***
Не пригодилась ни квохорская сталь, ни вереница ведер с водой, ни знаменитая удаль белогвардейцев. Принц-Разбойник вернулся домой с миром, а не войной. Смиренно склонив голову, его высочество преподнес королю в дар корону Ступеней — «с этого дня вы владетель Узкого моря, и горе тому, кто посчитает возможным оспорить сей факт». Народ в исступлении, принцесса в восторге. Его величество крепко обнимает дражайшего брата, утирая краем плаща скупую мужскую слезу. Как трогательно. При встрече с королевой, однако, вышла заминка. Фиолетовые глаза медленно оглядели Алисенту — и замерли на круглом животе, туго обянутом зелёным шелком. — Поздравляю с пополнением, ваше величество, — любезно проговорил принц, пронзая королеву холодным взглядом. — Это который? — Третий, ваше высочество, — сухо произнесла Алисента, накрыв чрево оберегающим жестом. — Мы ожидаем мальчика. — Ожидание — вещь опасная, — тонко улыбнулся Деймон. — Судьба любит играть с доверием смертных. «Как сыграла с тобой, не так ли?» Теперь принц еще дальше от трона — и изменить это никак нельзя. Потому он так зол, несмотря на теплый прием, потому на королеву смотрит, как волк на гончую. И потому столько презрения в его словах и улыбке, обращенных к лорду-деснице. — Дорогой лорд Хайтауэр. — Ваше королевское высочество. Пустое. Дерзи не дерзи, все едино — долгожданный праздник дракону под хвост. Лорд-десница ожидал, что по его окончании государь таки объявит будущего наследника, но увы. Визерис был слишком занят беседами с братом и шутками с дочерью. Сразу после безобразно долгого пира Отто засел за работу — и плевать, что пергамент троится, и буквы сливаются между собой. Ему даже удалось подписать несколько документов, прежде чем к нему ввалился сир Майден. От одного его вида хотелось травить «слезами Лиса» и прижигать раскаленным железом. Вы только посмотрите на эту довольную харю! — Значит, не набрехали, шакалята, — фыркнул мерзавец, жестом отсылая хмурых оруженосцев, попутно взъерошив каждому волосы. — И правда не спите. Можете не сомневаться, госпожа Генриетта узнает об этом. — Хотелось бы о ней хоть что-то узнать, — процедил лорд-десница, силясь сосредоточиться на очередном не читаемом куске пергамента. — В последнее время я не получаю вестей из покоев королевы. Ни окольно, ни напрямик. Все никак не возьму в толк, то ли шпионы пошли никудышные, то ли… — Ты зол, — резко перебил Майден. Как резанул тупой сталью по нервам. — Зол? — просипел Отто Хайтауэр. — О нет, сир. Я не зол. Я в ярости. — Из-за Деймона, что ли? — прыснул наглец. — Брось! Все не так плохо. — Причин много. И вы, сир, — одна из них, — прорычал лорд-десница, отбросив проклятую бумажонку. — Что за тон? Что за слова? Что ты себе… — Я пьян, — честно признался Майден с широкой ухмылкой. — И дело далеко не только в вине. Но в пекло поэзию. Я пришел сделать вам предложение, мой лорд. Уверяю, оно вам придется по вкусу. — Безродный нахал, — помолчав, протянул Отто с кривой улыбкой. — Проклятый мерзавец. Любой другой на твоем месте давно гнил бы в темнице. — Но я не «другой», — заметил рыцарь, сверкая глазами. Лукав, красив и услужлив — вылитый демон! — Выслушайте меня. — Будь ты проклят, наглец, — рыкнул Отто, откинувшись в кресле. Воротник кафтана раскрыт — хорошо ли видно обнаженную шею?.. — Говори. — Мне больно смотреть, как вы мучаетесь, мой драгоценный владыка, — вкрадчиво заговорил сир из Лубков, пожирая