Говорят, когда человеку плохо и он ищет поддержки, то искать ее будет у самого близкого. А что делать если их всех просто нет. Их не существует. То что делать тогда?
… Тогда найди того, кто сможет стать им? На данный период твоей нужды, ты же не одна, тебе есть к кому обратиться. От душащего осознания того, что в этом мире мне больше не к кому обратиться, внутри становилось так тесно, тесно настолько, что легким было просто трудно нормально функционировать. Тело тряслось, было сложно дышать, а из-за нехватки кислорода моя голова, казалось тяжелела. Тилике осторожно провел ладонью по моим волосам, при этом стараясь слегка прислонить мою голову к своему плечу, чему я естесственно не сопротивлялась. Шмыгнув носом я еле-еле промямлила «хочу к себе».Хочу к себе, в свое время, город, страну. В свою замызганную шаражку с таракашками, которых травят раз в месяц, и это реально помогает. Туда где нет их — офицеров и измученных до жути, изуродованных ежечасными побоями за плохо выполненную работу узниками. Мне было страшно смотреть на их худощавые лица, а взгляд. Я не знаю как это назвать. Если и были голубые глаза, то они буквально серели, темнели, потеряли всю свою прежнюю яркость и умение мерцать. Больше нет ничего кроме животного страха, даже надежда того что они проживут еще один день, уже не имела для них никакого значения, потому что жить в том аду, который они переживают каждый день — нельзя. Любой бы уже сдался и сдох. Сдох нахрен, наложил бы на себя руки. Не важно сам, или при помощи нациста, который только с радостью нажмет на курок вальтера, приставленный ко лбу несчастного военнопленного.
Меня тоже посещало желание наложить на себя руки. Единственный, более доступный способ для меня был это конечно же Гримм. Потому что я не знаю что мне делать.В этом измерении. Просто мне кажется. Что единственный выход вновь проснуться в своей постели это смерть. Даже если я помогу Иве сбежать, то мне то что? Плюс тысяча к карме? Я уже не помню, насколько сильно смогла разреветься, но от одной мысли того, что меня застукал сам Тилике становилось так стыдно, позорно. Почему не знаю. Возможно я привыкла демонстрировать всем свою гордость и независимость, что не заметила как начала тонуть. Тонуть в желании быть с кем-то, кто не сможет предать и будет с тобой, просто потому что хочет. Отдаться эмоциям это не признак слабости, это признак силы, потому что сильным дано чувство ранимости. Лицо, которое я благодаря своей нервной системе удачно изуродовала царапинами, жгло от слез, которые продолжали литься. «вот же бл» — Всем когда-то проходится отдаться, мало кто долго выдерживает этот тяжелый груз накопленных эмоций. Понимаешь. Ксена, если ты, сейчас чувствуешь себя некомфортно из-за того, что мне пришлось увидеть тебя в таком состоянии — отбрось эти мысли. Мне показалось что он словно прочитал мои мысли, от этого стало как-то неловко. Я решила промолчать. Посмотрела на свои руки, которые по прежнему крепко сжимали промокший от слез рукав офицера. —..Ох.***
Тилике посмотрел на лицо девушки. Оно все было ицарапано и в засохших слезах. Взгляд затуманен, устремлен куда-то в даль, будто она погрузилась в себя, свое прошлое, воспоминания, которые придавали ей еще больше боли. — Это от нервов, — не отрывая взгляда сказала Ксена. Немец вздохнул, и продолжил гладить девушку по голове. Он не мог знать точно, что произошло, но очень хотел ей помочь. Только как? Ксена умеет принимать свою участь. Прекрасно зная, что ее выходки могут закончиться плохо. Она принимает этот факт, просто потому что не позволяет себе унижаться. Но сейчас вот она, решила отбросить всю свою гордость, и просто принять что сейчас ей нужен кто-то, об