Южные острова Гайава
Полная луна дважды сменилась на ночном небе, и вот, в одно прекрасное утро, три корабля с флагами, на которых были изображения орла и меча, заходили в гавань и пришвартовывались у причала. На берегу их встречали хозяева. Чон Чонгук держал на руках Итая, с ним рядом стояли Ким Тэхён и Джангар Ли. — О, наконец-то! Рад приветствовать вас на нашей земле и добро пожаловать! — тепло обратился ко всем прибывшим Тэхён. По трапу сошли: Ким Намджун в полном своём величии, держа под руку Ким Сокджина; следом слуги несли Ноа, Агсара и Джоанна; за ними следовали Мин Юнги и Чимин. Также с ними прибыл халаив — для проведения обряда омовения младенца. Хосок и Хёнджин остались дома, в Империи, в качестве наместников-правителей. — Прошу, проходите в дом, — сказал, поклонившись, Чонгук. — Рад вас видеть! Все проследовали по тропинке, что вела от причала к дому. — А что за деревья такие странные? — Чимин беспрестанно крутил головой, разглядывая всё вокруг. — Дорогой, это пальмы, — ответил ему Юнги. — Очень красиво у вас тут! — заключил Чимин, уже поднимаясь по ступеням в дом, минуя колонны, увитые кампсисом. Гостей расселили на втором этаже, отведя каждому по спальне. Поскольку мероприятие должно было пройти в этот же день, все наспех позавтракали и сразу разошлись по покоям, чтобы подготовиться к обряду. На берегу предварительно был сооружен помост, на котором установили: вазы с орхидеями, что в это время года буйством цвели на острове; множество восковых свечей, меж которых стояли маленькие букетики из белых цветов бугенвиллии; маленькую купальню и небольшой столик для полотенец, в какие нужно заворачивать младенца. Принарядившись к полудню, все вышли к месту проведения омовения. Джангар с любовью нёс своего наречённого сына на руках к месту, где ожидали его халаив и Сокджин. Омега был облачен в красивый белый саварм из тончайшей органзы, расшитой бриллиантами, которые сверкали на солнце, слепя глаза. Корона то и дело немного съезжала набок, давя своей тяжестью из-за несметного количества драгоценных камней. Сынхо, медленно ступая, шёл по рассыпанным цветам белой азалии, на пути, который вёл на помост. Маленькое сокровище — Итай, крепко вцепившись в белоснежный саварм Джангара, внимательно смотрел бирюзовыми глазками на всех присутствовавших, хлопая ресницами. Чёрные кудри, обрамлявшие лицо ребёнка, развевал лёгкий бриз, что дул с моря. Стульев не расставляли, все просто стояли вокруг, так как присутствовали только самые близкие люди. Пока халаиф проводил обряд, Чимин, то и дело оборачиваясь, наблюдал за счастливыми Тэхёном и Чонгуком, которые стояли в ожидании, когда им вернут их чадо. — Святые небеса, я не могу насмотреться на них, они такие счастливые! — с небольшими промежутками твердил омега Юнги на ухо. Влюблённые стояли обнявшись. Тэхён положил голову на плечо альфе, который обнимал его за талию и периодически целовал в пушистые белые локоны. Счастливая улыбка не сходила с лица омеги, он не мог сдержаться — постоянно отвлекался и поднимал глаза на Чонгука, одаривая того влюблёнными взглядами. Тэхён и не мог себе представить, когда ранее прогуливался по этому берегу и тосковал по своей потерянной любви, что будет вот так стоять тут, в объятиях этого альфы, проводить омовение Итая, и при этом будут присутствовать все дорогие ему люди. Счастью не было предела, сердце ликовало, наполняясь тысячами разноцветных ярких пузырьков, которые взрывались, окрашивая мир яркими красками. Намджун не сводил взгляд со счастливой влюблённой пары. «Наконец-то они счастливы». «О боги, даруйте им прожить многие лета в любви и счастье». Молился повелитель за них. Через двадцать минут обряд завершили, Сокджин вернул Итая папе. Удивительным было то, что маленький омега ни разу не заплакал за время омовения, пусть ему и очень хотелось. Личико ребёнка несколько раз скривилось, он едва не срывался на плач, но всё-таки стоически