Южные острова Гайава
Тэхён завтракал в одиночестве на террасе. Утро выдалось тёплое, лёгкий бриз дул со стороны моря. В воздухе витал аромат цветущих азалий и рододендронов. Птицы заливисто пели наперебой свои песни. Он допивал ароматный чай, когда прибежал запыхавшийся смотрящий с береговой линии и сообщил, что в гавань зашёл военный корабль Империи под белым флагом. Тэхён встрепенулся от неожиданной новости. «Что это? Ещё один парламентёр?!» — Проводите в библиотеку, — ответил омега, поднялся с кресла и направился в дом. Не успел он поправить волосы, смотрясь в зеркало, как дверь распахнулась и с криком: — Да пропусти ты уже меня! — в комнату влетел Чимин. — Тэ… — набросился с объятиями тот на опешившего Тэхёна. — Чимин?! — удивлению омеги не было предела. — Ты откуда здесь?! — Тэ, я очень соскучился! — восклицая, целовал и прижимал брата с такой силой, что у того хрустели кости. Следом вошёл Юнги. — Здравствуй, Тэхён! — с приветствием поклонился он. — Извини нас за столь неожиданное вторжение. Альфа остался у входа, не смея двинуться дальше. Тэхён не мог прийти в себя от такой неожиданной встречи. Сердце бешено колотилось, на глаза навернулись слёзы радости. — Я так скучал по тебе! — твердил Чимин, прижимаясь и обнимая брата. — Я тоже… — ответил Тэхён, поглаживая его по спине. Юнги с умилением смотрел на этих двоих, застывших в объятиях друг друга. — Так и будете стоять? — спросил он всё же через некоторое время. — Я могу войти? — поинтересовался сам, поскольку приглашения не дождался. — Да, конечно… — наконец-то придя в себя, кивнул хозяин дома, отстранившись от Чимина и приглашая жестом Юнги. Тот прошёл и сел в кресло за небольшим журнальным столиком, в котором обычно Тэхён любил читать книги. — Как?.. Как вы тут оказались? — задавая вопросы, смотрел с мокрыми глазами то на брата, то на Юнги. — Я решил, что имею полное право навестить тебя! Я так скучал! — Чимин с глубочайшей нежностью разглядывал Тэхёна. — И чихать я хотел на ваши взаимоотношения! — он повысил голос на слове «ваши» и посмотрел на Юнги. — Ты мой брат, я тебя люблю! И ты мне нужен! Альфа прочистил горло, приставив кулак ко рту, при словах Чимина, указывающих на него. — Мы приехали, чтобы… — начал было Юнги, но Чимин не дал ему договорить: — Да, точно. Мы приехали просить тебя стать наречённым отцом нашему сыну. У меня родился омежка! Его зовут Ноа! — а после этого, не дожидаясь ответа, спохватившись, сразу же уточнил. — Тэ, у тебя ведь тоже родился ребёнок? Хвастайся! Кто? Я хочу его увидеть! — и смотрел на брата счастливыми глазами, полными любви. — Раун! — позвал Тэхён вакато. — Пусть принесут Итая! — Какое красивое имя… Итай… Значит омежка?! — Да, омежка! — произнёс с улыбкой. Няня вошёл с Итаем на руках, а Тэхён тут же забрал его. — Дай его мне! — Чимин протянул руки. — Боже! Один в один — ты! Только с чёрными волосами! И глаза твои — цвета бирюзы! — говорил и заглядывал малышу в лицо, а после принялся беспрестанно целовать того в пухлые щёчки. Малыш прятал лицо и закрывался ручками, отталкивая назойливого незнакомца, но не плакал. — И с характером! Весь в тебя! Они все засмеялись. — Дай его мне, ты просто не умеешь обращаться с детьми! — с этими словами Юнги попытался забрать у него малыша. — Чего это я не умею? Умею и ещё как! Правда же, малыш? — кружил он по комнате, уворачиваясь от мужа, который хотел взять Итая. — Раун, вели накрывать на стол. Встречаем дорогих гостей! — скомандовал его светлость Ким Тэхён. — Как я рад вас видеть! — сказал он, с умилением глядя, как Юнги с Чимином тискают его сына.***
Вечером того же дня, уложив спать Итая и Юнги, Чимин с Тэхёном сидели в свете множества зажжённых в подвешенных фонарях свечей, которые были разбросаны по всей террасе. Тусклый свет их заставлял предметы отбрасывать множество теней, переплетавшихся и ложившихся на всё вокруг: стены, пол, колонны и даже сад. Вечер был тихий, стрекотали цикады. В воздухе витали ароматы многочисленных роз, что цвели вокруг дома. Чимин и Тэхён пили чай и рассказывали друг другу, что произошло за время, пока они не виделись. — Когда мне сообщили, что тебя продали, а Чонгука укусила чёрная змея и у него отнялись ноги, я думал, что я умру от несчастья… — продолжал говорить Чимин, вспоминая те события. — Что ты сейчас сказал? У кого парализовало ноги? — прервал его Тэхён, поднимаясь с кресла. — Ну… У Чонгука. У него отнялись ноги, он не ходил долгое время, — ответил Чимин, не обращая внимания на то, что брат отошёл к выходу и остановился, повернувшись к нему спиной, у ступеней, которые вели в сад. Он внимательно слушал, меняясь в лице. — Я был так удивлён, когда сейчас мы вернулись из Северных земель, ведь он выздоровел и вновь стал ходить. Его отправляли на остров