Саше дыхания на него не хватало.
Тишина аккуратно скользнула по комнате, чтобы в обманчивом ореоле своих мягких действий с ужасающе громким стуком накрыться крышкой гроба.
Казалось, будто слова брата в одну секунду лопнули как резиновый баллон, кольцом сжимая несчастную голову. К слову, она готова была сгореть от количества полученной информации - Саша почти поверил, что оглох. Что ему оторвало руки и ноги. На секунду даже загнездилась мысль о летаргическом сне, чей сюрреализм выплеснулся из всевозможных краев. Подумал, что это всего-лишь какой-то кошмар-розыгрыш, и только теперь он наконец-то начал просыпаться.
А Саша очень хотел проснуться. Как это обычно бывает при пробуждении? Мир вокруг начинает плыть, а затем сворачивается в заблюренную спираль. Рассудок теряет связь со сновидением, точно погружаясь в химическое забвение, а уже через секунду тебя с силой швыряет о собственную кровать.
В холме из мягких и нагретых одеял этот удар покажется особенно болезненным, но он стоит того, чтобы, когда через секунду остатки сна рассыпались сверкающими кристаллами, ты смог вздохнуть с облегчением.
Но Саша при всём своём огромном желании проснуться не мог, а мир перед глазами взаправду нещадно завертелся. Он думает о том, как бы не потерять сейчас опору под ногами. Как бы не позволить миру издать беспощадный скрежет рвущийся бумаги, после которого больше ничего не вернется на круги своя.
Внешне все некоторое время остается по-старому, после того, как внутри пойдет трещина.
А Олег молчал.
Внезапно младший почувствовал дикую усталость. Не хотел думать о том, что сказал слишком много, полностью перевернув ракурс у своей правды. Связки першило от непривычки, да и к тому же было ощущение, что этот жаркий день вдобавок высушил легкие.
Он видел, как разрывается на части его брат.
Некоторые люди прямо источают уязвимость, их боль и волнение особенно непросто наблюдать, и ради них можно пойти почти на любые неудобства, если это способно облегчить их страдания.
Именно поэтому младший Шепс решает побыстрее свернуть этот бесполезный диалог. По крайней мере этой ночью они ничего уже не прояснят. Саша попросил - Олег ответил. На сегодня явно хватит.
– Предлагаю ложиться. Ты всегда носишься со своим режимом, а уже достаточно поздно, – Шершавые ладони с нажимом протерли изможденные глаза. Затем Олег предпринял попытку аккуратно обойти Сашу, чтобы наконец-то совершить все необходимые водные процедуры и лечь.
– Олег, - Саша тут же на секунду ужаснулся хрипоте, вырвавшейся из его сухого как гравий горла.
Названный Олег старался не смотреть на сухие, жилистые руки, обрамленные беспорядочной сеточкой вен со слегка узловатыми пальцами, когда их обладатель уцепился за его предплечья, удерживая на месте.
Но и не хотел смотреть в черный, при неравномерном свете омут глаз брата, где как ему казалось, он видел отражение собственной души.
Которую он так беспощадно и бессовестно обнажил.
Поэтому пока Сашин голос приходил в себя, Олег не поднимал на него своих затравленных глаз. Но ему не легче от этой близости старшего, когда тому теперь все известно.
Казалось, тепло, исходящее от удерживающих его ладоней, просачивалось через рукава его толстовки и проникало под кожу огненными языками. Это чувство особенно хорошо дало о себе знать, когда Саша на миг замолчал.
– Что это было, Олег? – Саша говорит почти шёпотом. Возможно, младший бы и не услышал его, но так вовремя поднял глаза, которые тут же натолкнулись на чужие губы, с которых он без затруднений считал вопрос.
На который и сам не знал точного ответа.
– Да так, мысли вслух. Немного беспорядочные, впрочем как и всегда. Не бери в голову. Ты же услышал всё, что хотел?
Нет нет нет.
Неправильно.
