***
***Эдвард***
Зеленые глаза смотрели на звезды, которых почти не было видно на засвеченном огнями города небе, лишь единственная с розоватым и голубым блеском сияла слишком ярко. Такая же прекрасная и недосягаемая для него как Она. Изящные аристократичные пальцы обнимали пузатый бокал, покачивая его так, чтобы янтарная жидкость вязкими дорожками стекала по стенкам. Мужчина физически не мог себя заставить вернуться в номер, где витал аромат ее духов и легкий запах недавнего секса. Краем глаза британец увидел, как Массимо, не разрывая поцелуя, увлек Еву в спальню. Пальцы невольно напряглись и стекло раскололось в его руке, однако жжение в ладони и пальцах отвлекло лишь на короткое мгновение, тупая боль от нереализованного запретного желания продолжала ядом разливаться по венам. Эдвард вытащил и бросил на пол осколки, сел в кресло и опустил кисть, позволяя тонким струйкам крови стекать на белый мрамор.***
Растворившись в настойчивых ласках итальянца, Ева пришла в себя, лишь когда услышала, как щелкнул замок спальни. Торичелли прижал ее к стене своим телом, продолжая покрывать поцелуями лицо и шею, скользнув рукой по пояснице, расстегнул молнию на юбке и сдернул ее вниз. — Массимо, подожди… — Что не так? — он нехотя отстранился и опустил на нее тяжелый взгляд. — Эдвард в соседней комнате, — Ева покраснела. — И что? Ты думаешь, что предложив нам спальню, он думал, что мы будем с тобой играть в карты? — он смотрел на нее с досадой и едва сдерживаемым голодом. Сейчас он вел себя как хищник, совсем не желающий отпустить добычу. — Или ты уже не хочешь меня? — Хочу, — Ева опустила взгляд в пол, потому, что какая-то ее часть не хотела причинять боль человеку, который внезапно стал для нее дорог, ведь тихо и сдержанно заниматься любовью это было совсем не про Торичелли. Итальянец отошел и сел на край кровати, — подойди, — мягко позвал он. Немного нерешительно девушка подошла и встала между его раздвинутых ног, — почему-то подчиняться его желаниям вдруг стало так же естественно, как дышать. Он медленно расстегнул пуговицы блузки и, обняв за бедра, прижался лбом к ее животу. Она зарылась пальцами в его волосы, задумчиво перебирая густые темные пряди. Его дыхание опаляло кожу, дразнило, заставляло желать все сильнее. Он провел языком от пупка к прикрытому тонким кружевом напряженному соску и прикусил его губами. Ева с шумом вытолкнула воздух из легких и отстранилась, сильные руки сразу же отпустили ее бедра, подчиняясь ее желанию. Она колебалась из последних сил борясь с похотью, а он провоцирующим невинным взглядом смотрел на нее снизу-вверх, будто бы намекая на то, что примет любое ее решение. Он провел костяшками пальцев по ее линии скулы, ключице, ложбинке между грудями, очертив пупок, опустился к линии трусиков и убрал руку. Торичелли видел как плещется желание в ее потемневших глазах, видел ее внутреннюю борьбу, видел, что сломает ее сопротивление… опять. Ева прижала свою небольшую ладонь к его щеке, провела большим пальцем по губам, он тут же прикусил его и втянул в рот, заигрывая языком. Наконец, не выдержав, Ева оседлала его бедра, прижавшись намокшим бельем к шершавой ткани брюк. Твердая рука нырнула под блузку и легла ей на поясницу, прижимая максимально близко, он огладил свободной рукой ее бедро, ощущая как по нежной коже побежали мурашки. Ее руки обвили его плечи, а губы нашли его горячий рот, затягивая в медленный сладкий поцелуй. Он обхватил ее запястья и завел за спину, удерживая одной рукой, затем дернул блузку, позволяя ненужной ткани соскользнуть с острых плечиков и упасть к его ногам, невесомо прошелся по узорам на спине, по памяти повторяя каждый контур. Он ощущал ее близость так остро, наконец она снова была его, его сладкая девочка. Ева вскрикнула от неожиданной резкой боли, когда он с силой сжал ее сосок пальцами и тут же потерлась промежностью о требующий разрядки мужской пах. Но итальянец продолжал дразнить ее, лаская спину, грудь, покусывая и посасывая шею и плечи, при этом, одной рукой крепко удерживая за бедра и не позволяя ей тереться об него сильнее. Каждое его прикосновение отдавалось мучительными спазмами внизу живота и промежности. Не позволяя себе стонать, Ева лишь рвано вздыхала. Он снова умело манипулировал ее желанием, она это знала, но сопротивляться этому было выше ее сил. Она