payday

Деньги каждому нужны, деньги каждому важны. Тот, кто считает, что за деньги счастья не купишь, никогда не видел Феликса. О, этот прекрасный концентрированный сгусток золотистого счастья, который легко приманивается звенящей монетой или шелестом купюр. Хенджину нравится счастье, и он готов проспонсировать его пребывание рядом с собой. Проблем с деньгами он никогда не испытывал: родители успешные махинаторы на риэлторской бирже, да и сам он не промах. Скоро окончит универ и вольется в семейный бизнес. Так что можно не задумываться о деньгах. Следовательно, и о том, останется ли с ним Феликс. Хенджин действительно был им словно околдован. Сначала внешностью, потом голосом, талантом, отношением к жизни. Феликс никогда не скрывал, что материальная обеспеченность партнера для него на первом месте. Он устал жить в бедности и хотел попробовать что-то новое. О, и он определенно распробовал каждое блюдо в ресторанах, куда его водил Хенджин, и каждую эмоцию, вызванную поцелуем ухоженных мягких губ. Ему были по вкусу новые лимитированные вещи, быстро вытеснившие остатки масс-маркета из его шкафа. Места в кинотеатрах, купленные на центральном ряду. Отсутствие необходимости четко укладываться в сумму, нервно проверяя остаток на счету. Так непривычно, что можно не смотреть на цену молока и не пугаться цен на дешевый растворимый кофе. Феликс не всегда тянулся к самому дорогому, он просто желал нагнать остальных. Хотел посетить все те места, в которых не смог побывать во время школьных поездок: у родителей не было лишних денег. Хотел побывать в маленьких кафе, где наценка на венские вафли заставляла его бледнеть. Ну и, может, проиграться в автоматах с плюшевыми игрушками. Впрочем, Феликс хотел и вон ту подвеску, и вот эти очки, а еще попробовать каждый коктейль в этом клубе, ну и может съездить на выходных в Сеул. Да, номер с панорамным окном и гостиной. А можно заказать завтрак в номер? Хенджин был готов подарить Феликсу больше, чем тот просил, но лучше Феликсу пока этого не знать. Сияние восторга в чужих глазах покрывало все прочие расходы. Через полгода Хенджин предложил съехаться. Феликс, помявшись, согласился. Начался новый период их отношений. У Хенджина последний год в университете и море дедлайнов, а Феликс никогда не жаловался на учебу, схватывая налету. В какой-то момент у Хенджина вошло в привычку ощущать его заботу, словесную и бытовую. Убрать, постирать, приготовить — все это пало на плечи Феликса. Хенджин пытался отобрать у него часть обязательств, но тот боялся, что Хенджин перетрудится. Забота чувствовалась и в словах, в умении пожалеть, приласкать, успокоить. Хенджин таял, сахарно растворялся в уюте. Он понимал, что созданные им отношения частичный самообман. На эти размышления его подтолкнули. Но мысли мыслями и оставались, пока не случился тот злосчастный четверг. Звоня в звонок и ожидая увидеть на пороге привычно радостного Феликса, Хенджин услышал чьи-то чужие тяжелые шаги. Дверь ему открыл не плюшевый Феликс в мягких розовых тапочках и пастельной футболке, а парень в обтягивающих кожаных штанах и растянутой майке без рукавов. Он недовольно посмотрел на Хенджина, зачесывая назад волосы, выкрашенные в хмурый темно-синий цвет. Итак, Джисон, открывающий ему дверь, явно не то, чего ожидал Хенджин. Нет, он не был против Джисона, поднимающего настроение Феликсу. Не был против Джисона, иногда помогающего с домашкой. И не был против Джисона, существующего где-то вне его личного пространства. Хенджин был против Джисона, которого видит первым, возвращаясь после тяжелого дня. Зачем ему эта грузная синяя клякса? Где его милый улыбчивый Феликс? — Чего застыл? — Джисон усмехнулся. — Ты проход загородил, — хотелось закатить глаза, но Хенджин не стал. — Проходи, — Джисон углубился в коридор, пропуская Хенджина внутрь. — Спасибо за приглашение в мой дом. Джисон ничего не ответил, пройдя в гостиную и сев на диван, с которого его, судя по всему, прогнала трель звонка. — Где Феликс? — В душе, — Джисон не отрывал взгляда от телефона и что-то безостановочно строчил. — А ты почему здесь? — Хочешь, чтобы я присоединился к нему? — хмыкнул Джисон и поднял взгляд на Хенджина. Тот все же закатил глаза и ушел, ретируясь в свою комнату. Нет, Хенджин не мямля. Он мог бы ответить, просто этот разговор, Хенджин по опыту знает, ни к чему хорошему не приведет. А Феликс не любит, когда они ругаются. Хенджин переоделся в домашнее, думая о том, что Джисона в последнее время слишком много в их жизни. Или уходит куда-то с Феликсом, уводя