***
— Вы желали о чем-то поговорить, лорд Стронг? — спросил лорд-десница после очередного собрания. — Да, милорд, — кратко ответствовал Лионель. Великан подставил Хайтауэру локоть. — Не желаете подышать свежим воздухом дворцовых садов? — С превеликой охотой. Небесный кукловод может и пьяница, но пьяница принципиальный. Дети получают от него строго половину качеств родителей — и тут кому как повезет. Старший сын лорда Стронга ликом и статью удался в отца. Могучий и грозный, Харвин привлекал дам грубоватыми, но страстными манерами благородного варвара. Поговаривают, даже ее высочество изредка бросала в его сторону заинтересованный взгляд. А вот младший, Ларис, не отличался дюжим сложением — был невысоким, щуплым и косолапым — однако перенял от родителя недюжинный ум, что, вероятно, очень ему помогло в скором продвижении по службе. Пока Харвин оставался простым вольным рыцарем при дворе, Ларис за какие-то несколько лет умудрился дорасти до помощника Лорда-дознавателя и явно метил куда повыше. В чем любящий батюшка решил дражайшей кровиночке подсобить. — Лорд Джаспер Уайлд не так давно скончался от лихорадки, — небрежно заметил лорд Стронг — после чего стало кристально ясно, в какую сторону мастер над законами будет гнуть разговор. — Должность мастера над шептунами свободна. «А губа не треснет?» — так и хотелось рявкнуть лорду-деснице. Впрочем, такому амбициозному выскочке, как он, должно выбирать выражения. На клыках злопыхателей и злословов уже проступили первые ядовитые капли. Мало того, что этот Отто Хайтауэр — не от крови дракона, не отпрыск Великого дома, да даже не первый сын — влез с ногами на место десницы, так еще дочь протащил прямо на королевское ложе. Пока от подобных инсинуаций Отто мог смело отмахиваться, однако, вне всяких сомнений, настанет тот день, когда ему понадобится поддержка. И что-то ему подсказывало, что одного-двух мечей — пускай хорошо заточенных и бесконечно преданных — для этого будет недостаточно. В таких условиях он почти радовался, что одним ложем власть королевы не ограничивалась. Алисента по мере сил и возможностей вникала в придворные дела, когда прося, а когда и требуя от отца регулярных подробных отчетов. Не совсем женское желание, на которое король счастливо закрывал глаза, и которому лорд-десница с удовольствием потакал. — Что вы знаете о Ларисе Стронге, ваше величество? — спросил он однажды, навещая дочь. Септа Генриетта с порога всучила ему куклу и подвела к колыбельке с внучкой. — Много ли можете рассказать? — Не слишком, — ответила Алисента, качая Эйгона на коленях. Его королевское высочество угрюмо жевал ухо плюшевого кролика. — Мы виделись несколько раз от силы. Ларис молчалив и скромен. И, не могу не признать, обладает незаурядным умом и ненавязчивым обаянием… Но почему вы спрашиваете, милорд? — Лорд Лионель был бы счастлив видеть его в роли мастера над шептунами, — негромко сообщил Отто, подкладывая куклу под бочек Хелейны. Внучка заулыбалась, протягивая к нему ручки. — Его, помощника Лорда-дознавателя. — А разве это не одно и то же? — фыркнула Алисента, передавая захныкавшего сына нянькам. — Там где слуги шептуна, там и дознания, пытки и казни. Не кривись, я, может, и нежная слабая женщина, но хорошо знаю, как достается правда и насаждается справедливость. С некоторых пор даже слишком. Вопреки мнению многих, на турнирах не только пьют, развратничают и сшибаются на копьях — нередко на них обсуждаются и зачинаются великие дела. На одном из последних — по случаю