Для Саши не стал сюрпризом тот факт, что его брат был очень замкнутым человеком. Склонный к одиночеству Олег Шепс неосознанно сжигал мосты, которые связывали его с внешним миром. Наверное, он делал это намеренно, пологая, что добра с другого берега не дождешься. Не дождешься поддержки со стороны родителей, признания со стороны сверстников и, в конце концов, одобрения со стороны собственного брата. Он не хотел доказывать что-то кому-то, но был преисполнен неистребимым желанием показать Саше, что он имеет право ставить их на одну планку.
Что он достоин его.
Конечно, у Олега не получалось сразу достичь желаемого даже при наличии поддержки брата, но в конце концов Саше требовалось прилагать немалые усилия, чтобы младший не догадался, что он жалеет его. Олег просто ненавидел, когда его жалели. Не просто сострадали и сочувствовали, а именно
жалели.
Как жалеют жалкий и никчемных людей.
Жалость приводила его в ярость. А потому чем упорнее Олег пытался оттолкнуть, - а он делал такие поползновения довольно часто, - тем ближе казался Саше.
А ещё Саша знал, что если Олег захочет уйти, он уйдёт.
Навсегда.
Не скажет прощальных слов, потому что Олег ненавидит прощаться. А когда он уйдет, не останется никаких следов; словно залетел в город осенний хмурый ветер, а после понесся дальше. Когда он уйдет, никто не вспомнит, что он когда-то здесь был. Мастерская магии - всего лишь последняя дань. Олег развлечет себя напоследок, как может и больше никогда не оглянется.
– Саш, – Олег мягко отстранил от себя руки брата и попытался улыбнуться, – я устал. С дороги тем более. Да и у тебя видок не лучше, прошу, давай закругляться.
Но если Олег и хотел уйти, то явно откладывал это назавтра и Саша ему уступил, чтобы при таком раскладе он всё таки смог бы его удержать.
***
Дом медленно тонет.
Холодная вода, словно сама ртуть, омывала пол и босые ступни ровным слоем, постепенно поднимаясь к стенам.
Но он был не один.
Глаза различили бледные светящиеся тени. Это были люди, которых тоже затянуло в этот сумрачный водоворот. Они дрейфовали, бились, словно в конвульсиях и простирали к нему руки, безмолвно прося о помощи, но он ни чем не мог им помочь. Течение подхватывало и уносило их.
Его внимание привлек тонкий луч света, пробравшийся сквозь замочную скважину большой двери. Почему-то она показалась ему смутно знакомой.
За дверью простирались недра подвала, и как бы он не хотел плыть туда, течение его ни о чем не спрашивало.
Он видит фигуры, облаченные в белые халаты, и не успевает подумать хоть о чем нибудь, как его подхватывают за плечи, чтобы затем уложить на поверхность стола. Свет больно бьет в глаза, но он ухитрится разглядеть, что его окружали совершенно одинаковые люди. Все они были с одним лицом.
Александра.
Он молча посмеялся. Один из врачей ловко воткнул шприц в его шею. Боли не последовало, лишь тёплая волна прошла по телу, и все его конечности охватило приятное онемение. Руки и ноги ему перехватили ремнями, но он и не думал сопротивляться.
Тускло блеснуло небольшое лезвие ножа. Оно опустилось сквозь слой темной воды, и тут он почувствовал, как ему рассекли лоб. И после этого боли не последовало тоже. Лишь ощутил, что из раны вытекает какое-то нечто. Оно не совсем походило на кровь, скорее на дым, который поднимался к горящим лампам клубящимися кольцами. «Нечто» покидало насиженное место. По ощущениям, как будто колючку, впившуюся в плоть до самой кости, тянут щипцами.
Он запаниковал и попытался встать но парализованное тело не слушалось. Подумал, что вот-вот исчезнет вовсе, но вдруг увидел это. Он увидел отражение на поверхности прожекторов над операционным столом. Из раны на лбу показались ярко-голубые щупальца и поползли по коже. А потом появился паук размером с кулак.