сдерживался. Увидев папу, заулыбался и положил голову тому на грудь, обвив ручками за шею. — А теперь прошу всех в дом, нас ждёт накрытый стол! — объявил Тэхён. И все, шумно обсуждая, что маленький омега с характером, ведь не проронил ни капли слёз, пока проводился обряд, проследовали в дом. Столы был накрыты на открытой террасе. На них расстелили белоснежные скатерти с вышитыми витиеватыми узорами, изображавшими нежно-зелёную листву, по углам же красовались вензеля в тон с буквой «К». Такая же вышивка красовалась на разложенных по тарелкам салфетках изумрудного цвета, только белой нитью с серебром. Были выставлены посуда кивонского тончайшего фарфора с рисунком из зелёной листвы, под стать другим рисункам, а также начищенное до блеска столовое серебро и кубки для вина. На стол подали: говядину, тушёную в красном сухом вине с чесноком и имбирём; рулет из свинины, с начинкой из пряного риса, запечённый с овощами; треску в кляре; запечённый фаршированный сибас; гребешки с пюре из цветной капусты с беконом; мидии в белом вине; курицу, тушёную с финиками и овощами; а также питу, и конечно же фрукты и всевозможные сладости. Когда все немного утолили голод и завязался разговор о том, как же все счастливы видеть эту красивую пару вместе, Намджун спросил: — А хотелось бы узнать… Когда состоится свадьба? Тэхён заёрзал на стуле, а Чонгук напрягся. Джангар взял слово: — Дело в том, что Тэхён дал клятву не вступать в брак и единолично управлять кланом бамуто. — И что? — невозмутимо спросил правитель Империи. — Ну, я не могу вступить в брак, — ответил Тэхён, отложив в сторону приборы и сев прямее. — Давайте так, дети мои. Если захочу, то от вашего клана не останется и следа. Поэтому будем считать, что Империя завоевала клан бамуто без боя. Скажем так — завоевал любовью! — сказал Намджун и посмотрел на Чонгука. — В лице моего сына, — он задумался на пару мгновений, а затем продолжил. — Я сам лично амнистирую всех членов бамуто. Так как половина из них — мои бывшие асигары, они получат возможность вернуться домой, если захотят. Мне же присягать не требуется, они присягнули Тэхёну. Просто он теперь под крылом Империи. После этих слов император замолчал, но через минуту, в которую все присутствовавшие обдумывали услышанное, всё-таки добавил: — Джангар, думаю, что они должны присягнуть ещё и тебе. Возглавишь бамуто. Ты и до этого помогал Тэхёну, а теперь вдобавок и наречённым отцом стал его сыну, значит сохранишь и преумножишь богатство для наследника. А Тэхёна освободят от данной клятвы! — Жемчужными островами я буду заниматься сам! — выпалил возмущённо омега. — Всё остальное решайте сами. Я не вмешиваюсь в ваши дела. Лишь хочу, чтобы наследники, родившиеся в вашей семье, имели все законные права! Полагаю, — он обратился к сыну, — ты усыновишь Итая? Чтобы он имел законные основания принадлежать к императорскому роду. Чонгук в ответ с улыбкой кивнул. Поговорив-посоветовавшись ещё некоторое время, решили, что третьего дня созовут совет бамуто, на котором будет присутствовать и император. Уже через сутки из Империи стали стягиваться корабли, первые прибыли с Южного побережья, остальные прибыли чуть позже, с западного и восточного побережий. Три дюжины кораблей, под флагами орла и меча, заполонили береговую линию островов Гайава. И с утра третьего дня два десятка кораблей под сине-красным флагами прошли по узкому проходу, который был создан из множества кораблей Империи, в гавань, швартуясь вдоль линии берега. К полудню выстлали красную дорожку, на том самом помосте, который был сооружён для омовения Итая. На суднах бамуто царило взбудораженное волнение, все понимали, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Везде стоял шум, на каждом корабле все толпились на палубах. К присутствующим вышли император Ким Намджун в полной боевой амуниции, Джангар Ли и Чон Чонгук. Тэхён, надевший хакама и пристегнувший к поясу меч, тоже