— Хватит, — обрывает общее безумие загнанный Че всего одной фразой, когда сквозь поцелуй, который длится, кажется, не меньше часа, сквозь дерущие от невозможности вдохнуть лёгкие, прорывается удушливый кашель.
— Блять, — плотно стиснув зубы, шипит Ким, силой себя оттаскивая на полметра.
Внутри биться нечему. Надежды и так ни грамма не было.
Порче до трясучки хочет закурить. Даже сначала нервно лезет рукой к карману, только после заторможенно осознавая, что сигаретам там появиться неоткуда. Да и нельзя ему, после того как чуть не подох из-за отказавших лёгких. А жаль.
Ким выглядит так, как будто ему бы тоже сигарета не помешала. Но смотреть на него больно и неправильно. От потаившего на мгновение льда в его глазах хочется убежать. Не знать и не думать. Та трепещущая замученной искалеченной птицей часть Порче, которую он не в силах заткнуть, требует на горло себе наступить и поцелуй продолжить. Че её душит. Вместе с ней себя.
Чёртова обочина как-то сама сменяется серым тканевым салоном кроссовера. Порче бы не смог ответить, как в нём оказался и под страхом смерти. В окне сливается в неприглядную световую мазню обочина дороги, заполненная круглосуточными кафешками.
— Ехать куда? — спрашивает Ким спустя минут пять.
— Я думал, ты вернёшь нас в Хуахин, — не поворачивая головы, Че нервно дёргает подъёмный механизм окна, заставляя его то приоткрываться на пару сантиметров, то закрываться назад с противным жужжанием.
— А смысл? Караулить тебя, чтобы не свалил опять? Я планировал этой ночью отоспаться, — едко подмечает Ким.
— Вот и лёг бы спать, — возмущается, но очень тихо. И радуется, что Ким восстановил душевное равновесие в достаточно степени, чтобы промолчать на его выпад.
Доведённый незнанием Порче и сам не подозревал, что заплаканный голос Кхуна в трубке и сбивчивые объяснения вызовут моментальное желание сорваться за три пизды на такси, заказанном на счёт Кима через лобби отеля. Как и не подозревал, какой эмоциональный тайфун его тупые решения вызовут. Пожинает плоды.
Думать лучше об этом, чем в сотый раз пережёвывать причины поступков Кимхана, с ужасающим спокойствием ведущего машину. Порче хочет быть в этой ситуации наивным. Глупым, как чёртова пробка. Это бы позволило продолжить поцелуй, насладиться им без ёбаного ада, разверзшегося внутри черепной коробки.
К сожалению, Порче не дурак. А Кимхан не принц на белом коне. Кимхан жестокий убийца, чудом не простреливший голову его лучшего друга. Кимхан втёрся ему в доверие, чтобы подобраться ближе к цели. Кимхан его использует ради способности, защищающей жизнь.
Кимхан никогда его не любил. Вот что важно, а не попытки слепого сердца заткнуть вопящий разум.
В тишине они едут к точке назначения ещё несколько часов. Сон, сморивший Порче в такси, уходит, хотя к моменту, как машина тормозит у витой трёхметровой ограды, на горизонте появляется рассветное солнце. Кхун встречает их, распахивая ворота.
— Ты не должен был сюда ехать, — осаживает его с ходу, стоит только открыть дверцу машины, опухший в хлам от слёз Кхун.
— Вау, хоть у кого-то из вас есть мозги? — язвит Ким, вместе с парнями заходя в дом.
— Тебя я бы вообще век не видел, — дополняет Кхун, злобным взглядом намекая ему уёбывать.
На удивление Ким не возражает, оставляя их вдвоём в тёмной гостиной, освещённой только торшером, устремившись вверх по лестнице. Сам дом, пусть и небольшой, всего в два этажа, напоминает внутренней отделкой уютные рождественские фильмы, согревает изумрудными, красными и коричневыми оттенками. Для привыкшего к минимализму Че слишком пёстро, но неожиданно по-домашнему уютно.
— Расскажешь? — терпеливо дождавшись, пока Кхун принесёт с кухни чашку кофе ему и бокал с шампанским себе, спрашивает Че.
— Макао меня убьёт, он не хотел и тебя втягивать, — с тяжёлым вздохом Кхун отпивает сразу треть.
— О, правда? А степень втянутости чем измеряется? А то я как бы в бегах с убийцей, и мне казалось, этого, блять, достаточно, — на секунду бесится Че, впрочем, тут же успокаиваясь.