Он пробежал по его лицу, но, прежде чем успел прыгнуть со стола, один из хирургов пронзил тварь скальпелем и поднее к свету, чтобы он лучше разглядел её. Паук, освещенный прожектором, сучил лапами и сочился кровью.
Врачи развязали путы и ослабили тиски, сжимавшие голову. С помощью врачей он сел на ложе и потрогал рукой лоб. Разрез заживал. Повернувшись, и посмотрев по сторонам он понял, что остался в одиночестве.
Но уже через секунду перед ним выросла высокая тень. Яркая синева глаз блеснула в свете ламп, прежде чем они потухли и подвал погрузился в кромешную темноту.
Он чувствует, как чужие пальцы - теперь уже со спины - сжимают его лохматые вихри так, что багровая шея выгибается, обнажая под натянутой кожей лихорадочно дёргающийся кадык.
– Пожалуйста… – Слышит он хриплый баритон, а затем его собственные руки тянутся назад и змеями обвивают чужое тело настолько, насколько это позволяет положение.
– Пожалуйста - что? – Шепчет он и выворачивает голову под неудобным углом, чтобы заметить до боли знакомые очертания угловатого лица.
А затем застывает.
Застывает, поражено всматриваясь в глубину двух аквамаринов, где мелькает затаенный смех.
– Пожалуйста, – Улыбнулся Саша, – проснись.
***
Раздавшийся грохот на всю ближайшую округу подействовал как звуковой удар. Саша рывком распахнул глаза, жадно ловя губами спертый воздух.
Он заметался на кровати. Ему было тесно в собственном теле. Душно в собственной комнате с распахнутым настежь окном, а одеяло ощущалось горячей лавиной, которую он тут же поспешил сбросить с острых плеч.
Но со всей этой телесной, раскаленной добела пустыней, естество сковывал и леденящий душу озноб. Пальцы инстинктивно нащупали на груди нагревшийся камень амулета и быстро прижали к губам. Легкие вибрирующие волны тут же подуспокоили бушующий ураган, свернули его вихри в аккуратный клубок и уложили куда-то на дно груди, чтобы если от них и остался легкий зуд, то не крыл с головой.
Затаив дыхание, Саша прислушался. На улице, как оказалось, лил дождь, ветер с воем стучал ставнями, а призраки скользили тенями по стенам коридора.
Отчего то расплывчатая тревожная мысль заставила его приподняться над постелью, чтобы дотянуться до телефона и взглянуть на часы. За время сна у Саши возникло чувство, которое он затруднялся определить, – ностальгия? Возбуждение? Беспокойство?
Зажмурившись от внезапной яркости дисплея, Шепс спешит отрегулировать ползунок вниз.
03:47
Ладонь взметнулась к горлу, размазывая по горящей коже холодную испарину. Саша сказал себе, что всё дело в его
лихорадочных мыслях перед сном. Что он слишком много анализировал и накручивал свои нервы. Шум только приснился.
Ему только померещилось.
Почти убедив себя в том, что это действительно так, медиум с гулко бьющимся сердцем уже вернул голову на подушку, как за окном ярко вспыхнувший зигзаг молнии озарил светом коридор за приоткрытой дверью.
Ужасный грохот повторился и заставил Сашу подскочить на ноги.
Нет, ему не приснилось.
Саша остановился в дверях, впитывая как губка открывшееся его взору зрелище. От громкого восклицания, которое так и не вырвалось наружу он больно прикусил язык.
В комнате Олега творился настоящий разгром.
Ящики были вывернуты и опрокинуты на пол, а их содержимое разбросано по всему периметру комнаты. Олег в каком-то яростном порыве смёл все бумаги и стаканчик с ручками на пол. Судя по всему, этот звон и разбудил Сашу.
Небольшой шкаф у стены был нараспашку, оттуда на Сашу укоризненно смотрели смятые вещи, а на дверце безвольно, как на виселице болталось полотенце.