Вуайо, к шумару на лечение. И вот, мы приезжаем, а он — стоит, на крыльце. Я был в шоке. Он ведь так страдал. Тебя продали, а он даже ходить не мог, не то что поехать за тобой. У Тэхёна в голове водил хоровод нескончаемый круговорот мыслей. Мельтешили обрывки фраз, слов, воспоминаний… Всё это словно витало в воздухе, а затем, по одной детали опускаясь на землю, складывалось в картину произошедшего. — Тэ, я знаю, что вы виделись… Но почему ты от него сбежал? Он сказал, что ты даже слушать не захотел. Ты его больше не любишь? — Чимин поднялся с кресла и, подойдя к брату, заглянул ему в лицо. — Люблю… очень люблю… — прошептал Тэ. — Господи, он так страдал, а я его… я его не простил… Он говорил, что не мог прийти раньше… а я не верил, — он стоял, заламывая пальцы сцепленных в замок кистей. — Шумар, приезжавший сделать мне тату власти бамуто, рассказывал, что у него живет альфа, который не может ходить… если бы я знал, что это был он… Боже, я же не знал… — он поднял дрожавшие руки к лицу и зарыдал. Чимин обнял со словами: — Не плачь, прошу тебя! Может, вы всё-таки помиритесь?! Вот приедешь на омовение, там и поговорите… — и гладил по спине рыдавшего горькими слезами у него на плече брата.***
Императорский дворец Севара
Корабль под красно-синим флагом пришвартовался у границы дворца на реке Сура на закате. На причале его встречали Чимин и Юнги. Тэхён спустился по трапу, держа на руках Итая. Джангар прибыл с ним. Они долго спорили, но сынхо так и не согласился отпустить его одного. Он помнил, каким вероломным может быть император Намджун, действующий в своих интересах. Встречаться с ним не хотелось, но вариант — позволить Тэхёну отправиться одному — вообще не существовал. Поэтому прибыли и сошли по трапу они вдвоём. — Ой, ну наконец-то! — Чимин принялся целовать и обнимать брата, забирая у него сына. Юнги поклонился в приветствии, глядя на Тэхёна и ожидая представления того, кто шёл с ним. — Это мой сынхо — Джангар Ли, — тот поклонился в ответ. — А это Мин Юнги, сын императора, — представил омега. — Я знаю, кто это. Мир вашему дому, — поклонился сынхо. — Отдай ребёнка мне, — обратился Юнги к Чимину и забрал у того Итая. — Проходите, гости дорогие, мы вас заждались! Особенно, этот вот омега! — и указал на мужа. — Да, я очень рад, что ты приехал! — он схватил руку Тэ и, заложив за свою, повёл его вперёд. Сынхо и Юнги с ребёнком на руках последовали за ними. На крыльце их встречали сам император и его супруг. Намджун не ожидал увидеть своего бывшего асигара среди прибывших гостей. Но, не подав виду, поприветствовал всех, пригласил пройти внутрь и пожелал чувствовать себя как дома. Оказавшись в холле, как только переступил порог и поднял голову, Тэ встретился взглядом с любимыми глазами. Чонгук стоял, облокотившись на лестничные перила, вполоборота. Он не знал, как себя вести, ведь не хотел напугать своим присутствием Тэхёна… И вообще боялся, что тот не желает его видеть. Однако, он не мог не встретить, а теперь смотрел на него с мольбой и любовью. Но внимание Тэхёна через мгновения перехватил Хёнджин, кинувшийся ему на шею. — Тэ, здравствуй! О, как я рад видеть тебя! — и обвил руками, прижимаясь. — Ты его задушишь! — Чимин принялся ревностно оттаскивать друга от брата. После этой небольшой сцены гостей сопроводили в отведённые покои. Чимин лично сопроводил Тэхёна до спальни. Вместе с правителем бамуто и сынхо прибыли ещё Раун и няня, которым отвели соседние покои. Джангар потребовал, чтобы его поселили рядом с покоями Тэхёна с другой стороны, так и сделали. Когда комнаты, наконец, были распределены, Чимин сказал, что всех ждут к ужину через два часа. Тэхён за это время посетил купальню, после которой Раун уложил ему волосы, вплетя нити жемчуга в локоны, которые значительно отросли, и теперь спускались мягкими волнами по плечам. Из одежды Тэхён выбрал бирюзового цвета саварм, в цвет глаз расшитый серебром. Когда он был готов, спустился по знакомым ступеням. Сынхо ждал его у входа в обеденный зал. Внутри все стояли, ожидая гостей, и только когда те вошли, стали занимать свои места. Во главе стола сели Намджун и Джином. По правую руку от них расположились Юнги и Чимин, который потянул за руку брата, усадив рядом с собой. Затем сел и Джангар, заняв место рядом с предводителем бамуто. На другой стороне устроились Хосок и Хёнджин, Чонгук, затем Феликс и Кристофер. Как только все оказались за столом, повара начали вносить блюда, одно за другим, расставляя на столе: плов со свининой, яблоками и изюмом; форель, запечённую с овощами; рулет из молодой телятины со сливами и жареным фундуком; антрекот с клюквенным соусом; мухаммара из запечённого сладкого перца, с орехами и луком, чесноком и специями; капустный салат карри; фалафель, приготовленный