снова попыталась усилить трение, но стальная хватка неизменно удерживала ее бедра на месте. — Попроси, — тихий, но твердый приказ. — Пожалуйста, — почти проскулила Ева. — Что конкретно ты хочешь? — Тебя… в себе…глубоко. — Моя идеальная девочка, — прорычал Торичелли и резко поднявшись бросил ее на кровать. Она откинулась на подушки и засунула пальцы в трусики. — Не смей к себе прикасаться. Она покорно подняла руки над головой и схватилась за изголовье кровати. С трудом контролируя желание взять ее немедленно: привязать к кровати и трахать до потери пульса, Торичелли сбросил одежду и навис над ней, неторопливо освободив девушку от трусиков. Она подалась бедрами ему на встречу и его пальцы скользнули между влажными складками, растягивая, наполняя. С ее приоткрытых губ сорвался тихий хриплый стон. Он видел как побелели костяшки ее пальцев, яростно сжимающие изголовье, как ясные глаза затянулись пеленой похоти. Его девочка была готова для него. Он резко потянул ее бедра на себя, приподнял, заставив выгнуть спину и резко вошел, наконец, вырвав у нее сдавленный вскрик. Он жадно терзал ее тело после месячного воздержания, заставляя принимать его снова и снова, он никак не мог насытиться ею, отпустив из своих объятий лишь под утро, когда предрассветные сумерки поглотили последнюю звезду. Сон не шел, Ева смотрела на него спящего, такого красивого и умиротворенного, такого её. Подавляя желание бросить затею с Медичи и вернуться на Сицилию она, накинув рубашку Торичелли, вышла на террасу. Прохладный ночной воздух всегда приводил ее мысли в порядок. Город все еще спал у ее ног, а небо едва окрасилось робкими солнечными лучами. Ева, вглядываясь в горизонт, небрежно рассматривала черепичные крыши, пытаясь угадать ворзраст, укрывающихся под ними домов. Внезапно она уловила едва слышимый вздох откуда-то справа и повернула голову. Эдвард во вчерашней рубашке и брюках спал, откинувшись на кресле возле небольшого бассейна, склонив голову к плечу. Он не вернулся в номер, чтобы не слышать нас с Массимо… Чувство вины перед ним снова поглотило девушку, и Ева осторожно приблизилась, стараясь не разбудить британца. Ее отделяла лишь пара шагов, когда она заметила на полу осколки разбитого бокала. Под его, свисающим с быльца запястьем левой руки, на белом мраморе виднелось темное пятно. Она опустилась перед ним на колени, и нежно взяла его руку, раскрывая изрезанную ладонь. Мужчина вздрогнул и открыл глаза. Она перед ним на коленях… Ее поза, растрепанные волосы, не застегнутая на пуговицы рубашка, едва прикрывающая грудь и взволнованный взгляд, с хриплым рыком вышибли из его груди весь воздух. В глазах Евы читался немой вопрос. Мужчина медленно закрыл глаза, отгоняя морок, — это случайность, Ева, возвращайся в постель. — Но тебе нужно к врачу, — еле слышно прошептала девушка. — Кровь остановилась, я разберусь с этой мелочью потом, но если Торичелли сейчас выйдет на балкон, то это, — он окинул ее взглядом, — станет гораздо большей проблемой. Ева покраснела и застегивая рубашку встала с колен, ее глаза смотрели на засохшую лужицу крови и отказывались встречаться с его взглядом. — Прости. — Тебе не за что извиняться, мы все прояснили еще на Сицилии, — улыбнулся Эдвард, — я буду рядом пока ты позволишь мне, как друг. Иди в постель, я закажу завтрак к восьми — последнее предложение он сказал с явным нажимом. В половине восьмого Массимо, укрыв задремавшую Еву одеялом, тихо вышел из спальни. Британец, переодевшийся в спортивные штаны и футболку, с замотанной бинтом рукой, листал новости в смартфоне. — Я приеду сегодня в шесть, приведи ее к семи. — То, что она делает там, это слишком опасно, Массимо. — Я знаю, поэтому постараюсь привлечь ее по-минимуму, но нам нужна информация, которую может достать только она, иначе мы будем искать иголку в стоге сена. Я вытащу ее сразу, как только человек в доме Медичи сообщит мне, что ей что-то угрожает. — Ты пойдешь на открытый конфликт с Джулиано? — Если не будет другого выхода, то да. — Тебя могут убить. — В таком случае, ты позаботишься о ней, — горько усмехнулся итальянец. — Ты идиот. Это разобьет ей сердце. — Обещай мне. Если со мной что-то случится, я хочу чтобы ты позаботился о ней, но это не значит, что я даю тебе свое благословение. — Я знаю. — И? — Ты чертов садист, Торичелии. Хорошо, обещаю.