***
Ночной Синдзюку, погрязший в пьянстве и гвалте толпы, буквально пропитан пустотой и фальшью, словно кто-то заставляет всех вокруг веселиться. Кажется, будто ты переходишь за черту дозволенного, которая отсекает мирную жизнь, оставляя лишь легкомысленное веселье, безумную спешку и, как ни странно, одиночество. Так же было и в тот день, когда эти двое впервые встретились… «Одни и те же люди, день за днем, проматывают здесь свою жизнь, - подумал Юкио Хатано с усмешкой. - Точнее, одни и те же типы людей», - поправил себя он. Большинство из тех, кто находился здесь, были холостяками. Ошивались они в этой вакханалии порока и свободы не из любви к флирту или выпивке - нет, так же как и сотни других они коротали здесь свое одиночество. «Один раз живем» - слова, которые, казалось, оправдывали эту неуемную жажду свободы в двадцать лет. Но с каждым годом они звучали все горше. И верно, тут в большинстве своем были мужчины, которые с трудом переживали убогость холостяцкой жизни. Их сверстницы женского пола быстро отказались от идеи вступить в брак и, вероятно, неплохо проводили время, однако в этой комнате не было и следа энтузиазма или радости. Даже те, кто уже успел обзавестись семьей, в этот пятничный вечер не спешил возвращаться домой. «Вероятно, они – именно те парни, которые проводят каждый вечер пятницы на вечеринках в честь воссоединения», - так, словно не принадлежа к их числу, мужчина разглядывал окружающие его небритые физиономии, возобновив ход мысли. Он назвал эту вечеринку «воссоединением», но это был удел для выпускников средней школы, и только для тех, кто приехал в Токио, а потому число посетителей никогда не было велико. Само слово «kenjinkai»* было почти устаревшим. Они нашли друг друга, сбившись в компанию одиночек, только что покинувших родное поселение Кюсю. Но никто из них не собирался разрывать связь с родными местами навсегда. Очевидно, с каждым годом их посиделки будут все реже и реже. У некоторых из присутствующих уже начали проявляться первые признаки среднего возраста: пивные животики выпирали из-под футболок, и Хатано остро ощутил неумолимый бег времени. Его истинный возраст, скрывавшийся за юношеским лицом и стройным телом, сейчас проплывал перед глазами, в лице этих людей. Что же, внешность и стиль Хатано не особо изменились со студенческой поры, с той лишь разницей, что его кожа стала заметно бледнее. В своем родном городе, на юге страны, он, в основном, был занят клубной деятельностью в университете, а потому его кожа была покрыта бронзовым загаром, несвойственным японцам. Но за десять с небольшим лет жизни в столице, он превратился в довольно бледного парня. Казалось, время текло мимо него медленно, практически неподвижно, без его участия. Поразмыслив над этим, он решил, что не все, вызванное течением времени, должно обязательно быть плохим. Улыбка, слишком зрелая для его детского лица, заиграла у него на губах. Вторая вечеринка, проводимая в тот вечер в обветшалом баре в Кабукичоу* (округа Синдзюку), собрала довольно много тучных, пожилых, уважаемых людей, внешний облик которых гораздо больше подходил для этого места. Он сам, выглядевший на двадцать с хвостиком, смотрелся довольно неуместно в этом помещении. Все они достигли возраста, когда надо, наконец, брать себя в руки, независимо от того, хочется ли этого. Бывшие друзья, с которыми они прожили лучшие годы своей жизни, приблизились к той черте, когда любой уютный и тихий уголок начинает казаться милым и привлекательным. Голосами, охрипшими от алкоголя, они ворчали, болтали о работе и загружали друг друга однообразными жалобами на жизнь. - О, правда, это ужасно, - тут и там звучал стандартный ответ на длинные речи собеседников. «Мы с моим боссом сделали…» или «Моя жена сказала…», - никто не задумывался о том, слушают ли его и не вникал в подробности историй из жизни других. Компании по-настоящему близких друзей ушли еще в середине первого автепати, в то время как Хатано, которому не нужно было с утра на работу, продолжал оставаться здесь, сухо кивая на высказывания едва знакомых собеседников и, к негодованию последних, более не отвечал. Он до сих пор работал в детском саду и был тем, кого обычно называют Хофу*** - работником частного детского сада. Его аккуратное телосложение, нежное лицо и темные глаза, казавшиеся слишком большими для его лица, были не только популярны у дошкольников, но и вызывали благосклонность со стороны коллег, работников учреждения и родителей. Работа с детьми, основанная на взаимопонимании и доверии всегда лучше, чем запугивание и практика наказаний. Он погладил прядку своих темных волос, еще не тронутых сединой, и подумал, что его внешность, которая была так весьма кстати в прошлом, пригодится и теперь. Само собой, работа в детском саду не была беззаботным или легким занятием, каким казалась на первый взгляд, но Хатано не видел смысла в том, чтобы доказывать это окружающим, пытаясь произвести впечатление, его коллеги и друзья и так все прекрасно понимали. Это не могло не радовать. Действительно, несколько лет, которые он проработал служащим, сделали его еще более благодарным за подобную работу. Эти размышления подняли его настроение, пока он сидел в этом месте, но плохое предчувствие пробивалось к нему сквозь окружающий гул. Он никогда не был молчуном, но и не был из числа тех, кто брал инициативу на себя и предлагал темы для разговора, и те, кто его хорошо знал, не беспокоились по этому поводу. Те, кто подобно Хатано покидал опустевший бар, а так же бывшие одноклассники, отправляющиеся к бессердечной жене, были одиноки, каждый по-своему. Вся окружающая его атмосфера была пропитана чувством тоски по кому-то.***