десницу взглядом. — Еще больнее становится, когда вспоминаю я, как счастливы были вы всего каких-то полдня назад. Позвольте вернуть все, как было. Никакого Деймона. Никаких шпионов среди его позолоченной своры. Никакого страха за себя и свою семью. Дайте мне только три вещи: разрешение, Лариса и полгода. — Боюсь, я тоже не слишком трезв, сир, — непонимающе нахмурился Отто. Мысль скреблась под кромкой черепа, но пробиться сквозь винные пары утомительной ночи оказалась бессильна. — Не могли бы вы пояснить. — Всенепременно, — Майден подвинулся ближе. От него пахло вином, горькими травами и дубленной кожей. — Мне нужно разрешение Верховного септона. А точнее его милостивое согласие на постройку храма в Королевской гавани. Септа в замке уютна, бесспорно, но уж больно мала. Величественный монументальный собор — то, чего достойна столица всех Семи королевств. — Рыцарь словно бы из ниоткуда вынул яблоко и принялся беззастенчиво им хрустеть, продолжая вещать. — Лариса Стронга в кратчайшие сроки хотелось бы видеть в роли мастера над шептунами. Причем, отнюдь не только мне. Это очень одаренный молодой человек. Выбрав его, король не пожалеет ни на мгновение. И, наконец, — сир, поглотив яблочную мякоть вместе с косточками, выкинул крохотную плодоножку, — полгода. На все про все я прошу полгода. Полгода — и принц Деймон исчезнет, его агентурные сети ослабнут. А Эйгон станет наследником. — Майден глядел на него равно насмешливо и проницательно. — Ведь именно отсюда проистекают истоки вашего гнева, не правда ли? Ваш внук не крон-принц. Пока нет. Но все изменится, даю слово. — До чего обстоятельные, сладкие речи, — после долгой паузы прохрипел лорд-десница. У него кружилась голова, а его разум истязал мучительный выбор — отоварить ли ублюдка чернильницей по голове или броситься в объятия к нему, как в омут. — Что же вы желаете взамен, сир? Никак сам кукловод дернул его за язык. Карие глаза вспыхнули доселе невиданным пламенем. — Вас, — выпалил Майден без обиняков. — Я желаю вас, милорд. На этом столе. В кипе этих бумаг. Взъерошенного. Раскрасневшегося. Залюбленного. Моего.5. Женщины и прочие проблемы короля
2 июня 2023 г. в 10:02
Сир Майден нагрянул к нему посреди ночи.
— Вы должны идти со мной, — заявил он, игнорируя писки и тычки молоденьких оруженосцев. — Скорее, милорд, скорее!
— Что такое? — прохрипел лорд-десница, пока один из мальчишек натягивал на него сюртук. — Что стряслось? Королева…
— В своих покоях, — выдохнул рыцарь, и Отто, к вящему ужасу, разглядел, что он бледен, как мел. — Ждет вас.
Ждет, да. На широкой кушетке, под тяжелым одеялом, с дрожащей рукой на округлившемся животе. Глаза на белом лице кажутся очень темными и очень большими. Они сверкают от непролитых слез и страха.
— Я чувствую боль, — шептала дочь не своим голосом. — Как горит внутри, как ноет!.. Нет, нет! Мое дитя!.. Я не хочу! Мой ребенок!.. Отец…
Она вскрикивала и шептала, в один миг говорила четко и ясно, а в следующий — уже сбивчиво, путано, как в бреду. Фрейлины сгрудились в углу, досмерти напуганные. Септа Генриетта неодобрительно поглядывала на мейстера, торопливо варганящего какое-то марево в дальней части покоев. Отто не отпускал руку дочери. Ее бил озноб, а он силился оставаться непоколебимым, как статуя. В конце концов, зелье было готово, и септа мягким голосом предложила королеве «испить успокоительный настой, дабы усмирить боль и разбушевавшиеся чувства».