его от Хенджина. Или находится в квартире, заставляя Хенджина лицезреть незваного гостя почти за каждым ужином. Хуже всего то, что Джисона ничего не смущает. Вот Хенджин видит, как он по-хозяйски достает лазанью из духовки и, напевая под нос, расставляет тарелки и приборы. На троих. Замечательно. Просто восторг. И не выгонишь ведь эту синюю крысу, потому что Феликс вцепится мертвой хваткой в Джисона. А свободной рукой запустит в Хенджина стулом. И это в лучшем случае. Плавали, знаем. Они ссорились пару раз, и да, рука у Феликса тяжелая. Вообще, привязанности Джисона и Феликса можно позавидовать, не у всех есть такая дружба и столь близкие отношения. Хенджин даже хотел было начать ревновать Феликса, но вовремя разузнал: у Джисона за душой ни гроша. Вполне вероятно, он к ним на ужин зачастил потому, что даже купить еды не на что. Джисон, разделив лазанью на порции и разложив на тарелки, прервал пение, облизал палец, испачканный в соусе. Щелчок, и Феликс вышел из душа, промакивая волосы полотенцем. — Привет, — мягкая улыбка, Хенджин сразу же получил короткий поцелуй. — Ты чего в дверях стоишь? Хенджин застыл. И правда, чего это он? Боится Джисона? Наверное, немного. — Давай скорее, пока не остыло, — Джисон крикнул Феликсу, игнорируя Хенджина. Нет, он явно нарывается. — Джинни, садись пока. Я полотенце на сушилку закину. Хенджин, еще минуту назад собиравшийся устроить с Феликсом серьезный разговор насчет пребывания Джисона в их доме, размяк и побрел за стол. — Не ешь, пока Феликс не придет, — Джисон снова завис в телефоне. — Я и не собирался. — Мне не нравится, что ты превратил его в прислугу. — Он не прислуга, — разозлить Хенджина легко. — И Феликс сам вызвался. — Я советую проверить свою порцию на наличие цианидов и битого стекла, — Джисон откинулся на спинку, окончательно отложив телефон. — Готовил, скорее всего, Феликс, так что это вкусно, — он отрезал кусочек и попробовал. — Вкусно. И твой цианид не испортит ни этот ужин, ни наши отношения. — Феликс, — крикнул Джисон, усмехаясь, — а хен начал есть без тебя. — Эй, Джинни! — Феликс немного расстроенно влетел на кухню. — Я же буквально на минуту. — Очень вкусно пахнет, я не удержался, — Хенджин бросил злой взгляд на Джисона, пока Феликс садился за стол. — Правда? — Феликс сразу же показался чуть веселее. Он начал есть, значит, теперь можно. — Это Джисон готовил. Хенджин тут же подавился. Он правда не специально. — Да, довольно неплохо, — он еле проглотил кусок. Джисон отбитый. Не цианид со стеклом, но какую-нибудь гадость мог ему подсунуть. — Соус с комочками, хотя для первого раза действительно круто. — Оу… — Феликс мне как раз только с соусом и помогал. Но, по-моему, именно соус лучше вышел. — Нет, все-таки это не комочек, а жилка из фарша, — Хенджин на секунду отвлекся, почувствовав вибрацию от уведомления. Смахнул всплывшее окно «Приятного аппетита, хен. Я сплюнул в твою порцию лучшую из своих слюней.» Хенджин вновь закашлял. — Джинни, все хорошо? Воды? — Хен, если бы ты не сидел в телефоне, пока можешь пообщаться вживую, то не подавился бы. Честно говоря, Хенджин хочет, чтобы его сейчас вырвало. В таком случае он направит поток пережеванной лазаньи прямо на Джисона и ни капельки не пожалеет об этом. Засранец знает, как заставить Феликса расстроиться из-за Хенджина. А еще это его хен. Даже Феликс предпочитает звать его ласковыми прозвищами или по имени. Никто не зовет Хенджина хеном, потому что он никому не разрешал. Тем не менее… — Хен, мы хотели посмотреть с Феликсом фильм после ужина. — Я с вами, — Хенджин не может понять, почему парень Феликса он, а тусуется с Феликсом Джисон. Как можно быть настолько бестактным? Джисон по энергетике не чувствует, что третий лишний? — Джисон пытался выпроводить тебя, — беззлобно усмехнулся Феликс. — Но мне нравится идея посмотреть фильм с Джинни. Джисон обиженно взглянул на Феликса, однако тот смог приструнить его одним только взглядом. Кто-нибудь, подарите Хенджину такую же силу. Будь она у него, он не остался бы с Джисоном опять наедине по разные бортики дивана в гостиной. Феликс решил, что его очередь трудиться, и терпеливо намывал тарелки, пока Джисон выбирал какой-нибудь ужастик. Они не в первый раз оказываются в такой ситуации, когда приходится делить Феликса на двоих и смотреть фильм вместе. Феликс всегда позволяет выбрать Джисону, и тот упорно заставляет смотреть их ужастики, хотя сам каждый раз со страху поджимает под себя ноги, кусает губу и скользит рукой по обивке дивана в поисках чужого прикосновения. Надеется, что