из бобов, с пряностями; лепешки лахмаджун. А ещё были принесены десерты: щербет с миндалём и кунжутом; мартабак манис с варёной сгущенкой, сладким сыром, орехами и шоколадом; ладду из сухофруктов; бадам-пури с миндалём. Поставили кувшины с красным вином, а также сухим белым и розовой водой. Вечер был тёплый. Лёгкий ветерок, врываясь через открытые настежь двери, что вели на террасу, колыхал занавески из тонкой органзы, расшитой серебряными узорами, принося с собой запах цветущих роз. Многочисленные свечи в канделябрах иногда задувал ветер, но их тут же поджигали вновь. Весь ужин велись сдержанные светские беседы: ни о чём. Про захваченные корабли Империи разговор не заводили. Тэхён и Чонгук периодически встречались глазами, замирая на мгновение, а после сразу отводили взгляды и продолжали трапезу. Они так до сих пор и не сказали друг другу даже «Здравствуй». Чонгук ел, отправляя в рот кусочки мяса, рыбы, но не понимал ни запаха, ни вкуса блюд. Глаза беспрестанно скользили по этим рукам напротив. Тонкие пальцы слегка подрагивали, когда отправляли виноградинку в рот. Альфа не слышал того, о чём все говорили за столом. Тэхён тоже не проронил ни слова, на все вопросы за него отвечал Джангар. Сам он только мило и сдержанно улыбался. Сынхо ухаживал за ним, не позволяя это делать местным слугам, чем очень раздражал Чонгука. А ещё Ли следил за ними двумя, улавливая каждое столкновение взглядов. Не замечая царившей неловкости, Чимин говорил, не умолкая, за всех. Он понимал необходимость как-то примирить собравшихся за этим большим столом. Омеге очень хотелось, что бы так было всегда — все за одним столом. Все, кто дорог его сердцу. Намджун же, как и Джангар, видел взгляды Чонгука и Тэхёна. Он очень надеялся на то, что эти двое смогут прийти к пониманию. Что, послушав свои сердца, откинув все обиды и разочарования, помирятся.***
Перед приездом таких важных гостей у Намджуна с Чонгуком состоялся разговор. Накануне вечером отец пришёл к сыну в покои: — Как дела, чем занят? — спросил он и присел в кресло. — Ничем. Так… думаю обо всём… — О чём? — на это не дождался ответа, а потому уточнил ещё. — О нём? Намджун посмотрел на сына, который сидел в кресле напротив, опустив голову и сворачивая в трубочку пояс саварма. — Да, я только и могу, что думать о нём… — с грустью вздохнув, сказал Чонгук. — Ты его по-прежнему любишь? — наблюдая за сыном. — Да… — прошептал. — Люблю. Он — моя жизнь! Я на ноги встал только благодаря ему! — Чонгук поднялся из кресла и подошёл к окну. — Только не простит он меня! — повернувшись к отцу спиной и всматриваясь в ночную вдаль через окно. Невидящим взглядом. Намджун тоже покинул своё место и, подойдя ближе, встал рядом, разглядывая ночь вместе с сыном: — Простит… Если любит тебя, — после этих слов он замолчал, сопереживая сыну. Но затем всё-таки добавил: — Не отступайся. За свою любовь надо бороться. Если любит, то простит… «А любит ли?..» — эхом разносилось в сердце Чонгука.***
После общего ужина, вернувшись в покои, Чонгук долго ворочался и не мог заснуть, а потому в итоге спустился в сад. Прошёлся по аллее вдоль цветущих арок с розами, добрался до большого фонтана и сел около того на скамейку. Забравшись с ногами, поджал и согнул их, уложил подбородок на колено, устремил свой взгляд на окно, за которым был он… Где горела одинокая свеча… Там тоже не спали… В той комнате Итай всё время хныкал, не желая засыпать, пока Тэхён носил его на руках, качая, мерил шагами комнату… Мысли омеги всё кружили о нём… и сердце рвалось бежать к нему… Но он оставался и тихонечко пел колыбельную. Когда наконец малыш уснул, Тэхён уложил его в свою постель, укрыл, затем затушил одиноко горящую свечу и лёг рядом, прикрыв глаза… Под закрытыми веками он видел: его лицо; его глаза, так пронзительно смотрящие в самую душу с тоской; его руки, которые так крепко обнимали когда-то. Свеча погасла, и свет в окне исчез, весь дворец теперь был погружён в темноту, смотрел на Чонгука чёрными пустыми глазницами. Альфа лёг, растянувшись на скамье, закинул и подложил руки под голову, устремив свой взор в ясное звёздное летнее небо. Там, высоко, среди звёзд, он видел Тэхёна, своего котёнка, который был ещё с неизраненной душой и улыбался ему той открытой чистой улыбкой. Такой, какой одаривал до разлуки. Нежный, светящийся, любящий его… «Любящий…» «Любящий и любимый…» «Любимый…» — Котенок, я люблю тебя… — куда-то в небо прошептал Чонгук.***
