокджин отлично понимал, что такого огромного кота было бы даже бессмысленно пытаться спрятать в мешок.       Просто… после того, как они расскажут своим тонсэнам, все то, что происходит между ними сейчас, станет действительно официальным, у них точно не будет после этого пути назад. Не то чтобы до этого у них он был, но теперь все станет… реальным. Это больше не будет чем-то, принадлежащим только им с Юнги, больше не будет их сокровенным секретом, чем-то тайным, а оттого особенно драгоценным и будоражащим. Это означает, что им придется посвятить кого-то еще в существование их сокровенного мирка, и само понимание необходимости сделать это немного, самую малость, но расстраивает Сокджина по совершенно нерациональным и эгоистичным причинам.       Последние две недели пролетели на удивление быстро, Сокджин вроде как утонул в новизне эмоций и ощущений, пока они с Юнги пытались сориентироваться в новом формате их отношений и привыкнуть к непривычным для себя взаимодействиям. И, несмотря на то, что давалось это не то чтобы очень уж тяжело, это все равно было местами странно и ошеломляюще. И теперь, когда Джин привык просыпаться каждое утро не в своей постели, когда в точности запомнил каковы на вкус губы Юнги, выучил сколько родинок у него на спине, ему не очень хочется нарушать установившийся между ними баланс. Сокджину не стыдно и не страшно, просто… он, видимо, действительно очень жаден, раз хочет подольше наслаждаться их с Юнги любовью, раз хочет запереть это чувство за семью замками и никому не показывать его, даже тем, кому доверяет и о ком сам заботится. И Сокджин вроде как чувствует себя немного виноватым из-за этого, но… это чувства, а они не всегда подчиняются голосу разума.       - Они будут рады за нас, хен. Иногда они шумные и бестолковые, но они наши друзья, они будут счастливы за нас, - медленно и мягко произносит Юнги, и Сокджин отлично знает, что именно он делает в это мгновение. Знает, что Юнги сейчас намеренно понижает голос, чтобы сделать его более доверительным и интимным, потому что знает, что это поможет Сокджину расслабиться и быстрее поверить его словам. Но даже несмотря на то, что Джин разгадывает эту хитрость, менее эффективной она не становится.       Особенно когда Юнги бережно, утешающе сжимает его ладонь, а затем неторопливо, привычным уже движением переворачивает ее и сплетает их пальцы вместе. Он делает так всякий раз, когда они держатся за руки, но сердце Сокджина все равно совершает несколько восторженных оборотов вокруг своей оси, как и в самый первый раз, когда Юнги проделал этот трюк. Его реакция не поддается контролю или привычке, это действие всегда застает Джина врасплох, даже тогда, когда он ожидает его, когда сам хочет, чтобы Юнги именно таким образом обхватил его ладонь. Знание того, что Юнги сделает дальше, как и всегда, совершенно не помогает и не подготавливает Сокджина к будущему, и это какой-то странный и необъяснимый парадокс, который Джин не может и не хочет разгадывать.       Сокджин не знает, полагается ли Юнги на свою интуицию, двухлетний опыт дружбы и совместного проживания с ним или Джин сам по себе гораздо проще и предсказуемее, чем думает, но, как бы там ни было, Юнги всегда удается найти способ быстро успокоить своего хена, не делая при этом ничего особенного. Как сейчас. Он просто утешающе сжимает ладонь Сокджина, просто говорит с ним этим своим уверенным и мягким голосом, просто смотрит на него так, словно ничего прекраснее в своей жизни не видел, и Джин уже чувствует, как медленно выравнивается его сердцебиение и неторопливо растекается неизвестно откуда взявшееся умиротворение по его венам. Юнги просто сказал ему то, что Сокджин и так знал, но по какой-то странной и необъяснимой причине это работает и действительно помогает. Будь Сокджин более суеверен, он бы точно пришел к выводу, что это какая-то магия.       - Конечно, они будут рады, они и должны быть за нас рады, потому что мы с тобой идеальная пара, Юнги-я, и отлично подходим друг другу, - вскидывает голову Джин, напуская на себя уверенный и почти что надменный вид. Юнги широко улыбается ему той своей довольной, показывающей десны улыбкой, что заставляет сердце Джина сжиматься от умиления всякий раз, как он видит ее, и медленно кивает, соглашаясь.       - А еще потому что мы встречаемся уже две недели, и до сих пор не расстались, а для тебя это уже достижение, хен, - и хоть в это мгновение, когда глаза Юнги озаряются веселыми искрами, он и кажется Сокджину до ужаса очаровательным, это все равно не спасает его от возмущенного и негодующего шлепка по плечу. – На самом деле… - когда Сокджин перестает дуться и причитать, а он сам тихо посмеиваться, протягивает Юнги задумчивым и явно немного смущенным тоном, что сразу же привлекает внимание Джина и заставляет его чуть нахмуриться в некотором удивлении, - я тоже нервничаю, хен. Просто… они будут такими громкими и точно завалят нас кучей вопросов и вообще… все это так… неловко, - Юнги так выразительно морщит нос и покачивает головой, явно представив себе эту картину, что Сокджин не выдерживает и начинает смеяться.       Не столько даже из-за самого выражения Юнги, сколько из-за того облегчения, что он ощущает благодаря этому простому и незатейливому признанию, подтверждающему, что он не одинок в своих переживаниях. Он продолжает смеяться, но при этом, сам того не осознавая, крепче сжимает руку Юнги, притягивая его ближе к себе, чтобы он мог упереться лбом в плечо своего парня и медленно потереться об него.       - Ваа, Юнги-я, мы с тобой действительно плохи в таких вещах. Может, просто сообщим им по почте? – предлагает Сокджин, когда его смех постепенно переходит в тихие, отрывистые смешки.       - Хен, кто сейчас вообще пользуется почтой?       - Вот именно, Юнги-я, вот именно, - Джин широко улыбается, когда чувствует, как начинает трястись в своем беззвучном смехе тело Юнги, и поднимает голову, потому что ему нравится смотреть на смеющегося Юнги. – И что нам делать, когда придет время рассказать нашим семьям? – спрашивает полушутливо, не ожидая серьезного ответа.       Но тихий смех Юнги затихает, его глаза на мгновение удивленно расширяются, а затем бледно-розовый румянец медленно раскрашивает его щеки, он поджимает губы, пряча довольную улыбку, и Сокджин только в это мгновение, из-за его реакции, понимает, что именно сказал. Он чувствует, как стремительно краснеют его уши, и мысленно проклинает собственный язык и тут часть своего существа, которая совершенно не фильтрует его речь.       Юнги знает его, а потому не мог не понять, что Сокджин не стал бы даже думать о том, чтобы познакомить со своей семьей того, с кем не желает, как минимум, провести всю свою жизнь. Тем более учитывая, что этот человек вовсе не является девушкой, которую ожидают увидеть подле него родители. Сокджину действительно пора избавиться от дурной привычки говорить слишком важные вещи в шутливой и небрежной форме, совершенно забывая, что Юнги как никто способен безошибочно распознавать их и отделять от тех бессмылиц и нелепиц, которыми его хен их окружает.       - О, это будет мучительно, но, думаю, мы справимся, хен. Нам придется справиться, раз мы хотим быть вместе еще долгое, очень долгое время, - спокойно с заразительной уверенностью в голосе произносит Юнги, и Сокджин не может, просто не может не согласится с ним. Потому что в это мгновение он тоже понимает, что именно Юнги имеет в виду.       - Но тебе все равно придется помочь мне найти ту рубашку, Юнги-я. Раз уж мы хотим и дальше быть вместе, мы должны научиться поддерживать друг друга в самые тяжелые времена, - припечатывает Сокджин и громко смеется, когда в ответ Юнги горестно стонет в потолок с совершенно несчастным видом.       И пусть он все также нервничает, пока собирается, Джину становится гораздо легче, хотя бы потому, что Юнги, вопреки собственному недовольному ворчанию, послушно поднимается с дивана и, тяжко вздыхая, все же помогает ему выбрать наряд, попутно слушая его нервное и немного бессвязное щебетание и мудро пропуская большую его часть мимо ушей. Он даже не возражает, когда Сокджин тащит его в ближайший цветочный магазин, что вообще является показателем крайней степени смирения и жертвенности со стороны Юнги.       - Йа, Юнги-чи, мы же хены, но в прошлый раз именно Намджун купил для Чонгука поздравительный букет. Сегодня мы просто не можем проиграть ему. Он не отнимет у нас наш законный титул самых заботливых и лучших хенов в мире, - терпеливо объясняет Сокджин Юнги, который с очень скептичным выражением на лице рассматривает ярко-розовые пионы, стоящие в высокой вазе напротив него.       - С каких пор мы вообще с ним соревнуемся? – своим самым максимально равнодушным тоном интересуется парень, явно стараясь как можно нагляднее продемонстрировать Сокджину, насколько сильно его не вдохновляет подобное времяпровождение.       - С тех самых пор, как Намджун пересек черту и начал эту войну, замахнувшись на место, которое мы занимаем по праву рождения, - патетично отвечает Сокджин, придирчиво осматривая цветы, что так сильно не угодили Юнги. Они красивые, так что Джин не понимает, что именно в них могло Юнги не понравиться, но он подозревает, что основные претензии его парня не очень-то и связаны с этими очаровательными творениями природы.       Несмотря на то, что магазинчик маленький, из-за обилия цветов рябит в глазах, а из-за смешения ароматов нос закладывает уже спустя несколько минут нахождения в помещении, так что когда Юнги забавно морщится и с немым укором смотрит на своего парня, который едва ли не силком затащил его сюда, Сокджин вроде как понимает суть его невысказанного недовольства. Но то, что он это понимает, не означает, что Джин готов с ним согласиться. На кону их гордость в качестве хенов, они не могут так просто оступиться.       – И да, мы обязаны выбрать этот букет вместе, потому что мы теперь пара, Юнги-я, а пары делают такие штуки вместе.       - Хен, какой идиот выдал тебе свод правил для отношений? Скажи мне, у меня есть много вопросов к этому человеку, - бурчит Юнги, просто умилительно хмурясь и глядя на цветы вокруг так, словно они лично его чем-то оскорбили. Сокджин с трудом подавляет желание рассмеяться в кулак. В такие моменты Юнги, сам того не осознавая, выглядит совершенно очаровательно и невероятно забавно.       - Ох, да ладно тебе, Юнги-чи, все это знают. И ты еще меня называешь неопытным в романтических отношениях, - с наигранным удивлением качает головой Джин, проводя кончиками пальцев по тонким лепесткам нежно-белой лилии, что стоит перед ним. – Юнги-я, Юнги-я, - зовет он, не скрывая радостного и веселого воодушевления в голосе. Юнги, явно сразу заподозрив неладное, хмурится еще сильнее и вопросительно склоняет голову к плечу, но послушно сосредотачивает на нем все свое внимание, как делает всегда, когда Сокджин просит его об этом. Несмотря ни на что, он всегда делает это. – Спорим, ты не сможешь отличить, где мое лицо, а где цветок, - Сокджин быстро указывает на бедную лилию, а затем на свое лицо, снова на цветок и снова на лицо, и выжидающе смотрит на младшего. – Йа! Ты должен сказать, что мое лицо так же прекрасно, как цветок, поэтому ты не видишь разницы между нами! – нетерпеливо всплескивает руками Джин, когда даже спустя минуту так и не дожидается от Юнги более существенной реакции, чем многозначительный пустой взгляд и красноречивое молчание.       На это Юнги также ничего не отвечает, он просто молча разворачивается с явным намерением оставить Сокджина одного в магазине, но Джин успевает поймать его за рукав куртки и со смехом остановить. Он знал, что Юнги именно так и отреагирует, но из-за этого менее смешной вся эта сценка почему-то не становится. Это такое простое и обыденное взаимодействие, он действительно с точностью до микровыражения может предсказать реакцию Юнги, и все равно… все равно его слишком впечатлительное и слишком влюбленное сердце в это мгновение трепещет, разнося по венам напитанное радостью и расплавленным счастьем тепло, будто бы происходит что-то невероятное, хотя это и не так.       И это странно – то, что такие привычные для них перепалки пробуждают в нем совершенно новые ощущения, но, возможно… так и должно быть. Возможно, это то, во что любовь превращает дружбу, то, как она ее видоизменяет. Может, это просто то, как сама по себе работает любовь, и так уж вышло, что Сокджин не знал об этом прежде, потому что не испытывал ничего подобного. Сокджин допускает такую возможность, ведь последние месяцы очень даже наглядно доказали ему, что нет в этом мире таких возможностей и вероятностей, которые он со всей уверенностью мог бы отвергнуть и назвать нереальными.       - Ох, это вы! – Сокджин вздрагивает, когда слышит женский голос позади себя, его губы автоматически, по выработанной за годы привычке растягиваются в вежливой улыбке еще до того, как он оборачивается к девушке-флористу, которая радостно улыбается ему в ответ, когда их глаза встречаются. Она выглядит смутно знакомой и Джину требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, что он действительно часто видел ее лицо прежде. – Вы так давно к нам не заходили. Вам как обычно? Букет розовых роз? - совершенно невинно спрашивает она, явно не подозревая, какую бурю вызывает своими словами в душе Сокджина, который только в этот момент осознает, как сильно облажался.       - Как обычно? О, так ты здесь постоянный клиент, хен? – совершенно спокойным на первый взгляд тоном, не выдающим никакого подвоха, проговаривает Юнги.       