оно спасет его от плохой графики, нелепой актерской игры и постоянных скримеров. Пару раз Джисон, ища руку Феликса, натыкался на руку Хенджина. Это прикосновение обжигали их обоих, они одергивали руки, как бы осознавая, что такое еще ужасней, чем разодранное в клочья лицо монашки с экрана. Но сейчас экран мелькал меню фильмов, а Джисон, ничем и никем не напуганный, сидел, развалившись в кресле. В полумраке комнаты яркий свет экрана падал на его лицо, четко очерчивая линию челюсти и шеи. Кадык Джисона иногда вздрагивал, когда он сглатывал, и Хенджин знал: это верный признак того, что Джисон нервничает. Он уязвим, и грех этим не воспользоваться. Задать вопросы, которые его мучают, которые не озвучить в присутствии Феликса. — Почему я тебе так не нравлюсь? Джисон прекратил щелкать пультом и удивленно посмотрел на Хенджина. В глазах Джисона отражался блик экрана, отчего зрачки выглядели немного неестественно. Джисон застыл тенью в полумраке. Будто чей-то набросок, сделанный не в первый раз. Резкость в проблесках света; нечеткие линии, мелкие штрихи лица. — С чего ты взял, что ты мне не нравишься? — То, как ты ведешь себя со мной, весьма красноречиво. — Не замечал за собой ничего такого, — голос Джисона немного хрипел. Он потянулся за стаканом к журнальному столику, и Хенджин хотел прибить себя за то, что не мог отвести взгляда от этого чертового кадыка. — Ой, да хватит придуриваться. — Я серьезно, хен, — и тем не менее, он улыбался. Как-то остро, опасно. Хенджин ходит по краю? Но чего ему опасаться? — Ты прекрасно знаешь, что я не люблю, когда меня называют так. Но ты продолжаешь это делать. — Я не знал, хен. Прости. Не хотел задеть те фибры твоей души, которые отчаянно кричат о том, что ты стареешь. — Хватит. Ты не намного младше меня. Я знаю, что ты делаешь это специально. Пытаешься унизить противника, чтобы что? Ты не займешь мое место, — у него накипело, и осадок решил выпасть, обвалиться в одно мгновение. — Я во всем лучше. Моя успеваемость, внешность, достаток, будущая карьера и положение в обществе. Нет, правда, на что ты надеешься? Джисон будто немного удивлен словам Хенджина. Его поза кажется расслабленной, он занимает довольно много места, откинувшись в угол и перекинув руку через спинку дивана. Но Хенджин видит, как Джисон нервно теребит обивку. — И все же есть пунктик, по которому ты не можешь нас сравнить. — Если ты про эмоциональную привязанность и любовь, то поверь, мы все равно можем посоперничать. — Я про секс. Откуда тебе знать, что ты лучше? Судя по отзывам, я поднял высокую планку. — Это в расчет не берем, — Хенджин немного смутился. — Феликсу все равно никогда не предоставится возможность нас сравнить. Уж поверь, я прослежу. Джисон, кажется, прыснул от смеха. По крайней мере Хенджин видел, что тот все же расслабился по-настоящему и, судя по всему, вошел в кураж. — Нам не нужны оценки Феликса, чтобы это узнать, — и мягко-сладковатая, словно зыбучий песок улыбка растеклась по его лицу. Что-то промелькнуло во взгляде Джисона, и Хенджин, кажется, все понял. Джисон не побеждает соперника. Он дергает за косичку понравившуюся девочку. А Хенджин? Боже, он уже неделями пытается подавить возникающее внутри, тянущее, бьющееся чувство. Пытается, но, мать вашу, когда Джисон ухмыляется, Хенджин хочет порвать с Феликсом. Со своим хорошим прелестным Феликсом, который не требует особых хлопот и забот. Дай ему кредитную карту, и тот будет верен всю жизнь. Феликс прост, а Джисон… С ним ничего не получится построить. Хенджин не видел смысла сносить прочно стоящий дом и закладывать фундамент для здания, на постройку которого не хватит сил и материалов. Родители Хенджина тяжело приняли его ориентацию, но Феликс им вроде даже нравился. Тихий и милый. Джисон же… Стоит только матери увидеть его пирсинг, его крашенные волосы, ногти и, не дай бог, эту самую ухмылку, то ее сразу хватит удар. Хенджин человек семейный. Он хочет стабильности и покоя, которые может дать Феликс. Но какого черта внутри стягивает струны, превращая в один сплошной ком непонятных, приятных ощущений. Струны гудят, рвутся, истончаются. А Джисон продолжает играть свой риф, не замечая, что дека трещит, угрожая рассыпаться на щепки или вспыхнуть от трения, от искр в глазах. Внутри все сдавливает, переминает, сгибает. Джисон тянет сердце на себя. Хенджин пытался задушить в себе это чувство, но зараза трепыхается, а Хенджин продолжает тонуть, падать, вязнуть. Улыбки и подшучивания ранят, заставляют чувствовать себя не в своей тарелке. С Джисоном