— Я устала смирять! — вскричала ее величество. — Я устала успокаивать и успокаиваться! После всего, что я сделала!.. После всех слов, всех даров!.. Чем она отплатила мне, женщина?! Чем?!
— Помыслы ваши направьте не в злобу, — промолвила благочестивая матрона, — но в любовь к несчастному крохе, что созревает в вашей утробе. Черная желчь отравляет вас с ним в равной мере. Вытравите ее из себя.
— Слушайте добрую женщину, ваше величество, — тихо и мягко произнес лорд-десница. — Ее устами говорит сама Старица.
Дочь смотрела на него не видящим взглядом. Так смотрят слепцы, так смотрят помешанные. Отто не смел отвести глаза, несмотря на тошнотный холод в груди. Словно его пронзили кинжалом — пока лезвие внутри, он живой, как только его вынут, он погибнет.
— Я пропала во мраке, — после долгой паузы прошептала Алисента и обмякла на ложе. — Силы покидают меня, отец. Мне так страшно, так страшно!
Кое-как королеве дали выпить снадобье, но даже после этого — после того как она откинулась на подушки, присмиревшая, ослабевшая, бледная — дочь держала его мертвой хваткой. «Не уходи, — взмолилась она, перед тем как забыться леденяще спокойным сном. — Не оставляй меня одну».
Какое-то время Отто просидел, безмолвно созерцая ее изможденное лицо.
— Что… что произошло? — наконец, выдавил он.
Фрейлины испуганно зашушукались. Септа Генриетта осадила их властным взглядом, сочувственно оглядела свою воспитанницу и, глубоко вздохнув, начала вещать. И чем дальше шел ее рассказ, тем больше ожесточалось лицо лорда-десницы, тем сильнее сжимался стальной кулак на его горле, тем пламеннее горело сердце. Он слышал собственную кровь, стучащую в ноющих висках.
— Где король? — прорычал лорд Хайтауэр, когда септа окончила. — Почему он не рядом с супругой?
— Король со своею дочерью, милорд, — сообщила матрона. — Интересуется ее здоровьем.
Ее здоровьем! Да эта кобыла здоровее папаши! Отто не особо воинственный человек — он привык решать проблемы силой слова и разума, а не копья или меча, его звание «сир» номинально, но тут!.. Семейные ссоры — дело вроде бы заурядное. Но какое ж болезненное, когда касается твоих близких. Алисента и Рейнира в детстве были очень дружны, однако с некоторых пор заметно охладели друг к другу. Отто винил во всем таргариеновскую спесь, Майден находил причину в разнице в неких «материальных благах», Визерис просто не понимал ничего. Алисента молчала упорно и долго, даже косвенно не намекая, что на самом деле лежит меж ней и дражайшей наперсницей. Одно время казалось, что они снова сошлись. Рождение Хелейны миротворно повлияло на всех — в том числе на единокровную сестрицу. Рейнире нравилось укачивать ее на руках, показывать рожицы для смеха, напевать что-то на высоком валирийском. Сир Кристон Коль молчаливо таял, Гвейн лыбился, как дурак, даже сир из Лубков выглядел тронутым. Его королевское величество в великом восторге заверял Отто, что пора холодности прошла, что его семья опять «целостна и нерушима».
И так бы оно, возможно, и было, если бы светлейший сам не подлил масло в почти погасший костер. На одном из торжеств по случаю рождения дочки Визерис на радостях вручил Алисенте драгоценности покойной супруги — «дабы передавались они от одной царственной дамы к другой, как придет ее срок властвовать». Отец прекрасно знал, что его старшая дочь такие вычурности носить бы не стала — несподручны сапфиры с алмазами в драконьем седле. Но вот чего он точно не знал, так это то, что Рейнире плевать на сподручность — как и на эти проклятые драгоценности в общем-то. Не плевать ей на дражайшую матушку и то, что ее побрякушки перейдут в будуар молодой королевы. Разразился скандал, в котором Отто не смог принять участия — ссориться королевская троица изволила за закрытыми дверьми — но о котором после в подробностях узнал от Майдена, которому, в свою очередь, сообщил сир Коль.