королевской свадьбы — собравшиеся молодцы разделились на две команды. Первая, возглавляемая сиром Майденом из Лубков, состояла из дюжины не слишком знатных, но ярых бойцов, отстаивающих честь молодой королевы. Стоя подле королевского ложа с подвязками зеленого шелка, они призывали оставшихся рыцарей сойтись с ними «не на жизнь, а насмерть». Охочие, конечно, нашлись, но изумление — а заодно и небывалый восторг — у публики вызвало иное. Ни один из приснопамятной дюжины не выронил щит и не посрамил достоинства — их главарь, к тому же, отыгрался с молодым белогвардейцем за прошлый турнир (когда еще никому не известный сир Коль вышиб Майдена из седла). В конце торжества, овеянные славой и всеобщей любовью, они сложили мечи у ног Алисенты, склонив пред нею колени, и поклялись служить до последнего вздоха, коль «светлейшая из королев им это позволит». Тогда это казалось частью забавы, однако вскоре стало понятно, насколько их намерения были серьезны. Не было более дня, чтобы ее величество не сопровождал кто-нибудь из «зеленой дюжины». Как после выяснили шпионы десницы, люди они замкнутые и привередливые — новичков к себе не берут, вместе встречаются тихо и придерживаются особых правил, из-за чего больше напоминают крохотный рыцарский орден, нежели простую дружескую компанию. Практичные, верные и верующие, они были примерно одного возраста с Майденом, происходили из Простора или Долины и имели за спиной неплохой послужной список. — Королева нежна, как цветок, и столь же беззащитна, — заявил как-то один из Зеленых рыцарей. — Мы — ее шипы. Ее псы, гордые своею верностью. Вокруг значимой фигуры при дворе быстро собирается круг единомышленников. Реже этот круг собирает сама фигура — Отто льстила мысль, что ситуация с его дочерью была таковой. После коронации Алисента — вдобавок к парочке наперсниц и десятку септ — взяла в штат добрую половину потенциальных королевских невест, приблизила к себе нескольких талантливых бардов и окружила все это частоколом из пик и мечей «зеленой дюжины». Вскоре к этому сборищу присоединились другие вольные рыцари, покоренные красотой королевы и перспективой оказаться в братии Зеленых — какой карьерный рост! — а также некоторые придворные лорды и леди, настолько же словоохотливые, насколько небогатые. Красный замок расцвел, а вместе с ним и его хозяин. Визерис помолодел лет на десять после свадьбы и еще лет на пять — после рождения первенца. Возобновилась любовь к песням и танцам, стали популярны охота и театральные представления, ежемесячно устраивались пикники во дворцовых садах и прогулки по Черноводной. Лорд Бисбери полысел, сгорбился и сгрыз все ногти до основания, но не осмеливался упрекать его величество в излишних тратах. Ему, как и всем прочим, стало предельно очевидно — кризисный период позади. Впереди лишь расцвет и довольство, как при нынешнем короле, так и при грядущем. А вот для Отто, напротив, было предельно не очевидно — как так? Король все еще не назначил Эйгона наследником. Ни де юре, ни де факто. Тиская малыша, отец называл его «маленький принц», даже намеком не обозначая скорое возвышение. И лорд-десница прекрасно знал, в чем заключалась причина.4. О рыцарях — без страха и упрека
30 мая 2023 г. в 10:24
Много историй ходит о рыцарях в сверкающих доспехах. Защитники угнетенных, верноподданные королей и блюстители традиций. Бесчисленное число виршеплетов слагают баллады о бравых войнах на гордых скакунах, опоясанных мечом и отмеченных знаком своей прекрасной дамы.