- Ой, извините, - по какой-то непостижимой причине, он оставался здесь три вечеринки подряд., Хатано, который был пьян гораздо сильнее, чем думал сам, бредя по помещению врезался плечом в проходившего мимо мужчину. Это было не редкостью для залитого неоновым светом Кабукичоу. Практически невозможно было попытаться пройти сквозь толпы подвыпивших посетителей, не столкнувшись с кем-нибудь, да никто и не расстраивался, если подобное случалось. Бурча себе под нос какие-то оправдания и сумбурные извинения, он попытался пройти мимо мужчины как можно скорее. Но, буквально секунду спустя, послышался звук падающего тела, и Хатано поспешил помочь упавшему человеку. - Вы в порядке? – спросил он, подавая руку. - Да-да, извините. Но, что-то вяло пробормотав в ответ, мужчина даже не пытался встать. Глаза, которые, когда он посмотрел вверх, хотя и были красные от алкоголя, но, тем не менее, производили неизгладимое впечатление. Аккуратная переносица, ясный взгляд, и даже взлохмаченные пряди волос, упавшие на лицо, казались уместны. Хм… а он красив. Он был одет в строгий деловой костюм, который, как считал Хатано, несомненно подходил ему. Мужчина дыхнул перегаром, нащупывая рядом с собой большой бумажный пакет, упавший при падении. Внешний вид пакета намекал на то, что внутри был свадебный подарок, который теперь вывалился из него. - О, нет! Ваше пожелание счастливого будущего для молодоженов… Данная ситуация только усугубила чувство вины и Хатано было уже наклонился, чтобы поднять упавший подарок, когда мужчина, смерив его покрасневшим взглядом, пробормотал: - Да пофиг. Хатано взял сверток в руки и золотистые буквы kotobuki****, написанные на кандзи, засверкали перед его глазами. Он положил подарок обратно в пакет и протянул мужчине, но тот по-прежнему сидел на земле, даже не смотря на него. - В любом случае… не нужен… - Ну да, может для вас этот подарок выглядит бесполезным, но… До тех пор, пока мужчина не поднимется, Хатано не мог оставить его в таком положении. «Это может стать проблемой, - подумал он, наблюдая за незнакомцем, но тот не сдвинулся ни на дюйм. – Ну что за человек…» Его лицо слегка покраснело, но признаков умопомешательства не было, и говорил он хотя и очень тихо, но четко. Но все же, Хатано предположил, что мужчина был гораздо более пьян, чем можно было предположить по его внешнему виду. Пару часов назад было тепло, но теперь ночной ветер принес прохладу, вызывая легкий озноб. И даже то, что мужчина был разгорячен алкоголем, не спасло бы его от простуды; если бы Хатано оставил этого человека сидеть здесь, тот к утру мог бы заболеть. - Попробуй встать. Давай, ты портишь свой прекрасный костюм! - Мне так жаль… Не смотря на то, что он был сильно пьян, тембр и звучание голоса мужчины указывали на то, что он, скорее всего, на несколько лет моложе Хатано, поэтому он начал обращаться к незнакомцу, как старший к младшему. Внутренне посмеявшись над тем, что он начал относиться к нему, как к одному из своих воспитанников, Хатано упрекал незнакомца, как провинившегося ребенка. Схватив мужчину за руку, с силой потянул на себя. Из-за выпитого незнакомец нетвердо поднялся на ноги, но Хатано заметил, что тот гораздо выше его. Это был молодой, красивый мужчина, чей внешний вид разжег слабое пламя зависти в Хатано. Но что же подтолкнуло его напиться до такого состояния? Он выглядел жалко и даже смешно. - Эй! Эй! Приди в себя! Мужчина покачивался из стороны в сторону так, словно ему было трудно стоять, и Хатано, посмеявшись над абсурдностью ситуации, подставил ему свое плечо. Он не был обязан проявлять доброту к совершенно незнакомому человеку, но было что-то странно-притягательное в этом подвыпившем молодом человеке, хотя интуиция и нашептывала ему о том, что не стоит доверять незнакомцам, даже если он в свете своей профессии всегда стремился помочь каждому. Работа Хофу требует выносливости и хороших физических данных, чтобы поспевать за разбегающимися в разные стороны детьми. Не смотря на свой невысокий рост и изящное телосложение, Хатано был довольно силен. Тем не менее, из-за очевидной разницы в их телосложении, в сочетании с характерными для пьяниц попытками вырваться и неровным шагом, Хатано понимал, что не сможет тащить его слишком долго. Что же мне с ним делать?.. Теперь, взяв на себя ответственность, он просто не мог бросить его. Пока Хатано ломал голову над этим, кто-то окликнул его сзади. - Юкио! Эй, что происходит? Оказалось, что его друзья, которые ушли не так далеко от него, заметили наконец его внезапное исчезновение и вернулись за ним. Хатано резко выдохнул и мужчина, опиравшийся о его плечо, напрягся. - Что ты делаешь? Кто это? - Да… я просто врезался в него минуту назад… Его друзья удивленно воскликнули и, пользуясь ситуацией, Хатано сказал: - Извините, ребята, но я… - мучительный стон прервал его. – Эй, эй! Очнись, пожалуйста! Ты в порядке? - Моя голова… кажется… Он зажал ладонью рот, скривившись от боли. Ему и правда было плохо, даже слезы навернулись в уголках глаз. Хатано сделал глубокий вдох и сказал своим друзьям: - Простите. Идите вперед, я зайду попозже, если смогу. Он еще хотел добавить, чтобы не расстраивались из-за него, но они ответили раньше. - Береги себя, - и пошли дальше. - Черт, действительно холодно… - Хатано горько усмехнулся, удивившись быстрой перемене в поведении незнакомца. – Твое имя Юкио, не так ли? – отвлеченный отдаленными вспышками неоновых вывесок, Хатано был поражен ясностью голоса, прошептавшего последние слова ему на ухо. - А? Да, это мое имя… В любом случае, как ты себя чувствуешь? Ты болен? Не обращая внимания на вопрос Хатано, человек продолжал говорить: - Я знаю это имя. - Что? - Сегодня была его свадьба, как видите, - пряди волос, упавшие мужчине на глаза, скрывали выражение его лица. Тон его голоса был ясным, а слова пропитаны цинизмом. Хотя свадьба должна была быть радостным событием, Хатано увидел болезненную гримасу, искривившую губы незнакомца. …может он был влюблен в невесту своего друга? Возможно, он делал слишком поспешные выводы, но Хатано предположил, что плохое настроение мужчины имело отношение к какой-то любовной истории. И следующие слова, которые он услышал, были тому подтверждением. - Я… меня бросили… …о, бедняга. Я был прав. Вероятно, это и было причиной того, что он так напился, надев этот прекрасный костюм. И, тем не менее, он был по-прежнему элегантен, подчеркивая окружающую нищету и убогость. - Ясно. Я, правда, сожалею об этом… гм… - Машиба. Я – Такааки Машиба, вот моя визитка. Хоть он и был