кого можно опереться. — Иногда мне кажется. — Начала она, — что я нахожусь не в своем времени, что мое место где-то в будущем, далеко в будущем или наоборот, в прошлом. Я не знаю как это объяснить. Тилике посмотрел на нее; в зеленых глазах не было никакой искорки, которая могла бы подсказать ему ее эмоции. От недосыпания у нее появились мешки, это придавало взгляду отрешенность. Совершенно одинокая, беззащитная узница, которая увидела то, чего вовсе никто не должен был видеть, сейчас была в его объятиях, а этого не должно было произойти. — Их нет? — Ксена вздохнула, она сказала это на русском, так что Тилике показалось [Я не.]. — И меня нет? Нависла тишина. Никто не знает сколько прошло времени, но оно тянулось так медленно, что казалось будто прошло больше двадцати минут, может час. Но на самом деле молчание длилось не больше минуты. — Ксена. — Тилике освободил свою руку от хватки девушки, и коснулся ее лица аккуратно проводя пальцем по щеке, убирая слезинки. — Можешь рассказать, что было в саду? Она несколько секунд посмотрела на офицера, а потом отвела взгляд. — Фройлян Ксена! — Фрау Гримм завидев девушку помахала рукой в знак приветствия. Мориц стоял рядом с узницей, и в какой-то степени даже подстраховывал ее от падения. Из-за чего та фыркала в сторону солдата, со словами «я и сама могу». — Мориц, милый, не беспокойся! — Подхватила Фрау, на что немец уже обратил большее внимание, и прислушался. — Я бы не беспокоился, если бы фройляйн, — он посмотрел на Ксену, которая уже обжигала его своим «зловещим» взглядом, — по пути сюда не споткнулась, и чуть не разбила себе нос о камень. Хозяйка перевела свой взгляд на Ксену, которая уже закатив глаза успела подойти к женщине. — Ну, я же смогла среагировать. — Я смог. — Уточнил Мориц. Та хотела ему что-то ответить, но громкий стон заставил ее закрыть рот. Все повернули голову в сторону небольшого цветочного участка, клумбы если быть точнее. Над старым узником; который лежал возле этой самой клумбы, согнувшись от боли, склонился солдат и что-то закричал, как позже поняла Ксена «это что-то оскорбительное» После того самого стона, солдат со всей силы пнул узника по животу, от чего тот, захотел вскрикнуть, но послышался только хрип. «Руки у тебя откуда растут, свинья!» Ксена взглотнула, и посмотрела на Фрау Гримм в надежде на то, что хозяйка вмешается, но и она с ужасом глядела на все это. — Мориц. — Медленно произнесла она имя солдата. Тот же понял намек, и двинувшись с места, подбежал к немцу который в это время бранил бедолагу. Ксена побледнела, и это сложно было не заметить, по этому Фрау Гримм после того как собралась и отчитала немца «а если бы здесь бегали дети? Вы не подумали о том что если я беру узников к себе в сад, то не абы каких, а хороших рабочих, я бы попросила больше так не делать, а лучше вам с такой жестокостью вообще не находиться здесь какое-то время…» решила отправить девушку в штаб, под предлогом того, что Ксена уже все что могла, сделала, и ей по хорошему бы отдохнуть.— Ты как? — Морицу было приказано довести ее до кабинета гауптштурмфюрера.
— Не очень. — Вздохнула Ксена. — Этот узник. Он угостил меня хлебом. — После того как Мориц открыл дверь, она вошла в кабинет, и кивнув мол «спасибо» постаралась улыбнуться, но глаза, на которых вскоре будут слезы — выдавали ее настоящие эмоции. — Прости. — В третий раз повторила девушка. — Тебе не за что извиняться. — Тилике продолжал гладить Ксену по голове. — Даже за..? — Она наклонила голову, показывая на сырой рукав. Тилике мысленно закатил глаза; да что рукав, черт с ним! Главное что она со временем стала приходить в себя, и наконец более менее нормально разговаривать. Он прекрасно