Правда, как водится в сем прескверном мире, куда прозаичнее. Истинный рыцарь столь же отважен, сколь и жесток — это Отто усвоил еще в молодые годы, служа оруженосцем у одного из отцовских вассалов. Долговязого прыщавого юнца, которого чаще видели с книжкой в руке, чем с копьем иль девицей, товарищи-мальчишки дразнили нещадно и зло, но даже не это главное. Обучение будущей мечты всех дам континента не оканчивалось одним лишь прислуживанием милорду и регулярными спаррингами на ристалище. Дабы ожесточить сердца, мальчиков с раннего детства обязывали закалывать, а после потрошить дичь, приканчивать больных животных и чуть ли не на каждой трапезе слушать воинские баллады, в коих бесперебойно, подробно и в красках повествовалось о ратных подвигах знаменитых лордов и рыцарей прошлого. Отто они не впечатляли. В сотый раз слушать о том, куда полетела отрубленная голова лорда Утриса или как кровь хлестала из культи сира Гвендрика, редкостная скука. Рыцарские хроники в этом плане представляли собой тексты куда более содержательные…
И все же идеалистический образ благородного мужа без страха и упрека был не только безобразно красив, но и удивительно полезен. Редко выдумки служителей истиной веры удачно вписываются в каноны светской жизни, однако это был тот самый случай. Еще в стародавние времена, когда андалы только прибыли на континент, Звездную септу едва достроили в Староместе, а рыцарская прослойка с муками прижилась почти во всех Семи королевствах, Верховный септон издал эдикт с длиннющим, трудно выговариваемым названием. В нем, помимо религиозных витиеватостей, основательно расписывалось что, как и каким образом должен делать «принявший рыцарский обет» вплоть до речей, манер и выбора выходного платья. Так святой человек попытался разрешить извечную проблему воинской элиты, «коя, собравшись в числе более трех-пяти душ, представляет собою силу сколь мощную, столь и неуправляемую».
Поразительно, до чего крепко оказалось влияние традиций и Семерых. Только что ты, закоренелый душегуб, резал и рубил направо-налево, а теперь смиренно стоишь пред идолом Воина, сложив у ног его щит, доспехи и меч, моля о крепости духа и удачи в очередной битве. Верховный септон поступил мудро, издав эдикт в назидательной, а не приказной форме. Рыцарский кодекс необязателен — однако, пойди поищи вояку, который откажется ему следовать. Куртуазный этикет — вот что, согласно эдикту, отличает выходца из высшего сословия от безродного батрака с замшелого захолустья. Он совсем как герб и щит — тебе может не нравиться первое, ты можешь не пользоваться вторым, но иметь при себе их обязан.
За редким исключением — сир Майден из Лубков был одновременно галантен и худороден — эдикт касался дворянских детей. Тем удивительнее, насколько точно и вдумчиво следовал ему сир Кристон Коль, сын простого стюарда. То ли отец его был человеком выдающихся качеств, то ли лорд Марки выказал особое расположение слуге, приняв деятельное участие в воспитании его отпрыска — результат налицо.
В неполные двадцать три сир Кристон умудрился выиграть королевский турнир, побив лучших бойцов всех Семи королевств, да к тому же получить белый плащ напрямую из нежных ручек принцессы Рейниры. О чем статный, пригожий, награжденный от матушки «знойной» дорнийской наружностью рыцарь не забыл. Он сопровождал ее высочество, куда бы она ни пошла, неизменно носил ее знак отличия и по мере скромных сил и умений защищал Отраду Королевства от оскорблений и обид — как реальных, так и мнимых.
Любой хоть сколько-нибудь умудренный опытом человек давно бы понял, куда дует ветер. Впрочем, король-то понял — просто не изъявил желания что-либо предпринять. Его величество в последнее время на многое смотрел сквозь пальцы.
— В Королевской гвардии служат семь добрых воинов, — говаривал он. — Одного Гарольда Вестерлинга хватит, чтобы заткнуть за пояс сотню зарвавшихся юнцов.
Лорд-командующий человек крутой и суровый, это правда. Однако у него нет десятка рук и сотни глаз, чтобы денно и нощно следить за подчиненными. На сторону боевого товарища встал и сир Майден.
— Сир Коль редкой породы, милорд, — убежденно заявил рыцарь. — Его душа подчинена обетам, а помыслы — долгу. Несомненно, он любит принцессу, однако любовью особой. Такой, на которую она, боюсь, неспособна ответить.
Последнее утверждение сир пояснять отказался. «Милорд прозорлив и умен, — негромко сказал он, глядя на Отто преданным взглядом. — Скоро сам догадается». За такую наглость лорд-десница пообещал вырвать ему язык, попутно небрежно поправив вьющийся локон. Несносный мерзавец заимел привычку перехватывать волосы на лбу шелковой лентой, пред этим тщательно расчесав и хорошенько умаслив. Черная грива лоснилась, как бока дорогого коня. Отто с трудом убрал руку и нервно стиснул звенья на шее. Безумные ночи лишают покоя. Казалось бы, пора буйств сира Майдена давно позади, но его кровь, видно, горяча по природе.