пьян, но речь его была связной. Однако извлечение карточки из кармана далось ему с трудом из-за дрожи в пальцах. Название корпорации, напечатанное на небольшом листе картона, было хорошо известно Хатано, и он вновь тоскливо вздохнул. Даже у богатых, красивых бизнесменов из элиты с прекрасным голосом, который ласкает слух, по-видимому, бывают проблемы в жизни. Аккуратный профиль ожесточился, а полные губы дрожали, когда Хатано сказал следующую фразу: - Ну, Машиба, может еще выпьем? Почему эти слова сорвались с его губ? Хатано так и не смог ответить себе на этот вопрос, но глаза Машибы при этом расширились, делая его лицо по-детски открытым. - Тебе нужен тот, кто смог бы выслушать твои проблемы, пока ты пьешь, не так ли? «Должно быть, это моя судьба», - подумал Хатано с улыбкой. Оглянувшись назад, Хатано заметил неловкое выражение на лице Машибы, когда тот увидел улыбку спутника. Что-то опасное витало вокруг этого человека... Но, ослепленный алкоголем и сочувствием, он не заметил, насколько силен незнакомец, который по-прежнему шатался рядом. И, при этом, не мог себе даже вообразить того, какому насилию подвергнется спустя несколько часов, перевернувшему его обыденную жизнь с ног на голову.***
Хатано почувствовал тупую боль в затылке, а затем в его глазах закружились в безумном калейдоскопе черные пятнышки. Прошло немного времени, прежде чем он понял, что жжение в кончике носа было вызвано тем, что его резко бросили на пол. Вокруг было темно, и он не был уверен, открыты ли его глаза. Вероятно, он слишком много выпил для своего возраста и не смог оценить ситуацию. Пытаясь ощупать шишку на голове, он обнаружил, что его руки связаны, а сам он не может двинуться с места. Когда он раздраженно попытался понять, что происходит, услышал резкий, низкий голос: - Не двигайся. А? Поскольку он почти пришел в себя, то попытался понять, в какой ситуации оказался. Его затуманенное зрение нельзя было назвать надежным советчиком, но судя по знакомым обоям и обстановке, это была его собственная квартира. Он находился в гостевой комнате, которую редко использовал. Свет не был включен, но тусклое освещение, пробивавшееся сквозь приоткрытую дверь, позволяла рассмотреть очертания комнаты. Но… Хатано попытался подумать, сведя брови. Происходящее не имело смысла. Как положение его тела, развалившегося поперек порога: одна его половина по-прежнему была в коридоре, а вторая находилась в гостевой. В его груди похолодело то ли от того, что его рубашка была разорвана в клочья, то ли от того, что его руки были связаны. А может из-за тяжести чужого тела, лежавшего на нем. Кто..? - Что-что? – он, наконец, попытался подняться, но вес чужого тела, нависавшего над ним, надежно удерживал его. Хатано мог лишь крутить головой, которая пульсировала от боли. – Ой! Какого черта, кто ты? Он произнес последние слова с яростью, но незнакомое чувство страха и боли сдавливали горло и были слабым оправданием для подобной бравады. Голос, ответивший ему на вопрос, был глух и без эмоционален. - Такааки Машиба… Ты не помнишь? Я дал тебе свою визитку. Он не поленился произнести полное имя, но, конечно, не было никакой гарантии, что оно было настоящим. Мысленно проклиная себя, Хатано попытался осмыслить его слова, но воспоминания были мутными и расплывчатыми. - Что такое ты говоришь? Во-первых, почему ты в моем доме? - О, Боже… Ты ничего не помнишь? – а после, человек, назвавший себя Машибой, добавил, что это не имеет значения и рассмеялся во все горло. Возможно из-за шишки на голове, как бы он ни старался собрать свои воспоминания воедино о прошедшей ночи, ничего не получалось. Он не помнил ровным счетом ничего, кроме попойки с друзьями в баре в Синдзюку. Вероятно, он выпил слишком много. Послевкусие алкоголя во рту было неприятным, а сам он был еще не до конца трезв. Что, черт возьми, происходит?.. Между тем его попытки сопротивляться привели лишь к тому, что его сильнее связали собственной рубашкой, тем, что от нее осталось, еще сильнее ограничив движения. Покрываясь холодным потом, он предположил, что встретил этого человека в баре. Слово Kaihou-doro***** мелькнуло в его голове. Этот человек, вероятнее всего, грабитель, который втерся в доверие к Хатано в баре и, притворившись старым другом, предложил проводить его домой. - То, что вы делаете, бессмысленно… у меня нет денег! Хатано болезненно застонал, а человек, так бесцеремонно укравший его свободу, с жестокой улыбкой ответил: - Они меня не интересуют, - раздраженный мужской голос продолжил, - ты все еще не понимаешь? Нервы накалились до предела и звенели от тревоги. Но еще больше смущали пальцы мужчины, ласкавшие обнаженную грудь Хатано. - Что ты делаешь? Его пальцы были длинными и ловкими. Они были невероятно холодными, властно трогали тело Хатано. Он с трудом сглотнул, ощущая, как капельки пота медленно стекают по его спине. Фразы: «что ты делаешь» или «что за шутки» - мелькали в его сознании, но ни одна не сорвалась с его губ. Лицо человека над ним, ранее неразличимое из-за скудного освещения, наконец, проступило перед Хатано, привыкшему к полумраку. Позднее Хатано помнил, что он, вероятно, смог бы выдержать все эти испытания, если бы не увидел жестокий блеск в холодных, бесстрастных глазах. Он пытался двигать ногами, но вскоре их перехватили руки незнакомца, более сильные, чем казались на первый взгляд. Такая грубость казалась неуместной для человека, носившего столь изящный костюм. - Я… я... Я мужчина! Независимо от того, насколько молодо он выглядел, или как его детское личико опровергает тридцатилетний возраст, или как его коллеги дразнили его, называя «милашкой», лицо его женским не было. Кроме того, большая часть его одежды теперь была разбросана в гардеробной. - Могу сказать, что это совершенно очевидно, - издевался Машиба спокойным, тихим голосом, развязывая галстук. - Тогда почему? Глянцевая полоска ткани, украшавшая накрахмаленный воротник рубашки, была засунута в рот Хатано. Его глаза широко распахнулись от изумления, а Машиба, не колеблясь, резко перевернул его без особого труда, заставив лечь лицом вниз.http://static.diary.ru/userdir/1/7/4/0/1740535/79854016.jpg