Но Джин слишком хорошо знает этого парня, знает, что именно означает этот легкий прищур, с которым Юнги смотрит сейчас на него, поэтому не ведется на его обманчиво-расслабленный голос, а наоборот невольно подбирается, нервно облизывает губы и заламывает пальцы, стараясь стряхнуть взволнованные и настороженные мурашками, что табуном сбегают по его позвоночнику. Черт, Юнги точно будет теперь подкалывать его как минимум до конца вечера.       - Нет-нет! – поспешно качает он головой и даже отрицательно машет в воздухе руками, полностью разворачиваясь к Юнги. Он поджимает губы, увидев, как парень скептично поднимает одну бровь после его слов, и с обреченным вздохом сдается. – То есть… что-то вроде того?       - Вы же снова пришли за букетом для своей девушки? Ей так повезло – получать цветы хотя бы раз в неделю, – вновь подает голос девушка, и Сокджин отлично понимает, что она не имеет ни малейшего представления о том, что этим очень усложняет ему сейчас жизнь, делая и без того неловкую ситуацию еще больше неловкой, но это не мешает ему испытывать почти что раздражение по отношению к ней в это мгновение.       Глаза Юнги еще чуть сужаются, а голова медленно склоняется к плечу, что заставляет желание Сокджина провалиться сквозь землю прогрессировать еще больше.       - Нет, мы просто хотим поздравить друга. Цветы для него, - кратко и поспешно тараторит Сокджин, сгорая от нелепости всей этой ситуации, в которую сам умудрился себя загнать. Он быстро оглядывает магазин и почти сразу же бездумно тычет пальцем в один из пышных и ярко упакованных букетов, стоящих у витрины. – Вот. Не могли бы вы достать нам этот букет? Мы очень спешим.       Девушка немного удивленно хлопает глазами, обычно Сокджин брал небольшие и аккуратные букетики из розовых роз (потому что розовый лучший цвет в мире и глупо было бы это отрицать), однако, после секундного раздумья, она согласно кивает и удаляется, чтобы достать букет и обвязать его подарочной лентой. Сокджин медленно выдыхает, стараясь успокоить собственное истерично стучащее сердце. Он, чувствуя досаду на самого себя, закусывает губу и, поморщившись, качает головой. Он не должен был тащить Юнги именно в этот цветочный магазин. В Сеуле столько мест, где можно было бы купить цветы, почему он выбрал именно тот, что расположен ближе всего к их дому и в который он обычно заходил, чтобы купить букет для очередной своей девушки? И да он знает, что Юнги отлично осведомлен о его прошлом и обо всех его многочисленных попытках построить отношения хоть с кем-нибудь, однако это не очень-то вежливо и красиво с его стороны – водить своего нынешнего партнера по местам, напоминающим об этом его опыте..       Явно вдоволь насладившись его метаниями и смущением, Юнги, выждав несколько мгновений, демонстративно откашливается, привлекая к себе внимание.       - Значит, ты покупал здесь цветы каждую неделю, хен? Вау, а ты, оказывается, настоящий Казанова, похоже, слухи не врали, – медленно произносит Юнги, и Сокджин едва сдерживается, чтобы не застонать в голос. Ох, он знает этот размеренный тон с хорошо замаскированными озорными нотками в нем. Ему даже не нужно поворачиваться, чтобы увидеть яркие, лукавые огни в темных кошачьих глазах и легкую ухмылку, что приподнимает уголки чужих губ. Его уши стремительно теплеют и наливаются жаром, и ему едва удается подавить совершенно детское желание натянуть ворот своего пальто на голову, чтобы спрятать их от чужого насмешливого взгляда.       - Йааа, о чем ты говоришь, Юнги-я? Не так уж и часто я сюда приходил. Просто такое лицо, как у меня, невозможно забыть, вот меня и запомнили, - отмахивается Джин, все же поворачиваясь лицом к своему парню, который встречает его хитрым и откровенно недоверчивым прищуром. – И какие еще слухи? Как ты можешь, называть своего хена Казановой? Йа, уж ты-то точно знаешь, что это неправда, Юнги-я! Твои обвинения задевают мои чувства!       - Ох, извини, хен, я просто подумал, что ты привел меня в место, где покупал одни и те же цветы для каждой из своих бывших, что вполне подходит под типаж сердцееда. Мне тааак жаль, что я неправильно понял сложившуюся ситуацию, - вкрадчивым тоном проговаривает младший, небрежно поводя плечами. Сокджин на мгновение зажмуривается, а затем тяжко и обреченно выдыхает, смиряясь с необходимостью признать поражение и покаяться. Это единственное, что он может сделать в подобной ситуации.       - Ладно, прости, Юнги-чи, я даже не подумал об этом, когда притащил тебя сюда. Я просто хотел побыстрее купить букет для Чимина, потому что мы и так опаздываем, и я совсем не подумал, как это будет выглядеть… это было… очень непродуманно с моей стороны, - с искренним сожалением в голосе говорит Сокджин, очень надеясь, что этого будет достаточно, чтобы они могли оставить это происшествие. Обычно Юнги ценит откровенность и испытывает перед ней некоторую слабость, так что это может сработать и заставить его закончить на сегодня с сарказмом. Секунду или две Юнги буравит его испытывающим взглядом, и Джин не выдерживает – он нервно выдыхает и, подняв правую руку в воздух, максимально серьезно произносит: – Торжественно клянусь, Юнги-чи, что никогда в жизни не куплю тебе цветы в этом магазине. Буду ездить на другой конец города, или вообще в другую страну, но в этот точно не зайду. И никаких роз. Честное-пречестное слово.       Юнги медленно моргает, а затем глухой смешок срывается с его губ, постепенно перерастая в тот самый тихий, почти беззвучный смех, который Сокджин так сильно любит. Услышав его и увидев улыбку на лице Юнги, он с облегчением выдыхает, а охватившее его напряжение быстро покидает легкие и тело Джина. Отлично, это сработало и хоть немного, но отвлекло Юнги.       - О, ни к чему идти на такие жертвы, хен, - смеется парень, прикрывая свою широкую улыбку тыльной стороной ладони. – К тому же… - он делает выразительную паузу, в его глазах появляется хитрое и озорное выражение, заставляющее Сокджина поспешно сжать губы в линию в попытке подавить вызванные теплым трепетом мурашки, что пробегают по его предплечьям. Даже спустя недели отношений, Джин так и не научился контролировать свои реакции на Юнги. – Вместо цветов я предпочел бы, чтобы ты продолжил задабривать меня своим кофе. Разве это с самого начала не было частью твоей стратегии, хен? Соблазнить меня с помощью кофе? Как видишь, это сработало, так почему бы не придерживаться этой модели поведения и дальше?       - Ну, кофе был только частью плана, - смущенно потирая покрасневшую шею, неохотно признает Джин. – Но это не значит, что я никогда не собирался дарить тебе цветы, Юнги-я, - выпаливает он и только краем глаза позволяет себе посмотреть на ту реакцию, что вызывают эти слова, потому что смотреть на Юнги прямо он не в силах в этот момент.       Брови Юнги удивленно подлетают вверх, придавая его лицу трогательное в своем искреннем удивлении выражение. Мгновение или два он кажется, в самым деле, сбитым с толку, словно ему никогда в голову не приходила мысль о том, что Сокджин на полном серьезе мог бы захотеть сделать что-то подобное. Юнги быстро моргает несколько раз, затем так же спешно облизывает губы и растерянно потирает мочку уха, словно все еще обдумывая и укладывая в голове эту новую информацию, хотя Сокджин знает, что на самом деле таким образом он просто пытается немного выиграть себе времени и справиться с тем смущением, что охватывает его.       Сокджин не понимает, действительно не понимает, почему что-то подобное так сильно шокирует Юнги, почему до сих пор, даже несмотря на то, что он сам признался в своих чувствах, несмотря на то, что они более чем очевидны и неоспоримы, Юнги все еще так сложно поверить в то, что Сокджин хочет ухаживать за ним, хочет баловать его, хочет делать все то, что делают главные герои в глупых романтических фильмах, хочет… просто любить его и быть с ним. Сокджин не понимает, почему Юнги кажется это таким невероятным, почему ему настолько тяжело в это поверить, что его время от времени, совсем как сейчас, коротит после определенных действий и слов Джина, лишний раз подтверждающих его более чем серьезные и безнадежные чувства. Сокджин не уверен, повинен ли в этом его прошлый печальный опыт, как бы намекающий, что серьезные отношения и чувства – немного не по его части, или же Юнги по какой-то странной причине настолько не уверен в себе, но в чем бы ни была причина, Джин всегда в такие вот моменты чувствует, как переполняется желанием сделать все возможное и невозможное, чтобы развеять сомнения своего парня.       В конце концов… не может же Юнги в самом деле думать, что Сокджин стал бы заходить так далеко, обнажая свое сердце и ставя себя в такое уязвимое положение, будучи не уверенным в своих чувствах?       - Это… слишком неловко. Не надо, хен. Не дари мне ничего такого, - отводя взгляд в сторону, бурчит себе под нос Юнги.       - Йа! Это выражение моей искренней любви, Юнги-я. Ты не можешь просто отмахнуться от подобного жеста. Никто не реагирует на букет от своего парня так, ты должен быть счастлив, Юнги-я! - всплескивает руками Джин, намеренно добавляя в свой голос возмущенные и негодующие нотки для большего драматизма.       Юнги как-то дергано и неопределенно поводит плечом, как делает всегда, когда он оказывается в слишком смущающей ситуации и это раздражает его. Щеки парня наливаются розовым, неоднородным румянцем, и Джину приходится быстро моргнуть несколько раз, чтобы не дать себе засмотреться.       - Но разве ты не дарил цветы всем своим девушкам? – произносит Юнги, очень сосредоточенно рассматривая пышные пионы, рядом с которыми стоит, словно и не морщился пару минут назад, глядя на них.       Сокджин поспешно поджимает губы, но очень медленно выдыхает через нос, пытаясь успокоить ускорившееся после этих слов сердце и в то же время аккуратно подобрать нужные и верные слова. Кажется, это тот момент, который им стоит прояснить, а Сокджин, как он сумел убедиться за последние недели, не то чтобы продвинулся в таких вещах.       - Это всего лишь цветы, Юнги-я, - принимается объяснять Сокджин, отбрасывая всякое притворство и прибегая к тому своему негромкому и уязвимому тону, каким всегда невольно начинает разговаривать с Юнги, когда они заходят в своих разговорах на территорию слишком важного и личного. – Они – лишь способ выразить свои чувства, дать человеку понять, что тебе хочется его обрадовать и немного осчастливить. И, может, раньше я и дарил цветы, просто потому что был уверен, что так принято делать в отношениях, но… честное слово, Юнги-я, в этот раз я действительно хочу это сделать. Даже если это будет очень неловко и странно, я хочу это сделать, потому что… ты достоин всего самого лучшего в этом мире, и я, возможно, и не в состоянии дать тебе это, но я могу хотя бы… попытаться, - он неопределенно и как-то совсем уж нерешительно взмахивает руками, а затем спешно опускает их, сдаваясь в своих тщетных попытках подобрать слова, что описывали бы его чувства и мысли лучше. Он все равно никогда не был хорош в этом, так то просто сдается и продолжает, выпаливая первое, что приходит в голову. - Я могу хотя бы приносить тебе твое любимое кофе, готовить тебе твою любимую еду, смотреть с тобой твои любимые фильмы и дарить тебе цветы на праздники и годовщины. Это немного, но… я могу это делать, я хорош в этом, так что… Пока я буду делать хотя бы это.       Конец своей скомканной и обрывистой речи, которую он частично выдыхает, частично тараторит, Сокджин почти шепчет, отказываясь смотреть Юнги в глаза, потому что это сейчас выше его сил. Сокджин уже привычно игнорирует свои пылающие от смущения уши и заставляет себя выстоять под пристальным и испытывающим взглядом темных глаз Юнги, которым тот, обжигая Джину кожу, буравит его следующие несколько мгновений. В конце концов, это правда, и он хочет дать Юнги возможность убедиться в этом. Даже если ему требуется пару десятков секунд на то, чтобы взять себя в руки и осмелиться краем глаза посмотреть на младшего, чтобы все же проверить его реакцию, он действительно хочет дать Юнги понять, что он по-настоящему искренен.       Он не знает, как долго ему придется еще это делать, сколько подобных смущающих признаний ему еще нужно будет произнести, чтобы Юнги перестал удивляться и выпадать из реальности, услышав очередную его откровенность. Джин не знает, как долго ему придется на деле, своими словами и поступками убеждать Юнги и показывать, что он действительно глубоко и прочно влюблен, не знает, когда именно последние сомнения развеются из подсознания его парня, но… возможно, он не то чтобы против делать это столько, сколько потребуется. Потому что… все его страдания сполна каждый раз окупаются, стоит Джину только увидеть, какой эффект эти его признания производят на Юнги. То, как медленно начинают подрагивать уголки его губ в едва сдерживаемой ухмылке, как ярко и мягко загораются огоньки в глубине его зрачков, когда он более чем убеждается в искренности Сокджина, явно стоит всех тех секунд неловкости и уязвимости, что Джину приходится переживать.        - Хотя бы это? Значит, потом ты планируешь делать даже больше? – спрашивает Юнги совсем тихо. Он как-то странно, полузадушено выдыхает, словно это понимание вызывает у него недоверчивое изумление, затем быстрым движением откидывает челку с глаз, которые освещаются мягкими и немного дрожащими огнями. – Хен, мне… мне не нужно самое лучшее в этом мире. Мне достаточно просто тебя и всего того, что ты делаешь для меня, и мне всегда будет этого достаточно, так что тебе не нужно… выворачиваться наизнанку ради меня. Тебе действительно не нужно.       - Я знаю, - отрывисто кивает Джин, хотя это и неправда, и слова Юнги заставляют его вздрогнуть, а его сердце несколько раз перевернуться в груди от переизбытка противоречивых чувств. Он не верит этим словам, потому что сам считает иначе и ничего не может с этим поделать, но Юнги не обязательно об этом знать. Все-таки есть вещи, в которых они никогда не будут согласны друг с другом, как бы сходны ни были их взгляды во всем остальном. – Я знаю, что тебе это не нужно, Юнги-я. Но именно поэтому мне и хочется подарить тебе весь мир. Потому что ты никогда бы не попросил ни о чем подобном.       Юнги медленно моргает, затем закусывает губу в попытке хоть немного сдержать ту растроганную и несмелую улыбку, что всегда придает ему какой-то растерянный, но бесконечно милый вид. Его щеки раскрашивает в розовый легкий польщенный румянец, так красиво гармонирующий со стоящими рядом пионами, что Сокджин невольно засматривается и не может выкинуть из головы мысль, что, возможно, в будущем ему нужно купить для Юнги именно эти цветы.       - Весь мир это слишком много, хен. Что мне с ним делать? – широкая улыбка все же растягивает губы Юнги, вопреки всем его стараниям не дать ей сделать это, и Сокджин чувствует, как на его лице сама собой расцветает ответная улыбка. Только потому, что ему становится бесконечно тепло и хорошо от мысли, что именно его слова заставляют Юнги улыбаться вот так. - Ну, раз цветы - это всего лишь красивый жест и первый шажочек к покорению мира, стоит ли и мне подарить и тебе парочку букетов, хен? – глаза Юнги загораются ярче, когда он видит, как удивленно подлетают брови Сокджина, откровенно сбитого с толку таким предложением. Потому что… ему никогда не дарили цветов, и он даже не знает, как реагировать на что-то подобное, и, кажется, теперь он понимает реакцию Юнги на аналогичное заявление. Это действительно вызывает и приятные и немного странные чувства. - Тогда это будет нормально, если я, наоборот, только в этом магазине буду покупать цветы для тебя, не так ли? Какие ты там постоянно берешь? Розы? Ох, хен, предпочитаешь старую добрую классику?       Он демонстративно оглядывается по сторонам, словно где-то прямо на витрине может быть написано, что именно всегда брал Сокджин. Джин немного раздраженно, но больше смущенно, морщится, поспешно подскакивает к нему и обхватывает щеки парня ладонями в попытке заставить перестать вертеть головой. Сокджин вроде как бесконечно сильно любит его в это самое мгновение, но в то же время ему так сильно хочется утащить Юнги из этого чертового магазина, чтобы он прекратил уже ставить его своими подколами в неловкое положение.       - Йа, что имеешь против классики, Юнги-я? Розы красивые и нравятся большинству, и вообще… ты же не можешь быть настолько мелочным, - почти что ноет он, вытягивая шею в попытках понять, долго ли еще будут упаковывать их букет. Он клянется себе, что никогда в жизни больше не переступит порог этого цветочного.       - Хен, не стоит меня недооценивать. Я ведь уже говорил, что очень и очень мелочный. Ты действительно хочешь узнать, настолько именно?       Сокджин рассеянно моргает и опускает глаза как раз вовремя, чтобы заметить дерзкую усмешку, что приподнимает уголок губ Юнги. Джин моргает еще раз, только уже медленнее, потому что сконцентрироваться вновь как-то сразу же становится почти невозможно. Он вдруг слишком отчетливо осознает, насколько близко они стоят друг к другу, что автоматически заставляет его мозг, тело и сердце синхронизироваться в общем желании наклониться и сократить разделяющее их расстояние. И при любых других обстоятельствах он не стал бы сопротивляться этому порыву, почти что потребности, но в их стране даже к публичному проявлению чувств между гетеросексуальными парами относятся не очень-то одобрительно, что уж говорить про не совсем традиционные отношения.       - Ладно. Хорошо. Мне все равно никогда раньше не дарили цветы, так что… я не против твоей мелочности, Юнги-я, - выдыхает он, с нескрываемой неохотой и сожалением отстраняясь и отпуская Юнги, который награждает его понимающей и в то же время очень лукавой усмешкой. Сокджину приходится почти до боли сжать руки в кулаки, чтобы не поддаться желанию сделать шаг вперед и все-таки поддаться своему порыву. – Арх, ты можешь быть таким раздражающим, Юнги-чи, почему я вообще… - рычит Сокджин себе под нос, больше раздосадованный тем, что не имеет возможности сцеловать эту самодовольную ухмылку с чужих губ, чем самой причиной ее появления. И, судя по тому, что усмешка Юнги становится только шире, парень отлично это осознает.       - Потому что тебе это нравится во мне, хен, - уверенно заявляет Юнги, и в любой другой ситуации Сокджин обязательно возмутился бы и ни за что не согласился с этим слишком сильным заявлением, но он немного отвлечен лукавым и чуть насмешливым выражением в темных глазах, чтобы отреагировать должным образом. Юнги делает его слабым этой своей обезоруживающей уверенностью, и даже за прошедшие недели Джин так и не сумел выработать иммунитета к ней. Как и ко всему Мин Юнги в целом. - А вот теперь ты похож на цветок, хен, - неожиданно произносит Юнги, заставляя Джина недоуменно нахмуриться из-за резкой смены темы. – Вот на этот, - Юнги весело улыбается и показывает на ярко-алую пышную розу, в гордом одиночестве стоящую в вазе по правую руку от Сокджина.       Джин демонстративно фыркает, но это явно не помогает скрыть того польщенного смущения, что охватывает его и теплом растекается в его груди. Юнги иногда делает это. Ставит его в тупик подобными фразочками, которые почему-то из уст самого Сокджина звучат тускло и банально, но у Юнги всегда наполняются смыслом и очень даже эффективно бьют в неподготовленное сердце его хена. Сокджин прижимает руку к горящей щеке, пока Юнги, явно очень довольный собой, проходит мимо него, чтобы забрать букет Чимина, который им, наконец, приносят.       Порой Сокджину кажется, что он, в самом деле, слишком много позволяет Юнги в этих отношениях, что слишком явно демонстрирует, какую власть этот человек имеет над его сердцем и душой. Порой Сокджину кажется, что этим он ставит себя в очень опасное и зависимое положение, что тревожит и пугает его, ведь он никогда прежде не позволял себе настолько доверяться своему партнеру в отношениях. Порой та истеричная и вечное беспокойная часть его существа, что всегда боялась по-настоящему сближаться с людьми и быть в итоге ими отвернутой, но в то же время безумно желала любви, шепчет ему, что честность погубит его и эти отношения. Просто потому что Сокджин находил прежде десятки способов погубить свои отношения с людьми, а значит, наверняка, найдет кнопку саморазрушения и для их с Юнги отношений. Порой Сокджин не может выкинуть эти надоедливые мысли из головы.       А порой, в такие моменты, как этот, ему становится все равно. Потому что что-то очень уверенное и упрямое в нем не верит, что Юнги когда-нибудь воспользуется этим знанием о его уязвимости с иной целью кроме как беззлобно поддразнить или смутить своего парня. Что-то в Сокджине точно знает, что Юнги никогда не сделает ему больно и не оставит, поэтому это не кажется таким уж страшным и опасным – показывать, как сильно Джин в действительности любит его.       Это все еще непривычно, все еще неловко иногда – быть честным с собой и главное с Юнги, но Сокджин старается, и это явно дает свои плоды, это окупается и делает его с каждым днем чуть счастливее, чем он был вчера. Поэтому Сокджин широко улыбается и мысленно делает пометку в своей голове отложить часть своей будущей зарплаты на хороший букет для его парня.

***

      Они успевают забежать в зал всего за десять минут до начала выступления Чимина, когда половина концерта уже позади, а телефон Сокджина (потому что все их друзья в курсе, что атаковать Юнги в таких случаях бесполезно) готов был разорваться от всех тех многочисленных сообщений, которыми безжалостно и возмущенно бомбардировали его их тонсэны. Их такси попало в жуткую пробку, так что то, что они вообще умудрились успеть, Джин считает едва ли не чудом, за которое он, не стесняясь, вслух благодарит всех богов, пока они с Юнги, извиняясь и виновато раскланиваясь во все стороны, протискиваются мимо остальных зрителей к своим местам.       Благо долго искать их не приходится, Тэхен быстро замечает своих хеном, пихает локтем в бок Хосока и кивает в их сторону, что заставляет Хоби тут же вскочить на ноги, начать размахивать руками и подзывать их через весь зал очень громким и настойчивым шепотом, привлекающим внимания всех вокруг него. Сокджин невольно втягивает голову в свои широкие плечи, когда взгляды большей части аудитории обращаются к ним с Юнги, и недовольно морщится, почувствовав, как предательски загораются его уши от такого внимания, но рука Юнги тут же успокаивающе стискивает его запястье и тянет за собой, когда он принимается невозмутимо пробираться в противоположный угол зала, где устроились их друзья. Джин прижимает к груди большой букет в красивой упаковке кремового цвета, боясь, что он помнется, и покорно следует за своим парнем, ощущая, как постепенно сам собой выравнивается его пульс, стоит ему только ему заметить спокойную уверенность на лице Юнги и ощутить ее в его прикосновении и действиях. Эта сторона Юнги всегда безошибочно заземляюще действовала на него, и сейчас она также помогает ему выкинуть из головы все ненужные и неважные мысли.       И это вроде как немного неправильно. Сокджин выше, шире в плечах и вообще-то старше на целых три месяца, он самый лучший в мире хен, однако в такие вот моменты, глядя на спину Юнги, он чувствует себя до нелепого маленьким и беззащитным, и… ему вроде как даже нравится это ощущение. Ему нравится, что в таких ситуациях Юнги молча берет все в свои руки, позволяя Сокджину побыть немного слабым, позволяя положиться на себя. Это неплохое чувство, к которому Джин, оказывается, вполне себе привык за годы их дружбы, но начал по-настоящему ценить только совсем недавно.       - Слава богу, вы успели, хены, - с нескрываемым облегчением улыбается им Намджун, когда они все-таки протискиваются к своим местам, заработав попутно пару десятков неодобрительных взглядов и услышав порядочно недовольного цыканья в свой адрес. Сокджин не успевает ничего ответить, потому что тут же оказывается в крепких объятиях воодушевленного и едва ли не вибрирующего от волнения Хосока. Теперь на них еще и шикают, потому что они закрывают обзор на сцену, но Хосоку, кажется, нет до этого никакого дела.       - Чимин-и выступает через два номера, - радостно сообщает он, немного отстраняясь и давая Джину возможность рассмотреть свои возбужденно сияющие глаза и немного кривоватую взволнованную улыбку. – Он нервничает, но все будет хорошо. Он справится, он отлично подготовился, - Сокджин не уверен, кого именно Хосок пытается заверить в этом, его или самого себя, но на всякий случай согласно кивает и успокаивающе похлопывает танцора по плечу.       Хосок, похоже, переживает за Чимина и его выступление едва ли не больше, чем сам младший, что не удивительно, учитывая, что Хоби отлично знает, сколько выматывающих часов было потрачено на доведения этого выступления до идеала, и как много практических советов он дал Чимину в процессе. Последнюю неделю перед этим концертом Хосок с Чимином и вовсе иногда ночевали прямо на танцевальной студии, так долго и рьяно они прорабатывали каждое движение. Сокджину приходилось после своих занятий забегать к ним с едой и кофе и едва ли не насильно заставлять кормить и поить. Чимин так сильно нервничал, что не мог ни на секунду отвлечься от проработки движений, и единственный, кто мог убедить его остановиться, был именно Хосок.       – Мы принесли плакаты, хен, - подает голос Тэхен, указывая на свернутый в трубочку ватман, что лежит на коленях рассеянно вглядывающегося в происходящее на сцене Чонгука. В занятом их тонсэнами уголке он кажется единственным по-настоящему увлеченным выступлением среди них. Сокджин тоже кидает мимолетный взгляд на сцену и невольно чувствует легкий укор вины перед одногруппниками Чимина, во время выступления которых они так бесцеремонно громко перешептываются, наверняка, мешая всем вокруг себя.       - Черт, этот парень хорош. Но Чимин-хен, конечно, будет лучше. Он не может ему проиграть, - беспокойно хмурит брови макнэ, стискивая бедный ватман в своих натренированных руках. Сокджин поспешно садится следом за Юнги на одно из двух мест, явно оставленных для них, и как можно аккуратнее укладывает пышный букет на свои колени.       - Это не соревнование, Чонгук-а, а отчетный концерт. Чимину ставят оценку за его выступление, ему не обязательно быть лучшим, - шепотом замечает Сокджин, но Чонгук лишь хмыкает на это.       - Все в этой жизни соревнование, хен. И, кстати, неужели ты уже настолько стар, что стал забывать цифры? Чимин-хен уже почти на сцене, а ты только явился, - сверкает дерзкой ухмылкой Чонгук и смешливо фыркает, когда получает полный возмущение шлепок по плечу от Сокджина.       - Йа! Тебе очень повезло Чон Чонгук, что мы в общественном месте и я не собираюсь устраивать сцену перед выступлением Чимина, - шипит не хуже разозленной змеи Джин, из-за того, что он не может повысить голос способы передачи его негодования оказываются сильно ограничены. – Но не думай, что я оставлю это без внимания. Мы еще поговорим о твоем поведении, молодой человек. Попрекать своих старших опозданием… - грозит он пальцем, на что макнэ лишь выразительно закатывает глаза, заставляя Джина подавиться возмущенным вздохом.       - Юнги-хен, ты же взял камеру? - перегибаясь через Сокджина и полностью игнорируя эту нелепую перепалку, обращается к Юнги Тэхен, а затем опускает взгляд и как-то странно замирает на полуслове.       Он медленно моргает, будто пытаясь что-то спешно осмыслить, а затем поднимает голову и пристально смотрит Сокджину в глаза с очень странным, непривычно пронзительным и вопросительным выражением во взоре. Джин непонимающе хмурится, даже для Тэхена это странно, сам опускает глаза, чтобы посмотреть, что же Тэхен мог увидеть такого, что ввело бы его в такое изумление, и вздрагивает, когда видит и осознает, в чем именно дело. Они с Юнги все еще держатся за руки. Он и не заметил, что они до сих пор делают это, потому что… вроде как привык за последние недели к подобному. Сокджин с усилием сглатывает и поднимает взгляд, чтобы увидеть выразительно приподнятые брови младшего и почувствовать, как воздух застревает у него в горле, а сердце убыстряет свой бег. Они все равно собирались рассказать всем сегодня, но это не значит, что последние часы хотя бы немного подготовили его к этому, и вовсе не значит, что он был готов сделать это именно сейчас.       - Да, я буду все снимать на видео, - отвечает тем временем Юнги, одной рукой доставая из своего рюкзака камеру.       Он недоуменно хмурится, когда Сокджин поспешно пытается высвободить свою ладонь (Сокджин не то чтобы очень уж осторожен и элегантен), и поднимает голову, чтобы посмотреть на него. С секунду он непонимающе наблюдает за их с Тэхеном переглядками, а затем, видимо, поняв, что случилось, устало вздыхает и качает головой, словно мысленно сокрушаясь, что ему вообще приходится иметь со всем этим дело. Он чуть крепче сжимает ладонь Джина, не давая ему возможности вырваться, а затем быстрым и очень естественным движением подносит к губам руку Сокджина и оставляет на его костяшках короткий и смазанный, но более чем красноречивый поцелуй, заставляющий Сокджина замереть на месте и уставиться на него широко раскрытыми от шока глазами. Сокджин не смотрит на него, но отчетливо слышит, как полузадушено охает рядом Тэхен, и невольно заливается горячим румянцем.       Юнги действительно… Ладно, отлично… Сокджин чувствует, как заходится в каком-то истеричном танце его сердце, как в смятении скачут в голове его мысли, но все равно не знает, каких ощущений в нем больше – довольства из-за того, что Юнги так спокойно и бесхитростно, без лишних метаний и слов подтвердил только что их отношения или тревоги из-за того, как спонтанно и неожиданно это произошло. Сокджин не знает, поэтому просто сидит на месте, боясь пошевелиться.       – Или ты хочешь поснимать сам, Тэхен-а? – совершенно невозмутимо спрашивает Юнги, хотя даже в не очень ярком освещении зала Джин отчетливо видит, как розовеют его скулы, выдавая его смущение. И если сам Юнги смущен, то сердце Сокджина вообще отказывается нормально функционировать после таких неожиданных выкрутасов.       Сокджину необходимо мгновение или пару вечностей, чтобы вспомнить, что ему вроде как нужно дышать, и заставить свои легкие расправиться и начать делать их основную работу. Он делает резкий, судорожный вздох, которым едва не давится, но на фоне происходящего это сущая мелочь, которую он игнорирует. Сокджин поспешно поджимает губы, бросает быстрый взгляд на остальных их друзей, занятых активным обсуждением выступления одногруппника Чимина и не обращающих внимания на их полутемный уголок, с трудом сглатывает удивление, комом вставшее в его горле и только после этого осторожно смотрит на Тэхена.       Он не знает, почему так напрягается, почему так тревожно кусает нижнюю губу и крепче сжимает руку Юнги, неосознанно ища в нем опору и поддержку. Тэхен ведь с самого начала всячески подталкивал его на пути завоевания Юнги, так что Джин знает, что эта новость будет воспринята им только в положительном ключе и скорее всего не столько шокирует, сколько приведет в просто необузданный восторг, Сокджин знает это, и все равно… По какой-то необъяснимой причине эти первые мгновение он не может унять собственное сердце, разрывающееся от волнения, не может заставить себя взглянуть на чужую реакцию.       Однако Тэхен делает то единственное, что мог бы сделать Ким Тэхен в подобной ситуации. В свойственной ему манере он несколько секунд буравит переплетенные руки своих хенов сосредоточенным взглядом, чуть нахмурившись, раздумывает, а затем, быстро соединив все логические точки в голове, смаргивает свое явное удивление, и расплывается в широкой и счастливой квадратной улыбке. Все его лицо буквально освещается от счастья, его глаза начинают сверкать от радости, и на мгновение Сокджин пугается того, что он может закричать или сделать что-то не менее безумное и очень в стиле Тэхена. Но вместо этого Тэхен просто с жаром, очень крепко обнимает его, наплевав на то, насколько неудобна поза, которую ему приходится ради этого принять, перегнувшись через подлокотник. В порыве чувств Тэхен стискивает его плечи почти до боли и это заставляет Джина вздрогнуть и немного стряхнуть то оцепенение, что нападает на него.       - Хен, это потрясающе. Я же говорил, что все будет замечательно. Я так рад за вас, - шепчет он своим глубоким, чуть подрагивающим от радости и волнения голосом Сокджину на ухо. Тэхен отстраняется, чтобы взглянуть поверх плеча Джина на Юнги и улыбнуться ему, глаза его подозрительно ярко и влажно поблескивают, и все внутри Сокджина взрывается от естественного для него желания утешить своего тонсэна. И в то же время его переполняет благодарность, облегчение и еще куча других трудноопознаваемых, но не менее тяжких эмоций. – Я бы и тебя обнял Юнги-хен, но людям сзади, скорее всего, не понравится, если я встану. Кстати, Сокджин-хен обещал, что я буду шафером на вашей свадьбе, а Ёнтан понесет кольца. Господи, мне же нужно подобрать для него костюм, - пытаясь состроить очень серьезное выражением лица, но терпя в этом неудачу, уведомляет Тэхен Юнги. Сокджин полузадушено и ломко выдыхает, пораженный тем, что в такой момент Тэхен первым делом думает об этой своей нелепой идее фикс.       - Йа, Ким Тэхен… - приглушенным шепотом проговаривает Сокджин, намереваясь оспорить такую наглую ложь, но Юнги спокойно перебивает его и чуть сильнее стискивает руку, будто уговаривая не спорить.       - Мы подумаем над этим, Тэхен-а, - заверяет он младшего, заставляя парнишку буквально разинуть рот от восторга, а Сокджина всего встрепенуться. Потому что… какого черта вообще?       - Йа, Юнги-я, ты не можешь давать такие важные обещания, не посоветовавшись со мной. Это же наша воображаемая свадьба. К тому же… мы даже не собираемся жениться, что за абсурд! - возмущенно шипит Джин, осуждающе глядя на своего парня, который невозмутимо пожимает плечами, явно не испытывая ничего похожего на раскаяние.       - То есть когда ты сказал, что хочешь подарить мне весь мир, хен, ты имел в виду что-то совсем другое? Вааа, значит, ты просто играл с моими чувствами, хен? – приподнимает одну бровь Юнги и даже негодующе покачивает головой, и Сокджин отлично знает, что именно он делает, поэтому закатывает глаза. Вот же мелкий…       - Ты действительно так сказал, хен? Это тааак романтично, - растроганно тянет Тэхен, прижимая ладонь ко рту и глядя на них обоих таким глазами, словно видит перед собой что-то почти такое же милое, как и его Ёнтан-и.       Сокджин тяжко вздыхает и сокрушенно прикрывает глаза. Что он такого сделал в прошлой жизни, чтобы заслужить все это неуважение?       Ему удается успокоить воодушевленного и искрящегося от радости Тэхена, который на протяжении следующих минут не перестает нашептывать ему на ухо вопросы о том, как именно они с Юнги начали встречаться и какова была его роль во всем этом, и сосредоточиться на выступлении Чимина, что появляется на сцене под громкие поддерживающие визги Хосока и свист Тэхена, который заставляет немного стесняющегося Чонгука встать и начать размахивать огромным плакатом с лицом Чимина. Сокджин тоже вносит свою лепту в этот акт поддержки и любви, едва не отбивая себе руки, хлопая в ладоши, поэтому довольно улыбается, заметив, как смущенно Чимин прикрывает лицо руками, заметив их, при этом сотрясаясь от беззвучного смеха. Юнги, пропуская мимо ушей все многочисленные советы Сокджина, которые тот более чем активно раздавал, невозмутимо настраивает камеру и готовиться запечатлеть все выступление Чимина, поэтому выразительно шикает и отмахивается от Джина, когда по залу разносятся первые ноты написанной им мелодии и все их тонсэны выжидающе притихают.       Это второй раз, когда Сокджин слышит ее, но почему-то теперь она, особенно в сочетании с танцем Чимина, наполненным рванными и ломаными движениями и легким, воздушными пируэтами, вызывает в нем все то же цунами противоречивых эмоции, что и в первый раз. Джин чувствует, как болезненно надрывается его сердце, когда настроение мелодии вновь меняется от головокружительной надежды к разрушающим, рвущим изнутри сомнениям и разочарованию. Сейчас эта мелодия бьет по самым уязвимым точкам в его сознании даже сильнее, потому что Сокджин в полной мере осознает, что в ней отпечатались эмоции самого Юнги, и сейчас они слышат все то, что чувствовал Юнги всего несколько недель назад, когда писал эту мелодию. В этот момент, Сокджин понимает, что именно он заставил Юнги чувствовать все это. И теперь каждый раз, как он будет слышать эту мелодию, он будет вспоминать об этом и будет винить себя.       Он вздрагивает, ощутив мягкое и утешающее прикосновение к своему запястью, похоже он настолько глубоко погрузился в свои мысли и эмоции, вызванные этой композицией, что пропустил большую часть выступления Чимина и ненадолго отключился от реальности. И, когда, повернув голову, он встречается с внимательным и немного печальным взглядом Юнги, Сокджин чувствует, как сами собой начинают слезиться его глаза, а к горлу подкатывает ком.       Он не хочет плакать, это потрясающая мелодия и вообще у Чимина праздник, он не может испортить его своими слезами, но Юнги понимающе и с некоторым сожалением улыбается ему самым краешком губ, и что-то в Сокджине надламывается. Он не плачет, но ощущение светлой и горькой грусти настолько глубоко впивается ему в душу, что он просто не в силах заставить себя досмотреть выступление Чимина. И это совсем нечестно, Чимин, без сомнений, поставил потрясающий танец и очень много сил вложил в него, так что Сокджин чувствует себя виноватым и перед ним тоже. Но если бы он досмотрел этот номер до конца, то точно не смог бы сдержать слез, поэтому он опускает глаза и до конца танца пялится на цветы на своих коленях и благодарно сжимает пальцы Юнги, утешающе и немного рассеянно поглаживающие его костяшки.       Когда мелодия замолкает, а вместе с ней замирает и Чимин, они все вскакивают со своих мест и, не жалея ладоней, хлопают. Хосок визжит от восторга и переизбытка чувств обнимается с не менее радостным Тэхеном, Намджун не скрывает гордой улыбки, а распахнутые в восхищении глаза Чонгука подозрительно влажно поблескивают, так что неудивительно, что, оказавшись за кулисами, вся их компания превращается в довольно хаотичное восторженное месиво. Хосок едва ли не напрыгивает на все еще немного дезориентированного после своего перформанса Чимина и еще порядка пяти минут восторженно расписывает, насколько же хорош он был, при это не забывая указать на одну или две ошибки, которые сумел углядеть его наметанный глаз. Намджуну даже приходится успокаивающе похлопать Хоби по плечу, чтобы немного вернуть в реальность, в которой всем остальным друзьям Чимина тоже хочется поздравить его. Что они с радостью и делают. Тэхен тут же, широко улыбаясь, ласково приобнимает Чимина за плечи, Чонгук с притворной неохотой бурчит, что Чимин действительно может быть крутым, если постарается, а Сокджин торжественно вручает парню его огромный букет, заметно облегчивший им с Юнги кошельки. Возможно, им на ближайший месяц придется немного затянуть пояса, но Джин не жалеет об этих тратах, когда видит смущенный румянец на щеках Чимина и его растроганную улыбку, что появляется, когда парень осторожно прижимает к груди кремовую упаковочную бумагу букета и с восхищением рассматривает причудливую композицию из белых и розовых цветов.       Шанс сбросить на их друзей новость об изменившемся статусе их с Юнги отношений подворачивается не так уж скоро. Или же так говорит себе сам Сокджин, упуская одну возможность за другой и оттягивая мгновение, когда ему необходимо будет прервать увлеченных разбором прошедшего выступления Хосока и Чимина, отвлечь от еды Чонгука, а Намджуна с Тэхеном от обсуждения новой выставки, на которую им безумно хочется попасть. Он все продолжает и продолжает повторять себе, что подходящее мгновение еще не наступило, хотя сам с каждым прошедшим часов все меньше и меньше в это верит.       Они сидят в относительно недорогом ресторанчике рядом с кафе, где работают Сокджин с Тэхеном и который они посещают раз в месяц или два всей компанией, когда желают что-то отметить. Вечер уже приближается к своему логическому завершению, в честь Чимина уже было поднято больше десятка тостов, а Намджун уже раза два украдкой посмотрел на свои часы, проверяя время, что отчетливо сигнализирует о том, что он уже мысленно прикидывает, стоит ли уже начать вызывать такси, а Сокджин так и не собрался с духом. Вместо этого он весь вечер отпускал особенно дурацкие каламбуры и вообще был громче обычного, чтобы хоть немного замаскировать взволнованную дрожь в собственном голосе. Судя по тому, что в какой-то момент, даже Чонгук начал недоуменно коситься в его сторону, получалось у него не очень.       