понимал, что все те обстоятельства, которые горой навалились на нее, совсем еще не познавшую жизнь узницу — заставили ее неплохо так понервничать, помучиться, попсиховать. Зная ее, долго бы еще держалась, если бы не последняя капля, связанная с избитым на ее же глазах военнопленным. Убрав руку с головы девушки и прикоснувшись к ее щеке, Тилике медленно наклонился к Ксене. Она резко закрыла глаза и как показалось немцу, чуть сжалась, как кошка сжимается в предвкушении удара. Она боится его? Разве за столько времени, не должна была привыкнуть? «Я ничего тебе не сделаю» — прошептал он. Деушка тихо угукнула. — Хочешь принесу воды? — Он повернул голову в сторону своего рабочего стола, на котором стоял небольшой кувшин. Кофе пить каждые несколько часов не самая безопасная тема, а вот вода, в принципе более доступна и не так опасна для здоровья. Ответа не последовало, но он знал точно – надо. Дождавшись когда Ксена отпустит его, он встал и подойдя к шкафчику открыл дверцу.. — Держи, — сказал Тилике протягивая стакан с водой. Отдав уже опустошенный стакан офицеру, Ксена кивнула и на ее лице появилась легкая улыбка, что не могло не радовать. — Уже лучше?***
— Маме не нравится работа отца. — Не смотря на то, что я шла максимально медленно, учитывая мое положение, Густаву приходилось ускорять шаг, чтобы хоть чуть-чуть поравняться со мной, и у него это получалось, — но он сказал что это поможет нашей стране, и.. — Вам пришлось переехать сюда. — Добавила я, мальчик кивнул. Подняв вверх маленькие грабли, которые мне уже больше не нужны для дальнейшей работы, он помахал ими. — Похоже на очень большую вилку.. Да? Я не сразу ответила на вопрос мальчика. Меня до сих пор тревожил тот факт, что я, как последняя овца в загоне, до сих пор путаюсь, и не могу найти из него выход, а осознав что сейчас я нахожусь в горячей точке, решила значиться выплеснуть эмоции. Почувствовав, что меня что-то тянет за подол рубашки я посмотрела на Густава. — А? Да, похоже. — Дабы сделать вид что все гуд я улыбнулась. Густав же не был глупым, и нахмурив бровки с каким-то недоверием что ли.. спросил: — Ты все утро какая то грустная.. Что-то случилось? Ахуеть, щас еще ребенку буду рассказывать о жизненных трудностях, да так расскажу что подарю ему суицидальные наклонности. — Спала плохо, сны страшные снились. — Думая что смогла аргументировать почему же "носом клюю" на работе, я почувствовала себя ахуеть какой умной. Да, умничка. Густав поднял голову и посмотрел вверх, словно задавал вопрос у высших сил, чему я просто не могла не усмехнуться. Он смотрел долго, так, что даже мне вдруг стало любопытно, что такое он увидел? Ах.. Пташки, сложно было не услышать их щебетание, но я почему-то так сильно закрылась в себе, что даже подобную красоту, единственную красоту как казалось мне здесь, увидеть не могла.. — Мама мне чай с ягодами на ночь делает, от кошмаров помогает.. — Прошло несколько секунд как мальчик сказал, — точно! У нас на кухне, печенья есть, вкусные, Линда с города привезла, я забыл. Он положил грабли под кустик, куда обычно ложат узники для того, что бы далеко не бегать и если что вдруг понадобится, взять нужный инструмент, взял меня за руку, и как бы осторожно, дожидаясь когда я развернусь повел за собой. — Что такое? — Я вообще ничего не поняла. Причем тут печенья? Хотя это ребенок, детям свойственно резко скакать с темы на тему. — Я хочу тебя угостить ими. — Продолжая держать меня за руку, не мешая передвижению, он вел. — Густав, мне нельзя! — Наконец сообразила я пытаясь осторожно освободить свою руку, но маленькие пальчики, так крепко ее держали что пришлось бы хорошенько отдёрнуть, но для меня это может плохо