Его брюки были бесцеремонно сдернуты, от чего Хатано задохнулся возмущением, с трудом восстанавливая дыхание, затрудненное из-за уже порядком обслюнявленного галстука. Это безумие!.. Кажется, его действительно собирались изнасиловать. Впервые он испытывал подобный ужас, за все свои тридцать два года. Как и многие, Хатано многое попробовал в своей жизни, но в вопросах сексуального предпочтения всегда был консервативен, и никогда не имел контактов с гомосексуалистами. И еще. Его почти изнасиловал сзади незнакомец. - Мфф… Он корчился и выкручивался, но был довольно крепко прижат весом другого человека к полу и не мог вырваться. В этом и было отличие между грабителем и ограбленным: он чувствовал себя опустошенным, раздавленным, разочарованным и бессильным. «Почему?» - задавался он вопросом. Как все это могло случиться? Хотя уже было начало весны, зря он так рано выключил отопление. На коленях, голый, на холодном полу, он едва понимал, что с ним происходит. Его силы медленно ускользали. Алкоголь неприятно мутил организм, а головная боль в сочетании с ним только усиливала рвотные позывы. В это время жесткие ладони незнакомца исследовали интимные места его тела. - Просто веди себя тихо и спокойно. Холодные пальцы обхватили его между ног и начали терзать его плоть. Он все еще пытался сопротивляться, яростно елозя коленями. - Если не хочешь причинять себе лишнюю боль, перестань сопротивляться. Прошептал нежным голосом незнакомец угрожающе, и Хатано почувствовал, что что-то холодное размазывается внутри него. Из глаз мужчины закапали слезы. Он даже не мог представить себе, что однажды наступит день, когда ему придется плакать из-за подобного. Это… слишком поздно. Готовясь к тому, что произойдет через несколько секунд, Хатано закрыл глаза, не в силах сделать что-то еще.***
Когда Хатано открыл глаза на следующее утро, он был в своей кровати. Каждый его сустав ломило от боли, от чего он собственно и проснулся. А отголоски сосущей боли в месте, которое не должно было болеть вовсе, напомнили ему события прошлого вечера. Жалея, что он вообще проснулся, Хатано тяжко вздохнул. - Тьфу… Он попытался пошевелиться, и новая волна боли захлестнула его. Проглотив крик, рвущийся из его горла, он заметил потеки свернувшейся крови, которой потерял немало, на своей коже. Он поблагодарил небеса за то, что этот день был выходным. Обычно только воскресенье было официальным выходным на его работе, но каждый из сотрудников имел право выбрать дополнительный, отсыпной, день. Сейчас он был благодарен за этот день более чем когда-либо. Он с самого начала знал, что на утро его будет мучить похмелье, и попросил отпустить в этот день с работы. "Никогда бы не подумал, что буду использовать этот день, чтобы оправиться от изнасилования…" Его смех был пропитан самоиронией. Хатано попытался сесть. События прошлой ночи никогда не входили в его планы, о чем можно было судить по состоянию его истерзанного тела. Но, когда он откинул простыню и окинул себя оценивающим взглядом, то слова застыли в его горле. Фак!.. Он задрожал, чувствуя, что продрог до костей. Но было ли это от гнева или страха, он не знал. Возможно, все вместе. Он бы предпочел быть голым. Как бы то ни было, его ноги были обнажены, а клочья рубашки по-прежнему свисали с его тела, царапая запястья манжетами, колючие от запекшейся крови. Он поднял руку, чтобы сорвать с себя остатки одежды, когда уловил запах чего-то кислого. Судя по характерному запаху, он понял, что в какой-то момент его вырвало. И головная боль была явно не только из-за похмелья, он, должно быть, ударился головой, когда его свалил с ног незнакомец. Он ощупал затылок и обнаружил довольно большую шишку. - Не спишь? Лицо Хатано буквально посерело. Голос мужчины был для него своего рода звуком захлопнувшейся мышеловки, заставив съежиться от ужаса. - Почему… - прошептал он, борясь с шоком, а свой голос – хриплый и скрипучий, - показался ему чужим. Он даже представить не мог, что Машиба останется здесь после всего, что произошло. Он продолжал сидеть неподвижно, ошеломленный и сбитый с толку, а незнакомец слегка улыбался, подходя к кровати. Животный страх охватил Хатано, а когда он попробовал отодвинуться, то боль в бедрах стала почти невыносимой. Он упал на кровать, слабо покашливая. Его плеча коснулась рука, поднимая табун мурашек по коже. Хатано не помнил подробностей того, что произошло после. Он бился в ужасной агонии, казалось, что-то твердое разворошило его внутренности, и его живот скрутило от тошноты. Собрав всю свою мужественность, Хатано не отстранился, но так же не проявлял никакой реакции. Так же он понимал, как глупо в его возрасте страдать от дефлорации. Но, в отличие от женщины, изнасилование в его случае привело к более серьезным травмам, и он был не в состоянии выносить бесконечное отвращение и колющую боль в сознании. Даже теперь, ощущая теплую ладонь, поглаживавшую его плечо, ему казалось, будто его насилуют вновь. Это была квинтэссенция страхов насилия и боли. - Ты… Почему… Почему ты здесь? Он напрягся всем телом, в котором больше не было сил, чтобы сбросить эту руку. Он постарался говорить твердым голосом, но слова звучали фальшиво, так как Хатано не мог, из-за слабости, скрыть дрожь в нем. Тоном, в котором так и лучился подавляемый смех, Машиба ответил: - Но ты был тем, кто меня пригласил. - Приг?.. Вместо того чтобы возмутиться на это нелепое заявление, Хатано все еще был в состоянии шока, а когда поднял лицо на мужчину, то увидел, что Машиба улыбается, и закричал: - Ты неверно истолковал мои намерения! – стараясь перебить смех рядом с собой. - «Пойдем, выпьем у меня», - сказал ты. - Что-о?! Осознав все эти легкомысленные парирования, Хатано мысленно проклинал этого ублюдка. Собравшись с духом, он сбросил руку Машибы, по-прежнему покоившуюся на его плече, и посмотрел на него прямо. - Убирайся вон. - Почему? - «Почему»? Ты хоть понял, что сделал? Видимо он был тем, кого обычно называют бессовестным преступником. Мысли Хатано пылали от гнева. От боли сосало под ложечкой, а изнутри все жгло, и