Хенджину некомфортно. Мысли неровные, шероховатые. Тяжелое неловкое тело. Руки иногда не слушаются, неуклюже роняют вещи. Провокация для новых подкалываний. И взгляд будто насильно прибивает гвоздями к Джисону, заставляя запоминать привычки, учиться считывать колебания эмоций, предугадывать. Хенджин ненавидит, когда Джисон остается у них надолго. Потому что боится сорваться, боится все разрушить. Поэтому да, Хенджин не выносит присутствия Джисона и чертовски ненавидит его, себя, свою слабость. Джисон здесь только из-за Феликса. Уйдет Феликс — уйдет Джисон. Но и Феликса отпускать не хочется. — На что ты намекаешь? — Хенджин спросил, хотя все понял, и услышал шаги Феликса. Скольжение мягких тапочек по коридору, сейчас дверь откроется вместе с ужасающей правдой, потому что Хенджин может поклясться: его взгляд горит в нетерпении. — Встретимся у меня завтра. И Джисон тут же сменил выражение лица на невинно-преданно-ждущее. Феликс вошел в комнату и сел между ними, поставив на колени миску попкорна. Пока Феликс и Джисон, который вел себя как ни в чем не бывало, смотрели фильм, Хенджин не мог переварить происходящее. Он свыкся с сексуальным напряжением, которое возникало между ним и Джисоном, и он не собирался ничего менять. Но теперь… Было ужасно обидно за Феликса, который даже не подозревал о том, что предложил его лучший друг его парню. Не подозревал, о чем думал этот самый заботливый парень последние недели. Не подозревал о мыслях Джисона… Впрочем, Хенджин тоже не знал, о чем тот думает. Весь оставшийся вечер он пробыл будто в прострации. Феликс, заметив это, решил, что Хенджин устал и его стоит оставить в покое. Когда Джисон уходил, Феликс пошел проводить его до автобусной остановки, позволив Хенджину побыть одному. Возможно, он сделал это зря, потому что оставшись наедине со своими мыслями, Хенджин понял, что будет съеден. Ночью он плохо спал. Мягкое тепло Феликса, которое успокаивало его прежде, начинало раздражать. Феликс всегда обнимал Хенджина во сне, и тому это нравилось до безумия. Сейчас же от объятий ощущался тягомотный душный жар. Хотелось вдохнуть свежего воздуха, выйти на балкон покурить. Феликс застал его с сигаретой, дымящим над детской площадкой. Вроде девятый этаж, но ночь безветренная, дым продолжает сгущаться, и в легких все та же тяжесть. — Что-то случилось? — Феликс обнял его сзади. Нигде от него не скрыться. — С чего ты взял? — Ты редко куришь, — Феликс положил подбородок ему на плечо. — Ничего серьезного. Просто взгрустнулось. Ты же знаешь, у меня так бывает. — Хочешь побыть один? — Я… Да. Да, хочу. Прости. — За что ты извиняешься, — Феликс мягко отстранился. — Тебе нужно отдохнуть, я понимаю. Сходи завтра вечером куда-нибудь развеяться. — Тебе разве не нужно будет готовиться к коллоквиуму? — Нужно. И я имею в виду, что тебе надо прогуляться одному. Побыть где-то вне универа или дома. Без меня. Ну ладно, удачной рефлексии. Принести плед, чтобы теплее было? — Нет, не надо. И… Спасибо. Иногда забываю, что ты настоящее чудо. — Люблю тебя, — Феликс ушел с балкона. — Я тебя тоже, — бросил ему вдогонку Хенджин. Ложь маслянистая, текучая, от того так легко соскальзывает с языка. Невыспавшийся Хенджин слишком легко засыпает на парах и пропускает важную информацию. Еще вчера Хенджин ругался бы на себя благим матом, но сегодня он просто хотел дельный совет и понять, что ему делать дальше. Чанбин не тот человек, к которому стоит обращаться за подобными советами. Он единственный, кто выходит сухим из воды, следуя своим жизненным принципам. Если по его стопам попытается пойти кто-нибудь другой, его затянет в трясину недопониманий и прочих неприятностей. Хенджин не вдавался в подробности, пока пересказывал суть проблемы. Простое «я могу переспать с тем, с кем давно хочу, но это будет неправильно, поэтому не могу» весь запас изначальной информации, которую получает Чанбин. — Я бы переспал. А там видно будет, — Чанбин пожал плечами, а его слова сработали как спусковой крючок. Хенджин уже давно все решил. Ему просто нужно было чужое одобрение. Тот, кого можно будет потом обвинить. Теперь ответственность за действия Хенджина несет не он сам, а плохой советчик. Хенджин после пар летит домой, в пальцах покалывает напряжение. Он всегда был хорошим мальчиком. Выкладывался по полной в учебе и в отношениях, стараясь угодить. Впрочем, к черту старые морализаторские принципы. Хенджин в том положении, когда может получить все, что захочет. Джисон вряд ли предложит ему продолжить отношения на новом уровне. Но Хенджину