кончиться. Вдруг упадет, разревется.. Разревется ведь? — Тебе можно! — Продолжая идти вперед отрезал Густав. Когда мы дошли до усадьбы, мальчик наконец отпустил меня. Я осмотрелась; сестры Густава расположились на полянке, разложив маленький плед, а на нем игрушечный сервиз, и как я поняла, устраивали чаепитие в месте с куклами. Солдат, к моему счастью не было, а вот офицеры.. Были. Трое. Один из них мило беседовал с Линдой, мило потому, что они смеялись, и о чем то даже перешептывались. А двое, двое о своем, в сторонке. — Густав!.. — Взмолила я когда увидела что мальчик зашел в дом. Ну попадет же ему за меня, а мне тоже.. Ептвою.. Я хотела развернуться, и уйти, куда подальше от усадьбы, и трёх офицеров. Пока меня не заметили, пока я не получила по шее.. Не успела я наконец двинуться с места, как мальчишка, с ноги открыв дверь, выбежал держа в руках печенья. Он достаточно громко стукнул по двери.. Достаточно для того что бы привлечь внимание.. Я еще раз осмотрелась. Ничего. Сестры по прежнему играли, офицерам вообще видимо пофиг было.. — Вот, — он потянул мне одну маленькую, круглую печенюшку, — если понравится, я еще могу принести. — Не-е-е, кушай сам, мне нельзя.. — Я ладошкой аккуратно оттолкнула от себя печеньку которую держал мальчик, он с непониманием посмотрел на меня. — Ты боишься что тебя будут ругать солдаты? — Он посмотрел на офицеров. Я тоже это сделала, как вдруг почувствовала что он подошел ко мне сзади, и просунул маленькую печеньку в мой кулак, который держал палку костыля. — Не бойся. — Прошептал он. Не ну что за целеустремлённость?? Мне ничего не остаётся как взять ее, принять. — Густав! — К нам подбежала одна из сестёр. Скорее самая старшая, она была выше двух других. — Ты что делаешь? Я встала как вкопанная, словно верила что вдруг стану невидимой, и меня не заметят. — А что? — Ничего, просто ей же может попасть за то, что она тут ходит. — Сказала девочка, в руках она сминала бока своего белого платьица в горошек. — А это Ксена, я о ней рассказывал! — Густав гордо поднял голову, словно офицер, который гордится своим солдатиком. А? Я опять ничего не поняла, что обо мне рассказывать то? То что я овца-инвалидка? — Так это она? — Вскинув бровь спросила девочка. Потом подняла голову на меня и улыбнулась. С моим ужасным опытом с детьми, я вообще не поняла, зловещая ли это лыба, стоит ли мне ее бояться и так далее. Че я тут как дура стою, пешкадрыпать надо отсюда. — Я конечно не против чтобы она была здесь, но боюсь офицерам это не понравится.. — Да, ты права. — Наконец выдавив из себя хоть какие-то слова, я уже готова была поворачиваться и валить. Но грубый мужской голос, остановил меня. Пиздец! — Ой!.. — Девочка взяла Густава за руку, тот хотел ее вырвать, но она побежала в сторону своих сестер, игнорируя сопротивление брата. Ко мне подошел офицер, нашивки были такие же как у Тилике, только без двух полос. Видимо тоже штурм какой-то. Унтер! Я уже была готова к тому, что сейчас наконец спустя столько времени, вновь получу по шее, и все будет супер. Но нет. — Фройляйн вы закончили? — Его голос бы капец спокойный, без того тона, которым он что-то крикнул. Но я знала что это затишье перед бурей. Я мотнула головой, отчитываться точно не буду, не смотря на то, что мне пиздец как не хочется получать по шее. — Тогда что вы тут забыли!? Он наклонился ко мне, и чуть ли не в ухо заорал, от чего я дернулась. Хотелось сжаться в комочек, прямо так, как я люблю, обожаю. Но куда там, такое место.. Я приготовилась к удару.Я не помню что произошло дальше, ничего от слова совсем, но сейчас, рядом со мной стояла Линда, держала меня за плечи, и что-то шептала. Голос был тихим, мягким, приятным для ушей.