— Остынь, противный, — отмахивается Кхун, — Мне самому не все подробности сообщили. Точно знаю только, что были разборки, что-то связанное с тем психом из больницы, после которых Пита похитили, а Вегас в реанимации. Макао обещал набрать, как станет спокойнее, но пока что тишина.
— А он сам где? — с ужасом в голосе спрашивает Че.
— С ним всё хорошо, остался в больнице с братом, — спешит успокоить Кхун, хотя какое уж там спокойствие.
К этому моменту у него честно кончаются силы на любое эмоционирование. Блядский день иссушил все внутренние резервы. Поэтому Кхун методично осушает бокал за бокалом. Иронично.
— А с тобой? — уточняет Че, отставляя нетронутый кофе.
— А что со мной будет? На меня пока ноль покушений, считай, счастливый человек, — с кривой усмешкой Кхун поднимается, уходя в кухню. Че терпеливо ждёт на месте, забираясь на бархатный диван с ногами и откидываясь на спинку.
— Всё ебало, смотрю, в счастье, — подмечает Че.
— Ага, — вернувшийся с открытой бутылкой Кхун отбрасывает попытки сойти за приличного, отпивая с горла.
— Иди сюда, — доверительно раскрыв руки, Порче даже улыбается, когда Кхун ныряет к нему в объятия, устраиваясь поудобнее у него на груди.
— Когда этот маразм успел стать частью нашей жизни? — в пустоту спрашивает.
— А чёрт его знает, покури, пожалуйста, — просит Порче, сразу жадно втягивая воздух, наполняющийся сигаретным дымом.
В тишине повисают невысказанные опасения за жизнь Пита с Вегасом. В каком-то смысле эти двое были для них лучшими родителями, чем их собственные. В силу не такой большой разницы в возрасте, Саенгтамы, прикрыв глаза, смотрели на их тусовки, позволяя выпивать у них дома без донесений предкам и нудежа. В то же время они были для них крутыми взрослыми, к которым не страшно прийти за жизненным советом. Этого определённо стало меньше, но вот всю неловкую подростковую дурь из Порче вышибали именно они.
Они были как Пан. Только Пана больше нет, а теперь и жизнь Вегаса с Питом под вопросом. Смерть любит отбирать у Порче самое дорогое.
— Надо поспать, — предлагает Кхун, — Ляжешь со мной? Или пойдёшь к своему бэд бою?
— С чего бы он мой? — тут же напрягается Че, выдавая себя с головой.
— Думаешь, не видно, как ты на него слюни пускаешь? — усмешка Кхуна тускнеет. — Не мне тебя осуждать. Да и за любовь не судят.
— За такую можно, — Че тоже мрачнеет, на автомате перебирая края рукава футболки Кхуна.
— А толку? Если из всех мудил мира тебе было суждено вляпаться в этого, то моё осуждение ничего не изменит, — а спустя минуту задумчивой тишины добавляет: — Вы меня ни разу не осудили.
И это решающая неоспоримая истина. Его разрушительная по всей своей пиздецовости «интрижка» с женатым мужчиной ни разу не осуждалась парнями. Кхун может до зубовного скрежета ненавидеть грёбанного Кимхана за то, что тот чуть не уничтожил всю его жизнь. Но Порче он и слова против не скажет.
— Отборный мудила, вау, — тянет Че со смешком, — Мечта всей жизни.
— Какая жизнь, такие, блять, и мечты, — потягиваясь всем телом, Кхун поднимается. — Пошли, покажу тебе комнату.
Первая распахнутая по пути дверь являет им Кимхана, сидящего на кровати с телефоном в руках, Кхун закрывает её так же быстро, как открыл. Порче успевает поймать на себе мажущий задумчивый взгляд, отшатываясь от него. Следующая комната оказывается пустой и какой-то безжизненной на контрасте с первым этажом. Скоро пожелав Кхуну спокойного утра и оставшись в одиночестве, Че от обстановки в ней передёргивается всем телом.
Мысленная жвачка ни на секунду не стихает, куда там. Тело, пусть и уставшее, спать не желает совсем. Он вертится с боку на бок, отгоняя от себя слова Кхуна, прилипшие намертво к усталому мозгу. Как порядочный буддист, Че в судьбу не особо верит, зато знает о существовании кармы. Каждому воздаётся по поступкам и мыслям и всё в таком духе. В этом случае вполне очевидно, по какой причине Кимхан появился в его реальности. Это правда всё упрощает.