этого и не надо. Джисон так, проходной этап. Лишь бы не сорваться и не устроить марафон. Джисон хочет Хенджина больше, чем Хенджин Джисона. Он пытается себя уверить в этом, нанося легкий макияж. Не особо заметный, но чтобы выглядеть притягательно, уверенно, а не уставшим и невыспавшийся, каким он являлся на самом деле. — Ты решил прислушаться ко мне? — Феликс застал его за растушевыванием консилера. — Да, — Хенджин прикусил губу. Он никогда раньше ни с кем так не поступал. Сердце бешено стучало. — Куда пойдешь? — К Чанбину. — Давно он такой требовательный к твоему внешнему виду, — Феликс проскользил рукой по рубашке Хенджина, по одной из его любимых. — Потом подъедет Минхо и отвезет нас в бар. Феликс взял с боковой полочки флакончик духов, слегка надушил Хенджина. — Они вкусно пахнут, — он пожал плечами. — А я знаю, как для тебя важно иногда просто побыть самым лучшим. Черт, Хенджин действительно чувствовал расслабление и удовлетворение, когда прихорашивался. Феликс так хорошо его знает. До дома Джисона Хенджин решил дойти пешком. Разложить мысли по полочкам, еще раз обдумать решение. Черный абрис, красивый изгиб носа. Пухлая нижняя губа, самоуверенная ухмылка. Взгляд, прожигающий насквозь, рассматривающий черепушку изнутри. Темно-синие волосы, которые, намокнув, казались иссиня-черными и оттеняли лицо. Крепкие руки, эстетичный торс. Блять. Решение обдумано и принято окончательно. Хенджин звонит в дверь, сглатывая. Открывший ему Джисон в домашних шортах и мятой футболке. Ворот съехал вниз, оголяя ключицу. Взгляд расфокусирован, волосы взлохмочены. Кажется, Джисон только что проснулся. И Хенджин почувствовал себя полным идиотом. Кажется, он им и выглядел. При полном параде напротив Джисона, который явно заметил его старания и, мать твою, мгновенно проснулся. Прикусил нижнюю губу. — Не думал, что ты действительно придешь. Но по его взгляду Хенджин понял, что Джисон, да, не думал. Он знал. Он, черт возьми, знал. Был полностью уверен. И это немного унизительно. — Мне стоит предложить тебе выпить, хен? — Джисон закрыл дверь и развернулся к ней спиной. Быстро пробежался языком по нижней губе. — Или лучше не затягивать с этим, чтобы ты скорее вернулся к Феликсу, — о, препоганейшая улыбка. Едкая, колкая. Хочется смолоть, стереть в порошок и разбить. — Да пошел ты, — Хенджин сделал шаг вперед и, приподняв Джисона за грудки, прижал его к двери. Поцеловал без церемоний, сразу глубоко и развратно. Язык скользнул по кончику чужого языка, прозмеился вдоль него, коснулся неба. Джисон, кажется, вновь ухмыльнулся сквозь поцелуй и прикусил губу Хенджина. Перестарался. Немного крови смешалось со слюной. Хенджину показалось, что это безумие, когда он подхватил Джисона, тут же обвившего его талию ногами. Джисон запустил пальцы в волосы Хенджина, притягивая в новый поцелуй. — Тут всего одна комната, не заблудишься, — выдохнул он, и Хенджин послушно отнес его в спальню. Бросил на кровать, нависая сверху и выцеловывая шею, линию челюсти, прикусывая мочку уха. Джисон все ещё обвивал его ногами и, когда Хенджин подцепил ворот футболки, резко опрокинул его, сев сверху на бедра. Что-то подсказывало Хенджину, что Джисон не собирается прокатиться на нем. — Мы так не договаривались, — Хенджин рукой отстранил от себя Джисона, который подорвался сменить позиции. — Я сверху. Или на выход, хен, — Джисон склонил голову на бок. — Слезь с меня, — Хенджин не предпринимал попыток к бегству. Черт, он уже проиграл. — Кого обманываешь, хен. Ты же явно хотел чего-то новенького. Может, хватит отказывать себе в удовольствиях, — Джисон успел расстегнуть все пуговицы на рубашке Хенджина. — Блять, — он вздрогнул, когда Джисон прошелся языком по ореолу соска. Прикусил, втянув покрасневшую кожу. — Не напрягайся, — он отстранился, чтобы стянуть футболку с себя и брюки с Хенджина. — Чем скорее расслабишься, тем быстрее поймешь, что упускал все это время. — Ну так не тяни тогда, — Хенджин сел, целуя Джисона и запуская руку под резинку его боксеров. Тот в ответ хрипло прошипел. Толкнул Хенджина обратно на кровать, приказав раздеться полностью, пока он не вернется. Раньше Хенджин огрызнулся бы, но, черт возьми, этот день вытягивает из него все остатки стыда и самолюбия. Джисон, порывшись в рюкзаке, достал из него смазку и презервативы. Вопросом, зачем он таскает их с собой, Хенджин задастся потом. Не хотелось думать, что он лишь очередной номер «двузначное число». — Подложи под спину, — Джисон кинул в него подушкой. — Хочу видеть твое лицо. — А я твое — нет, — Хенджин