мужчина понял, что он впервые так зол. Его гнев был столь силен, что он едва мог подобрать слова, сбивчиво дыша. - Почему! Почему ты это сделал? Машиба не ответил на крик. Он просто молчал, не пытаясь извиниться или оправдаться, хотя Хатано заметил, что его лицо заметно напряглось и ожесточилось. Головная боль из-за криков переросла в мигрень, и Хатано протяжно застонал от боли. Обычно он не напивался так сильно, но в этот раз сорвался. И, вероятно, это была не лучшая идея отметить воссоединение. Он всегда пьянел слишком быстро от японского саке. Было бы гораздо лучше, если бы он мог все забыть, но то, что он помнил часть событий предыдущей ночи, лишь усиливало боль, как моральную, так и физическую. По крайней мере, он вспомнил ту встречу на улице, но события, которые последовали за ней, нет. Машиба сказал, что Хатано пригласил его сам, но он понятия не имел, о чем они говорили. Все, что он помнил, это ужас, вызванный насилием над его телом и сознанием, когда этот человек склонился над ним. Он не хотел помнить холодный пол, о который терся щекой, но все эти воспоминания толчками поступали к нему ярко и свежо, возвращая его мысленно в события предыдущей ночи. Плечи мужчины затряслись вновь. Он вспомнил голос. - Почему… Юкио!.. Голос Машибы пропитывала горечь, когда он снова и снова повторял это имя. Хатано смутно помнил, что Машиба что-то говорил ему о своем друге – Юкио, - который женился. Мужчина удивленно поднял глаза. Он буквально пригвоздил незваного гостя взглядом. - Из-за того, что меня зовут Юкио? – новый вопрос сорвался с его губ. – Тот, кто бросил тебя, не невеста, а «Юкио», не так ли? Машиба не ответил, но его веки дрогнули, а затем закрылись, когда он едва слышно проговорил. - Какая шутка, - прошипел он себе под нос, выплевывая слова. Одно дело, если бы Хатано был как-то связан со свадьбой, но это было всего лишь совпадением имен. – Не кажется ли тебе… что набрасываться на кого бы то ни было, чтобы выместить свою злобу, неправильно? - Да, полагаю, что это так. - Ты полагаешь!.. В его голосе не было ни намека на раскаяние, напротив он был бесстрастен. Вспышка ярости затихла так же быстро, как и началась, плечи Хатано плавно опустились, и он решил проглотить протест, который сдавливал его горло. - Разве ты не собираешься проклинать меня? «Ты насильник!» - или что-то еще? - Даже если я сделаю это, то ничего не добьюсь, - он был опустошен и почувствовал, как состарился на пару лет в одночасье. – Я не знаю, можно ли назвать насилие над мужчиной «изнасилованием», но, как я вижу, ты в курсе, что сделал. Это было гораздо противнее, чем, если бы его ограбили бандиты на улице, те, хотя бы, не измывались бы над его телом. - Я бы предпочел грабителя, - вздохнул Хатано. Он упал на кровать от усталости и боли, но гнев покинул его. Улыбка не исчезла с лица насильника, напротив, он рассматривал Хатано, как какой-то интересный экземпляр в музее. Хотя, вероятно, это было намеренно, он не пытался принимать участия в разговоре и не хотел рассказывать о том, что произошло с ним ранее, не желая выставлять свои эмоции напоказ перед чужим человеком. Хатано мало знал о гомосексуальной любви, но боль от предательства и расставания слепа и не зависит от пола. Отчаяние Машибы не было для него в новинку. Но наброситься на прохожего и изнасиловать его только потому, что у него такое же имя… Нормальный человек не должен так поступать. Он задавался вопросом, не был ли Машиба одним из тех психопатов, о которых он слышал? Человеком, родившимся без совести, который страдает от определенного психического отклонения? Но он не выглядит сумасшедшим, - подумал Хатано про себя, когда смотрел на утонченные черты лица Машибы. Голос, которым он звал своего любовника, и то, как он произносил его имя – было наполнено душераздирающей скорбью. Сквозь боль Хатано даже была понятна такая искренняя пустота в его голосе. Неужели я ему сочувствую?.. Оправившись от замешательства, он почувствовал невероятное спокойствие, овладевшее им. Паника, по большей части, утихла, осталась лишь боль, которую он чувствовал все острее. Хатано понял, что Машиба совершил действие, которое отказался понимать его здравый смысл, и решил положить конец этой тупиковой ситуации. - Я действительно не понимаю, что произошло, но я был слишком неосторожен, приведя незнакомца в свой дом. Конечно, я никогда даже помыслить не мог о том, что со мной произойдет что-то подобное. Глаза Машибы распахнулись от этих слов, и он устало спросил: - Ты больше не сердишься? - Это не имеет значения, ты все равно не особо беспокоишься обо мне. Это бессмысленно. И я бы хотел избежать подобных тупиковых ситуаций. Сказав это, Хатано вновь задрожал. Почему здесь так холодно?.. Не смотря на то, что в помещении были плотно закрыты окна и двери, а сам он завернулся в одеяло, на нем по-прежнему была одна лишь разорванная рубашка, а обогреватель был выключен. Тем не менее, редкие приступы дрожи, пробегавшей вдоль позвоночника, не могли быть объяснены одной лишь окружающей температурой или его настроением. Его лихорадило. Он хотел сменить одежду, но не мог заставить себя сделать это в присутствии Машибы. Одна мысль о том, чтобы предстать обнаженным перед этим человеком, вызывала дрожь. Он погладил раздраженную кожу руками и повторил: - В любом случае, просто уходи домой. Я забуду обо всем. Возможно, это не было тем, что легко забыть, но Хатано знал, что даже самые горькие воспоминания со временем притупляются. Конечно, его гнев от того, что его изнасиловали, никуда не исчез, и, честно говоря, хотя Машиба казался совершенно спокойным, Хатано боялся, что тот сорвется вновь. Даже мысль о том, что ему вновь придется пройти через подобное, заставила его застыть. Его порванный зад казался невероятно тяжелым, но прошлой ночью он был пьян, в то время как сейчас он вряд ли смог бы пережить подобное во второй раз, не в состоянии сопротивляться. В конце концов, Хатано не был женщиной и другого неприятного последствия, как беременность, не предвиделось. Кроме того, ранее у него никогда не было гомосексуальных контактов, а потому он не