был с ними. Они все спустились по дорожке, что вела из дома и поднялись на помост. Вокруг рассредоточились войска императора, что выставили сплошной стеной по линии берега. Первым начал свою речь Намджун: — Приветствую вас, воины света! — шум тут же стих на палубах, все внимательно вслушивались в то, что говорил император. — Не думал, что когда-либо буду это делать, но так сложились обстоятельства. Поэтому хочу объявить вам, что мы захватили вас без боя! Я думаю вы согласитесь с тем, что, окажи вы сопротивление, вас уже бы доедали акулы в пучине морской, — он замолчал после этих слов, осматривая всех, а затем продолжил: — В лице моего сына, мы завоевали вас любовью! Поэтому я требую, чтобы вы освободили вашего предводителя от клятвы, что он дал: править вами и не вступать в брак до конца дней своих! В свою очередь, я предоставлю всем амнистии и возможность вернуться домой к семьям, для тех, кто этого желает! Я не требую присягать мне, но думаю, что вы согласитесь поклясться в верности своему соратнику и другу — Джангару Ли. Я не буду вмешиваться в ваши дела, но бамуто теперь будет под крылом Империи! Дальше вступил с речью уже Джангар: — Братья! Так случилось, что эти двое уже давно любят друг друга. Разве мы посмеем помешать им быть счастливыми? Ведь вы любите своего предводителя Ким Тэхёна и уважаете? Так давайте пожелаем ему счастья в браке с любимым человеком! Кто-то выкрикнул: — Счастья предводителю! — и гомон стал разрастаться, перекатываясь и распространяясь по всем кораблям. — Счастья Ким Тэхёну! Мы желаем счастья! Счастья в браке! Выкрики раздавались отовсюду. — Будь счастлив предводитель! Ты заслужил счастье! Многие радовались неожиданному повороту в их судьбе, ведь совсем никто и не думал, что когда-то получит амнистию и возможность безбоязненно вернуться наконец домой. Осознание этого наполняло их сердца счастьем, позволяя обрести его и их предводителю. Затем послышались выкрики: — Джангар, ты наш брат, мы доверяем тебе! За нового предводителя! За Ли Джангара! Когда нескончаемое скандирование немного стало затихать, Намджун поднял руку требуя тишины, а затем махнул ей, подзывая вышедшего на берег Сокджина, который нёс в руках сарахе. Чонгук и Тэхён не ожидали такого поворота событий. Джин взошёл на помост и встал рядом с императором, который принял из его рук белое полотно и повернулся к молодым: — Дети мои, дайте мне свои руки. Я хочу благословить вас на долгий и счастливый брак. Да будет так! Долгих лет вам прожить в любви и счастье, родить нам, — он посмотрел на Джина, у которого глаза наполнились слезами счастья, — внуков! Продолжателей нашего рода. Благословляю вас дети мои! И с этими словами он перевязал руки молодых, сцепленные в замок. Тэхён с благоговением смотрел то на Гука, то на их руки, связанные священным полотном, то на императора. Сокджин внимательно следил за лицом своего повелителя. «Наконец-то ты смог благословить своих детей на счастье сам». «Святые небеса, благодарю за эту невероятную радость — видеть повелителя, благословляющего своих детей!» Чимин стоял, заливаясь слезами, радуясь за счастье брата. Юнги, увидев, что тот плачет, притянул его, обнимая и укладывая голову омеги к себе на грудь, гладя по волосам. На всех кораблях возобновился шум постепенно перерастая в рокот: — Счастья молодым! — Многие лета прожить в счастливом браке! — Детей вам с дюжину! Затем слуги стали выносить ящики с ромом и угощения, передавая их на корабли бамуто для того, чтобы они могли выпить за счастье молодых и отпраздновать столь радостное событие. Королевская чета, откланявшись, удалилась в дом.***