Ни о чем не думая, руки сами подхватывают дрожащее тело, стоявшее у противоположной стены. Олег избегает жёсткой встречи коленных чашечек с полом и позволяет брату вместе с ним скатиться по гладкой тёмной поверхности.
Младший дрожал и дёргался всем телом, как при эпилептическом припадке, его ребра ладоней, согнутые в кулаки, долбили по голому линолеуму, а грудь ходила туда-сюда бешеным ходуном.
Олег рвал и метал, дергался в руках Саши, как раненый зверь, и готов был скулить до того, что начнут закладывать уши. И Шепс-старший позволял ему это, лишь крепко прижимая к себе и молясь о том, чтобы эта буря поскорее стихла.
Он уже и забыл все острые слова, которые ему наговорили пару часов назад. Забыл про свою собственную обиду, что продолжала ещё немного теплиться, когда он укладывался в постель, и забыл про дикие шестеренки мыслей, которые проследовали его даже во сне.
Всё сейчас абсолютно потеряло свой цвет и свою значимость, лишь бы Олежа наконец-то пришел в себя.
Саша дышал загнанно, чувствуя, как от собственного грохочущего пульса у него кружится голова. Остервенелое переживание за брата больно сдавило виски, скрутилось жгутом где-то в животе, но он как то продолжал держать себя в руках.
Если тонет один, второй должен тянуть его за руки. Ну или как минимум быть на суше.
Олег чувствует подрагивающее, но ласковое прикосновение к своим густым вихрям и утыкается возмокшим лбом в горячий изгиб шеи. Все его попытки далее громить комнату или как-то причинить себя вред сузились до слабых судорог и мертвой хватки на родных плечах. Саша старается заключить в объятия каждую клеточку его тела и дать понять, что он не один.
Саша шептал какие-то глупости и был несказанно рад, когда буря, сковывающая тело его брата наконец-то начала отступать, потому что дёргания Олега заметно стихли.
У того в глазах плыло и он не видел ничего, кроме бледной шеи, а потому не решался оторваться от неё ни на секунду. И не знал, сколько прошло времени, пока дорогие сердцу руки продолжали сжимать его так же крепко, не позволяя рассыпаться на части.
А чуть позже у него вырвался истерический смешок, настолько его раздробила ирония всего происходящего: сначала он, накидывается на брата за то, что тот нашел свой портрет, хотя Олегу и раньше могло прийти в голову, что Саша всего лишь хотел проветрить его комнату. Он успокаивает его на этой злосчастной кухне, а теперь, спустя несколько часов, из цепких лап кошмара его вырывает не кто иной, как сам Саша.
Как это было всегда, и даже мнимая смена ролей, не позволила им обменятся положением больше, чем на час.
Саша всегда будет его успокаивать и держать контроль над всей ситуацией. Он старше, мудрее, опытнее, эмоционально более зрелый. Младшему пора бы уже привыкнуть и полностью отдать всё это в
чужие родные руки.
– Олег? – Его приподнимают за подбородок и заглядывают в глаза. Обеспокоенный взгляд Саши метался по всему лицу, начиная со лба, заканчивая на губах.
И почему то Олега осенило только сейчас.
Саша всегда был настоящим. В нём было то, чего не было в большинстве других людей. И эти самая сумасшедшая и трудно объяснимая искра была не в остроумии, не в самоиронии, чувстве юмора или сердцебиении.
Нет.
Она заключалась в невероятной искренности, выплёскивающей из Саши самым настоящим фонтаном. В нём было искренне по отношению к Олегу всё: начиная от яростно сужающихся глаз, когда он злился, до пунцовых щек, когда улыбался. Искренность наполняла его смех и его слезы, порывы заботы и озлобленности.
Саша был таким всегда, а Олегу хочется выть.
Его тело - такое надежное, теплое, живое - оно рядом с Олеговым. А комната была просто под ним, вокруг него и внутри - она продолжала за своими стенами кружить каждую каплю дождя, каждую капли его крови и каждый его вдох в этом непрекращающемся вальсе, бушующем громом литавр и жалобными вздохами скрипок.