— Ее величество пыталась хранить нейтралитет, — тихо шептал сир из Лубков, пока они прогуливались недалеко от богорощи. — От врожденной ли хитрости, от должной ли скромности, но королева по большей части молчала. Выступала принцесса и говорила вещи… весьма неприятного свойства. Кристон был огорчен.
Еще бы. Неприятно узнать, что совершенство всех твоих совершенств имеет серьезные изъяны. Впрочем, на любовь меж товарищами это нисколько не повлияло — Майден на пару с Гвейном считал ниже своего достоинства «ссориться из-за баб». Отто сухо напомнил, что «бабы» эти — принцесса и королева. На что сир в ответ выдал: «Вы чего так рожу скривили? В каждой — неважно принцесса она или прачка — живет старая добрая Баба, вздорная, склочная и мелочная. Неплохо бы королю об этом напомнить — пусть разберётся со своими… женщинами». От такой вопиющей наглости лорд-десница обронил на пол челюсть, а пока подбирал, успел позволить паршивому негодяю поцеловать себя в щеку и быстренько ретироваться. Отто поклялся страшно отомстить, однако с тех пор мерзавец из Лубков на глаза ему не попадался.
До этой ночи. Теневой кукловод, видно, опять вусмерть нажрался, и ему страсть как охота поиздеваться над жалкими смертными.
— Кто слышал это? — спросил лорд-десница, с трудом взяв себя в руки. — Кроме короля?
— Половина женского крыла, — процедила септа. — Правда крики королевы все равно слышали больше. Реакция ее величества была крайне бурной. Сир Гелрис утверждал, что портьера, скрывающая потайную коморку в стене, была практически сорвана. Миледи вылетела из-за нее, как тигрица из клетки! Ну, а все остальное я слыхала сама. И про неблагодарность, и про драгоценности, и про детей… Жестоко обошлась ее высочество с сердцем королевы. Та явно не ожидала от нее чего-то подобного.
Да уж. Не каждый день слышишь от старой подруги, что ты равно девка с Шелковой улицы только из родовитой семьи. Правда, и Алисента в последнее время сама не своя. «Одним Семерым известно, какое чудище ее величество носит под сердцем», — с нежностью заявил один из Зеленых. Раньше бы ему вырвали язык за крамолу, а нынче поддержали довольным смехом. Королева горела денно и нощно — как в прямом, так и в переносном смысле. Ей не сиделось на месте, она устраивала сцены по пустякам, тут же извинялась или принималась хохотать — а еще постоянно жаловалось на жару. «Во мне растет дракон, — заявила она мужу. — И это полностью твоя вина, ненастный ты монстр!» Визерис тогда от души посмеялся. Теперь ему не до шуток — и это к лучшему. Довольно праздности, улыбок и пустых обещаний. Его королева в беспамятстве, его ребенок — на грани.
Соберись, проклятый слюнтяй!
— Ваше величество, — лорд Хайтауэр встал, склонив голову, но так и не выпустив руки дочери, — как поживает принцесса?
— Не надо, Отто, — мученически скривился король. Покряхтев, он присел подле жениного ложа. — Мы знаем, что ты хочешь сказать. Мы знаем, что ты чувствуешь. — «Неведомый меня подери, если так!» — Оставь нас, иди. Мы очень устали.
— Жизнь младенца под большим вопросом, ваше величество, — чопорно известил лорд-десница. — Изволите разрешить прислать лекарей…?
— Изволяем. Делайте все, что требуется, — перебил король. Взял руку королевы. Поцеловал. Положил голову ей на колени. — Мой милый друг. Клянусь, Неведомый скорее получит мою прокаженную душу, чем твое нежное сердце!.. Идите, Отто. Идите с миром.
