Часть 40
17 апреля 2024 г. в 18:11
В его зрачках полыхнул огонь, а взгляд метнулся к стойке с орудиями для наказаний, задержавшись на ярко-красной плети с металлическими шариками на концах.
Ева перехватила пылающей взгляд итальянца, подошла к стойке и, безошибочно определив плеть, которую выбрал Торичелли, сняла ее и неспешно вернвшись к мужу, вложила ему в руки.
Тонкие пальцы пробежались по пуговицам шелковой рубашки и она скользнула к ее ногам, низко сидящие на бедрах джинсы девушка снимать не стала.
— Я знаю, что ты давно хочешь это сделать, так закрой свой гештальт, Массимо, — она повернулась к нему спиной, заплела косу, подошла к кресту, подняла руки над головой, продела кисти в наручники, висящие на цепи и защелкнула фиксаторы. Холодный металл обжег кожу, Ее замутило. Пытаясь прогнать дурноту, девушка глубоко задышала и закрыла глаза.
Торичелли не шевелилися, хотя с каждой минутой сознание притуплялось, отдавая власть над собой внутреннему монстру, выпущенному на волю кокаином.
Он подумал, что она действительно чувствует его на каком-то клеточном уровне, раз предлагает ему такое. Сама. Добровольно.
Клеймёная навечно чужой ненавистью и жестокостью, сейчас она снова отдает себя ему, чтобы он мог усмирить своих демонов.
Ее шрамы давно стали для него гештальтом, и убрать инициалы Алессандро Медичи с ее тела, оказалось недостаточно, чтобы его закрыть. Торичелли где-то глубоко в своей темной душе не мог принять тот факт, что его женщина до скончания дней будет носить на себе метку другого мужчины. Вечное напоминание.
Он не сказал ей о том, что нашел и убил того ублюдка, который вырезал это на ее коже. Он пытался найти способ убрать шрамы, но все как один пластические хирурги к которым он обращался, предупреждали, что операция может принести существенный вред ее здоровью и в итоге он оказался от этой идеи. Однако, зудящее под кожей желание перекрыть эти шрамы своей собственной меткой, порой почти вырывалось наружу. Как тогда в отеле Спадаи во Флоренции. Но тогда он не был под кайфом и смог сдержаться, сейчас же ее предложение было слишком искушающим.
Чудовище внутри него сладко потянулось, протягивая костлявую руку к алой рукоятке из переплетенной отлично выделанной кожи.
Торичелли подешел к стоящей у креста жене, рассматривая, ставшие триггером, узоры. А ведь ревность к Фросту своими корнями произрастала именно отсюда. Британец имел неосторожность или же умысел упомянуть о том, что девушка позволила ему касаться шрамов.
— Ну что же ты медлишь? Я же просто шлюха. Сотри наконец с меня его отметины. А если хорошенько постараешься, может быть мне даже не придется делать аборт.
С того момента как плеть оказалась в его руках, Торичелли забыл, что она беременна. Он уже рассчитывал точку приложения удара, когда ее слова внезапно отрезвили его опьяненный наркотиком разум.
Осознание того, что он только что чуть не натворил, адреналином выбросилось в кровь, отдаваясь электрическим импульсом в конечностях. Еще секунду назад он мог превратить ее спину в кровавое месиво.
Мужчина отбросил плеть, подошел к ней вплотную и мягко развернул лицом к себе. Девушка подняла подбородок и с вызовом вскинула бровь. Торичелли опустился перед ней на колени и прижался лбом к обнаженному животу.
— Ты не сделаешь аборт, — голос звучал устало и хрипло, — его монстр капитулировал.
— А если это не твой ребенок?
Торичелли сильнее сжал пальцы на ее бедрах, — это… неважно.
Девушка еле слышно выдохнула, словно огромный груз свалился с ее плеч. Впервые она манипулировала им, а не наоборот, рискуя при этом получить столько боли, сколько не смогла бы вынести. Не от него. Но все же Ева предложила свое тело жадному до боли чудовищу, выманила монстра и заставила его покорно склонить голову перед своей уязвимостью. Она не хотела думать, что было бы, если бы он не сдержался. Ненавидеть себя за эту манипуляцию она будет позже, а сейчас ей безумно хотелось запустить пальцы в его волосы.
— Массимо, — позвала его Ева и мужчина поднял на нее изнеможенный тусклый взгляд.
— Это твой ребенок. Эдвард не прикасался ко мне, в том числе и когда были сделаны эти снимки.
Торичелли тяжело вздохнул, поднялся с колен, освободил ее руки и накинул на хрупкие плечи свой пиджак.
— Во мне столько тьмы, Ева.
Она смотрела на него ясным взглядом, — прости, что поставила твою семью под удар, что недоговаривала о нашей сделке с Джулиано, но я не предавала тебя. Я боялась, что погублю вас всех. Я все расскажу, когда ты придешь в себя, если захочешь.
Девушка не оборачиваясь медленно пошла к выходу, замок щелкнул и Ева оказалась в коридоре, дверь за спиной захлопнулась, а она не в силах больше сделать хотя бы шаг, села прямо на пол и облокотилась затылком о стену.
Торичелли сделал то же самое с обратной стороны двери.