Олег отмахнулся от прикосновения к своему подбородку и ткнулся губами в родинку на левом плече брата, рвано выдыхая.
– Мне опять приснился кошмар. Связанный с сегодняшним испытанием. А главным героем была та девушка, которая насмерть замерзла, она что-то вытащила из моей головы…
«Всю дурь, которую я испытываю к тебе»
– А в конце ты и я… а я… – Олег не договорил, прижимаясь губами к теплой коже. Не хотел договаривать, но этого и не требовалось. Саша успокаивающе гладил его по спине.
– Проснулся в какой-то агонии и почувствовал желание срисовать этот сон, но… кажется холсты закончились.
– Всё ещё хочешь, Олеж? – Тихо уточнил старший.
– Хочу.
Олег чувствует смазанное прикосновение губ к своему виску, а затем его аккуратно отстраняют от себя.
– В таком случае найди всё, что тебе нужно под грудой этого беспорядка, – Саша ухватил стаканчик, который очень кстати валялся возле его бедра, – и подожди меня. Я сейчас вернусь.
Ничего не понимающему Олегу помогли встать, придерживая за плечи: Саша опасался, что к тому после недавней истерики ещё не совсем вернулась координация. Но убедившись, что Олег в состоянии самостоятельно стоять и двигаться, Саша, шлёпая босыми ступнями по линолеуму, скрылся в недрах коридора.
Всё, что нужно, Олег нашел достаточно быстро и теперь вставлял ящики на место, задвигая их обратно в стол. Старший вернулся довольно скоро, скурпелёзно неся в руках заполненный водой стаканчик.
– Подойди пожалуйста, – Просит он, оставляя ношу на прикроватной тумбочке, где уже лежали найденные Олегом краски и кисти. Сам Олег покорно приблизился, всё ещё не догоняя, какого чёрта происходит - ну не будут же они на стенах рисовать в самом деле?
Его отросшую чёлку ловко захватывают пальцами, зачесывают назад, как будто только этим и занимались всю жизнь, и сплетая концы между собой, другой рукой Саша лезет в карман пижамных штанов.
Олег замечает легкий блеск в свете ночника и в следующую секунду его волосы с беззвучным щелчком оказываются зафиксированы на макушке маленьким крабиком.
– Что…
– Ты же не хочешь, чтобы у тебя развилось косоглазие из-за того, что на лицо спадают волосы? – Губы растягиваются в мягкой улыбке, прежде чем Саша ловким движением с ногами забирается в его постель. Он подминает под себя подушку и кивком головы указывает на предметы, стоявшие на тумбе.
– Давай. Я весь в твоем распоряжении.
Щеки неожиданно вспыхнули, а глаза расширились в истинном потрясении. Русский язык Олег благополучно забыл.
За ним неотрывно наблюдали.
Саша смотрел, как прорисовываются на худом лице сменяя одна другую с космической скоростью, потрясающие неожиданной экспрессией эмоции: даже подумал, что стал свидетелем многих из них впервые.
– Саш..
– Олег, если это должно тебе помочь и принести какое-никакое облегчение, я готов этому поспособствовать, – Голос старшего Шепса звучал беспрекословно.
«Господи помилуй!»
Олег даже не знал: должна ли такого рода услуга в самом деле ему помочь, или она наоборот направлена с целью сделать всё только хуже? Он гулко, если не обреченно стонет в ладони, которыми прикрыл лицо.
– В этом нет абсолютно ничего такого. Ты сам сказал, что хочешь,– Вновь подает голос Саша, - я просто надеюсь, что потом буду в состоянии всё смыть.
Дыхание замирает на губах, когда через слегка растопыренные пальцы Олег наблюдает за тем, как тело брата изящно вытягивается на простынях. Худой живот проваливается под резко-выступившие рёбра, потому что кожа натянула их до головокружительного неприличия.