Утром следующего дня Тэхёна разбудил проснувшийся Итай, который трогал папу за лицо, просовывая тому в рот свои пальчики, что-то лепеча. Омега открыл глаза и улыбнулся малышу: — Ты уже не спишь, сокровище моё?.. — и стал расцеловать того, продолжая улыбаться. Тэхён заснул под самое утро, но проснувшись чувствовал себя замечательно, ему что- то приснилось, но он не помнил — что. Точно что-то хорошее, потому что на душе было очень тепло. В тот день предстояло провести церемонию омовения младенца, а потому с самого утра стали съезжаться гости и во дворце царила суматоха. К полудню приехал халаив для проведения обряда. Наречённым папой выбрали Тэхёна, а отцом — Чонгука. Наречённые родители собирались, каждый в своих покоях, желая и боясь встретиться друг с другом. Омовение должно было пройти в саду, в беседке-ротонде, представлявшей из себя пять белоснежных колонн с такой же белой крышей, украшенной узорами. По периметру её развесили шторы из персикового хованского шифона, которые подвязали к колоннам ниспадавшими шнурами с золотыми кисточками. Внутри установили жардиньерки, на которые поставили огромные композиции из роз и лилий, разбавленные нежными гипсофилами и зеленью эвкалипта. На ступенях, что вели к беседке, расставили рядами толстые восковые свечи разной высоты. Вокруг расположили многочисленные стулья для гостей. Тэхён надел белый саварм из гладкого атласа, расшитый жемчугом, потому что все обряды совершались только в белых одеждах. Раун помог ему — застегнул колье, в центре которого красовался стокаратный бриллиант, искрившийся под ярким южным солнцем; водрузил облегчённую корону с жемчугом, в виде диадемы; дополнил наряд белыми сапогами. Дверь отворилась и в покои ворвался Чимин: — Тэ, ты готов? Уже будем начинать! — увидев брата, всплеснул руками. — Святые небеса, как ты красив! — он посмотрел на него зачарованно, залюбовавшись на мгновение. Перед ним словно стояла изящная фарфоровая статуэтка, в белом облегающем тонкую фигуру саварме, хрупкая и нежная. — Я готов, пойдём уже, — помахал Тэхён рукой перед его лицом. — О боги, как можно быть таким красивым! — прошептал Чимин. Джангар ожидал в коридоре. Они вместе спустились в холл, а миновав его, прошли в сад, в котором проводилась церемония. Гости все уже заняли свои места, шумно переговаривались и приветствовали знакомых. Когда вошли Тэхён с Чимином в сопровождении сынхо, взоры присутствовавших обратились на будущего наречённого папу, ведь все были наслышаны о истории любви того и сына императора, о продаже и замужестве. О становлении нового правителя бамуто. Все также знали о захватах им кораблей Империи. И все эти истории, конечно же, обросли множеством слухов и небылиц. Всех снедало любопытство из-за вопроса: как это император принял в гостях, по сути, своего врага? Тэхён прошёл в беседку-ротонду, поклонился всем и занял своё место, встав слева от установленной по центру маленькой купаленки, предназначенной специально для данного обряда. Омега поклонился и халаифу, который уже был на месте. Чонгук появился через пару минут. Он нёс на руках Ноа, одетого в чисто-белый саварм, такого же цвета хакама и сапоги. Нёс белокурого кудрявого ангела в белых одеждах. Тэхён залюбовался альфой. Каждый шаг приближал того к нему. Саварм развевало, слышно было, как шуршат складки хакама при каждом шаге. Чонгук же смотрел только на своего котёнка. Войдя в беседку, альфа поклонился в приветствии гостям, халаифу и Тэхёну по очереди. Альфа передал младенца и начался обряд омовения. Халаиф зачитывал молитвы на древнем языке форумов, сперва снимая с младенца нательную рубаху, а затем окуная того в приготовленную специальную купаленку, наполненную святой водой. После он передал Ноа в руки наречённому отцу, который принял его и завернул в полотенце. Старец стал ходить вокруг них, вновь зачитывая молитвы, периодически возносил руки к небу. Тэхён не понимал ни слова, просто стоял и смотрел зачарованно на Чонгука, который впервые в жизни стал отцом, хоть и наречённым. Ноа же беспрестанно плакал. Затем наступила часть обряда для Тэхёна. Халаиф, приняв ребёнка из рук Чонгука, опять принялся обмывать его в купаленке, а затем отдал уже омеге, принявшему Ноа в чистое полотенце. Теперь Чонгук любовался своим котёночком. Тот очень волновался, поскольку происходившее было так ответственно. В конце они, повторяя за халаифом слова на древнем языке хорумов, дали клятву до конца дней своих заботиться о наречённом сыне пуще, чем родные родители. Назад нёс младенца наречённый папа, который передал его, плакавшего, родителям, что стояли позади всех гостей, наблюдая за проводимым обрядом. Юнги принял своё золотце и тут же принялся успокаивать: — Ну же, тише, тише! Обидели тебя? Всё, всё, ты уже с отцом! Всех гостей пригласили за накрытые столы в зимний сад. Через некоторое время повсюду слышались шум и гомон гостей, захмелевших от выпитого вина, музыка, которую извлекали из инструментов музыканты императорского оркестра. Кто-то уже танцевал, кружась в центре зала. Все находились в круговороте веселья. Чонгук