Когда Намджун в третий раз смотрит на свои часы, Сокджин тяжело вздыхает, нервно облизывает губы и задумчиво вертит стакан с пивом, который весь вечер не может допить. Он не вздрагивает, когда ощущает знакомое успокаивающее прикосновение чужих пальцев к своему запястью, не вздрагивает, когда эти самые пальцы нежно оглаживают его вены, а затем переплетаются с его собственными пальцами в привычном и уже более чем ожидаемом жесте. Он не вздрагивает, но его дыхание все равно на мгновение замирает в груди, чтобы затем облегченным выдохом сорваться с губ, выталкивая из его легких заодно и те мечущиеся эмоции, что не давали ему покоя последние часы. Джин поворачивает голову и смотрит на профиль Юнги, который как ни в чем не бывало продолжает попивать пиво из своей бутылки, попутно отвечая на вопрос Намджуна и перебирая пальцы Сокджина под столешницей стола.       И в это самое мгновение Сокджин как никогда отчетливо осознает, что им обоим было бы гораздо удобнее, если бы они положили руки на стол. В его голове неожиданно отчетливо загорается мысль, что он действительно хочет в это самое мгновение, не скрываясь, держать Юнги за руку, хотя бы потому что… а почему, собственно, и нет? Почему они просто не могут сделать это? Почему в компании самых близких своих друзей они должны скрывать свои чувства? Есть ли в этом вообще какой-то смысл?       Сокджин хмурится, решительно поджимает губы, а затем, не давая себе времени на сомнения и раздумья, берет в свободную руку металлические палочки и намеренно громко стучит ими по своему стакану, привлекая таким нехитрым образом внимание всех за столом. Джин напускает на себя важный и уверенный вид (пусть из-за того, что в него сразу же впиваются взглядами шесть пар глаз, его уши и наливаются смущенным жаром), выпрямляет спину и расправляет плечи, прежде чем торжественно заявить, обводя по очереди взором каждого из своих тонсэнов:       - Ребята, я должен сделать заявление.       Он получает на это вполне себе предсказуемую реакцию: Хосок непонимающе хмурится и поспешно оглядывается на остальных в попытках понять, в курсе ли они, что происходит и стоит ли ему начать волноваться, Чонгук, недовольный тем, что его оторвали от еды, неохотно отодвигает от себя тарелку с мясом и поспешно вытирает рот сухой салфеткой, Тэхен ободряюще улыбается ему, явно сразу же поняв, о чем именно пойдет речь, Намджун заинтересованно придвигается поближе, но что-то в его взгляде подсказывает Сокджина, что он тоже догадывается, о чем его хен хочет сообщить, а Чимин взволнованно подпрыгивает на стуле и победно хлопает в ладоши.       - Наконец-то! – кричит он, полностью игнорируя испуганно вздрогнувшего из-за его вспышки Хосока и поморщившегося Чонгука. Глаза Чимина возбужденно сверкают, как у ищейки, напавшего на след своей добычи. – Ты с кем-то встречаешься, хен, не так ли? Ты был такой счастливый в последние дни и такой занятой. Ты точно с кем-то встречаешься!       Сокджин выдерживает драматичную паузу, чтобы за столом успел установиться нужный ему градус напряжения, Чонгук успел заинтересованно встряхнуться и обратить на него все свое внимание, а Хосок придвинуться так близко, настолько это вообще возможно, учитывая, что он находится на противоположном конце стола. Юнги чуть сильнее сжимает под столом его ладонь, и Сокджину чудится в этом жесте безмолвный вопрос, будто он спрашивает Сокджина, уверен ли он, но сказать точно так ли это Джин не может, потому что старается не смотреть на Юнги в это мгновение. Он точно собьется с мысли, если сделает это, а раз уж он начал, придется теперь идти до конца. Судя по азартно горящим глазам Чимина и взволнованному лицу Хосока, у него и нет особого выбора.       - Да. Я встречаюсь сейчас кое с кем, - кивает Сокджин и, закусив губу, наблюдает за тем, как их стол предсказуемо взрывается после этих слов.       Хосок радостно и широко улыбается и тянется к нему через весь стол, чтобы поздравить, абсолютно игнорируя тот факт что их разделяет целая столешница, в итоге он едва не опрокидывает свой стакана и сидящего рядом с ним Чимина. Тэхен и Намджун подозрительно отмалчиваются, явно ожидая продолжения его признания, разве что брови последнего чуть приподнимаются, а глаза расширяются, а улыбка Тэхена становится шире и мягче. Чимин же вскакивает на ноги и вскидывает руки в победном жесте, в то время как Чонгук наоборот сокрушенно роняет голову на руки и глухо стонет.       - Я так и знал, - восклицает Чимин. – Хен, спасибо, спасибо большое, что нашел кого-то, я так счастлив за тебя! – заверяет парнишка, подбегая к Сокджину и принимаясь радостно потрясывать в воздухе его руку. Сокджин недоверчиво поднимает бровь, глядя на слишком уж воодушевленное лицо парнишки. Даже более воодушевленное, чем оно было после его недавнего выступления.       - Йаа, что-то мне подсказывает, что ты не был бы так сильно рад за меня, если бы не выиграл благодаря мне ваше глупое пари.       Чимин строит невинное личико и поспешно несогласно мотает головой, глядя на Джина таким оскорбленным взором, словно его хен задевает его подобными предположениями. Сокджин может быть и купился бы, но он сам растил этих сорванцов, он знает, когда они притворяются и валяют дурака.       - Конечно же нет, хен. Я всегда больше всех был заинтересован в том, чтобы твоя личная жизнь наладилась. Выигрыш просто приятный бонус, - уверенно заверяет он, но Сокджин все равно неодобрительно качает головой.       - Хен, ну почему ты не мог начать встречаться на прошлой неделе? – с отчаянием в голосе спрашивает Чонгук, поднимая голову и глядя на своего хена почти что обвиняюще. Он даже совершенно по-детски надувается, что заставляет Сокджина растеряться на пару секунд. Это, какие же деньги стоят на кону, раз на его глазах сейчас разворачивается такая драма?       - Вообще-то… - немного колеблясь, медленно произносит Сокджин, - я встречаюсь с этим человеком уже как две недели, - заканчивает он, заранее зная себе, что именно последует далее.       Лицо Чимина комично вытягивается, а Чонгук, наоборот, встряхивается всем телом, хмурится, даже поднимает глаза к потолку, явно посчитывая что-то в уме, а затем губы его растягиваются в дерзкой и широкой улыбке.       - Две недели? Ха, Чимин-хен, мы оба в ту неделю отменили свои ставки, значит, мы оба ничего не выиграли! – почему-то с торжеством в голосе кричит Чонгук и довольно откидывается на спинку своего стула, скрещивая руки на груди. Похоже, Чонгука изначально не особенно-то и волновал приз, ему просто принципиально важно было не проиграть, причем именно Чимину. Сокджин качает головой, уже в который раз приходя к выводу, что этот ребенок чересчур зациклен на конкуренции и соревнованиях.       - Хен, ты точно уверен, что именно две недели? – почти что с мольбой спрашивает его Чимин, его лицо так расстроено кривится, что Джину даже на мгновение становится его жаль. Пока он не вспоминает, что предметом их спора была его личная жизнь.       Сокджин устало закатывает глаза. Потому что это уже просто-напросто нелепо.       - Поверь, Чимин-а, я отлично запомнил день, когда признался в любви, - фыркает он и качает головой, и лишь когда эти его слова встречает удивленная тишина, Сокджин понимает, что именно сказал. Он стремительно краснеет и втягивает голову в плечи, увидев пораженные и даже откровенно шокированные взгляды, направленные на себя.       - Ты признался в любви? – натурально визжат в унисон Хосок с Чимином, улыбка Тэхена становится еще шире и радостнее, глаза Чонгука смешно округляются, и он смотрит на Сокджина так, словно видит перед собой пришельца, а Намджун едва не давится своим пивом, которое имел неосторожность отпить именно в этот момент.       - Не может быть, - выдыхает Чонгук и быстро качает головой, словно услышанное каким-то образом не укладывается в его сложившуюся концепцию мира. – Сокджин-хен, никогда не признался бы в своих чувствах. Он не умеет говорить о чувствах. Кто ты и что ты сделал с нашим хеном? – до комичного серьезно обвиняет его макнэ, и Сокджин теряется настолько, что пару секунд лишь потерянно хлопает в ответ глазами.       Сокджин с отчаянием смотрит на Юнги, безмолвно прося его о помощи, но этот вреднючий кот одаривает его хитрой улыбкой и довольным блеском глаз и просто с невозмутимым видом пожимает плечами, будто бы говоря, что Джин сам навлек на себя все это и должен сам разбираться с последствиями. Ох, Юнги, определенно, наслаждается всем этим балаганом. Сокджин недовольно щурится и клянется себе, что не будет терпеть эту пытку в одиночку. Нет, он утащит Юнги за собой. Они же теперь пара, значит и страдать они должны вместе.       - Хен, ты… все прям настолько серьезно? – первым приходит в себя Хосок, он все еще выглядит растерянным и удивленным, но его перфекционистичная жилка явно требует прояснить ситуацию как можно скорее. – То есть… мы знали, что она тебе нравится, но… ты не говорил, что прямо влюблен. Ты никогда не говорил, что влюблен в кого-то, - глаза Хосока широко распахиваются, когда это осознание приходит к нему. – Вау, хен… погоди… она же… она тоже любит тебя, верно? Ты ей признался, и вы уже недели встречаетесь, значит, она ответила на твои чувства?       Сокджин замирает после этого вопроса и, поджав губы, невольно скашивает глаза в сторону Юнги. Он… на самом деле, не знает, что ему на это ответить, потому что если так подумать… Юнги не говорил ему ничего подобного. Сокджин неловко откашливается и отводит взгляд в сторону, стараясь не обращать внимания на то неприятное и противное ощущение, что на мгновения сжимает его сердце. Прошло всего две недели, это слишком малый срок, чтобы Юнги мог ответить ему взаимностью и вообще это как-то странно и неправильно – требовать от Юнги взаимности. И головой Сокджин все это отлично понимает, однако его сердце всегда было слишком жадным и эгоистичным, чтобы в таких делах слушать голос разума, поэтому и сейчас неприятный вкус неопределенности горечью оседает на его языке.       - Конечно, она любит его, это же наш Сокджин-хен, как его можно не любить? – отмахивается Чимин с такой искренней убежденностью в голосе, что Джин не может не улыбнуться ему мягкой и благодарной улыбкой. Все же, какими бы взбалмошными ни были его тонсэны, все они хорошие дети, и в такие моменты Сокджину даже не очень-то и жалко всех тех денег, что он спускает на их обеды.       - Уверен, хен не полюбил бы того, кто был бы не в состоянии по достоинству оценить его как личность, - впервые за весь этот разговор подает голос Намджун, отставляя бутылку подальше от себя и награждая Сокджина понимающей и теплой улыбкой. Их тонсэны согласно кивают на это головами, а сердце Сокджина тяжелеет от той признательности и теплоты, что наполняет его. Все-таки он хорошо воспитал этих паршивцев.       - Да, так оно и есть, - соглашается Джин, его губы подрагивают, и он пытается, изо всех сил пытается сдержать широкую улыбку, что так и норовит растянуть его губы, но проигрывает эту нелегкую битву и сдается, просто позволяя себе полноценно улыбнуться. – Этот человек ценит меня как никто другой, - он делает выразительную паузу, а затем резким и стремительным движением поднимает в воздух их переплетенные с Юнги руки и демонстрирует их всем собравшимся, словно какой-то трофей. - Это одна из множества причин, почему я влюбился в Юнги.       Секунд на десять повисает такая абсолютная тишина, что Сокджин отчетливо слышит о чем говорят за соседними столиками, а затем Чимин как-то полузадушено икает и этот негромкий и неожиданный для всех звук производит эффект разорвавшейся бомбы, потому что заставляет всех за столом отмереть. Начинается самый настоящий хаос, их тонсэны наперебой наваливаются на них с вопросами, восклицаниями, удивленными ахами и недоверчивыми вздохами. Хосок вскакивает со своего места и принимается всплескивать руками и наворачивать круги вокруг их стола, явно не зная, какой из множества вопросов в своей голове задать первым. Чимин явно не испытывает таких трудностей и просто залпом выпаливает каждый, даже не дожидаясь ответов. Чонгук просто во все глаза смотрит на них с Юнги, затем так же пораженно рассматривает их переплетенные руки, а после качает головой и молча тянется за бутылкой соджу. Тэхен громко и довольно хлопает в ладоши и поздравляет их, а Намджун сначала удивленно поднимет брови, но спустя пару мгновений уже с облегчением выдыхает и награждает их с Юнги радостной и довольной улыбкой из разряда тех, который Сокджин иногда видел у него после долгих и очень выматывающих экзаменов, когда он понимает, что все его мучения позади и он может, наконец, расслабиться.       И когда Сокджин, желая отвлечься от этого бардака, поворачивает голову и смотрит в забавно расширившиеся от удивления зрачки Юнги, когда видит нежно-розовый румянец, постепенно растекающийся по фарфоровой коже его щек, когда, несмотря на явное смущение и неловкость, Юнги все равно бережно и ласково сжимает его руку покрепче в молчаливом поддерживающем и успокаивающем жесте, Джин понимает, что может с этим справиться. Что он вообще со многим в этой жизни сможет справиться, если Юнги будет держать его за руку вот так. И это такое утешающее и освобождающее понимание. И ради этого действительно можно и потерпеть все эти крики и все вопросы, на которые им обоим точно придется отвечать еще как минимум несколько часов. Ради того, чтобы иметь возможность вот так открыто и гордо держать Юнги за руку, действительно можно вытерпеть все что угодно.