На утро следующего дня, после завтрака, когда корабли отплыли на места несения своей службы, вся императорская семья отдыхала на террасе. Дети играли на расстеленном рядом одеяле. Подали чай, Джангар и Намджун разговаривали о строительстве кораблей, обсуждая необходимость заняться реконструкцией, чтобы улучшить быстроходность и манёвренность. Сынхо даже принёс ему свои чертежи, рассказывая о том, что по его мнению уже устарело и пора модернизировать. Джин качал на руках дремавшего Джоанна, готового заснуть под всеобщий гомон. Тэхён и Чонгук сидели на диванчике, обнявшись. Тэ положил голову на плечо любимого и, улыбаясь, наблюдал за тем, как Чимин и Юнги играли с детьми. Агсар, как самый старший, ему было уже год и восемь месяцев, играл в солдатиков, вылитых из олова, тихонько сидя в стороне. Ноа, визжа, уползал от папы, что передвигался на коленях за ним, догонял, хватал за ножки. Итай же в этот момент сидел на руках у Юнги, который читал книжку, пока тот водил пальчиком по странице, где были яркие картинки. Пока Чимин отвлёкся, повернувшись к Тэхёну, что-то ему говоря, Ноа подполз к балюстраде и, уцепившись за неё, встал на ножки, а затем сделал два шага по направлению к папе. Тэхён, видевший это всё, приставил к губам палец и показал брату, чтобы тот тихо обернулся. — О боги, ты пошёл, — тихо прошептал Чимин, чтобы не напугать малыша, протягивая к тому руки и подзывая его. Все отвлеклись от своих дел, замолчав и устремив взоры на ребёнка, который, улыбаясь, уверенно делал свои первые шаги, направляясь к папе. Ноа было десять месяцев от роду.***
Императорский дворец Севара
Феликс кружил у зеркала при полном параде уже два часа, никак не мог налюбоваться собой. В этот день он, наконец, должен был стать законным супругом своего несносного, но любимого альфы с севера. Омеги все собрались в покоях у жениха и шумно давали наставления, касавшиеся брачной ночи, на что тот заливался краской и смущённо опускал глаза. — Как вы можете так свободно об этом говорить?! Я даже думать о таком стыжусь! — возмущался тот. Друзья же весело над ним подтрунивали, смущая ещё больше. Когда в покои, постучав и получив согласие, вошёл Намджун, все притихли. — Ну что? Ты, самый красивый омега из моих детей, готов идти к алтарю? — спросил император приёмного сына. — Да! — сглотнув слюну, борясь с пересохшим от волнения горлом, прошептал Феликс. Намджун взял его за руку и заглянул в глаза: — Ну вот и настал день, когда я сдержу обещание, данное твоему отцу. Поведу тебя и передам в руки супругу! Надеюсь, Боги даруют вам долгую совместную жизнь в счастье и радости, любви и согласии. И что вы подарите нам много внуков! У Феликса навернулись слёзы. Он совсем не помнил, как выглядел его отец, всегда считал отцом Намджуна. И теперь ему стало немного страшно, что сразу после свадьбы придётся покинуть дворец, всех родных людей и отправиться в Северные земли Ясури вслед за мужем. Он разрыдался, припадая к груди повелителя, обвивая его руками за шею. Тот опешил, не понимая — почему же так рыдает омега, казалось бы в такой счастливый для него день. — Ну, ну… тише… тише… — гладил по спине милое создание Намджун. — Всё будет хорошо… Император махнул рукой, указывая всем на дверь, чтобы оставили их наедине. — Скажи, что случилось? Чего ты плачешь, милое дитя? — спросил, продолжая гладить того по голове. — Просто мне страшно уезжать… Я так вас всех люблю! — Но Кристофера ты ведь тоже любишь… — Да, и его тоже! — продолжал хлюпать носом омега. — Ну вот видишь… И он тебя любит. Я в этом уверен! Как и уверен, что он сделает тебя счастливым! — Я знаю… Просто мне не хочется расставаться с вами. Я люблю и вас, и Джина… И всех в этом доме. Вы ведь моя семья! — Теперь у тебя будет своя семья, а мы будем вас навещать. Ты для меня самый любимый, и самый красивый мой сын! Давай присядем, и ты успокоишься, а то там внизу уже наверное волнуется Кристофер, переживает — «А не передумал ли мой любимый выходить за меня замуж?!» Альфа опустился в кресло и усадил Феликса к себе на колени, после чего принялся вытирать слёзы того подолом своего саварма. — Ты же не передумал? — Нет конечно! — уже только всхлипывая, положил голову на грудь императору. — Вот и хорошо… — Намджун