чувствовал никакого острого, эмоционального ущерба. Он старался мыслить позитивно, как человек не сильный, но и не слабый духом. Он не хотел умереть, раздавленный под гнетом одиночества, нет, он продолжал твердо стоять на ногах. То, что он потерял, нельзя было восстановить, независимо от того, как долго он будет оплакивать себя. У него никогда не было иного выбора, кроме как смотреть вперед и жить дальше. - Я чувствую себя больным. И ужасно хочу спать. Если у тебя проснулась совесть, уходи. Он не мог думать о Машибе как об обычном насильнике, который поиздевался над ним. На его пути не раз встречались головорезы, которые пинали его в живот до тех пор, пока его не вырвет. Но это заставило вспомнить его о прошлом. Пытаясь пресечь болезненные воспоминания, он потряс головой. - Хатано. - Этого достаточно, не так ли? Ты удовлетворен, разве нет? А я хочу спать. Просто уйди… пожалуйста, вон! – крикнул он, повышая голос, но если Машиба и слышал его, то не подал вида. Пружины под Хатано жалобно скрипнули и прогнулись, когда Машиба сел на край кровати. - Что ты делаешь? Хатано сердито посмотрел на Машибу, который, закинув ногу на ногу, не обращал никакого внимания на его возмущения, и хладнокровно закурил. - Так ты говоришь, что работаешь Хофу, - начал он резко, будто не подозревая о негодовании собеседника. Когда Хатано, заметно вздрогнув, поинтересовался, откуда Машиба узнал об этом, тот рассмеялся, сказав, что он сам ему об этом сказал. - «Должно быть, одиноко быть самостоятельным», - сказал ты. Когда я сказал, что убит горем, ты обещал утешить меня. Его манера разговора была мягкой, но в то же время тон оставался ледяным. Разговор никуда не шел, и Хатано баюкал голову, опущенную на ладони. В одном он точно был уверен: мужчина задержался в комнате не для того, чтобы извиниться. Он… сумасшедший? Он не понимал истинных мотивов Машибы. Судя по весьма отрывочным воспоминаниям и состоянию его тела, он знал, что подвергся весьма агрессивному и продолжительному изнасилованию. Если Машиба возьмет его снова, то он умрет. - Я… я утешил тебя достаточно, не так ли? – сказал он слабым голосом, не в состоянии скрыть блеф, на что Машиба рассмеялся. Плохое предчувствие овладело Хатано. - Как жестоко! Конечно, этого не достаточно! - «Конечно этого не…»? Ты!.. Мужчина осмотрел тело Хатано жестоко и бесстыдно, проговорив нежным голосом: - Я думаю, ты не привык к подобному, ты был такой тугой. Это было не очень… утешающе. Ты знаешь? – он усмехнулся, а на его лице появилось эротическое выражение, но для Хатано это было настоящей улыбкой дьявола. – Тебе было больно, не так ли? - Естественно, ты же сделал это! У меня никогда не было… я никогда раньше не занимался таким! Пытаясь спастись от этой безжалостной улыбки, он попытался отодвинуться, но кровать была слишком узкой для подобных маневров, не на стену же ему лезть? Большая ладонь коснулась обрывков рубашки и проникла под них. - Да, так и есть. Бедняжка… - Стой! Эй, подожди! Дай мне прийти в себя!.. Наконец, ладони Машибы коснулись его обнаженной кожи. Естественно, владелец этой руки заметил, как каждый волосок на теле Хатано встал, но никак на это не отреагировал, продолжая поглаживать его тело. Хатано съежился и боялся пошевелиться или оттолкнуть своего мучителя. Хуже того, даже если бы он хотел сопротивляться, недавняя травма в сочетании с лихорадкой делали его беспомощным, а каждое движение отзывалось болью. - Ах!.. Игнорируя то, что Хатано сдвинул ноги вместе, Машиба вклинил ладонь между бедер, поглаживая их внутреннюю часть, от чего Хатано лишь сильнее корчился, понимая, к чему идет дело. Наконец, когда эти пальцы обхватили его плоть, Хатано хрипло спросил: - …Почему ты это делаешь? Любой человек, если его стимулировать, возбудится, даже против воли. Так же немало важную роль играла утренняя эрекция, потому Хатано ничего не оставалось, кроме как получать удовольствие. Учитывая его возраст, воздержание было крайне болезненно для него, но его партнером был мужчина, что не могло не угнетать. - Эээ, тьфу… Но он не наслаждался, в истинном смысле этого слова. Он чувствовал физиологическую похоть, бушующую в нем, но еще сильнее его сердце сковал холод страха и убогости происходящего. Почему человека среднего возраста на утро после изнасилования ублажает насильник? - Ох… Он боролся с желанием, от чего его дыхание участилось. Зная, что со стороны кажется, будто он наслаждается ласками Машибы, и, ненавидя себя за это, он закрыл глаза. Человек, ласкающий его плоть, наклонился к его уху и угрожающе прошептал: - Будешь со мной. - Что? Ах!.. Его бедра дернулись, когда густая, липкая жидкость засочилась из слегка подрагивающего члена. Тут же стало легче, онемение и сладостные ощущения сковали его ноги. Но в этот момент он даже забыл о лихорадке и боли. - …угх! Его плечи тяжело поднимались, когда он тяжело дышал. - Тебе больно после прошлой ночи, но если ты привыкнешь, то я смогу научить тебя получать удовольствие, обещаю. - Какого хрена я должен привыкать к этому? Быть с тобой… полный идиотизм! Не в силах заставить себя сесть, он лежал и ругал Машибу, а тот, не отрывая пальцы от липкого бедра Хатано, сказал: - Работая с детьми, ты должен быть непоколебим и незапятнан порочными связями. Эти нелепые слова, совершенно неуместные в данной ситуации, заставили кровь с лица Хатано отхлынуть. - Ты не можешь быть школьным учителем, но у тебя есть много обязанностей. Я уверен, что они говорят с вами о вашем поведении, не так ли? - Ты! Возможно, Машиба угрожал ему? Его глаза тревожно расширились, а человек, сидящий перед ним, криво усмехнулся. Выражение его лица пугало. Машиба влажными пальцами опустился ниже, к его разорванному анусу, и Хатано затаил дыхание, содрогаясь в агонии. - Я буду приходить к тебе. Будет плохо, если мы оставим все, как есть… Было что-то вроде беспокойства в его голосе, но, тем не менее, он продолжал издеваться над Хатано. - Не трогай меня там! Я сделаю все сам!.. – прорычал он язвительно. Машиба холодно ответил: - Это невозможно. Ты лежишь и вряд ли можешь встать прямо сейчас. Интуитивно Хатано чувствовал