все еще на него обижен. Он шел сюда в полной уверенности, что вытрахает из этого ублюдка всю его спесь. — Тебе принципиально? Если бы было, он не позволил бы себя трахнуть. — Да. — Тогда в коленно-локтевую, — Джисону нравится, что Хенджин не может ему ответить. Хенджин же готов испепелить эту версию себя, чтобы появиться заново и никогда не знать Хан Джисона, который проходится головкой члена по его анусу. — А ты не торопишь события? — сука, голос, не подводи. — Не волнуйся. Просто настраиваюсь. Он положил ладонь на грудь Хенджина и медленно провел ею до паха, сжал твердеющий член. Хенджин от неожиданности прикусил и без того настрадавшуюся губу, когда Джисон ввел в него средний палец. Странные ощущения полностью подавлял стук, заполнивший голову. Кровь прилила к лицу, начала биться о сосуды, заглушая окружающий мир. Выдох. Ты сам на это согласился. Джисон ввел второй палец. Блять. Вдох. Ты сам этого хотел. Джисон развел пальцы, и Хенджин тихо простонал. Гул в ушах усилился. Хенджин знал, что вены на висках налились, что он краснеет, что все внутри кричит стоп. — Блять, — он уткнулся лицом в подушку. Сученыш нашел. Продолжил касаться, чуть сгибая пальцы. — Какого… — Выдох. Ты контролируешь ситуацию. — Хватит слюнявить подушку, — по голосу Джисона Хенджин слышит, что тот сильно возбужден. — Мой тебе совет, хочешь стонать — стони. Он положил руку Хенджину под живот и чуть приподнял его, когда вынув пальцы, вернул обратно сразу три. Блять. Джисон запомнил точку, точно определил угол. Это не Хенджин хочет стонать, это Джисон хочет, чтобы Хенджин стонал. Твою мать. Хенджин начал подаваться назад, чуть подстраивать под себя темп. Верно, ты контролируешь. И ты хочешь. — Заебал со своими пальцами, — Хенджин неровно подался вперед, опускаясь животом на кровать и сползая с чужих пальцев. Член коснулся матраса — глухой стон. Хенджин перевернулся, чтобы увидеть, как Джисон надевает презерватив. У него красивый член. И Хенджин в ожидании сглатывает, замирает, когда Джисон распределяет по нему смазку. — Ты будешь переворачиваться обратно или нет? — Джисон откидывает волосы рукой, проводя пальцами по коже головы. Красивый, сука. Хенджин не отвечает, двигается вперед и припадает губами к его животу. Вдыхает запах, проводит носом вверх, останавливаясь у яремной ямки. Целует, облизывает, поднимается по напряженной вене до уха, целуя, целуя, целуя. Хенджин дрожит. Ему страшно, потому что Джисон пиздец. Он зарывается руками в волосы Хенджина, оттаскивает от шеи, смазано целует. Впивается в верхнюю губу, пока его руки сжимают чужие ягодицы. Хенджин стонет в поцелуй. Джисон большими пальцами надавливает на кольцо мышц, проталкиваясь внутрь и чуть расширяя. — Давай так, — Хенджин, отстраняясь, ложится спиной на кровать. Он передумал. Он хочет видеть его лицо. Его глаза, его губы, язык, облизывающий их. Хочется притягивать для поцелуя и знать, что Джисон тоже на него смотрит. Хочется видеть, как он кончает. — Как скажешь, — Джисон хмыкает, подтягивая Хенджина к себе, и устраивается между его ног. Медленно входит, и Хенджин теряется, сжимается, не способный дышать. Хриплый стон, и Хенджин чувствует, как Джисон склоняется над ним, успокаивающе целует ключицы. Ага, самый заботливый, блять. Джисон вошел лишь на половину. Расслабься, Хенджин. Сукин сын хорошо с собой управляется. Он помнит, что и как, не станет толкаться непонятно куда. — Су-ка. Джисон одним толчком вошел до конца, проскользив головкой по простате. — Я же говорю, со стоном проще, — он дал Хенджину немного привыкнуть. А к этому привыкнуть вообще можно? Джисон целует в уголок губ, и это ощущается чем-то странным. Начинает медленно двигаться, закидывая ногу Хенджина для лучшего угла себе на плечо. Джисон не дает возможности последовать своему совету. Четко выравнивает быстрый темп, выбивая из Хенджина хрипы и плач. Хенджин сминает простыни, подушка под спиной не помогает, съезжая в сторону еще в самом начале. — Блять, я так не могу, — Джисон вдруг резко останавливается, выходит из Хенджина, заставляя того рвано выдохнуть. Переворачивает его на живот. Ноги плохо держат, но тот послушно старается приподнять зад, позволяя Джисону войти с единого толчка, выбивающего все оставшиеся силы. Ноги, разъезжающиеся в стороны, Джисон поправляет. Сжимая талию Хенджина, подтягивает к себе, целует вдоль позвонков, прикусывает плечо. Отстраняясь, едва слышно рычит. Хенджин не помнит, когда в последний раз ощущал поток времени. Минута секундой, секунда вечностью, и блять. Контролировать тело