гладил омегу по щеке, успокаивая, качал на руках. — Ну что, ты успокоился? Мы можем идти? — спустя несколько минут уточнил он. — Да… — тихо прошептал Феликс. — Асим! — позвал император вакато, который тут же вошёл. — Помоги моему сыну привести себя в порядок и поправь ему прическу. И мы пойдём, — он ещё раз взглянул в заплаканные глаза. После того, как вакато помог умыться, уложить волосы и чуть положил сурьмы на глаза, чтобы скрыть припухлость глаз после слёз, Намджун сказал, взяв Феликса за руку: — Ну что, пойдем? Тот махнул утвердительно головой. — А теперь улыбнись мне своей очаровательной улыбкой! Где тот Феликс, который всегда радостный и весёлый? — Тут… — тихо произнёс омега и улыбнулся, чуть приподняв уголки губ. Когда наконец император вывел омегу на дорожку, что вела к алтарю, Кристофер с облегчением вздохнул. Гости уже начали перешёптываться, а альфа — нервничать, ведь жених сильно опаздывал. Подведя к будущему супругу, Намджун вложил руку Феликса в кристоферову, накрыв сверху своей, и произнёс: — Береги его. Я доверяю тебе самое дорогое, что у меня есть! Кристофер, взглянув в глаза любимого, понял, что тот плакал. — Обещаю вам помогать ему во всём и оберегать, потому что для меня он теперь тоже самое дорогое, что у меня есть! — сказал он и с огромной любовью посмотрел на своё заплаканное счастье. Через пару минут халаив начал обряд, соединявший два влюблённых сердца, и благословил на долгую жизнь вместе. В любви и согласии. Был тёплый августовский день, сад благоухал цветением роз, на ранних яблонях созрели плоды, которые наполяли воздух фруктовым ароматом. Тэхён сидел рядом с Чонгуком, который держал на руках Итая. Рядом были два пустовавших места, так как Чимин и Юнги задержались где-то в покоях, успокаивая закапризничавшего Ноа, у которого резались новые зубки. Агсар важно сидел у папы на руках, пока к нему не подсел Намджун, сразу же взявший у омеги малыша. Наконец подоспели и Юнги с Чимином. Они тихо пробрались между гостей, когда была уже середина церемонии, и заняли свои места. — Какое у тебя красивое колье! Почему я его не видел? — тут же начал шептать Чимин на ухо брату. — Это мне Чонгук подарил, когда просил моей руки! — с гордостью ответил Тэхён. — Я смотрю, у тебя тоже новое украшение?! — кинул он косой взгляд на грудь брата. — Да, это Юнги подарил, когда я родил Ноа, но надел я его только сегодня. Как-то повода не было. — Оно похоже на колье Юнги или мне кажется? Тоже птица изображена?! — протянул руку и провёл кончиками пальцев по изображению человека с крыльями. — Да, это я, — подтверждая, Чимин ткнул пальцем в то место на колье, где был изображён человек. — Представляешь? Юнги заказал у ювелира, чтобы были парные! — Очень красивое, как и ты! — улыбнулся ему Тэхён. — Прекратите болтать! — тихо, но грозно осадил их Намджун. Омеги, сразу замолчав, устремили свои взоры на счастливых брачующихся. Когда халаиф закончил обряд, гости во главе с молодыми проследовали в зимний сад, где были накрыты столы. — Полагаю... Я сегодня услышу, как ты поёшь? — наклонившись к Тэхёну, прошептал Чонгук. — Да, мы приготовили сегодня программу. Но сначала я хочу покушать. Что-то очень проголодался. — А я готов питаться твоим чарующим голосом! — хмыкнул альфа и наклонился, чтобы тут же лизнуть мочку омеги, который из-за щекотки дёрнул плечом, при этом расплылся в счастливой улыбке. — Я люблю тебя… — продолжил шептать Чонгук, обдавая горячим дыханием, чем вызывал нескончаемую россыпь мурашек по всему телу. Омега, смущаясь, посмотрел вокруг, чтобы проверить — не заметил ли кто, как он покраснел от того, что в паху начал разливаться жар. — Подожди, вот только дождёмся вечера, я тебе покажу как я тебя люблю… — прошептал Тэхён в ответ и посмотрел на того так, что у Чонгука щёки стали пунцовыми от нахлынувшего жара по всему телу. Чимин и Юнги сидели напротив, и брат вдруг прервал их перешёптывания: — О чём