Взгляд жадно цепляется за плавный изгиб боков, когда Саша, преисполненный желанием слегка потянуться, тянет руки и соблазнительно выгибается в пояснице.
При всей своей худобе, в нем была недюжинная дремлющая сила, таящая в себе опасность и манящую грациозность.
О Всеблагие небеса!
За что.
Шепс-старший слышит тихий скрип и ощущает, как под тяжестью второго тела подгибается матрас. Его оседлают со всей осторожностью, потому что хрупкий на вид Саша, кажется, может разломаться от одного случайного прикосновения. Он соглашается с собственным вердиктом, что отчего то ему очень приятно ощущать на себе чужой вес.
Тепло Олега обезоруживало,
покоряло.
Саша непроизвольно облизывает пересохшие губы, когда Олег сильнее сжимает его ноги своими бёдрами и не видит, как это маленькое действие сопровождается внимательным, обжигающим взглядом.
– Не тяжело? – Ломаный шепот прорезает пространство.
– Нет, Олеж, нормально, – Саша чуть улыбается и ободряюще кладёт свои ладони на бедра Олега. Пальцы плавно очерчивают выступ шва на шортах, а затем и вовсе сминают ткань, когда кожа под ними податливо сжимается.
Олега кроют пьянящие мурашки.
Младшему невыносимо сложно находится рядом с этим человеком в таком тесном и по сути своей изолированном пространстве.
Немедля больше не секунды, он хватает с тумбочки первую попавшуюся кисточку. Ему необходимо отвлечься и он точно знает, что если начнёт рисовать, то полностью втянется в этот процесс, не обращая внимание ни на что вокруг.
Щелкает крышечка одной из баночек. Олег истерично заталкивает за ухо выбившуюся из зажима прядь, и просто не знает куда себя деть.
– Что будешь рисовать?
– Без понятия. Может, что-то и нарисую, а может просто исполосую твою грудь всеми цветами, посмотрим, - Олег тихо хмыкает, – можешь вздремнуть.
– И пропустить всё веселье? – По-доброму язвит Саша.
Обстановка слегка разряжается.
Младший задумчиво стучит кончиком кисточки по губам, размышляя, на что бы опереться и откуда лучше всего стоит начать. Рабочее пространство было весьма… обширным - глаза разбегались.
Саша крупно вздрагивает, когда тёплая ладонь ложится на его шею. Всё таки закрытые глаза только обостряли все остальные ощущения, но он изрядно уже расслабился, и, возможно, действительно впадет в дрёму по прогнозам Олега.
Пальцы слегка, но довольно неожиданно сдавили нежную кожу, вырывая прерывистый, почти судорожный вдох.
Это действие показалось таким…
собственническим.
Длинные, немного шершавые, они скользнули вниз по шее и невесомо коснулись гуляющего кадыка, мимолётно, будто бы случайно царапнули острые косточки ключиц, напоследок мазнув по ложбинке между ними. Проехались ниже, чтобы на манёвр человеческих ног пересчитать ребра.
– Что ты делаешь? – Тихо и слегка с придыханием.
– Думаю… где лучше воплотить свои задумки.
Саша расслабил живот, так что выступы рёбер заметно разгладились.
– Можешь на животе - не ошибёшься.
– Только не ворчи, если будет щекотно, – Голос Олега становится на несколько тонов ниже, а затем по комнате проносится хрипловатый смех.
Что-то невыносимо сладкое затрепетало под рёбрами от этих непринуждённых насмешливых интонаций.
Олег пару секунд полоскает кисточку в воде, что бы размягчить ворс, а затем с вжикающем звуком, съезжает задницей вниз по ногам Саши, чтобы сместить своё тело на нужный ему уровень.
Он немного не успевает и не рассчитывает свои действия , а потому капля воды срывается с кисточки и падает где-то в районе самого нижнего правого ребра.
Саша дёргается.