— Не бойся, Ксена, он ничего тебе не сделает. — Я повернула голову в сторону девушки. — Господи, извините. — Пробубнила я, и напрягла мышцы, чтобы сделать шаг.***
— Самоубийство это не признак трусости. — Тилике стоял в одном из бараков мужского блока, рядом с солдатом, который совсем недавно был с ним в штабе. Они смотрели на узника, который, сидел оперевшись об спинку кровати с точнее кроватей. Их было много, и они все, были расположены вдоль строения. У военнопленного были окровавлены руки, вся жидкость лилась прямо из глубоких ран на запястьях. — По крайней мере в данном случае.. — Случаев. — Решил уточнить солдат. — Восьмой раз за неделю, рано или поздно их количество увеличится.. Тилике вздохнул. — Я ничего с этим не сделаю точно. — Он потер переносицу. — Какими предметами чаще пользуются узники? Солдат задумался. Но спустя несколько секунд, ответил: — Чаще всего, — он кивнул, — имеется ввиду за все годы моей службы в лагере, когда кто-то хотел свести счеты с жизнью, они использовали либо острую ткань... — Ткань? — Перебил его Тилике. — Как тканью можно.. — Простите, проволоку. — Продолжил солдат. — Или зубную нить, которой они режут хлеб, ну или отламывают от посуды куски и точат концы. — Ясно. Можно было бы по хорошему изъять у узников все то, что смогло бы помочь им в совершении греха, но смысл то какой в этом? Он вновь глянул на мертвеца; вся кожа чертовски бледная, сам худой что нельзя было понять, сколько ему точно лет, измученное лицо не выдаст эту, казалось бы тайну. А как сам выглядел Тилике? Сколько ему можно дать? Конечно время не щадит..Но оно здесь не причем.. Война, вот причина. А все из-за чего? Из-за них. Пожив в таких ужасных условиях можно по настоящему сойти с ума. — Вы знаете что делать. — Контролировать процесс переноски трупа ему не хотелось, по этому он хотел уйти. Не смотреть на то, что и так видит каждый день проходя мимо блока. Мне достаточно видеть пленных, на шее которых петля, и они все еще не мертвы, мучаются, стоят в надежде что все закончится. Долго ли простоят? Тилике посмотрел на виселицу. О ней он думал только что. И на ней было трое узников. Они стояли чуть ли не на цыпочках, пытаясь удержаться, чтобы не упасть. Адъютант хотел уже было отвернуться, как один из бедолаг все же не выдержал, ноги подвели и он повис. Противное зрелище. Тилике отвел взгляд в сторону. «Господи..» Работы на сегодня не так уж и много. Курсанты уже отдыхают в столовой, распеваясь во все горло, и гудя о том, что к Рождеству Москва будет вся истоптана под немецкими сапогами. «Наивные» – подумал Тилике. А ведь когда-то он тоже так думал, но где это.. Рождество в которое Рейх одержит свою победу? Его не будет, оно не наступит. Он был удивлён увидев Ксену не на своем рабочем месте. Опять что-то задумала? Девушка стояла возле конюшни, и словно кого-то ждала. Тилике не стал это игнорировать, и на всякий случай решил уточнить ее здесь присутствие. Завидев адъютанта она вздрогнула, словно только что к ней шел не Тилике, а сам Гримм. — Что ты тут делаешь? — В его тоне не было ничего того, что могло бы вызвать у нее дискомфорт. Но она выглядела бледной. — Жду когда мне приведут лошадь, в амуниции. Густав хочет прокатиться. Послышался стук копыт, и к ним вышел узник. Он вел за уздечку здорового гнедого коня. Тилике посмотрел на Ксену. Мужчина подал ей узду. Увидев офицера он зачем-то ему кивнул, и прихрамывая ушел внутрь конюшни. Ксена молча стояла, рассматривала правильно ли расположены стремя. Конечно неопытного военнопленного, который не знает как правильно седлать, никто бы не поставил, ну или того кто вообще не умеет это делать. Но она перепроверяла. Рукой тянулась к вальтрапу, засунула пальцы под него. «Нельзя чтобы там вдруг оказалось что-то острое.» Прошептала она. Тилике осторожно взял ее за руку, в которой была узда. Ксена мгновенно обратила свое внимание на немца. Нахмурила брови, словно говорила «вы что делаете господин гауптштурмфюрер?» Раскрыв ее кулак он хотел забрать повод, как она его крепко сжала, вместе с пальцами офицера. Тилике посмотрел на девушку, на ее лице была легкая улыбка, и он понял что Ксена приняла эту игру, если ее вообще можно так назвать. Они шли к усадьбе. Тилике все же добился своего, в конце концов ему было совсем не трудно помочь. Он прекрасно понимал что Ксена, даже когда будет по настоящему нуждаться в помощи – не попросит ее. Упрямство девушки ему конечно симпатизировало, но не стоит заигрываться с этим. — Что нового? — Она решила нарушить тишину первая. — Ягер, возвращается с Берлина.. Точнее совсем скоро начнет собираться. — Немец посмотрел на девушку и улыбнулся, — как же быстро.. Эти дни прошли, не так ли?