вы там всё время шепчетесь, а? — подмигнул он, спрашивая, Тэхёну. В ответ тот заулыбался и принялся усердно накалывать на вилку мясо, делая вид, что ничего не слышал. Чета Минов тем временем яро спорила о воспитании своего чада. — Пусть только подрастёт, я научу его пользоваться сёто, — твердил Юнги. — И в седле держаться как следует. — Дождись, когда родится альфа, тогда и будешь делать из него настоящего мужчину. А Ноа — омега, — отвечал ему Чимин, после отправляя в рот кусочек рыбы. — Ну скажите вы ему хоть что-нибудь?! — попросил он, обращаясь к брату и его мужу. Когда все насытились и некоторые гости отправились уже танцевать под мелодии императорского оркестра, омеги удалились для того, чтобы подготовиться к выступлению — Чимину нужно было переодеться, а Тэхён отправился с ним, чтобы распеться. Спустя двадцать минут Джин занял своё место за роялем и взял первые аккорды, после чего под стеклянным куполом зимнего сада стал разливаться бархатный голос, а музыканты подхватили мелодию. Тэхён находился у рояля, по другую сторону, напротив него, встал Чонгук, который поднялся со своего места, едва его любимый вернулся в зал. Чимин появился из ниоткуда, как будто фея выпорхнул, раскрываясь, как нежный цветок. Он был в саварме небесно-голубого цвета, такого же, как его глаза. Уводя за собой всех в вихре танца, перехватил всеобщее внимание. Нежная ткань его одежд сплеталась как рукава реки, взлетала ввысь как разбушевавшееся во время шторма море, после затихала и превращалась в чистое и спокойное небо. Были в его танце безграничная, как небо юга, любовь, была и боль, пропитанная ледяным холодом севера. Все присутствовавшие замерли, следя за порхающим, словно птица, омегой. Казалось, весь мир перестал дышать и был только стук сердца, которое любит, переданный в танце. Лишь Чонгук смотрел не на это представление. Он не мог оторвать взгляд от восхитительных глаз напротив. Утопал в песне, которую для него пел его самый любимый человек на земле. Его солнце. Его свет. Его воздух. Его любимый Айко. Чонгук затаил дыхание, слушая красивые строки:В твоих руках я забываю обо всём, В глазах твоих любимых растворяюсь. С тобой я не жалею ни о чём, И в ласковых руках твоих купаюсь. Пропитана душа любовью светлой К тебе, любимый мой и нежный. Хочу быть лишь твоим я бесконечно, И чтобы ты был только мой, навечно.
Намджун сидел в кресле и благодарил святые небеса, что они позволили ему вернуться домой. Его сердце наполнялось теплом, пока он смотрел на то, как Джин играл, а дети были так счастливы, каждый в своей любви. Джин иногда поворачивал голову, ловил влюблённый взгляд и улыбался только ему. Только своему повелителю. Хосок, усадив на колени, к себе спиной, Хёнджина, качал того в такт песне, положив свой подбородок ему на плечо, и с нежностью бросал взгляды на любимого снизу вверх, пока тот с замиранием сердца следил за порхавшей по залу птицей. Молодые сидели вместе на диванчике. Кристофер обнял уставшего омегу, который положил голову ему на грудь, за талию и слушал, прикрыв глаза, бархатный голос, который пел о любви. Нежной, чистой и светлой.***
После долгих часов празднования, когда официальная часть завершилась, молодые наконец-то остались наедине. Дверь в купальню за ними закрылась, а Феликс встал, опустив руки вдоль тела, и с замиранием сердца посмотрел на мужа. Он очень стеснялся, боялся и жутко утомился. Кристоферу было странно видеть столь притихшим своего несносного омегу. Всегда весёлый и задорный, теперь Феликс был перед ним совсем непривычный. Потерянный. Медленно хлопавший глазами и облизывавший нервно пухлые губы. — Солнце моё, ты устал? — с вопросом приблизился к нему альфа, заглядывая в любимые глаза. — Да, очень… А ещё мне безумно страшно и неловко… — объяснил тихо и уткнулся альфе в грудь лицом, обвивая за талию крепкое тело. — Давай так. Мы ничего не будем делать сегодня. Я просто тебя помою сам… — предложил