и Тэхён сидели на одной стороне стола, разделённые несколькими гостями, из-за чего они почти не видели друг друга. Альфа заметил только, как его котёнок танцевал с Джангаром, который кружил его по залу, пока тот улыбался. Ревность и боль плескались в Чонгуке как терпкое вино в недопитом бокале, не имея возможности выплеснуться. Он встал из-за стола и ушёл к себе в покои. Однако, не пробыв там и четверти часа, вернулся в к гостям и с расстройством заметил, что место Тэхёна пустовало. По всей видимости, он тоже покинул праздник. Альфа налил себе ещё вина, выпил и направился на маленькую узкую террасу, примыкавшую к зимнему саду. Место достаточно уединённое, о существовании его знали только обитатели дворца. Незаметно проскользнув за штору, что прикрывала вход в неё, открыл дверь и повернулся спиной, чтобы аккуратно прикрыть ту за собой. Каково же было удивление Чонгука, когда он повернулся, положил руки на балюстраду и вдруг осознал, что с ним рядом кто-то стоял… и этим кем-то был Тэхён. Альфа обомлел. Сглотнул ком образовавшийся в горле. Тэхён стоял как ни в чём не бывало, положив руки на балюстраду, любовался ночным садом, освещённым множеством фонарей. Чонгук же стоял рядом и молчал, всматриваясь вдаль перед собой. — Здравствуй… — прочистив горло, всё-таки произнёс альфа. — Здравствуй… — тихо ответил ему омега, не поворачивая головы. Они находились так близко, что Чонгук чувствовал жар, исходивший от чужого тела. Сколько они так стояли — неизвестно. Чонгук придвинул руку ближе, едва не касаясь, затем медленно мизинцем накрыл тонкий палец, чувствуя горячую кожу под своей. Двигаясь аккуратно и постепенно, накрыл своей дрожащей ладонью руку любимого, продолжая по-прежнему смотреть в безмолвное пространство перед собой. И вдруг его пальцы пропустили между своими и сжали… Мир вспыхнул вмиг яркими красками, закружив водоворотом вокруг них… Они повернулись лицами друг к другу, заглядывая и ища в глазах то, чего ждали и жаждали всё это время: любви, ласки, понимания, прощения… — Котёнок, я люблю тебя… — прошептал Чонгук. В ответ Тэхён, приближаясь, потянулся за поцелуем, отпуская руку и обвивая обе вокруг шеи Чонгука. Их губы встретились, вкус мелиссы смешался с белым лотосом… Мир перестал существовать для них… Вихрь всепоглощающей любви закружил, унося в небо, вмиг разбив вдребезги все обиды и боль, рассыпав тысячей осколков ярких звёзд на ночном небе. — Я тебя люблю… я тебя люблю, — шептал Чонгук, прижимая к себе улыбавшегося и льнувшего любимого котёночка, покрывая всё его лицо поцелуями. — Прости меня, я не мог прийти раньше…не мог. Тэхён отстранился, чтобы заглянуть в глаза и сказать: — Я знаю… Теперь я знаю… В это время в дверь постучали. Они притихли, не выпуская друг друга из объятий. — Тэ, у тебя всё в порядке? — послышался голос Джангара. — Бежим? — прошептал Чонгук, смотревший в глаза любимому искрившимся счастливым взглядом. — Бежим! — махнул головой Тэхён, улыбаясь. Чонгук с прыжка перепрыгнул через балюстраду и принял на руки омегу, который сел на неё, свесив ноги. И они пустились бегом, держась за руки, через сад ко дворцу. Джангар открыл дверь и, войдя, увидел убегавшую по зелёному газону пару, петляющую между деревьями. — Всё хорошо… — ответил сам себе сынхо, прислонившись плечом к дверному проёму. — У него всё хорошо…***
Они пробежали через весь сад, мимо прогуливавшихся многочисленных гостей, затем через холл и по лестнице вверх, остановились, смеясь и тяжело дыша, запыхавшиеся. Чонгук залюбовался искрящейся улыбкой омеги. Смех того наполнял сердце счастьем. Альфа притянул его к себе и, развернувшись, прижал к стене, сладко целуя эти желанные губы, проникая глубоко в рот, задыхаясь от бешеной страсти, разливавшейся по всему телу. Тэхён отвечал тем же. Опять послышались чьи то голоса — кто-то поднимался по лестнице. Они затаились, тяжело дыша друг другу в рот. Альфа, опомнившись, потянул омегу за руку, и они вновь побежали дальше, завернув к купальням. Там их встретил слуга. — Купальни готовы? — спросил на ходу Чонгук. — Да, господин, купальни готовы и все свободны! Чонгук открыл первую дверь, легонько втолкнул омегу и следом вошёл сам. Обернувшись и высунув голову, скомандовал: — Сюда никого не впускать! Закрыл за собой дверь и замер, прислонившись к ней, тяжело дыша и пытаясь восстановить дыхание, не зная — что ему делать дальше. Тэхён стоял посреди купальни, усмиряя дыхание. Он вздёрнул подбородок, взгляд поплыл, руки принялись развязывать атласный пояс саварма, который, выскользнув, упал на пол. Саварм распахнулся. Чонгук, опомнившись, сделал два шага навстречу к нему и прижал к себе, ухватив за талию одной рукой, другой ведя вслед ускользающему саварму, нагнулся, покрывая нежную кожу нетатуированного