– Тише, я ведь даже ничего не сделал, - Олег как будто откровенно насмехается, с большим упоением размазывая злосчастную каплю по стремительно покрывшейся мурашками коже.
Высокие скулы Саши дрогнули - он весь напрягся, точно металлическая пружина, которая вот-вот лопнет от натяжения.
Несколько мгновений совершенно ничего не происходит, но затем живот внезапно обдало невыносимым жаром - Саша покрылся гусиной кожей, ощутив где-то под ребрами тёплое дыхание. А за ним и прохладную влажную линию, которую Олег прочертил красной гуашью.
Младший с головой погружается в процесс, а Саша успокаивает своё расшалившееся сердцебиение. Он кротко лежит, по прежнему не открывая глаз, - иногда кривит губы, когда очередной Олегов завиток приходится на особенно чувствительную зону.
Саша расслабляется под тёплыми руками, почти не обращает внимание на щекочущее дыхание и практически дремлет. Он ощущает спокойствие и размеренность Олега. Пустота у младшего внутри сейчас была теплой и даже почти приятной из-за скопившейся в нем физической усталости и концентрации. Может быть, где-то глубоко под толщей его внутренних вод айсберг дал едва заметную трещину, но о полном таянии ледников в его душе, конечно, речи и не шло.
Разморившего Сашу из полноценного сна выдергивает какое-то странное ощущение. Не кисть, но что-то более мягкое скользило по животу. Что-то намного трепещущее и волнующее, если не
будоражащее.
– Ты дрожишь, – Не вопрос, а утверждение доносится до слуха тихим, но твёрдым голоса Олега, который наблюдал за трепещущими ресницами брата исподлобья, пока язык порхал чуть выше пупка, повторяя одному ему известные завитки.
– Да просто… – Саша слегка ёжится от накрывших его тело мурашек, ещё не совсем соображая, что вообще происходит, – холодно мне.
Старший зажмурился, задрожал, цепляясь ослабевшими пальцами за хрустящий свежестью пододеяльник, потому что с тихим скрипом матраса, голос Олега зазвучал намного ближе - тот, передвигаясь на локтях, навис над ним.
– Посмотри на меня, – Требовательно произносит Олег, рывком скидывая руки брата со своих боков. Запястья болезненно сдавили, прежде чем прижали к кровати.
И Саша покорился.
Он видит перед собой нахмуренные брови, лихорадочный румянец на щеках и какой-то пьяный, если не
больной взгляд из-под черных ресниц.
Кажется, так выглядит самое настоящее, ни с чем не
спутываемое желание.
Впервые Саша теряется на чьем-то фоне. Кажется маленьким, крошечным, открытым и беззащитным. Он пока не понимал, по душе ли ему такая роль, но пламенное желание Олега ощущалось почти болью.
Саша намертво вцепился пальцами за обтянутые в футболку каменные плечи, когда почувствовал горячий мокрый язык в ложбинке под ухом. Его всего неуловимо трясло, а Олег прижимался к нему так тесно, что старший всем естеством ощущал жар, исходящий от его тела.
Кажется, Олега больше нисколько не волновала футболка и то, что он размазав краску на коже брата испачкался и сам.
Плевать.
Олег шумно выдыхает в покрасневшее ухо, и человек под ним сходит с ума от обволакивающей напряжено-щекотливой дрожи.
Через секунду старший ощутил гуляющую улыбку на своей скуле, пока его за загривок не оттянули немного в сторону.
Саша промычал, выгибая шею.
Приятно.
Олег завороженно наблюдает за своими действиями, как в конце того самого сна, а затем не сдерживая и не контролируя больше себя и своих желаний, болезненно впивается жадными губами в тонкую кожу.
Сашу тряхнуло, как от статического разряда. Он зажмурился и вцепился зубами в свою ладонь, съезжая вниз по подушке.
– Саш, Саша… – Как мантру шептал Олег, сжимая его бедра и рывком притягивая ближе, так что Саша почти скулит. Его трясёт от невыносимой, такой опасной и тесной близости.