подавляемые боль и сожаление, прикрытые коркой ледяного спокойствия, и помнил, каким несчастным голосом Машиба повторял его имя снова и снова. «Какой несчастный парень». Однако его злость на действия Машибы не смягчились, но не мог подавить свое сочувствие, увидев сквозь насмешку и пустоту в глазах мужчины – жалость. - Держать свой анус раскрытым достаточно долго, чтобы смыть кровь, вылечить его, смазать смягчающими кремами… Сможешь ли ты сделать все это? Он не мог. Представляя себе раны, которые были у него внутри, Хатано вздрогнул от подступившей к горлу тошноты, и вновь закрыл глаза. Пальцы Машибы, казалось, пытаются оценить нанесенный ущерб, причиняя еще более сильную боль. Оказалось, он все-таки не был садистом, - понял Хатано. «Если так будет каждый раз, то я не выдержу», - подумал он, понимая, что практически принял эту ситуацию. Он был в отчаянии. И пока этот мягкий шантаж не прекратится, он не мог сопротивляться. - Делай что хочешь, - тихо сказал он, расслабившись. Его рубашка была аккуратно снята и откинута в сторону, а руки мужчины начали очищать его и залечивать раны. Хатано пытался абстрагироваться от всего, представляя, что это руки врача. Он не понимал, почему Машиба хочет продолжать эти отношения, скорее всего это лишь в очередной раз доказывало его отчаяние. Машиба овладеет им еще пару раз и устанет от него, а после все, непременно, закончится. Он молча пришел к такому выводу, и решил уступить. Он не знал ничего о геях, но внутри признался себе, что Машиба был очень красив и, вероятно, популярен. Хатано никогда не считал себя заурядным, но по сравнению с Машибой, он был тридцатилетним стариком, оставляющим желать лучшего. Единственное, что поддерживало его сейчас, это мысль о том, что подобные отношения вряд ли продлятся долго. Оба не смогут цепляться за негативные чувства слишком долго. В конце концов, они всего лишь бремя друг для друга. Тем более, эти отношения родились от потери чего-то. Боль в голове резонировала с болью в пояснице. - Твое имя Машиба, не так ли? – он собрался с мыслями, прежде чем продолжить. – Сколько тебе лет? - Двадцать семь… я говорил тебе это вчера вечером, - сказал Машиба таким тоном, будто считал этот вопрос бессмысленным. Хатано и сам не знал, что заставило его спросить об этом. Тем не менее это объяснило, почему наглый Машиба потрудился использовать teineigo****** в разговоре, хотя он, конечно, на первый взгляд был старше Машибы. Но упоминание о возрасте Машибы всколыхнуло часть воспоминаний прошлого вечера. - Ну, я же сказал, что почти ничего не помню… Так ты на пять лет меня моложе. - И это ты тоже уже говорил. Они обменялись всего парой слов с Машибой, но это любопытное совпадение показалось ему забавным. Так все же действительно на пять лет… - Хатано? Возможно, благодаря жаропонижающему, которое он принял, его начало клонить ко сну. Его веки отяжелели, и голос Машибы донесся до его слуха, будто издалека. Его голос, который звал его, был очень нежным, и последняя мысль, посетившая Хатано, была: …ах, если бы он всегда так говорил, у него такой приятный голос… - а после погрузился в объятия сна. *вежливый язык, характеризующийся использованием –desu и –masu, в частности, при разговоре со старшими (п/п в английском переводе данных суффиксов не было)***
Отношения, начавшиеся вот так в начале весны, не прекратились и полгода спустя, несмотря на прогнозы Хатано. Говоря: «Ты будешь со мной», Машиба имел в виду Хатано в качестве секс-друга, но уже в следующий раз подготовил Хатано с особой тщательностью, чтобы не повредить. Сначала, даже сильнее чем негодование, Хатано овладевал страх, который перевернул его серые будни с ног на голову за одну ночь. Тем не менее, в силу обстоятельств, он узнал, как сильно отличается этот секс, от секса с женщиной, и не мог теперь отказаться от подобного удовольствия, которое так щедро дарил ему другой человек. Он, казалось, перестал чувствовать тяжесть своих лет. Так эти отношения затянулись. Он даже привык к мужчине, появляющемуся у него пару раз в неделю, чтобы заняться с ним любовью. Он был сбит с толку тем, как быстро адаптировался ко всему и принял такие отношения. Но что он мог сделать, чтобы избежать этого? Машиба медленно приручал его, раскрывая потаенные уголки его желаний, пока полностью не сделал своей «женщиной». Машиба обещал ему: «Я смогу заставить тебя почувствовать наслаждение…» - и не обманул, он был искусен в сексе. Конечно, с учетом возраста Хатано, их близость два-три раза в неделю, была несколько обременительной. Когда он оглянулся на свое прошлое, то увидел, что его отношения с женщинами никогда не были связаны обязательствами. Последние пять лет он и вовсе не был ни с кем. Очень часто, с горькой усмешкой, он говорил себе, что, скорее всего уже «высох». Но то, каким он был в постели Машибы, недвусмысленно намекало на то, что он всегда был скрытым геем. Ласки, которые ему дарил другой мужчина, разрушили чувство стыда и неправильности. Ему, порой казалось, что Машиба опустошает его, выпивает без остатка. Принимать кого-то сзади было страшным ударом для него, но, как только он познал, что мужчины могут получать наслаждение и так, Хатано перестал зацикливаться на деталях. Как всегда, после ошеломляющего секса, они обменялись парой слов, и Машиба ушел, повернувшись спиной. Наконец Хатано услышал щелчок входной двери и, выпуская клубы дыма, понял, что его самообладание в присутствии Машибы испарялось. В итоге, так ничего и не решив, он вновь закурил, чувствуя, как дым просачивается в легкие, а голова слегка кружится от алкоголя. - Какого черта я переживаю из-за… - прошептал он, откидывая потные, растрепанные пряди со лба кончиками пальцев. Тихие слова отразились эхом в пустой комнате и прозвучали так, как если бы были произнесены кем-то другим. Это на мгновение выбило мужчину из колеи. Он лежал так, проглатывая смесь ликования и пустоты – остающуюся после полового акта, - и даже идея одеться раздражала его. Секс между двумя мужчинами был труден, во многих отношениях, уж в этом-то вопросе за шесть месяцев Хатано стал экспертом. Удовольствие было