плеча. Тэхен, запрокинув голову, подался навстречу, прижимаясь всем телом. Как он мечтал об этом много бессонных ночей, лёжа в кровати… Об этих руках, крепко обнимающих, об этих губах, целующих его. Он не верил, что это наконец произошло. Происходившее было блаженством — чувствовать эти горячие обжигающие поцелуи, которые сводили с ума, на своём теле, которые топили разум в сладкой неге. Чонгук опустился на колени перед ним, смотря снизу вверх, как будто спрашивал разрешения. Как будто был не уверен — может ли, имеет ли право касаться этого тела. Тэхён еле заметно махнул утвердительно головой, и тот всё понял. Можно. Сегодня ему можно всё. И не только сегодня… Всегда. Теперь — всегда… Чонгук потянул завязки брюк, и те, струясь, упали на пол. Он впервые видел восставшую плоть своего любимого, размер омеги его впечатлил… Нежно отодвинув крайнюю плоть и поглядывая снизу вверх, обхватил губами головку, помогая себе рукой, поступательными движениями, вбирая всё глубже и глубже с каждым разом. Тэхён стонал, еле удерживая себя на дрожавших ногах, а уже через мгновения излился, пачкая лицо альфы и белый саварм, который тот не снял. Омега стоял, тяжело дыша и прикрыв глаза руками. Чонгук вытер своё лицо подолом саварма и, скинув его, распустил завязки хакама, которые сразу упали. Альфа, переступив через них, подхватил омегу на руки и занёс в тёплую воду, в которой усадил любимого к себе на колени. Дрожа всем телом от сильного возбуждения, принялся целовать омегу. Поцелуи длились бесконечно долго, были невероятно сладкими. Тэхён почти мурлыкал в руках Чонгука, отходя от первого выброса возбуждения, но вторая волна плавно нарастала, разжигая в паху жгучее желание. Они выбрались из воды и перешли на топчан, застеленный мягкими полотенцами и подушками, набитыми сухими мягкими луговыми травами. Сгорая от желания, Тэхён, раздвинув ноги, лёг на спину, увлекая за собой альфу, укладывая на себя сверху. — Возьми меня, я хочу принадлежать тебе… — шептал он ему на ухо. Чонгук молча повиновался, присев между раздвинутых ног. Он обмакнул пальцы, опустив те в склянку с розовым маслом. Это была первая попавшаяся из множества баночек с различными ароматами, которые стояли там же, на маленькой табуретке, вместе со свечами. Альфа принялся подготавливать своего котёнка, проникая пальцами, вводя поочерёдно и добавляя по одному, пока стеночки не стали свободнее пропускать их. Тэхён стонал в экстазе, приоткрывая иногда и поглядывая на Чонгука блестящими от возбуждения глазами. Когда наконец альфа вошёл в него, нежность, испытываемая по отношению к омеге, любовь, страсть, дикое возбуждение — всё смешалось в один сгусток испытываемых эмоций. Чонгук двигался медленно, наслаждаясь испытываемыми ощущениями, не сводил взгляда с лица омеги, который стонал под ним, прикрыв глаза, из которых стекали слёзы, прокладывая дорожки по вискам и утопая в белых кудрях. Чонгук периодически наклонялся, удерживая себя на руках, и сцеловывал эти солёные слёзы. Он понимал, отчего тот плачет. От счастья. Долгожданного счастья. От того, что наконец-то испытывал то, о чём столь долго мечтал и что столь часто видел во снах. После длительного соития, измождённые и уставшие, они лежали в тёплой ароматной воде купальни. Чонгук целовал в плечо, на котором был наколот рисунок, символ правителя, чувствуя под каждым касанием губ мелкие рубцы: — Прости… Прости, что не смог уберечь тебя от всего этого, — извинялся он, продолжая целовать. Тэхёну казалось, что его целовали в самое сердце, заживляя губами все шрамы на том. Он разрыдался навзрыд, в голос, громко, не сдерживаясь, оплакивая всю боль, что ему пришлось пережить за это время, пока они были в разлуке, прижимался, положив голову на плечо. Чонгук шептал беспрестанно, целуя и крепче обнимая: — Прости… Прости… Прости меня…***
Утро яркими лучами солнца скользило по лицам влюбленных, заставляя открыть наконец глаза и встретить рассвет своей новой счастливой жизни. Чонгук проснулся первым. Жмурясь, перевёл взгляд на спящего рядом Тэхёна, который лежал на животе рядом, лицом, утопавшим в белых кудрях, к нему. Чонгук аккуратно убрал пряди и поцеловал омегу в нос, затем, приподнявшись и оперевшись на локти, принялся покрывать плечи и спину нежными касаниями губ. Тот, покрываясь мурашками, извивался и мурлыкал, но глаз не открывал. — Котёнок, пора вставать, я жутко проголодался, — целуя. — Думаю, ты тоже голоден. — Да, я очень голоден! Очень. Особенно до твоих поцелуев и ласк… — ответил и наконец открыл глаза. Ах! Чонгук замер. На него смотрели любимые бирюзовые глаза таким влюблённым взглядом. — Святые небеса, как ты красив и как сильно я тебя люблю! И как же я счастлив! — альфа сгрёб Тэхёна в охапку и принялся целовать куда попало, от