Блять, да какой смысл отрицать, он сам хочет. Целый день провёл в тупых попытках почувствовать их близость. Только этот отрезвляющий щелчок в момент поцелуя ему тоже не почудился. Он был слишком болезненным и громким. Нужным, чтобы остановиться и ещё раз подумать, что он нахуй делает.
Так же ясно он понимает сейчас, что больше этого щелчка не будет. Жизнь дала последнее предупреждение. Че его слушать не станет.
Однажды их близость обернётся чьей-то гибелью.
Кухня кажется гораздо более уютной, чем его аскетичное ночное пристанище наверху. Долив горячей воды в остывший кофе, зацепленный из гостиной, Порче устраивается на мягком стуле, морщась от горького вкуса. В ночной тишине, поглядывая на зелёный внутренний дворик через не зашторенное окно, Че пропускает бесшумные шаги ещё одного человека, страдающего от бессонницы. Он вздрагивает всем телом, когда случайно поворачивает голову, обнаруживая силуэт у столешницы.
— Напугал, — произнося с явным осуждением в голосе, Че делает маленький глоток кофе.
— Извини, — быстро отвечает Ким, наливая в стакан воду и разворачиваясь, чтобы уйти.
— И какой у нас теперь план? — в его спину спрашивает Порче, тормозя на полпути.
— Утром мы должны были уплыть на острова, отсидеться там, пока всё не стихнет. Очевидно, теперь это невозможно.
— Я не мог иначе.
— И это бесит, — Ким тяжело вздыхает, усаживаясь на стул напротив, мог бы не объяснять, но цепляется за малейший повод быть рядом. — Я говорил с Макао. Это место надо менять, арендованную машину слишком легко отследить, сейчас её отгоняют назад охранники, приставленные к Кхуну. Они же заберут Мими и вещи. Если эта часть пройдёт гладко, они проплатят моей картой номер ещё на неделю, создав ложный след. Когда вернутся, мы поедем дальше, у Фемиды есть дом в двадцати километрах от Утхайтхани. Там дождёмся Макао с Вегасом и будем решать.
На лице Порче отражается лёгкий шок: ожидал, что его минимум пошлют, максимум посвятят без подробностей. Да и в целом то, что пока Порче страдал и себя жалел, Ким успел разработать чёткий план, невольно вызывает уважение.
— Почему ты делаешь это? — вопрос сам вырывается. Ему нужно знать.
— Делаю что? — переспрашивает, прекрасно понимая, о чём речь, Ким.
— Остаёшься здесь, носишься со мной, — Порче нервозно вертит кружку из стороны в сторону, не обращая внимания на плещущийся за края кофе.
— Потому что пообещал тебя защитить, — передёрнув плечами, произносит Ким. — Надо было сразу на острова, ты бы ничего не узнал. Мы бы не попали в ещё бо́льшую задницу.
— Ты мог бы увезти силой. Там на трассе, — на мгновение Че замечает, как во взгляде Кима что-то неуловимо меняется.
— А потом помимо постоянной слежки, чтобы тебя никто не убил, ещё и следить, чтобы ты не сбежал? Я не готов спасать того, кто не хочет спасения. Увольте, — Ким поджимает губы. — С твоего позволения, — вновь собирается уйти Ким, когда тишина становится слишком неуютной.
— Не позволяю, — тормозит его Порче.
— Что ещё? — устал вздыхает.
— Почему поцеловал? — раз между ними повисло это неожиданное откровение, стоит узнать всё.
Ким сверлит его взглядом, будто раздумывая, насколько честный ответ способен дать.
— Потому что хотел.
— Вот так вот просто, да?
— А тебе нужно сложно?
— Нужно.
— Тогда скажи, почему ответил? — с болезненной ухмылкой, Ким наблюдает, как Че отводит глаза. — Если допрос окончен, я пойду.
— Можно с тобой? — тихо спрашивает, допивая одним глотком вновь остывший кофе.
— Идём, — нехотя соглашается Ким.
Комната Кима примерно такая же безжизненная, как его. Порче скромно ютится на край кровати, старательно не поворачивая головы в его сторону и втайне жалеет, что не пошёл к себе. Ким за это время успевает забраться на постель с ногами, облокачиваясь на изголовье.
— Планируешь сидеть там? — уточняет Ким. — Ложись уже. Я разбужу, как придёт время ехать.
Осязаемая неловкость давит настолько, что Порче сначала пытается нелепо устроиться в ногах, отвернувшись спиной к сидящему поперёк Киму.
