***
Фара сидела в кабинете усталая, бесполезная. Находиться в их апартаментах, пространстве, пропитанном мужем, не было никаких сил. Она укутала лицо в ладонях, стараясь заставить себя доделать документы, отвлечься. Пройдя вместе столько лет, пережив такое количество событий, смерти друзей и знакомых, вырастив дочь, потеряв и обретя другую, он покинул ее, оставив одну. Сильва был опорой и стеной для Даулинг, нежностью, которую он показывал лишь ей. И она отдала бы все на свете, только бы он был сейчас с ней, здесь. Он был ее воздухом, когда было нечем дышать. И в эту самую секунду она так отчаянно нуждалась в муже. Розалинда зашла в кабинет, вынуждая Фа поднять глаза, красные от бессонницы. Женщина, не издавая и звука, прошла со спины, садясь за свое рабочее место. Она достала из третьего ящика стола небольшую синюю склянку, протягивая Даулинг. — Это поможет тебе выспаться. Он не будет сниться тебе, по крайней мере, изувеченным. Принимая флакон, Фара покрутила его в своих пальцах рассматривая. И отставила. — Спасибо. Но это единственное место, где мы можем с ним встретиться. Сны — это все, что осталось мне от Сола. Роуз привстала, подходя ближе к подруге. Она заставила ее подняться и подойти к окну, напротив которого сидели Ева и Майя, беспощадно прикладываясь к фляжке. — Не все. — Она указала пальцем на рыжую девушку: — Вот что оставил тебе он. И сейчас, похоже, его подарок для тебя губит себя. После этих слов вокруг дочери прошла неконтролируемая волна магии, выжигая траву и землю. — Если внешность у нее твоя, то глаза и характер она в большей части взяла у своего отца. И сейчас, несмотря на твое всепоглощающее горе, не только ты потеряла любимого. Она потеряла отца. После этих слов Хейл аккуратно провела рукой, скрывая последствия алкогольной катастрофы. Фара прижалась спиной к стене, легкий холод, исходящий от бетона, позволил немного перевести дух. — Два близких человека за несколько месяцев, — на выдохе прошептала она. — Я не понимаю, как мне жить без него, как вставать с утра с постели, к кому я могу прийти, когда мне невыносимо? Розалинда аккуратно взяла ее ладони в свои, крепко сжимая. — У тебя есть я. Но абсолютно точно, он умел принимать тебя всю как есть: вот такую, разную, иногда нелепую, несуразную, бестолковую, нелюбезную, безотказную, не железную. Когда ты смеялась — он праздновал, когда горевала — соболезновал. И держу пари, этот специалист, достававший меня все это время, любил тебя больше всего на свете. Даулинг прижалась к своей наставнице, утыкаясь лицом в плечо. Ей сейчас меньше всего на свете хотелось оставаться одной. — Можно я поживу у тебя? — спросила Фара, немного отдаляясь. — Ты не хочешь забрать девочек и поехать к нам? Навестишь Айву. Не все же тебе сидеть в Алфее, а закончив дела, я обязательно присоединюсь. Розалинда подошла к чайному сервизу, разливая чай по небольшим кружкам. Фара же присела на край дивана, благодарно смотря на Хейл. — Как Блум? — уточнила Роуз под звук льющегося персикового чая. Фа устало потерла переносицу, все еще не зная, сможет ли простить дочь за ее необдуманные поступки. — Она приходила, мы виделись, но общаться с ней, по крайней мере, как раньше, я не могу, — будто впервые признавшись в этом, озвучила Фара. Розалинда понимающе взглянула на женщину, заменившую ей дочь. И сейчас та нуждалась лишь в понимании. — Это нормально. Она проделывала ужасные вещи, но в этом клубке отвратительных поступков моя вина горит красным цветом. Если бы не я, девчонка не была бы с такой травмой. Не стала бы искать дороги, убирающие Майю с ее пути. — Хейл положила ладонь на колено женщины, безмолвно извиняясь. — Посчитай, сколько раз Майя страдала из-за нее. Это просто невыносимо! — воскликнула женщина. — Ни один поступок не оправдывается такой жестокостью. Мы разговаривали, записывали ее к специалисту, проводили больше времени вместе. Что мы только не делали за три года! Ни на шаг. Улучшений никаких. Боюсь, если у нее представится возможность, она просто сотрет Майю в порошок. Материнский инстинкт Даулинг, естественно, в большей степени откликался на младшую дочь. И страх за импульсивные поступки Блум сидел на подкорке и отзывался каждый раз, когда речь заходила о дочерях.***
Мы шли с Евой вдоль дороги, ведущей в крыло специалистов. Решив немного развеяться и дать выпитому виски в моем организме выветриться, мы столкнулись со Скаем и Ривеном, сидящими на ринге. Ева дружелюбно помахала парням рукой; держу пари, она знает каждого студента по имени и осведомлена обо всех событиях школы. Ребята, обратив на нас внимание, резко подскочили и быстрыми шагами приближались к нам. Скай был разбит не меньше моего. Усталый, безразличный взгляд, отягощенный чувством вины. Одежда была мятой, он явно не менял ее несколько дней. Я знаю, каково это, когда нет сил даже на такие простые телодвижения. — Как ты? — обращаясь к названому брату, спросила я, все еще злясь за его помощь Блум. — Нормально, — сухо ответил тот. — А ты? — Глаза устремились прямо на меня прожигая. Скаю не нужен ответ. Он все видит сам. Не отвечая, я обернулась к Риву. Ева поняла меня с полувзгляда и отвела за локоть Ская в сторону, оставляя нас наедине. — Есть