выходит все хуже, а Джисон, кажется, немного подзабивает, потому что Хенджин не первый его толчок скользит по матрасу то лбом, то щекой. Пытается не растечься окончательно, когда Джисон приподнимает его, пытаясь придать положению горизонтальность. Но все, что чувствует Хенджин, это запах Джисона, исходящий от простыней, скользящий в воздухе, клубящийся рядом. Чувствует, что его тело слилось в одно сплошное ощущение, в сплошное удовольствие, стон, хрип, выдох. Рваный вдох. Прикусить простыню, вдох. Вдох. Блять. Струны конденсируются, тяжелеют. Хенджин тянется к своему члену, но Джисон перехватывает его руку и начинает надрачивать ему сам. Туман. Тяжесть. Туман. Грузность. Тяжесть. Сладко. Грузность. Блять. Грубость. Да. Грубость. Сука. Выдох. — Сука, — Хенджин стонет, кончая в руку Джисона. Сжимается, окончательно расплавляясь под чужим жаром. Падает, его хватают. Дотрахивают. Выжимают, размазывают, стонут, с рыком кончают, пробивая грань крайней чувствительности. Хенджин чувствует, как жар выходит вместе с чужим членом. Ему позволяют упасть, и он готов заснуть в луже собственной спермы, стекшей с руки Джисона на простыню под ним. Джисон завязывает презерватив и валится рядом. Хенджин смотрит на него, но видит плохо — отяжелевшие веки, чуть полуприкрытые глаза. Слезы размывают пространство. Джисон повернулся к нему, потянулся рукой к лицу Хенджина. Тот думал, его поцелуют, но Джисон заправил за его ухо прядь, до этого спадавшую на глаза. Джисон прекрасен, великолепен, охуенен. Хенджин не может прочесть его взгляд, но может видеть очевидное. Хочется тоже дотронуться до него, погладить по щеке, запутаться в этих волосах, которые, мать вашу, мягкие и влажные от пота. Влажные, потому что Джисон только что вытрахал из Хенджина душу. Но Хенджину почему-то кажется, что он продал ее. По крайней мере, не за бесценок. — Пиздец, — только и может выдохнуть он. Потому что ничего конкретнее эту ситуацию не характеризует. — Я победил? — Джисон, переворачиваясь на бок, слегка улыбнулся. — Что? — они во что-то играли? — Я победил? — Да, — что бы то ни значило, ответ всегда да. — Тогда прости. — Ты умеешь извиняться? За что? — За все. — Извиняться не за что. Я сам захотел, — язык заплетался. Голова чугунная, тело — ртуть. Фильтра между разумом и ртом не существует. — Ты очень красивый. — Я знаю. Ты тоже. — Почему тогда попросил перевернуться? — Я люблю кое-кого. Он знает, что мы сейчас с тобой. Но мне все равно стыдно. И немного не то. Странно видеть не его лицо. Металлические струны переплелись вокруг сердца, натянулись, сжали, разрезали плоть. — Знаешь, я тебя ненавижу. До боли прямо. До тошноты. Ты мне все планы на жизнь испортил. Я думал, после этого отпустит. Но я еще больше завяз. Все испортил. Ненавижу. Ты мне, кажется, нравишься. Уже давно. — Я знаю, — молчание, вакуумное, искусственное. Хенджин засыпает, чтобы проснуться в пустой постели. В пустой комнате. В пустой квартире. Некоторых вещей, которые еще вчера были здесь, больше нет. И Джисона тоже. Он вытер Хенджина влажным полотенцем и даже умудрился сменить постельное белье. Правда, не очень удачно. Оно скомкалось, поглотив Хенджина в кокон. Еле заставив себя подняться, завернутый в простыню Хенджин вышел на кухню. Бутылка воды, которую он жадно выпил. Записка, подложенная под связку ключей от квартиры. Ярко-желтый стикер с лаконичным «Прости». На душе, новой, глиняной и вязкой, погано, волнительно. Пока Хенджин, стараясь не думать, поймать волну забвения, ждал такси, глина подсыхала, теряла влагу и упругость. Иссушалась. В такси душа начала давать трещины, красноватая глина обсыпалась на резиновый коврик под ногами. Взгляд нервно бегал по каемке фонарей, сливающихся с рассветом. В лифте душа окончательно раскрошилась, только чтобы рухнуть грудой пыли на придверный коврик. Хенджин вошел в квартиру и не обнаружил там Феликса. Скрипнул дверью в свою комнату для занятий, в свой будущий кабинет. Сейф, спрятанный за грудой бумаг в книжном шкафу, опустошен. Из пятисот миллионов, что там хранилось, не осталось ни воны. Деньги, которые доверили ему родители. Деньги, которые он должен был вложить в личный проект уже через неделю. Деньги… Хенджин заметил внутри сейфа желтый стикер. Знакомый почерк и знакомые слова «Прости. Еще раз.» Он опустился на колени, прижался к столу, спрятавшись под него, и зарыдал. Хотелось укрыться, хотелось, чтобы кто-нибудь укрыл. Хенджин плакал, успокаивался, снова давал волю слезам. Надо перестать думать. Перестать себя жалеть. Надо начать что-то