«Идите в пекло, ваше величество! Вы же тоже отец — вы должны понимать!..» В покои его сопровождала старая троица. Все — трех разных цветов: Коль блекло-коричневый, сын сизовато-красный, Майден пепельно-белый. Отто поймал себя на мысли, что хочет отослать первых двух прочь. Пусть останется только мерзавец из Лубков. Пусть ляпнет какую-нибудь чушь, дернет за край плаща, поцелует камень в перстне. Пусть просто одарит взглядом, его одного хватает, чтобы свет — неважно льющийся из окна или от факелов — становился вдруг ярче.
У башни Десницы Отто оперся на локоть своего рыцаря. От него пахло бергамотом и южным вином. Его теплое дыхание согревало щеку. До чего сладка была эта минута… Но тут Майден напрягся, и все полетело в седьмое пекло.
— Вам плохо, милорд? — обеспокоенно спросил он.
— Отец! — Гвейн подхватил его с другой стороны. — Нужен мейстер?! Вино?! Эй, малолетние шакалы!..
— Обопритесь на меня, милорд, — спешно предложил сир Кристон. — Сир Майден сходит за лекарем, а мы поможем подняться.
«Молодые дуралеи», — с нежностью подумал Хайтауэр, оправился и чинно взошел по ступеням, оставив оболтусов растерянно хлопать глазами. Та ночь прошла без сна — и несколько последующих тоже. Силой ли молитвы, трудами ли мейстеров, но все обошлось — королева сохранила ребенка, однако стала холодной и сдержанной, как юная септа. Вежливая и властная, она вскорости изъявила желание помириться с «возлюбленной дочерью». «Мы прощаем тебя, моя милая, — улыбнулась она, расцеловав растерявшуюся Рейниру в обе щеки. — Как не простить? Мы одна семья, и должны быть добры и открыты друг другу». С этого дня с лица Майдена не сходила странная ухмылка, а сир Коль облачился в мрачность и грусть. Ни причину первого, ни причину второго выяснить лорду-деснице не удалось — кто-то упорно уводил информацию чуть ли не из-под носа. И его крайне занимал вопрос — кому? Кому это ни с того ни с сего на сем бренном свете жить надоело? Однако сей любопытный момент пришлось оставить на потом.
Небесный кукловод выкинул очередной убогий фортель, и не где-нибудь, а на том самом месте, где фортеля и следует выкидывать — на турнире по случаю вторых именин принца Эйгона.
Празднество не задалось с самого начала. Мало того, что заезд открылся ссорой двух рыцарей — белогвардейца Коля и сира Джоффри Лонгмаута — так ещё две главные красавицы турнира — ее величество и ее высочество — вышли на люди в платьях, ярко демонстрирующих, какова и насколько сильна их любовь друг к другу. Но самый главный сюрприз божественного выпивохи был впереди. Посередине празднества ристалище внезапно накрыла крылатая тень. Отто не успел в должной мере испугаться — за дочь, внука, короля, себя — как его оттолкнули назад, и какая-то фигура в буро-сером закрыла собою небо. Сверкнула квохорская сталь.
— Хватайте Алисенту и бегите, — бросил сир Майден через плечо. И как успел вскочить в ложу? — Сразу как тварь вскинет голову. Поняли? Хватайте — и бегите!
Беспомощно глупое «а ты?» застряло у Отто в горле — громадный кроваво-красный ящер, сделав несколько кругов в воздухе над столицей, приземлился напротив королевской ложи, сломав разделительный барьер и подняв столбы песка и пыли. Его всадник поправил золотисто-желтый плащ и грациозно спрыгнул вниз. На его светлом челе красным золотом горел широкий толстый обруч.
— Брат мой, — вскричал принц Деймон Таргариен, приветливо улыбнувшись. — Как давно мы не виделись! Я и не думал, что соскучусь так сильно…