***

      - Так, значит, это в твоем понимании идеальное свидание, Юнги-я? – с искренним недоумением произносит Сокджин под конец их первого официального свидания.       Точнее это сам Сокджин мысленно назвал это свиданием, Юнги же просто сказал ему в один их общий выходной, что им пора, наконец, потратить деньги, которые они выиграли со спора их непутевых тонсэнов, и сходить в тот ресторанчик с морепродуктами, чье меню Джин уже успел изучить на сайте вдоль и поперек. Юнги предложил ему это настолько будничным тоном, что Сокджин просто согласно кивнул в ответ и продолжил дальше невозмутимо намыливать посуду, не заострив на его словах внимания. Ему понадобилось секунд двадцать на анализ услышанного, чтобы осознать, что по сути его зовут на самое настоящее свидание, замереть и недоуменно захлопать глазами. К тому моменту Юнги уже успел скрыться в своей комнате, как самый настоящий дезертир, но Сокджин не винит его, потому что, наверняка, сделал бы то же самое на его месте.       Сокджин не знал, что именно он ожидал от свидания с Юнги и ожидал ли чего-то особенного (определенно), но… по правде говоря, это не сильно-то отличается от их обычного времяпровождения. Они не занимаются ничем таким, чем не занимались бы уже сотни раз прежде, и все же... Сокджин чувствует себя совершенно иначе, само сознание, что это именно свидание наполняет происходящее совершенно иным смыслом и даже обыденные для них действии наполняют Сокджина теплом и шипучим волнением, которое он давно уже не испытывал, встречаясь с кем-то.       Они проходят несколько кварталов пешком, потому что ресторан оказывается не так уж и далеко от их дома, и Сокджин в красках расписывает очередное хаотичное соревнование, которое затеяли накануне Чимин с Чонгуком за одним из обедов, что он провел с ними. Сокджин подумывает больше этого не делать, потому что постоянно становится невольным рефери в их, пусть и забавных, но все же детских разборках. Они заходят в парочку магазинов, из которых Юнги приходится тащить своего хена за ручку, потому что Сокджин едва ли плачет, когда видит очередной красивый, но совершенно не нужный им девайс для кухни.       Затем каким-то непонятным образом они оказываются в музыкальном магазине, где уже Юнги теряет связь с реальностью и горящими глазами осматривает каждый инструмент и громоздкие ящики с проводами и дисплеями, назначение которых Сокджин не в силах понять, даже после подробных объяснений парня. И, несмотря на то, что они застревают здесь надолго, Сокджин не одергивает Юнги и лишь с нежной улыбкой наблюдает за парнем, который принимается с воодушевлением и жаром рассказывать ему про принцип работы того или иного музыкального устройства. Юнги редко можно увидеть таким активным и разговорчивым, поэтому Джин наслаждается этими мгновениями и старается намертво отпечатать в своей памяти образ такого Мин Юнги.       И сердце Сокджина, конечно же, пропускает несколько ударов, когда Юнги обращается к нему с широкой, открывающей десны улыбкой на лице или когда парень молча усаживается за небольшой синтезатор, воровато оглядывается по сторонам, чтобы проверить, много ли рядом с ними людей, неловко встряхивает руками в воздухе и начинает неуверенно и несмело играть какую-то очень простую и бесхитростную мелодию. Он ошибается несколько раз, то, что он давно не играл, отчетливо слышится, но Сокджину все равно, он заворожен и невероятно польщен, потому что для него в принципе еще никто и никогда не играл.       И в это мгновение оказывается совершенно не важно, что это происходит не посреди дорогого ресторана в окружении мягко перемигивающихся свечей, не посреди украшенного живыми цветами поля, что для него играют посреди маленького и обшарпанного музыкального магазинчика, а редкие покупатели и уставшие продавцы-консультанты кидают в их сторону недоуменные взгляды. Неважно, что Юнги сидит, сгорбившись, что на нем нет фрака, а его волосы растрепаны, потому что они только зашли с улицы, где бушевал прохладный ветер. Все это оказывается совершенно неважным, потому что когда Юнги заканчивает играть и, смущенно закусив губу, выжидающе смотрит на него, когда этот парень неловко принимается растирать шею, как делает всегда, когда нервничает, Сокджин понимает, что это мгновение было идеальным. Таким, каким оно и должно было быть.       И он понимает, что будет вспоминать его как одно из своих самых счастливых воспоминаний даже спустя десятки лет. Сокджин неожиданно понимает, что для создания по-настоящему особенных воспоминаний, оказывается, вовсе не нужны какие-то вычурные романтические жесты, романтичная обстановка и особый антураж. Для чего-то подобного, оказывается, достаточно всего лишь особенного, по-настоящему важного человека, готового создавать с тобой эти воспоминания.       Поэтому Сокджин громко хлопает в ладоши и говорит Юнги, какой он талантливый и замечательный, пока парень не заливается красивым розовым румянцем и не принимается ворчливо отмахиваться от него. Поэтому Сокджин смеется, высоко и заливисто, окончательно забывая, что они на публике и он вроде как сам всегда стеснялся своего смеха. Поэтому он счастлив, хотя, казалось бы, на это нет каких-то особых причин.       Он быстро нагоняет, своего сбежавшего из магазина парня, подстраивается под его ритм ходьбы, прижимается плечом к его плечу и всю дорогу до ресторана продолжает делиться с Юнги важной информацией о том, каким счастливым только что сделал его. Он говорит все это, потому что заворожен розовым оттенком, все отчетливее проступающим на бледных щеках Юнги от его громкой и безудержной похвалы, он говорит все это, потому что не может остановиться и просто… потому что это правда, и он хочет, что Юнги знал ее. Эта та самая правда, которую Юнги должен знать. Теперь Сокджин понимает, что такие вещи люди должны знать. Если они делают кого-то счастливым, они должны об этом знать       - Хен, прекрати, - морща нос и смущенно отводя глаза в сторону, шипит Юнги, когда даже спустя десять минут после его импровизированного перформанса Сокджин не успокаивается и продолжает воодушевленно и громко хвалить его, активно жестикулируя и улыбаясь так широко, что у него даже начинают болеть губы. – Это смущает.       - Но мне никогда раньше не играли серенады посреди музыкального магазина, Юнги-я, это особенное событие! – возражает Джин, и он знает, благодаря удушливому жару, что охватывает все его лицо, что весь красный в это мгновение, знает, что улыбается, словно какой-то маньяк, знает, что выглядит слишком счастливым, но ничего не может с собой поделать.       Потому что это тоже правда, для него никогда прежде не играли серенад. Юнги как всегда в своем репертуаре – делает что-то простое и незамысловатое, но в этих его спонтанных и естественных жестах столько заботы, столько незатейливого тепла, что сердце Сокджина не может не таять под их воздействием, оно беспомощно перед чем-то подобным. И каждый раз, когда Юнги делает что-то подобное, он вновь и вновь заставляет Сокджина влюбляться в себя. И Джин не думал что это возможно – заново влюбляться в одного и того же человека, но, кажется, это персональная миссия всей жизни Юнги – рушить все представления и воззрения его хена, показывая насколько он заблуждался все это время.       - Если ты не прекратишь кричать, какой я замечательный, хен, больше ты их и не услышишь, - ворчит Юнги, отворачиваясь и пряча от Сокджина свой умилительный румянец, от вида которого сердце Джина ликует и как-то совершенно по-особенному сжимается.       Ощущение странное, и сам Сокджин не смог бы его описать, если бы его попросили, но он мгновенно осознает, что хочет испытывать его как можно чаще.       - Йааа, Юнги-чи, ты не можешь быть таким жестоким к своему парню. Я знаю, что ты не оставишь меня без своей потрясающей музыки.       Юнги на мгновение поджимает губы и смотрит на Сокджина этим своим пристальным, испытывающим взглядом, который всегда использует, когда пытается понять, серьезен его хен или просто в очередной раз дурачится. И Сокджин не знает, что отражается на его лице, но, похоже, по нему все же возможно понять, что он действительно искренен, потому что спустя несколько секунд Юнги отворачивается, неопределенно фыркает и качает головой, морща нос в неудачной попытке скрыть свое смущение. И Сокджин не может прекратить улыбаться и отрывисто посмеиваться себе под нос, потому что это такое редкое и уникальное зрелище – по-настоящему смущенный Мин Юнги, что им просто невозможно насытиться.       И когда, сидя в ресторанчике, который действительно оказывается очень и очень неплохим, Сокджин задает тот самый вопрос, невольно удивляясь тому, что это их свидание не сильно-то и отличалось от того, как они провели бы день в прежние времена, он не знает, что именно чувствует. Возможно, эти ощущения можно описать как легкий диссонанс. Это вроде как перманентное для него состояние с тех самых пор, как он начал встречаться с Мин Юнги. Легкий диссонанс из-за того, насколько все кажется простым, из-за того, что ему не приходится стараться и выдавливать из себя эмоции, слова и действия, из-за того, что он чувствует себя комфортно и в то же время взволнованно.       Он действительно всегда был уверен, что от свиданий, да и вообще от отношений в целом все люди ждут чего-то особенного, и всегда старался дать это «особенное» тем, с кем встречался, поэтому он спрашивает это, по большей части, потому что ему нужно убедиться, что все нормально, что Юнги действительно все устраивает, что это действительно то, чего Юнги хочет. Он знает, что Юнги точно не стал бы молчать, если бы был чем-то недоволен, но если отношения с этим парнем чему Сокджина и научили, так это той простой истине, что некоторые вещи необходимо обговаривать вслух.       Юнги поднимает голову, раздумывает мгновение, а затем уверенно кивает и, опираясь на локти, придвигается чуть ближе к Сокджину.       - Думаю… это очень близко к моему представлению об идеале. Я не особо привередлив в этом плане. А что, это свидание намного ниже твоих стандартов, хен? – склоняет он голову к плечу. И глядя в его сияющие глаза, засматриваясь на его расслабленную и почти ленивую улыбку, ответ сам собой приходит Сокджину в голову.       - Нет. Для меня оно было идеальным.       И это тоже правда. Сокджин с удивление понимает, что не врет и не приукрашивает, что это было самое простое, незатейливое и лучшее свидание в его жизни, и что оно просто не могло быть иным, потому что это было его первое свидание с Юнги. И даже то, что по дороге домой они попадают под дождь и им приходится перебираться перебежками от одного навеса к другому, нисколько не портит этот день. Сокджин все равно смеется, когда Юнги морщится и ворчит, жалуюсь на ледяные капли, затекающие ему за шиворот, он все равно нежно проводит по бледным щекам своего парня, стирая с них лишнюю влагу, и откидывает промокшую челку с глаз Юнги, чтобы она не лезла ему в глаза. Он все равно целует Юнги, до тех пор пока их холодные губы не начинают гореть от общего, смешанного дыхания. И он все равно благодарно улыбается, когда уже дома, выйдя из горячего душа, находит на кухне полную кружку теплого чая, от которой в потолок тонкой струйкой поднимается пар.       Никто не запомнил бы такое простое свидание, но в памяти Сокджина оно навсегда остается обрывком неуверенной, но приятной мелодии, искрящимся восторгом, что заставляет кровь бурлить, покусывающим кончики его пальцев желанием взять любимого человека за руку, наплевав на взгляды вокруг, привкусом креветок на языке, горячими поцелуями под ледяным дождем, прячущим их серым занавесом посреди полупустой улицы, и сладким чаем, что теплом разливается по всему его телу. Оно запоминается ему именно таким. Особенным, несмотря на то, что по всем стандартам ничего необычного в нем и не было. Ничего необычного, кроме разве что того просто факта, что это было его первое свидание с человеком, которого он действительно любит, и это немного меняет все.