Кристофер. Омега молчал. Не дождавшись ответа, альфа спросил, гладя по спине: — Ты ведь позволишь мне это сделать? — Да… — всё-таки прошептал омега. — Тогда просто закрой глаза и доверься мне… — в тон ему, очень тихо, попросил альфа, после целуя в мягкие кудрявые волосы, в районе виска. Отстраняясь и беря лицо омеги в обе ладони, Кристофер стал целовать поочерёдно в веки, перемежая действия словами: — Закрой глаза… Вот так… Хорошо… Он развязал пояс и снял с Феликса саварм, откинул в сторону, затем помог обнажиться до полной наготы, попутно разглядывая все изгибы хрупкого тела, скользя глазами и изучая. Молочно-белая кожа, пульсирующая венка над ключицей, крохотный сосок, словно бусина в небольшом розовом ореоле. Альфа непроизвольно замер, залюбовавшись этой красотой. Ему до боли в паху хотелось расцеловать красивое тело. Хотелось прикоснуться к губам и прекрасным веснушкам. Омега же стоял неподвижно, запрокинув голову и прикрыв глаза. Скинув наспех с себя одежду, Кристофер, подхватив любимого на руки, зашёл в тёплую ароматную воду, сел на ступени и положил омегу на свою грудь спиной. Они какое-то время просто лежали. Омега — наслаждаясь и расслабляясь, альфа — пытаясь утихомирить разраставшийся во всём теле жар. Совладав со своими желаниями, Кристофер налил мыло, что стояло на краю купальни, из склянки на ладони и принялся медленно скользить. Сперва по груди, спускаясь по рукам, поочерёдно омывая и массируя кисти, а затем каждый пальчик. После спустился, погружая свои ладони под воду, по низу живота, опускаясь всё ниже и ниже. Когда рука легла на восставший член омеги, тот вздрогнул, но глаз не открыл. Альфа скользнул ниже, по мошонке, пальцами сделал плавное круговое движение и вновь положил их на член. Омега застонал и подался вперёд пахом, а Кристофер взял плоть в руку, оголяя головку, провёл по кругу большим пальцем. Омега толкнулся в обхватившую член ладонь, застонав, и открыл глаза, чтобы взглянуть снизу вверх, безмолвно прося, чтобы муж продолжал. Свечи, мерцая, отбрасывали свои блики на воду. В воздухе витал сладкий аромат фиалки, смешивавшийся с терпким и тягучим запахом кедра. Стоны заполнили всё помещение. Нежные, страстные, изнывавшие и просившие большего. Как только омега излился в ладонь альфы, тут же перевернулся, устраиваясь поудобнее на его груди. Пряча лицо в крепкой шее, уткнулся горячими губами и прошептал: — Я тебя люблю… Через некоторое время Кристофер услышал мерное сопение заснувшего любимого. «Спи, моё солнце». «Я ещё успею тобой насладиться, счастье моё…» Он ещё долго лежал, вслушиваясь в тихое сердцебиение своей веснушчатой любви. Затем, выбравшись из воды, понёс омегу на руках и уложил его на топчан, устроился рядом, обнял и провалился в сон.***
В это же самое время обитатели дворца, что разошлись по покоям, занимались чем-то своим. Джин качал проснувшегося Джоанна, расхаживая по комнате и тихо напевая. Агсар тихо посапывал в кроватке. Намджун не сводил взгляда со своего любимого и думал о том, как же ему повезло встретить этого красивого, мудрого, имевшего такое большое и доброе сердце омегу. Его Сокджина, его любовь, его бесконечную любовь. Чонгук стоял у окна, вглядывался в тёмный горизонт и обнимал со спины Тэхёна. Альфа рассказывал, вспоминая, как сидел в этом же месте в ту ночь, когда была свадьба Чимина, и что вот так же смотрел в черноту ночи и думал, что никогда не наступит просвет в его жизни. — А теперь ты со мной, ты тут. Ты рядом! Я слышу, как ты дышишь… Слышу, как ты смеёшься… Слышу стук твоего сердца… — А я был там, на линии горизонта, отплывал от дворцового причала и прощался с тобой навсегда… С Чимином и со всем, что дорого моему сердцу… — ответил с лёгкой грустью Тэхён и развернулся к альфе лицом, чтобы посмотреть в любимые глаза. — А теперь я здесь, и ты рядом… Ты обнимаешь меня, и я безмерно счастлив… Ноа тихо посапывал в кроватке. Юнги не мог заснуть, всё