делать. Но делать не хочется. Хочется упасть и быть раздавленным. Хочется ничего. Дверь в кабинет приоткрылась. Вошел Чанбин, круглыми от удивления глазами рассматривающий пустой сейф и забившегося под стол Хенджина. Тот поднял на него взгляд: — Плохой из тебя советчик, Чанбин, — он позволил Чанбину сесть рядом с собой и обнять. Ощутил похлопывание по спине. — Хочешь сходить в ту лапшичную, о которой я тебе рассказывал. — Хочу данмен. Как видишь, ты платишь, — и слабо улыбнулся. ____________________ Феликс любит Джисона столько, сколько себя помнит. И ровно столько же он готов для него на все. Феликс обожает Джисона. Грустного, веселого, злого, ласкового, своего, чужого. Джисон что-то вроде аксиомно-великолепной сверхъестественной силы, божества, а божествам не принято отказывать. Сейчас Джисон просит помедленней, и Феликс не собирается ему перечить. Джисон глубоко, зябко стонет под ним, лежа на спине и протягивая к Феликсу руки. Это значит, что его надо поцеловать. Тоже медленно. Джисон не любит торопиться, когда он снизу. Любит, когда Феликс двигается мучительно медленно. Когда едва ощутимо скользит пальцами по его коже, сжимает соски, выцеловывает с ног до головы. В такие моменты он чувствует, что все электричество, витающее в воздухе, оседает на коже, струится плавными зарядами, заставляя ощущать странные мурашки. Джисон любит, когда Феликс шепчет. И Феликс наполняет свой шепот молитвами, известными лишь ему одному. И что бы он там ни говорил, единая мысль проста и нерушима: Джисон, Джисон, Джисон. Феликс кончает, вытирает сперму, вытекающую из Джисона. Выцеловывает его вновь, размеренно проводит рукой по стволу члена, надавливая у головки. Сегодня Джисон хочет его губы на своих губах, а не члене. Это может подождать до завтра. Когда Джисон кончает, Феликс вновь тянется за салфетками. Ему нравится касаться Джисона, который раз бы то ни был. В некоторые моменты это волнительно так же, как в первый раз. Феликс ложится рядом, забрасывает ногу на Джисона и устраивается головой у него на груди. Слушает стук сердца и знает, что может провести так целый день. Джисон требует много заботы. Он чувствительный физически и эмоционально. Джисон неженка, сладкая детка, требовательный и не терпящий отказов. Джисон его. А он — Джисона. — Я устал, — Джисон гладит Феликса по спине. — Мешаю уснуть? — Нет. Нет, наоборот мне спокойней и лучше спится, когда ты рядом. Я о другом. Устал от такой жизни. Единственное, что делает меня счастливым, это ты. Я люблю тебя. — Я тебя тоже, — Феликс чувствует волнение. Этот разговор важен? — Но тебе не кажется, что чего-то не хватает? Вот бы в нашей жизни добавилось счастье и другого рода. Я не хочу всю жизнь ныкаться по съемным квартирам. Не хочу нахватать кредитов на то, что другим уже доступно. Не хочу начать с горя пить и потерять самого себя. Не хочу, чтобы я был себе противен. Чтобы я был противен тебе. Боюсь, я утяну тебя на дно. Я хочу уехать отсюда. Здесь нет будущего. Ты не чувствуешь этого? Мы здесь пропадем. Феликс знает, но пока ничего не может с этим поделать. Он может смириться с собственной тоской, но не может смириться с тоской Джисона. Да, Джисон много работает, но он ненавидит работать. Джисон знает много людей, и этих людей тоже ненавидит. Джисон любит серебро, загородные коттеджи и хороший парфюм. Джисон ненавидит свои старые кроссы, пропахшую пылью квартиру и дешевое мыло. А Феликс ненавидит, когда тому плохо. И он готов на все, чтобы это исправить. Джисон создан для того, чтобы жить и тратить. Феликс знает, как это устроить. — У твоего знакомого, у Чанбина, есть один хороший друг. — Хенджин? Не смотри на меня так. С Чанбином в итоге только он уживается. — Хенджин пытается склеить меня. — Мне надрать ему зад? — Это позже. Я дам ему зеленый свет, — Феликс приподнялся и заглянул Джисону в глаза. — Если говорить кратко и без романтики, он готов тратиться на меня. Много. Ты же знаешь, я умею договариваться с людьми. И умею чистить чужие кошельки. Джисон промолчал. Значит, он не был против. Феликс все продумал уже давно. Сообщить Джисону о том, что Феликс собирается сделать его счастливым, было вопросом времени. Феликс получит от Хенджина достаточно и исчезнет. Он уткнулся носом Джисону в шею. Тот, кто считает, что за деньги счастья не купишь, никогда не видел Джисона. О, этот прекрасный концентрированный сгусток пьянящего счастья, который легко приманивается звенящей монетой или шелестом купюр. Феликсу нравится счастье, и он готов проспонсировать его пребывание рядом с собой.