***

      - Хен, людям нужно хотя бы иногда моргать, ты же знаешь? – говорит ему в одно утро Юнги этим своих немного низким и хриплым со сна голосом, который всегда делает совершенно непотребные вещи с сердцем и сознанием Сокджина и посылает стаю будоражащих мурашек по его позвоночнику.       Джин может со всей серьезностью заявить, что одновременно обожает и ненавидит этот тон, потому что он заставляет его желать утащить Юнги обратно в постель, из которой они только что встали, но он отлично понимает, что они не могут в нее вернуться. Занятия Юнги начинаются просто непозволительно рано, и Джин вроде как подумывает подать анонимную жалобу на кафедру своего парня, чтобы заставить того, кто отвечает за это, пересмотреть расписание его курса. Это просто несправедливо, что у него есть всего двадцать минут с утра на то, чтобы полюбоваться сонным и от этого кажущимся необычайно мягким и беззащитным Юнги. Это самая настоящая жестокость.       Поэтому Сокджин в ответ с тоской вздыхает и, подперев щеку рукой, проговаривает:       - Йаа, я не виноват, Юнги-чи, что ты настолько милый, и из-за этого я забываю о базовых человеческих потребностях.       Это слишком честные слова, слишком искренние и раньше Сокджин пришел бы в ужас, сорвись они с его губ. Он и сейчас по привычке чувствует удушающее смущение, чувствует, как оно легким румянцем опаляет его шею и ключицы. Но… он обнаруживает, что теперь, спустя какое-то месяцы, это происходит уже почти автоматически. Говорить правду становится почти что привычкой, потому что, как Сокджин очень быстро для себя выясняет, быть в отношениях с Юнги не честным на все сто процентов просто невозможно.       - То есть, твоя любовь ко мне делает тебя недееспособным, хен? – скептично выгибает бровь Юнги, его щеки чуть розовеют, это едва заметно, но Сокджин уже научился различать малейшие перемены в этом родном лице, поэтому видит это легкое смущение. И Джин не может, до сих пор, даже спустя столько недель, не может не чувствовать тепла, что согревает его сердце, которое самодовольно разбухает от гордости, порожденной сознанием, что именно он вызывает у Юнги эти чувства. – Даже не знаю считать это обвинением или комплиментом. Ты всегда отправляешь такие смешанные сигналы, хен, - покачивает головой Юнги, напуская на себя задумчивый вид. И это простецкая провокация более чем удачно работает, потому что Сокджин тут же всплескивает руками в воздухе и возмущенно фыркает, будучи не в силах не реагировать на подколы этого человека. Он никогда не мог игнорировать Юнги или что-либо с ним связанное.       - Йа! Это не мои сигналы смешанные, просто кое-кто не умеет их читать.       В ответ на это Юнги, конечно же, награждает его таким красноречиво пустым взглядом, что Сокджин тут же сдувается, покорно выдыхает и, сдаваясь, поднимает ладони вверх.       - Ну ладно… Может быть, но только может быть, - предупреждая скептичный хмык Юнги, поспешно делает он акцент на последних словах, - я был не то чтобы очень уж прямолинеен в своих чувствах раньше, но… ты должен признать, Юнги-я, что даже в таком случае я был более чем очевиден, - Юнги с мгновение притворяется, будто раздумывает над этими словами, умилительно хмурясь и надувая губы, а затем благосклонно кивает. – И да, это был комплимент, Юнги-я. Поясняю на случай, если у тебя остались сомнения, - неловко откашлявшись и старательно игнорируя жар, привычно опаляющий его уши, произносит Сокджин намеренно небрежно. Он не тешит себя иллюзиями и не думает, что этот тон сможет обмануть Юнги, Джин маскирует свое смущение не для того, чтобы скрыть его, он знает, что не сможет этого сделать, просто он желает сохранить хотя бы видимость достоинства. – Видишь, Юнги-чи, я стараюсь быть более честным и открытым в выражении своих чувств. Надеюсь, ты ценишь это, потому что вообще-то это очень и очень тяжело, - Сокджин скрещивает руки на груди и с вызовом вскидывает подбородок, встречая совершенно невпечатленный взгляд темных глаз, в глубине которых легко угадываются лукавые искры. Джин чувствует, как сами собой начинает подрагивать уголки его губ, и ему приходиться приложить много усилий, чтобы не рассмеяться.       - О, хен, ты идешь на такие огромные жертвы ради наших отношений, я таак впечатлен, - ровным тоном протягивает Юнги, и Сокджин все же не сдерживается и улыбается. Широко и счастливо, так, как улыбается теперь очень и очень часто, хотя прежде и не представлял себе, что способен на такие улыбки.       Его сердце будто стягивают невидимой веревкой, пережимая его пополам, настолько желание протянуть через стол руку и сжать в мягком, нежном жесте ладонь Юнги властно и бескомпромиссно обрушивается на него, подчиняя своей воле. И кто Сокджин такой, чтобы сопротивляться ему? Он буквально не может найти ни одной причины, почему он не может сделать этого.       Поэтому он, не думая дважды, протягивает руку и сначала легким касанием проводит кончиками своих искривленных пальцев по бледным костяшкам Юнги, отлично зная, что это движение послужит своеобразной, безмолвной просьбой и заставит парня перевернуть ладонь, чтобы Сокджину удобнее было обхватить ее. Они встречаются не то чтобы очень долго (не по мерках Сокджина, по его стандартам это уже очень и очень солидный срок), но подобное взаимодействие уже стало привычным и почти что автоматическим, словно они делали так годами, и наверное поэтому у Сокджина перехватывает дыхание каждый раз, когда рука Юнги послушно переворачивается под его прикосновением. Словно нет ничего естественнее в этом мире для них, чем держаться за руки, сидя в семь часов утра на их маленькой, залитой лучами сонного солнца кухне. Словно в этом нет ничего волшебного и особенного, что, конечно же, неправда, потому что ничего сравнимого с тем трепетом, что он чувствует в такие вот минуты, Сокджин никогда не чувствовал.       И тот простой и невероятный факт, что он не одинок и подобных переживаниях, подтверждает легкая заминка Юнги, которому требует несколько секунд, чтобы спешно облизнуть губы и сделать медленный, осторожный вздох, прежде чем как ни в чем ни бывало продолжить пить свой кофе, после того, как их пальцы переплетаются, а по венам Джина разливается умиротворение и довольство.       - Ты и должен, - выдыхает Сокджин, собственный голос кажется немного хриплым, но это не важно, совсем неважно, потому что это нормально. Так и должно быть. Его дыхание должно сбиваться, как и ритм сердца. Когда он берет за руку любимого человека, мысленно в сотый раз отмечая про себя, какие все же тонкие и длинные у Юнги пальцы и каким успокаивающим и утешающе твердым ощущается его рукопожатие, он должен все это чувствовать. Он чуть крепче сжимает руку Юнги и даже не пытается что-либо сделать с нежной и слишком честной улыбкой, что сейчас пересекает его лицо. Это тоже нормально. Дать Юнги увидеть всю эту нежность больше не кажется чем-то неловким и непростым. – Потому что я, в отличие от некоторых, - он красноречиво смотрит на Юнги, который лишь недоуменно поднимает бровь, - хотя бы стараюсь озвучивать, что чувствую.       На это заявление Юнги по-настоящему озадаченно хмурится и чуть склоняет голову к плечу, явно молча требуя, чтобы Сокджин пояснил суть своей претензии. Сокджин закатывает глаза и с вполне себе искренним недовольным отчаянием выдыхает. Вот и почему иногда Юнги едва ли не мысли его читает, а вот в такие вот моменты Сокджину приходится, сгорая от смущения, пояснять собственные слова? Что у них за избирательное взаимопонимание такое?       - Йа, Юнги-я, я тут пытаюсь очень тонко намекнуть на то, что ты вроде как так и не сказал, насколько сильно ты в меня влюблен, так что не мог бы ты сделать одолжение и внимательнее считывать знаки, чтобы мне не приходилось проговаривать все по слогам? – пыхтит он, отводя взгляд в сторону и с настойчивым интересом принимаясь рассматривать трещины на потолке их кухни. Возможно, в следующий раз, когда их арендодатель придет с проверкой, им стоит показать это безобразие, которое точно появилось еще задолго до их переезда.       С мгновение Юнги просто смотрит на него этим своим пустым и очень выразительным взглядом, в котором так и читается его усталое недоумение и непонимание того, как он вообще оказался в подобной ситуации и в отношениях конкретно с этим человеком. Сокджину не нужно даже видеть его глаза, чтобы знать, что парень смотрит на него сейчас именно так.       - Вау, а ты мастер тонких намеков, хен, - с сарказмом проговаривает Юнги, на что Сокджин преувеличенно снисходительно кивает, соглашаясь с ним. Джин надеется, что по нему не слишком сильно заметно, как взволнованно замирает в груди его сердце в ожидании ответа, он надеется, что не выдает так уж явно, что нервничает, но, судя по следующим словам Юнги, у него все буквально на лице написано. – Не помню, чтобы в мои обязанности входило оповещать тебя о чем-то настолько очевидном, хен, - небрежно поводя плечом, бросает он, и Сокджин поспешно закусывает нижнюю губу, чтобы не дать счастливой улыбке вновь расцвести на его лице.       Потому что… это не признание, по крайней мере, не прямое, и ему не стоит таять и мириться с чем-то настолько расплывчатым, но… Сокджин просто ничего не может с собой поделать. Как и ничего не может поделать с тем фактом, что ему действительно, оказывается, вполне себе достаточно даже такого признания, которое приходится прочитывать между строк. Это оказывается достаточно, потому что он знает Юнги и понимает, что именно скрывает эта его намеренно небрежная и ровная интонация, так сильно отличающаяся от обычного тона Юнги, что обозначает это медленное пожатие плечами и взгляд куда-то чуть выше его плеча, и этот легкий румянец, растекающийся по бледным скулам. И вместе все это воздействует на Сокджина эффективнее любых громких заверений и цветистых признаний, на которые он все равно не знал бы как реагировать. Сердце Сокджина делает несколько полных сальто в груди, а затем принимается так усиленно и счастливо биться, что на одной только его силе можно было бы обеспечить светом полгорода, если кто-то захотел бы подключить его к соответствующим генераторам. Он улыбается и ничего не может с этим поделать с тем раскаленным, концентрированным счастьем, что растекается по его венам.       - Йааа, конечно, ты обязан оповещать меня о подобном, Юнги-я, - тянет Сокджин, его голос буквально вибрирует от нескрываемой радости, и судя по тому, как весело загораются глаза Юнги, он отлично понимает, какой эффект оказывают его слова. – Как мой парень, ты обязан говорить мне, что любишь меня как минимум три раза в день. Таково одно из условий нашего соглашения.       - Соглашения? – недоуменно переспрашивает Юнги с любопытством в голосе, легкий румянец все еще украшает его щеки, но он уже в состоянии прямо смотреть Сокджину в глаза, что всегда казалось Джину нечестным. То, что Юнги гораздо быстрее всегда оправляется от вспышек собственного смущения в то время, как его хен еще долго не может взять себя в руки после них, ощущается очень несправедливым.       Сокджин уверенно кивает с более чем серьезным видом и даже намеренно подбирается и выпрямляется, чтобы выглядеть комично-внушительным в этот момент.       - Соглашения, которое мы заключили, как только стали парой, естественно.       - О, - понимающе тянет Юнги, совершенно не меняясь в лице, и в это мгновение Сокджин любит его, возможно, даже чуть сильнее, чем любил секунду назад (пусть это и кажется невероятным), потому что Юнги в очередной раз делает это. В своей особой манере поддерживает его глупую шутку. – Это такое же самодополняющееся соглашение, как и наш договор об аренде? Но я не помню, чтобы что-то подписывал, хен, - откидываясь на спинку своего стула, с легким вызовом приподнимает он бровь. Уголки его губ чуть подрагивают, явно скрывая улыбку, и Сокджин обнаруживает, что невольно зеркалит это выражение и сам с трудом сдерживает, распирающий его легкие смех.       - Мы уже выяснили, Юнги-я, что у тебя есть склонность забывать важные вещи, - Сокджин все же коротко хихикает, когда Юнги в ответ на этот выпад закатывает глаза. – Это соглашение вступило в силу, как только наши отношения стали официальными, - авторитетно заключает Джин, вновь напуская на себя серьезный вид.       - Никто не предупреждал меня заранее о каких-то юридически закрепленных обязанностях, - качает головой парень и окидывает Сокджина притворно-осуждающим взглядом. – Разве это законно – озвучивать условия уже после заключения договора?       - Йааа, к чему такие формальности, Юнги-я? – небрежно отмахивается Джин. – Ты же все равно не отказался бы встречаться со мной из-за каких-то там условий.       Юнги одаривает его таким выразительно-пустым взглядом, что знай Сокджин его хуже, подумал бы, будто он сейчас серьезен. Смешливые искорки в глазах парня доказывают обратное, но чтобы их разглядеть действительно необходима определенная сноровка.       - И какие условия я должен соблюдать, став твоим парнем, хен? – с тяжелым вздохом спрашивает он, вновь принимаясь за свой оставленный было кофе.       Сокджин неосознанно вздрагивает, когда рука Юнги, которую он все это время не отпускал, рассеяно поглаживая время от времени тыльную сторону его ладони, переворачивается, чтобы переплести их пальцы вместе. Эта его привычка именно так держаться за руки все не прекращает сбивать сердце Сокджина с установившегося ритма.       - О, можешь не волноваться, Юнги-я, они очень просты. Ты всего лишь должен говорить, какой твой парень красивый, что очевидный факт, так что это не будет трудно, ты не можешь сомневаться в гениальности моих каламбуров и обязан позволять мне каждую пятницу выбирать фильм, который мы будем смотреть. Как видишь – сущие пустяки, - пожимает плечами Сокджин, лениво следя взглядом за слабо усмехающимся Юнги, который в это время как-то задумчиво рассматривает их переплетенные руки.       И это он тоже Юнги до сих пор делает постоянно. Становится неожиданно задумчивым в те или иные моменты их взаимодействия, долго рассматривает их руки или с каким-то отстраненным выражением смотрит на Сокджина, когда он смеется или о чем-то увлеченно говорит, захлебываясь собственными словами. Иногда Джину кажется, что в такие мгновения Юнги все еще пытается понять, реально ли то, что он видит и переживает. Словно он все еще не может до конца избавиться от страха, что все происходящее между ними может оказаться просто очень детальным и проработанным сном. Сокджин не знает, о чем его парень думает в такие секунды, он никогда не спрашивал. Все еще есть так много вещей, о которых Сокджину страшно и неловко спрашивать Юнги, и Джин утешает себя мыслью, что у него впереди много времени на преодоление этих барьеров, что у него много времени, чтобы постепенно научиться быть еще более честным.       И что у него в запасе много времени на то, что убедить Юнги в реальности всего этого, потому что кажется одних цветов, которые он стабильно приносит домой раз в месяц просто для того, чтобы увидеть, как розовеющий щеками Юнги притворно-недовольно морщится и фыркает, расхаживая по всей квартире в поисках вазы, может быть недостаточно. Что даже долгих поцелуев и шепотом произнесенных признаний в любви все еще может быть мало. Не потому что Юнги не верит в них, просто… Сокджину порой тоже кажется, что все слишком хорошо, что так не бывает, что невозможно быть настолько счастливым, так что он понимает в этом плане Юнги.       - Это невыполнимые условия, хен, - усмехается Юнги, поднимая глаза и встречаясь с Сокджином взглядом. На его лице сейчас такое мягкое и спокойное выражение, что Сокджин буквально чувствует, как расширяется от нежности его сердце.       - Йа, Мин Юнги разве ты не можешь сделать это для своего самого потрясающего в мире парня? Разве доставшееся тебе чудо не достойно маленьких жертв? – он использует свою самую просительную и очаровательную маску из обширного арсенала, и, конечно же, это не работает, потому что Юнги уже множество раз видел каждую из них. Но это вызывает улыбчивые морщинки в уголках глаз парня, что уже очень и очень хороший результат, по мнению Сокджина.       - Вау, даже и не представляю, почему тебя так часто раньше бросали, хен. Ты же такой потрясающий, - хмыкает Юнги, и Джин активно кивает, соглашаясь с ним.       - Я тоже этого не понимаю. Прямо мистика какая-то. Меня определенно кто-то проклял, и ты, Юнги-я, видимо, единственный, кому оказалось под силу развеять это проклятие. Может, его мог развеять только поцелуй истинной любви, как думаешь? – округляя глаза, спрашивает Сокджин.       Юнги недоверчиво качает головой и посмеивается этим своим тихим, едва слышным смехом, который Сокджин так сильно обожает за то, что он преображает все лицо Юнги, делая его светлее, моложе и умиротвореннее.       И когда в то утро Сокджин по уже сложившейся между ними традиции неловко плетется за Юнги до входной двери и, привалившись плечом к косяку, рассеянно наблюдает за тем, как младший неторопливо, словно оттягивая момент неминуемого расставания (что, скорее всего, неправда, потому что Юнги не свойственна сентиментальность и драматизм в такой степени), натягивает на ноги свои потертые кроссовки и надевает дутую куртку, в которой как-то сразу кажется гораздо меньше, чем является на самом деле, Джин чувствует уже привычный настойчивый зуд где-то в районе грудной клетки, под самым сердцем. Теперь, спустя месяцы, он знает, что именно он обозначает, знает, чего именно требует его душа, и не удивляется, не пугается, когда это чувство вновь пронзает его, эхом отдаваясь в каждой клеточке тела. Сокджин почти привык ощущать подобное время от времени в присутствии Юнги, однако в это конкретное утро этот зуд, эта необходимость коснуться Юнги оказывается даже сильнее, чем обычно.       - Хен, ты же не в армию меня провожаешь, мы увидимся через пару часов, - проговаривает Юнги с легкой усмешкой на губах и лукавыми, но все еще очень мягкими огоньками в глазах.       Сокджин спешно моргает, он не знает, как именно выглядит сейчас со стороны и даже не уверен, почему именно в это утро так сильно не хочет отпускать своего парня, почему его пальцы покалывает от желания коснуться, прижать к себе, зарыться в темные волосы и вдохнуть хорошо знакомый запах чужого шампуня. Его подушка, благополучно переехавшая в комнату Юнги, теперь пахнет также, и этот простой факт все еще вышибает почву из-под ног Сокджина и заставляет его голову кружиться всякий раз, как он просыпается с утра и спросонья утыкается носом в еще теплую наволочку. Юнги всегда встает раньше будильника минут на десять, и тратит еще, как минимум, полчаса на то чтобы расходиться и проснуться, поэтому Джин частенько просыпается один.       Начав встречаться с Мин Юнги, он на самом деле обнаруживает в себе много подобных слабостей и, кажется, со временем их число становится только больше и больше, что нелогично и странно. Ведь он должен был уже окончательно привыкнуть к Юнги, его чувства уже должны были к этому моменту устаканиться и принять какую-то определенную форму, но этого не происходит. К удивлению Сокджина, они продолжают видоизменяться и прогрессировать каждый день, открывая все новые и новые грани его любви, из-за чего Джину кажется, будто каждый день он любит Юнги по-разному. И он не знает, нормально ли это, и, честно говоря, не уверен, что это имеет хоть какое-то значение.        Потому что… это неплохое ощущение. Очень и очень неплохое.       И в это утро Сокджин в очередной раз потворствует собственным желаниям, потому что вроде как уже привык делать это, да и Юнги почти всегда позволяет ему подобные вольности. Он медленно пожимает плечами в ответ на слова Юнги, затем отталкивается от косяка, к которому привалился, и, преодолев разделяющее их расстояние, упускает голову на плечо парня. Он с невольным облегчением выдыхает, когда чувствует, как теплая широкая ладонь опускается на его спину и принимается выводить мягкие, утешающие круги, а у него над ухом раздается тихий смешок, больше напоминающий протяжный выдох. Этот звук вибрирующим эхом отдается в его сознании, и заземляющим спокойствием оседает в груди Сокджина, как что-то привычное, что-то родное, что-то без чего Джин не может и не хочет жить.       - Эх, Юнги-я, я не знаю, как переживу эти пару часов, - добавляя в голос побольше плачущих интонаций, протягивает он, пытаясь по обыкновению шуткой замаскировать собственную уязвимость, которую ощущает сейчас как никогда отчетливо.       И Юнги, конечно же, понимает, что именно он делает, и поэтому усмехается еще мягче и спокойно притягивает Сокджина к себе ближе, заключая в давно ставшие такими родными объятия. Поза странная и неудобная, потому что Сокджин выше, но ему, откровенно говоря, все равно, в руках Юнги тепло и безопасно и все его страхи, сомнения и переживания волшебным образом улетучиваются из головы, так что ему нужны эти объятия. Сокджину кажется, что они насыщают его спокойствием и уверенностью на весь день и только благодаря им и их теплу, он может протянуть до вечера.       - Это глупо, - шепчет Сокджин, спустя несколько мгновений, проведенных в комфортной и очень даже наполненной тишине. Они оба знают, что такими темпами Юнги точно опоздает на свои занятия, но никто из них не двигается, и Сокджин не может не быть благодарным за это. Юнги всегда это делает. Думает в первую очередь о нем в любой ситуации, и Сокджин в стотысячный раз за эти месяцы задается вопросом, почему он не влюбился в этого замечательного человека раньше? Почему все это внимание и эту доброту он воспринимал как должное? – Но ты сделал меня сегодня очень счастливым, Юнги-я, - все же признается Джин, чувствуя, как вместе со словами, слишком честными и уязвимыми, в воздухе между ними разливается какое-то хрупкое и зыбкое ощущение. Его уши горят, и он медленно потирается лбом о чужое плечо, надеясь стереть румянец со своего лица. Это не помогает, конечно же, нет, но Сокджин не уверен, что изначально верил, будто это поможет.       - В самом деле? – удивленно спрашивает Юнги, и его голос кажется более чем искренним в это мгновение. Словно он действительно не понимает, что такого особенного произошло несколько минут назад. – Каким образом?       - Ты подтвердил, что любишь меня, - совсем тихо выдыхает Джин, так, словно пересказывает какой-то секрет, который никто кроме них не должен узнать. Так, словно говорит о чем-то сокровенном и сакральном, о чем-то настолько хрупком, что даже простое упоминание, озвучивание вслух произошедшего развеет и сломает волшебство момента.       И, кажется, Юнги, наконец, понимает всю серьезность ситуации, если, конечно, Сокджин верно истолковывает причину его сбившегося дыхания и ставшего неровным сердечного ритма.       - О, так ты, в самом деле, не знал, хен, - медленно произносит Юнги каким-то немного глухим и заторможенным голосом, будто в этот момент все еще мысленно обрабатывает эту информацию. Сокджин раздраженно цыкает себе под нос и даже поднимает голову, чтобы Юнги мог увидеть его возмущенное выражение лица и в полной мере проникнуться им.       - Йа, и как я должен был узнать, Юнги-я? Ты просто согласился встречаться со мной, ты не сказал, что… - Сокджин задыхается собственными словами и неопределенно взмахивает рукой в воздухе, не в силах продолжить. Он действительно не может этого сделать, потому что сам себе кажется глупым в это мгновение. Он отлично понимает, что Юнги просто не мог ответить на его чувства взаимностью сразу же, хотя бы потому что… кто вообще после такого странного и спонтанного признания смог бы? К тому же… - И прошло совсем немного времени. Как ты можешь подтверждать, что любишь меня, когда мы начали встречаться всего несколько недель назад? – теперь его голос звучит хрипло и так потерянно, что Сокджин сам удивляется, когда слышит себя, так что тот факт, что пару секунд после его тирады Юнги выглядит по-настоящему растерянным, не вызывает изумления.       Но эти секунды проходят, и Юнги вновь становится тем самым невозмутимым и спокойным Мин Юнги, чей вид всегда успокаивает Сокджина и заставляет его верить, что ему не стоит так сильно волноваться и переживать, ему не стоит этого делать, даже если впервые в его жизни человек, которого он искренне любит, ответил ему взаимностью. Взгляд Юнги теплеет, а на губах появляется едва заметная, но мягкая улыбка, которая окончательно растапливает сердце Сокджина и превращает мысли в его голове в вязкое месиво. Когда Юнги смотрит на него с такой неприкрытой и откровенной нежностью, мозг Сокджина полностью отключается, потому что в его оперативную систему не встроено никаких протоколов и инструкций, в которых говорилось бы, как именно он должен реагировать на такую откровенную и искреннюю нежность.       - А разве нужно много времени, чтобы понять что-то подобное? – спрашивает Юнги, и, не дожидаясь ответа от Сокджина, продолжает на удивление серьезным и сосредоточенным тоном: - Хен, почему ты так уверен, что это сложно? Влюбиться в тебя. Почему ты думаешь, что влюбиться в тебя так трудно и на это нужно много времени?       Это странный вопрос, и он ставит Сокджина в тупик, на несколько мгновений выбивая из колеи. Джин озадаченно моргает, теряясь, но Юнги все также серьезно и выжидающе смотрит на него, явно настаивая на ответе, поэтому ему приходится нахмуриться и действительно задуматься над ним, пусть это и кажется странным – отвечать на вопрос, который кажется ему самому более чем элементарным.       - Потому что… так оно и есть, - все же произносит он, немного удивленный тем, что ему приходится действительно пояснять подобное. Юнги тут же несогласно хмурится, и предупреждая его возражения, Сокджин поспешно качает головой и поясняет свою мысль. – Нет, я знаю, что многие люди находят меня привлекательным и западают на меня. У них есть глаза, так что неудивительно, что они ничего не могут с этим поделать, - Юнги выразительно поднимает на это бровь, но Джин не обращает на этот жест особого внимания и продолжает, чуть покачивая головой. – Но это совсем другое. Это не любовь, и даже не что-то похожее на нее. Для любви нужно что-то больше, чем просто красивая внешность, а я не сделал ничего, чтобы ты полюбил меня…       - Тебе и не обязательно было что-то делать, хен, - спокойно, но довольно резко прерывает его Юнги, чуть сжимая широкие плечи Джина, заставляя его таким образом посмотреть себе в глаза. Сокджин непонимающе хмурится, на что Юнги тяжко вздыхает и качает головой. – Господи, у тебя, похоже, реально никогда не было нормальных отношений. А я еще удивлялся тому, что тебе приходится объяснять, что такое «искры» и как это все работает.       - Йаа, Юнги-я, что за снисходительный тон… - возмущается Джин, но Юнги не слушает его и вновь перебивает.       - Хен, тебе не нужно доказывать, что ты достоин моей любви. Тебе не нужно заслуживать ее, потому что это не так работает, - уверенно говорит Юнги с довольно непривычным для него пылом и жаром в голосе. Это настоящая редкость – слышать этот тон, поэтому Сокджин невольно подбирается и поджимает губы, чувствуя себя до странности пристыженным. Юнги замолкает на несколько мгновений, чтобы сделать глубокий вздох и нервно облизать нижнюю губу, скулы его медленно заливаются румянцем, словно еще непроизнесенные им слова уже смущают его. - Я люблю тебя не за то, что ты делаешь для меня, и не за то, что ты можешь мне дать. Я люблю тебя за то, какой ты есть, хен. И тебе лучше хорошенько это запомнить, потому что больше я ничего подобного повторять не буду. Это неловко и странно. Так что не заставляй меня, хен, говорить это еще раз, - последняя фраза выдыхается им скороговоркой, которую он произносит, глядя куда-то поверх плеча Сокджина, явно не желая встречаться с ним сейчас взглядами.       И Сокджин вроде как поражен и обездвижен этими словами, этим признанием, что было выпалено таким полунедовольным-полунегодующим тоном, каким ни один нормальный человек точно не стал бы признаваться в любви. Несколько мгновений Сокджин просто тупо пялится на своего парня, а затем в его голове что-то взрывается, оглушительно громко и резко, и он выдыхает нервный и рваный смешок, который очень быстро превращается в самую настоящую истеричную лавину смеха, в котором смешалось столько противоречивых эмоций, что Джину приходится согнуться пополам и едва ли не навалиться на Юнги, чтобы просто удержаться на подгибающихся ногах. Он не знает, как идентифицировать все, что чувствует в это мгновение, потому что эмоций слишком много и они все такие сильные, что Сокджину буквально больно выпускать их из себя через смех, который быстро выталкивает весь воздух из его легких и сжимает спазмами его горло.       Сокджин не знает, как Юнги это делает, каким образом он всегда узнает, какие именно слова его хену жизненно необходимо услышать в тот или иной момент. Сокджин не знает, за что ему достался такой потрясающий человек, не знает, чем заслужил все это и действительно ли это правда – что чужую любовь нельзя заслужить, а можно лишь получить добровольно. Сокджин не знает. И впервые в жизни он думает, что это, возможно, и не важно вовсе.       Мин Юнги только что сказал ему, что его, Ким Сокджина, вполне достаточно. Что самого по себе Сокджина достаточно, чтобы полюбить его. Мин Юнги сказал ему, что любит его. И Сокджин не может пока с точностью сказать, что именно это знание меняет в нем, но оно, определенно, меняет и очень даже многое. По крайней мере, Сокджин с точностью может сказать, что оно делает его счастливее, гораздо счастливее, что уже само по себе невероятно, потому что он искренне думал, что не может уже быть счастливее. Но, как и всегда, Юнги доказывает ему, как сильно он может быть не прав.       - Даже несмотря на мои шутки и каламбуры? – все еще посмеиваясь, выдыхает Сокджин, с трудом заставляя себя сосредоточиться и отвлечься от того эмоционального месива, что разрывается в его груди в это самое мгновение. От смеха, который он не может остановить, у него слезятся глаза, и он спешно вытирает их запястьем, но это не помогает, нисколько не помогает остановить слезы. – Я же говорил, что ты полюбишь мое искрометное чувство юмора! - Юнги закатывает глаза и так тяжко вздыхает, словно уже мысленно жалеет о том, что вообще затеял серьезный разговор о чувствах. Они оба явно не особо сильны в подобных вещах. – А знаешь, почему ты не мог не полюбить его, Юнги-я?       - Потому что между нами есть эти твои искры? – очень незаинтересованным тоном тянет Юнги, и Сокджин чувствует, как его вновь буквально затапливает восторгом и переполняет любовью к этому парню.       И Сокджин не знает иного способа хоть как-то выразить все эти чувства, кроме как мягко обхватить ладонями бледные щеки своего любимого человека и поцеловать его. Он не знает, как иначе выплеснуть из себя хотя бы часть этого головокружительного счастья, не взорвавшись в процессе, поэтому делает именно это. Он целует Юнги, время от времени не выдерживая и хихикая в чужие губы, которые тоже разъезжаются в мягкой и довольной улыбке, вызывающей новый взрыв восторга в груди Сокджина.       Это действительно что-то невероятное, это какие-то совершенно непередаваемые эмоции, и Сокджин не знает, что с ними делать, как с ними жить, но какая-то часть его существа уже осознает, что готова потратить всю жизнь на то, чтобы найти ответ на этот вопрос. Какая-то часть его существа знает, что у него все будет хорошо. У них обоих все будет хорошо.