сигарета? — безразлично спрашиваю я. Он достал из кармана красную электронку, протягивая мне. — Ты не отвечала на звонки и смс, — коротко сказал он. — Яблоко и персик? Серьезно? — уставилась на него я, зная, что тот предпочитает мяту. — Это для тебя, — ухмыльнулся он. — Не хочешь поговорить? Я сняла с ног кеды, поднимаясь на ринг, опустив ноги в пруд так, что ледяная вода по щиколотки окутала меня. Ривен непонимающе уставился на меня, но сел рядом. — Хорошо, давай так. Есть ли у тебя темы, помимо смысла жизни и моего отца? — затягиваясь, сказала я. — Ну, расскажи мне о том, как красивая, пьяная и не ты выбегает курить, у нее в руке кеды, насквозь покрытые сажей, — улыбаясь, стряхивая с моей обуви черную пыль, сказал он. — Или как у нее звонит телефон, а она не снимает трубки. И как она любит себя по-всякому убивать, чтобы не сойти с ума. Это заставило улыбнуться. Ривен всегда чувствовал меня. Никогда не наседал. — Обычно говорят на любые темы, кроме самых насущных. Избегают. Боятся. Спасибо, Рив. — Облокотившись на его плечо, я ощутила спокойствие. — Главное, что ты здесь, — улыбнулся он, приобнимая меня за плечи.***
— Я просила тебя не курить эту дрянь. — Во время ужина в компании мамы и Розалинды Фара решила прочитать очередную лекцию. — Я чувствовала запах дыма вчера от твоей блузки, — удачно парировала я. Розалинда аккуратно расставляла тарелки на шесть персон. Я уставилась на свободный стол, не понимая, для кого еще две порции. — Блум и Скай, — отметила Хейл, заметив мой взгляд. Закатив глаза и облокотившись на спинку стула, я недовольно цокнула языком. Комната заполнилась моим напряжением. Я не понимала, как и для чего нам садиться с людьми, совершившими такой идиотский поступок. Тихо и неуверенно постучавшись. Блум вошла в комнату, в руках у нее было два небольших букета алых роз. Фара не любила розы, предпочитала пионы или полевые ромашки, запах роз вызывал мигрень и приступы тошноты. Розалинда же вообще была равнодушна к цветам и подобным знакам внимания. Наблюдать за неоднозначными взглядами женщин, тем, как неуверенно они принимают букеты и наигранно улыбаются, было отдельным видом удовольствия. Блум наклонилась, чтобы поцеловать Фа в щеку, но та лишь невольно отпрянула от девушки. Растерянная Питерс смогла лишь приобнять маму за плечи, после чего села рядом. Скай же пришел спустя минут десять, прихватив шоколадный брауни, вероятно, Евы, которая позаботилась о том, чтобы парень не пришел с пустыми руками. Закончив сервировать стол, поставив большое блюдо с мясом и овощами, пару тарелок с разными овощными салатами, Роуз наконец-то присела. И мы начали ужин. В полной тишине, не поднимая глаз друг на друга. — За Сола. — Блум подняла бокал, совершенно неуместно нарушив тишину. Я вскинула бровь и непонимающе уставилась на нее. Обстановка накалялась. Скай многозначительно посмотрел на девушку, пытаясь успокоить. — Он был хорошим отцом и учителем, — продолжила та легко и непринужденно, будто бы не чувствуя боль от утраты. — Ключевое слово «был», — отметила я. — Майя, — Розалинда крепко сжала мою ладонь под столом, пытаясь успокоить, — пожалуйста, не нагнетай, — твердо сказала она. Мама многозначно посмотрела на меня, покачав головой, показывая недовольство. — Серьезно, мам? — уставилась на нее я, считывая эмоции. — Ты недовольна мной? Это не я скрывала правду, не я отдала силы Валтору, не я выпустила его, после чего этот псих убил моего отца! И не я сейчас говорю совершенно неуместные вещи, ни капли не скорбя, — возмущенно, слишком громко для небольшой комнаты, сказала я. Все уставились на меня. Это была правда. То, что никто не озвучивал. — Майя, — пытаясь меня успокоить, прошептала Фара. Блум закатила глаза. Отбросив вилку на тарелку, она уставилась на меня. — Да, не ты, но когда ты бросила всех, уехав развлекаться в Италию, я была рядом, не давая родителям поникнуть духом. И это ты не смогла защитить отца от Валтора. Сделай ты сразу, как он хочет, Сол был бы жив. Его кровь на твоих руках. — Она смотрела на меня безумным взглядом. Ее слова не поддавались и малейшей логике. Это перешло все границы, Розалинда подскочила и схватила Блум за предплечье, выходя с ней за дверь. Мы, сидящие в звенящей тишине, слышали, как с той стороны о чем-то громко спорили. Роуз сильно кричала на Блум. Возможно, даже причиняла ей боль. Но мама, почти не показывая эмоций, смотрела на меня. — Это неправда, Майя, — тихо сказала она. — Ты все сделала правильно, смерть папы не твоя вина. — Простите меня, — неуверенно сказал Скай. — Я был так поглощен отношениями с Блум, что не задумывался о последствиях. Если бы я только мог вернуть все назад. — Скай, мы знаем. Не оставишь нас? — она внимательно посмотрела на парня, после чего тот покинул комнату. Мама привстала со стула, обходя меня со спины, утыкаясь подбородком в мою голову. — Я знаю, как тебе плохо, одиноко. Мне тоже. Мы остались вдвоем. Давай уедем? — она присела на колени, разворачивая мое лицо к себе. — Смотри. — Я достала из чехла телефона маленькую фотографию нас троих. — Почему та одна фотография, где мы вместе, всегда нечеткая? Мама пожала плечами, поглаживая небольшой кусок картона. — Я тоже скучаю, малышка.