– Что же ты творишь со мной, Саш, черт бы тебя покарал.
Не будь они в такой ситуации, Саша бы отшутился насчет неуместного упоминания чернокнижников, но всё что он смог сделать сейчас - это закатить глаза, сильнее вгрызаясь зубами в искалеченную ладонь.
– Убери, – Олег почти с силой отрывает руку брата от губ и тут же давится воздухом, потому что теперь к своему лицу Саша прижимает его собственную.
Влажный язык самозабвенно рисует узоры между фалангами.
Олег сходит с ума.
– Остановись, - И он жалеет, потому что в глазах напротив танцуют бесенята.
– Останови меня.
Олег с гулким звуком роняет голову на Сашино плечо, судорожно заглатывает распаленный душный воздух, когда два пальца погрузились в рот.
Он просто не может смотреть на это зрелище.
Но стоило Саше, такому же напрочь повёрнутому Саше плотнее сомкнуть губы, взять глубже, втягивая так невыносимо сладко, так умопомрачительно, что из Олега разом выкачали весь воздух.
– Хватит, прошу, – едва не захрипел он, отдергивая руку от его лица.
– Хватит, значит?
Олег чуть не умирает, когда две настырные ладони вцепляются в его ягодицы, яростно сжимают и тянут на себя так, что бёдра под ним вскидываются навстречу.
Шепс-младший никогда не испытывал такого восхитительно кошмарно возбуждения - оставалось лишь губами хватать горячий воздух, да толкаться навстречу, заходясь в каком-то бешеном ритме.
Саша в его руках выгнулся с низким, почти глухим стоном, от которого Олега сначала как кипятком ошпарило, а затем залихорадило - один единственный локоть, держащий всё его тело опасно задрожал.
Он чувствует, как руки пробираются под футболку, а короткие ногти царапают позвонки. Пока они так отчаянно искали опоры в его ребрах, которые сдавили до посинения, пока изогнутая луком спина не сползла вниз по взмокшей наволочке - Олег держался как мог. И прежде чем свалится на распростертое тело под ним, он успел заметить дотлевшее сумасшедшее пламя в глубине почерневших глаз.
***
Саша не задается вопросом о том, где та невидимая грань, которую они так неосторожно переступили, пока слышит надрывистое дыхание прямо в ухо.
Он руками обхватывает спину Олега и обнимает, прижав к себе. Если младший с облегчением думает о том, что к великой радости его не вышвырнули с потрохами и вещами на улицу, то Саша не думает вовсе.
И не жалеет.
***
Он стоял на пороге гостиной, уперевшись плечом в косяк двери. Его внимание приковал к себе Олег, который вытащил мольберт в зал и прямо сейчас присел на корточки для зарисовки ярко-зелёной травы. Его окружал ореол из косых закатных лучей, пробирающийся сквозь занавески.
Это тёплое зрелище как будто на душе проясняет, как будто заставляет вздрагивать или подталкивает локтем. Олег выглядел как божество, как мираж и видение. Как зрительная галлюцинация, образовавшаяся после столь сложного испытания. Не хотелось её тревожить. Не хотелось проснуться от этого сна, чувствуя, как пустоту сердца наполняет одиночество. Не хотелось колыхать этот свет, чтобы быть поглощенным тьмой. Словно он был способен прямо сейчас исчезнуть с заходом солнца.
– Пялишься, - Усмехается Олег, не отрываясь от своего занятия.
– Любуюсь, – С улыбкой поправляет его Саша и подходит вплотную, что бы когда младший выпрямился в полный рост, оставить легкий поцелуй на загривке.
Когда внутри счастье бегает по рёбрам, а улыбка утомляет скулы, всё кажется настолько реальным, что мысль о сне бросает в дрожь. Примешься щипать себя до боли, чтобы убедиться в том, что ты действительно не спишь.
Но даже если и спишь - это именно те сны, в которых хочется захлебнуться.