— Порче, блять. Нормально ляг, я могу пересесть на кресло, — раздражённо потирая переносицу, зовёт его Ким.
— Не надо, — сдаётся Че, переползая головой на подушку, но к нему так и не поворачивается.
Пусть Че и ощущает тупую нервозность от тепла за собственной спиной, рядом с Кимханом становится до больного комфортно. Но даже когда тело расслабляется, душа остаётся в смятении, не позволяя провалиться в сон. Порче честно не старается притвориться спящим, просто лежит неподвижно, боясь лишний раз шелохнуться.
Ким же слышит размеренное дыхание, чувствуя от этого невероятное успокоение. Последние четыре часа жизни окончательно утвердили в нём истину, которую стоило понять: ради этого человека он в ад босиком сорвётся. Сдержать всю эту бездну чувств он не может. Тупо не в силах. И хотя он точно не ждёт ничего в ответ, это, похоже, взаимно.
Потому что пока Ким лежит изъёбывая себе голову бесконечным пережёвыванием момента их поцелуя, Порче находит смелость спросить в лицо, что это было. Порче его внезапное помешательство разделяет. Пусть и оттолкнул, пусть и остановил. Даже правильно, что он это сделал, им нужно было ещё раз всё обдумать.
В Киме вот смелости в разы меньше. Он терпеливо ждёт, пока тихое дыхание начнёт походить на сонное сопение. А после съезжает ниже, устраиваясь головой на подушке, и поворачивается к спине Порче, аккуратно укладывая руку поперёк тонкой талии. Знакомый ток проходит по телу. Кажется, Ким на него плотно подсядет с этого самого дня. На все ощущения, которые вызывает Порче.
Киму в новинку чувствовать вообще что угодно. Он столько раз отбрасывал в сторону мораль, совесть и эмпатию, что те со временем атрофировались за ненадобностью. По крайней мере так ему казалось, пока в жизнь не ворвался с ноги один сумасбродный пацан.
Порче нихуя не спит, он с каждой секундой чувствует всё больший прилив, но пока не понимает, чего конкретно, тупости или смелости. Его ладонь находит чужую, мягко оглаживая. Наверное, всё же это смелость, потому что следом Че пропускает свои пальцы сквозь его, прерывисто выдыхая от побежавших по позвоночнику мурашек.
Ким дышать перестаёт вовсе.
— Обними крепче, — едва слышно просит Порче.
Отмирает, несмело придвигаясь, но оставляя меж ними крохи пространства.
— Ближе, — настаивает Че, сам вжимаясь спиной. Порче чувствует себя так безопасно, как ещё ни разу за целую жизнь.
Внутри что-то дёргает. Сердце бьётся часто-часто, будто стометровку бежал.
— Можешь… — голос неожиданно подводит Кима, срываясь так, что ему приходится прочистить горло. — Повернись, пожалуйста.
До Че долго доходят слова, ещё больше времени уходит на попытки заставить задеревеневшее тело сдвинуться хоть на миллиметр. Оно мозг, к этому мигу отключившийся, не слушает совершенно. Очень неспешно он поворачивается, оказываясь лицом к лицу со своим мучением во второй раз за эту бесконечную ночь. Мягкий свет солнца из окна над их головами не даёт шанса не увидеть в глазах Кима ответы на любой из незаданных вопросов.
Ким увяз. Так же крепко, впрочем, как и Порче. Без шанса выпутаться.
Оба медлят, словно выжидают что-то типа знака свыше. Только в реальной жизни знаки не приходят. В реальной жизни просто кто-то должен быть смелее. Позволить себе больше, взять контроль. И это точно не Порче. Его запас на сегодня исчерпан.
Нерешительность в его глазах Ким кожей чувствует. Рука, лежащая на талии, напрягается, сокращая и так ничтожное расстояние, прижимая Че ближе. Теперь его сбитое дыхание Ким может ощутить своими приоткрытыми губами. Это не хочется обрывать. Это интимнее в десятки раз, чем любой, блять, из их поцелуев.
Их губы соприкасаются, и на этом всё. Ким не пытается смять или завладеть, ему пока достаточно просто осязать их тепло. Он слышит судорожный рваный вдох Че, пропускает его через своё отозвавшееся эхом тело. И выдыхает через рот, согревая вмиг мягкие губы. Как единый организм.
Первое движение происходит непроизвольно, когда Ким сглатывает скопившуюся слюну. Оно было бы еле заметным, но их внимание обострено до предела. Даже такое крошечное, оно пробирает коротким спазмом внизу живота. Побуждает стать жадным, желать большего.