прокручивая в голове, как порхал его Птица в этот день в танце. Прижимая спавшего на его груди любимого, в который раз наклонялся к кудрявым волосам, целуя пушистую голову и втягивая запах любимой карамели. «Как же сильно я тебя люблю, Птица моя». «И как же сильно я боюсь тебя потерять». Хосок, в тусклом мерцании пары зажжённых свечей, лежал и разглядывал своего любимого, измождённого жаркими ласками и страстным соитием. Хёнджин заснул весь покрытый потом, в мокрых простынях, едва прикрытое нагое тело манило альфу. Ему казалось, что он никогда им не сможет насытиться, что всегда будет его мало. Мало было слышать его голос, мало видеть его улыбку, мало чувствовать это хрупкое тело в своих объятиях. Мало, мало, мало… Всегда будет его мало…***
На следующий день, с самого утра, Намджун вызвал Кристофера с Феликсом к себе в кабинет: — Я должен передать вам приданое Феликса, — с этими словами указал на большой сундук с золотом, что стоял рядом. — Это то, что дал его отец, — пояснил он кратко. — А это, то что дарю я, чтобы вы смогли отстроить свой дом и начать править с полной казной, — жестом указал обернуться, чтобы могли увидеть находившийся сзади сундук, чтобы был в два раза больше первого, полный золотых монет. — И ещё дам войско, верных и преданных Империи людей. Теперь там, на севере, будет небольшая часть нашего государства, которым вы будете править наравне, как и завещал отец Феликса. В добрый путь, дети мои! Править вам долгие лета, — и он обнял их по очереди.***
Тем же днём, ближе к полудню, на крыльце дворца прощались рыдавший Феликс и утиравший слёзы Джин, который отпускал своё самое любимое чадо в дальние земли, понимая, что увидится с ним нескоро. Мальчик вырос на его глазах, всегда был возле него. А теперь покидал дом родной. — Я буду скучать по тебе, моё маленькое розовое облачко! — гладил того по голове Джин. Феликс, обхватив его двумя руками за талию, молча рыдал, уткнувшись в грудь. Затем он наконец выпустил Джина из объятий и подошёл к стоявшим рядом Юнги, что держал на руках Ноа, и Чимину. — До свидания, маленький ангелочек, — обратился Феликс к малышу. — Я так тебя люблю. Жаль, что не увижу, как ты растёшь… — и принялся выцеловывать пухлые щёчки, обхватив двумя ладошками. Юнги обнял омегу одной рукой, прижимая и целуя в висок, и попросил: — Не обижайся на меня… — Да ты что! Это вы простите меня… — всхлипнул Феликс, теперь уже обнимая Чимина. — Прости меня, я был так глуп! — Да ты что?! Я люблю тебя! — хлюпал носом Чимин, который действительно был ужасно расстроен отъездом омеги, что стал ему другом. Феликс кивнул с мягкой улыбкой, вытер слёзы, а затем прошёл и обнял всех и каждого, в том числе и слуг, которые тоже вытирали влагу с лиц, ведь они вырастили его. Последним, к кому он подошёл, был Намджун. Обвив императора за шею и приподнявшись на цыпочки, прошептал ему: — Отец, я люблю тебя… Ты для меня всегда был отцом… — Ну, ну… Я им останусь для тебя навсегда… — отвечая, альфа гладил его по спине и моргал от того, что и у него навернулись слёзы. К горлу подступил ком. К ним приблизился Кристофер, который уже тоже по очереди со всеми попрощался, подойдя к каждому и обняв. — Прошу тебя, приглядывай за отцом… — попросил его Чимин. — Мы приедем вас навестить будущим летом, — сказал Юнги. А после, откашлявшись в кулак, добавил: — Спасибо, что спас мне жизнь. Кристофер обнял его и похлопал по спине молча. Император же обнял альфу с севера со словами: — Береги его. Я доверяю тебе наше розовое облачко… Кристофер кивнул, ещё раз окинул всех взглядом, а затем помог Феликсу забраться на коня и запрыгнул в седло сзади сам, после чего они, более не медля, двинулись в путь. На дворцовом крыльце стояли Намджун, с утиравшим слёзы Джином, Тэхён в обнимку с Чонгуком, Хосок с Хёнджином и Чимин с Юнги, что держал Ноа на руках. Они все смотрели вслед удалявшейся колонне всадников. Что ждало их впереди — не знал никто.