чего тот громко и заливисто смеялся, потому что было щекотно. А ещё он был безмерно счастлив. «Наконец счастлив…» «Безмерно счастлив…» — Давай прикажу, чтобы нам подали завтрак сюда? Не пойдём никуда сегодня! — заговорщически смотрел на него Чонгук. — Угу, — Тэхён, который было сел на край, собираясь вставать, вновь рухнул на кровать. Альфа позвал вакато и приказал, чтобы принесли завтрак, а также, чтобы обед и ужин доставили сегодня в покои, поскольку выходить они не собирались. После того, как им принесли горячую шакшуку, свежеиспеченные лепёшки, мясной пирог с говядиной на кефире, козий сыр, мёд и клубничный щербет, они взобрались на кровать с ногами, усевшись напротив, и поставили подносы к себе на ноги, кормили друг друга, смеясь и обсуждая то, как они вчера сбежали от Джангара. Целый день они занимались любовью, продолжали наслаждаться друг другом, наконец-то обретя эту возможность. Часами разговаривали обо всём, делясь событиями, что с ними произошли за время разлуки. Вечером Тэхён попросил, чтобы ему принесли сына. Омега очень по тому соскучился. Когда няня принёс его и остановился на пороге, Итай, едва увидев папу, сразу же потянулся к нему, а Тэхён сразу забрал его и принялся зацеловывать всё личико малыша. — А можно мне подержать? — протянул руки Чонгук. Тэ внимательно смотрел на альфу, который бережно принимал малыша, а после принялся носить того по комнате, так неумело качая и заглядывая в глаза, пытаясь поцеловать, на что Итай отталкивал его от себя, уворачивался, но не плакал. — Святые небеса, какой же он красивый! Прямо как ты, но только волосики чёрные. А глаза! Чистая бирюза… Один в один твои, — всё время бормотал альфа, тиская малыша. У Тэхёна на душе разливалось тепло, когда он смотрел на самых дорогих своих людей, которые пытались найти общий язык. — Я теперь вас никому не отдам! — говорил Чонгук, пока кружил Итая. — Вы — моя семья! Я его буду растить как своего. Буду любить тебя как родного, мой маленький! — пообещал он омежке. А после вдруг опомнился и повернулся к Тэхёну: — Ты же выйдешь за меня?! — остановился и посмотрел на своего котёнка, который сидел на кровати, сложив ноги в позе лотоса. — Я бы с удовольствием… — протянул Тэхён, который внезапно немного погрустнел. — Но тут такое дело… Я ведь теперь предводитель бамуто. И я обещал, что буду до конца своих дней верой и правдой служить сообществу! Они не захотят, чтобы ими управлял кто-то другой. И… Я дал клятву, что не выйду больше замуж… Чонгук не сразу понял, что ему попытался объяснить его любимый омега. Когда до него всё дошло, он остановился посреди комнаты. — Даже не думай! Ни одна сила в этом мире больше не отнимет тебя у меня! Я не оставлю тебя теперь ни на один день! И ты не будешь править бамуто! Для этого существуют альфы! — Я не могу! Я не хочу, чтобы мой сын был безродным и нищим! Я хочу, чтобы он унаследовал всё, что принадлежало его отцу! Я не хочу, чтобы он страдал так, как я, и зависел от воли альф! Чонгук подошёл к кровати, сел рядом с омегой и обнял его одной рукой, второй удерживая ребёнка. Прижимая обоих к себе, сказал: — Он никогда не будет безродным. Он мой и твой! И я костьми лягу, но не дам в обиду никому ни тебя, ни Итая. Никогда!***
Вечером того же дня, после ужина, на котором за общим столом присутствовали все, кроме молодого наследника Чон Чонгука и жемчужного принца Ким Тэхёна, слуги доложили, что те не покидали покои весь день. Тогда все поняли, что они наконец-то помирились. — Святые небеса! Как я рад! — шептал Джин, сидя за столом и орудуя вилкой, на ухо Намджуну, который в ответ кивал. — Я хотел бы поговорить с тобой, — обратился император к Джангару. — Буду ждать после ужина у себя в кабинете. И буду благодарен, если уделишь мне время, — слегка поклонился он, сидя за столом. Сынхо тоже отвесил ему сдержанный поклон, показав тем самым, что принял приглашение на разговор. Чимин ликовал, его счастью не было предела. Ну наконец-то Тэхён, его братик, счастлив. Наконец-то он обрёл свою любовь. — Мне не терпится всё разузнать у Тэ! Узнать, как всё прошло! — шептал он Юнги, всё время наклоняясь к тому.***