Жар вожделения не скроешь за холодной манерностью — уж точно не от того, кто сам горел от него долгие годы.
— Какой уж раз поминаете вы мой гнилостный язык, — хрипло заметил молодой рыцарь. — За последнюю неделю с дюжину точно.
— Я опасаюсь, — спокойно промолвил лорд-десница, — что после одного… неловкого происшествия вы возомнили о себе больше положенного. Вас поработила чрезмерная уверенность. Вы утвердились в своей исключительности. Это опасные заблуждения. Вы — мой слуга, сир.
— Не понимаю, о чем вы, милорд, — криво усмехнулся сир Майден, нисколько не смутившись. — Разумеется, я ваш слуга. А вы — мой владыка.
«Мой владыка». Отто усилием воли подавил смех. Ни дать ни взять бывалый рыцарь и прожженная матрона за вольной беседой. Какие там обещания, клятвы, признания! Полунамеки и туманные жесты — вот она, основа куртуазной игры. Нет ничего прелестнее тайны, особенно когда она заточена в шелк и бархат благожелательной неуступчивости. Обнаженная искренность мало того что чрезмерно опасна, так еще и безобразно скучна. Рыцарь может жениться и заиметь с пяток ребятишек, но при этом остаться верным одной-единственной. Той, что сама давно уже замужем и имеет собственный выводок прелестных малюток. Их любовь выше мирского, выше простецких, затертых, давно опостылевших брачных уз. Плод сладок до тех пор, пока он запретен. Впрочем, это явно не их с Майденом случай. Они неженаты, насквозь практичны да и вообще мужчины. Их тайна грязна и порочна с макушки до пяток. Всего одна промашка и вместо бесчестья — петля.
Сир Кристон же питал к Рейнире Таргариен то самое чувство, что в равной мере мило святым людям и менестрелям — возвышенное и отчаянное, до боли в истерзанном сердце и горьких слез на алых щеках.
— Есть ли на свете картина прекрасней, — выпалил он в день наречения королевского первенца — ее высочество соизволила какое-то время подержать его на руках, — чем дева, пестующая новорожденное дитя?
Какая лирика. Отто закатил бы глаза, если бы не был так счастлив — ее величество успешно разрешилась от бремени, младенец живой и здоровый, а матерь чувствует себя превосходно. Алисенте очень шла эта роль. За три года супружеской жизни она подарила королю двоих детей — крохотную нежную девчушку и, что важнее всего, крепкого пухлого мальчугана. Первородного принца. Наследника трона. В тот миг, когда вышедшие из дверей мейстеры и повитухи объявили о рождении мальчика, его величество на радостях сграбастал Хайтауэра прямо-таки в медвежьи объятия.
— У меня сын! — не помня себя от счастья, восклицал он. — У меня родился сын!
Весь двор ликовал. Король окружил супругу небывалыми почестями, удовлетворяя любой, даже самый мелкий каприз. Еще во времена помолвки стало понятно, что Визерис берет жену не столько из политических, сколько из личных соображений. Он души не чаял в своем «милом друге», осыпал подарками и ласками, не стесняясь ни придворных, ни слуг. «Король влюбился!» — повторяли все — кто с доброй насмешкой, кто с язвительной злобой.
В последнем особенно преуспели прихлебатели лорда Велариона. Сам Корлис не стал раздувать скандал — молча сложил с себя полномочия королевского советника, забрал семью и удалился на Дрифтмарк. А через некоторое время шпионы сообщили о кораблях с морским коньком на парусах, замеченных по ту сторону Узкого моря — как раз недалеко от Ступеней. Два старых знакомца спелись. В перспективе вещь опасная, но что тут поделаешь? Остается надеяться, что дело прогорит, и оба бунтаря не солоно хлебавши приползут назад, порядком обедневшие и неплохо пристыженные.
До тех пор необходимо разобраться с делами.