поразительным, но быть принимающей стороной постоянно – отнимало много сил, обычно после секса он не мог двигаться еще пару часов. Валяясь в кровати, он размышлял о своих отношениях с Машибой, которые теперь стали привычкой, и считал, что если бы они были по любви, то не оставалось бы такого щемящего чувства пустоты и одиночества. - С другой стороны, то, как он начал… так что не может быть и речи… «Какая глупость даже думать об этом», - прервал он себя, язвительно улыбаясь. Секс был всего лишь частью сделки между представителями одного пола, не привыкшего выражать свои чувства. И от этого его сердце оледенело еще сильнее. Они обменивались глубокими, ожесточенными поцелуями, которые терзали губы, и все же никогда не встречались при этом взглядами, а Машиба упорно играл роль «плохого парня», намеренно проявляя свои худшие качества перед Хатано. Хатано же не был склонен цепляться за злобу или гнев очень долго, предпочитал спокойные, нежные отношения с окружающими. Конечно, если насилие продолжается изо дня в день, даже нежный Хатано, наверное, должен был пересмотреть свое мировоззрение. - Тогда почему?.. Почему Машиба ласкал его тело с такой нежностью? Если бы он использовал его в качестве игрушки, вряд ли он бы сдерживался. Он был очень сильно травмирован как эмоционально, так и физически, но, возможно, все было не так плохо. Машиба, казалось, каждый раз, поворачиваясь спиной к нему, пытался отвергнуть его, и с тех пор, как Хатано это осознал, он просто не мог ненавидеть партнера. Машиба был крайне непредсказуем, а его слова всегда были остры и язвительны, но Хатано по своему опыту знал, когда тот скрывает свои эмоции под маской безразличия. Он был нежен и вряд ли когда-либо мог принадлежать к истинным садистам, это Хатано понял не из словестных перепалок, а из поведения Машибы в постели. Он был очень сладострастным, нежным и жарким любовником, и Хатано, мельком, видел эти его стороны. Машиба и рад бы расправить плечи и раскрыться, но, казалось, боялся вновь пораниться. Это можно было назвать мазохизмом. Хотя их разговоры были коротки, Хатано чувствовал силу и безжалостную гордость, сквозившую в его голосе. Он имел довольно узкий, предвзятый взгляд на карьеру и положение в обществе, но этого и следовало ожидать от человека, сумевшего пробиться в известную корпорацию. Хатано понимал, что, учитывая природу человека, при нормальных обстоятельствах Машиба вряд ли простил бы себе эти вульгарные действия. Мыслить трезво и быть хладнокровным – это две совершенно разные вещи, но Хатано не сомневался, что Машиба путал эти два понятия. Он буквально загонял себя в угол своими действиями. Это, должно быть, утомляет его… Поймав себя на мысли об этом, он ощутил себя аутсайдером, и ухмылка появилась в уголках его губ. Никто бы не позавидовал Хатано, но ярость или другие подобные ей эмоции возникли только в первый вечер. Мысль о мести только усиливала усталость. Хатано отказался от гнева с самого начала. У него и не было возможности прекратить все это, он мог лишь принять ситуацию такой, какая она есть. И они отлично знали, что их тела были просто немыслимо совместимы. На первых порах Машиба лишь изучал тело Хатано, но теперь то, как повышался голос его партнера или реакция его тела буквально сносила крышу им обоим. Они с самого начала будто были заточены под предпочтения друг друга. На данный момент, они были всего лишь друзьями по сексу, и Хатано вполне устраивала подобная формулировка. Но он не мог избавиться от ощущения, что Машиба пытается затормозить развитие их отношений, не в силах отказаться от них. Конечно, он никогда этого не признавал и, вероятно, ответил бы: «Не делай из меня дурака!» - но эти слова были бы наполнены гневом, а не искренностью. Хатано часто задавался вопросом, где еще можно встретить подобного идиота, который бы стал шантажировать изнасилованную жертву, в то время как та сочувствует своему преступнику. Я действительно думаю, что лучше быть нежным. Так мы оба чувствовали бы себя гораздо лучше. Независимо от того, насколько мощный пинок под зад получили оба от жизни. То, что в его голове начали появляться такие мысли, означало, что он начал испытывать какие-то чувства к Машибе. Почему, черт возьми, все сложилось таким образом? – спросил он себя, горько улыбаясь. Снова и снова он обнимал его, будто стремясь избавиться от чувства одиночества. Машиба, вероятно, еще не понимал, что его страсть сама предала его, и что в его словах одиночества гораздо больше, чем он хотел показать. Сигарета прогорела почти до основания, опаляя пальцы, и он раздавил ее в пепельнице. - Интересно, если бы Юуко знала… Он впервые за долгое время произнес имя женщины, которая некогда была для него всем, и провел пальцами по губам. Когда он вспомнил об этой прекрасной женщине, которая предложила ему создать семью, став самым прекрасным даром в его жизни, а затем исчезла из нее, старая боль тисками сжала грудь. Воспоминаний о ней было достаточно, чтобы стало трудно дышать. Он постарался выкинуть ее из своего сердца, но все же, ничто не исчезало из сердца бесследно со временем, как бы он не старался. - Он такой же, как и ты, Юуко, - наверняка сказал бы он. Сначала Юуко, теперь Машиба… Хатано неизбежно притягивало к обладателям одиноких сердец. Если бы он мог заполнить в чьей-то душе пустоту, он и сам бы почувствовал облегчение. - Я имею ввиду, что… Не было других причин, Хатано и сам был одинок. Ему так хотелось найти того, кому он был бы нужен. - Я действительно не хочу… не хочу быть один… Именно это казалось ему самым неприличным. Он был одинок, так одинок, что длинные, пустые часы были слишком болезненны, чтобы прожить их в одиночку. Он знал только имя и тело молодого человека, но он хотел знать гораздо больше. Боль сопровождалась нечастыми ударами сердца, и где-то в сердце шип по имени «Машиба» засел так глубоко, что его невозможно было выдернуть. Но Хатано пока не мог признаться себе, что эта боль была любовью, которая больше не являлась жалостью. Он зарылся лицом в ладони. Хатано, наконец, понял, что завяз в этих отношениях гораздо сильнее, чем думал.