После ужина Намджун, как и говорил, ожидал своего бывшего асигара в кабинете. Джангара пустили внутрь после того, как императору доложили о его приходе. Намджун поднялся из императорского кресла и, обойдя стол, вышел к тому на встречу, пригласил жестом присесть на кресло за маленьким столиком, а сам устроился напротив. — Я бы хотел поговорить с тобой о делах давно минувших дней. Вы с Соджуном… Вы зря тогда сбежали, — он внимательно посмотрел в глаза Джангара. Тот молчал. — Я не собирался казнить Соджуна. Думал его убедить, уговорить. Всё, что угодно, лишь бы он отдал мне Джина. Я влюбился с первого взгляда и пошёл бы на что угодно, отдал бы любой кусок земли ему в награду, согласился бы на любые его условия. Я арестовал его, чтобы он не женился самовольно, без моего согласия. Я знал его бунтарский нрав. А вы сбежали, так и не выслушав меня. Джангар молчал, вспоминая всё то, что произошло много лет назад. — Я любил вас. И тебя, и его. Вы столько раз прикрывали мою спину в бою, защищали. Мы сражались плечом к плечу. Я очень сожалел, что так произошло. И ты же понимаешь… Если бы я захотел, ваше сообщество никогда бы не образовалось у меня под боком. В любой момент бы стёр бамуто с лица земли. Но я чувствовал себя виноватым, и поскольку вы никогда не препятствовали моим торговым судам, я проявлял к вашей деятельности снисходительность. Сынхо вздохнул и ответил: — Всё это уже не имеет значения. Соджун мёртв. А я с тобой никогда ничего не делил. Джин счастлив, я это вижу. Он счастлив с тобой. Сейчас мне важно только то, что будет с Тэхёном. Он — предводитель бамуто. На нём ответственность за земли и народ. — Тэхён наш. Он изначально принадлежал Чонгуку. Они одно целое, и должны быть вместе, — сказал император. — Его никто не обидит здесь, он мне как сын. Я прощу ему восстание против Империи и захваты кораблей. Он просто злился, не зная всей ситуации. Я отсутствовал, а Чонгук был парализован, поэтому не мог за него бороться, иначе бамуто и острова Гайава были бы стёрты с лица земли, но его бы вернули. Я думаю, сейчас они должны разобраться во всём сами, — добавил правитель. И после недолгого молчания он добавил: — Я просто хотел извиниться за, то что мы тогда не смогли понять друг друга. Джангар хотел бы возразить насчёт сказанного. Сказать, что Тэхён не выйдет замуж за Чонгука. Но понимал, что любовь сильнее каких-либо запретов и обещаний. Он знал, как сильно любил его повелитель своего Чона. И сынхо тоже его любил и хотел, чтобы тот был счастлив. Он понимал, что его любовь безответна и никогда не получит взаимность. Тэхён мог быть счастлив только рядом с Чонгуком. А Джангар желал этому настрадавшемуся мальчику только счастья.***
Утром следующего дня, когда Чонгук и Тэхён зашли в гостиную, где завтракала вся семья, в том числе и Джангар, все присуствовавшие захлопали в ладоши. Чимин подскочил с места и бросился навстречу брату, сразу обнимая того: — Как я рад! О боги, вы наконец-то вместе! Тэхён сиял, одаривая всех своей очаровательной квадратной улыбкой. Чонгук, приобнимая его за талию, притянул и поцеловал в висок, на что тот, смущаясь, сперва посмотрел на него, а затем опустил глаза в пол. Джин сидел, утирая слёзы счастья сервировочной салфеткой. Намджун же, завидев, что тот льёт слёзы, взял его руку и поднёс к губам, чтобы поцеловать тыльную сторону ладони. Затем, продолжая держать, второй стал поглаживать, успокаивая растрогавшегося любимого. Хёнджин подскочил следом за Чимином и принялся того сжимать в объятиях, высказывая, как он тоже рад счастью друга. Пока они усаживались за стол, в гостиной воцарился радостный гомон. Юнги встал и, подняв кубок с вином, произнёс: — Я хочу выпить за воссоединение любящих сердец! Я безмерно счастлив, что вы наконец вместе! Все поддержали его и тоже подняли кубки. — За любовь! — выкрикнул Хосок. В этом шумном, радостном, заполнявшем и окутывавшем великой радостью всех пространстве, Джангар смотрел на светящегося счастьем Тэхёна и у него на сердце разливалось тепло. Его мальчик счастлив… Это было главным. А он продолжит его любить так же сильно, как и прежде. Когда гомон немного стих, Тэхён попросил слово и, поднявшись, произнёс: — Пришло время и нам провести омовение Итая, — он посмотрел на Джангара. — Ты принимал роды. Ты отстоял в битве за его наследство. Ты всегда был рядом и поддерживал меня. Я тебе безмерно благодарен за всё. Потому хочу, чтобы ты стал наречённым отцом Итаю. И я ведь знаю, как сильно ты его любишь. Джангар сидел ни живой, ни мертвый, отложив приборы в сторону, поскольку не ожидал, что его удостоят такой чести. Спустя некоторое время он поднялся и ответил, поклонившись: — Я очень люблю Итая и тебя. Всегда буду служить верой и правдой тебе и твоему сыну. И с большим удовольствием стану наречённым отцом! Тэхён продолжил, повернувшись туда, где сидели правитель с супругом. — С вашего позволения, уважаемый повелитель, — посмотрел он на Намджуна и перевёл взгляд на Джина, — Я бы хотел, чтобы вы, многоуважаемый господин Ким Сокджин, стали наречённым папой моего сына. Джин, казалось, только успокоился, как слёзы вновь навернулись на глаза: — О. Для меня это большая честь. Конечно же! Я с радостью стану папой твоему, нашему… малышу, — он поправил себя и пуще прежнего залился слезами, развернувшись и припадая к груди повелителя, который его обнял и принялся гладить по спине, утешая.