Ким и не пытается себя держать. Бесполезно. Он всё ещё очень осторожно обхватывает пухлые, мелко дрожащие губы своими. Неожиданно чувствует на них солоноватый вкус, тут же отстраняется. Чёрт.
— Порче?
— Порядок, — и только тогда позволяет себе первый всхлип.
— Не похоже, — струна внутри натягивается, рискуя лопнуть в любую секунду. Тишина длится.
— То, что мы сейчас делаем — больно, — признаётся задушенным шёпотом.
— Причина? — потому что вариантов, где проебался Ким, вообще-то великое множество, до утра не перечислить. Но ему интересно, что стало спусковым крючком в этот конкретный миг.
— Потому что мне хочется тебя целовать, Кимхан. Потому что я не должен хотеть этого, — полное имя не впервые режет его. Почти привычно.
— Мне жаль, — это правда.
— Мне нет, — это ложь.
— Да к чёрту, — Порче мелко трясёт головой, тут же подаваясь вперёд и шепчет ему в губы, — Заставь меня забыть.
Что угодно для него сделает.
И вот тогда Ким сминает. Вжимает его в себя с иступлённым отчаянием. Со страхом потерять даже эту форму близости. Пальцы впиваются в тонкую кожу с бесконтрольным усилием, вероятно, оставляя на ней россыпь мелких отметин. Ким проникает меж послушно движущихся губ языком, делая поцелуй влажным, но уже не от слёз.
Только к этому моменту он чувствует, что Порче, отсутствующе-податливый, наконец вовлекается. Теперь Че жмётся сам, выкидывая все эти ебучие мысли из головы. Ему бы притормозить, оттолкнуть, но куда там. Порче больше собой не владеет, хотя владел ли вообще? Все его попытки убедить себя же проиграны. Он позволяет своим рукам до страшного жадно цепляться за футболку Кима, вминая пальцы и в живот, и в спину. Отталкивает, но притягивает.
Шум прилившей ко всем частям тела крови гораздо приятнее тупого внутреннего пиздежа о неправильности действий. Справедливости ради, а когда он вообще что-то правильно делал? Нашёлся тут поборник морали с полугодом наркомании и недавним передозом за плечами. Похуй. Порче тянет его футболку вверх, чувствуя, как поцелуй прерывается.
— Я сказал забыть, Пи'Ким, — пытается быть угрожающим Че, сам не заметив, как возвращает наконец такое родное и привычное обращение.
— Повтори, — взгляд Кима неуловимо меняется, а голос приобретает пугающе-завораживающую вкрадчивость.
Порче молчит, упрямо продолжая смотреть ему в глаза, и возвращается к попыткам стянуть футболку. На это раз Ким сдаётся, приподнимаясь на локте и с помощью Че снимает её, откладывая назад. Чувствуя полнейшую вседозволенность, Порче приближается снова вплотную к его губам, выдыхая сладкое:
— Пи'Ким.
Оказывается, Киму не хватало этого так сильно. Исключая факт, что приходилось вести себя, как слащавый придурок, с этими бесконечными «детками», он так сильно, блять, скучал по Порче, чувствующему себя достаточно непосредственно в его присутствии. Не считающему его ёбаным монстром.
— Ты позволяешь? — серьёзно уточняет Ким, имея в виду вовсе не поцелуи. Он уверен, что Че его понимает, учитывая, что его взгляд приобретает ту расплывчивость, присущую сильному возбуждению. Мутная поволока, от осознания которой Ким чувствует, как дёргается член в спортивках, которые он так и не переодел, сорвавшись из отеля.
— Я прошу, — на самом деле, почти умоляет. Об остальном подумает завтра.
Ким подыхает. Тянет его в себя, глубже, сливая в одно животы, ребра, сплавляя кожу. Целует губы. Мягкие, пиздецки вкусные губы. Проникает языком в податливо приоткрытый рот, шарит по нему с бешеной жадностью, изучает. Слышит тонкий гортанный скулёж. Дохнет снова.
Ни на секунду не прекращая исследовать, ладонью зацепляется за острое плечо, чтобы не позволить ей большего. Тут же на собственный запрет плюёт, жадно оглаживая выпуклые лопатки, скользит по позвоночнику к пояснице, разумно стопорясь там. Снова не выдерживает, пробирается кончиками пальцев под домашнюю футболку. Порче под его руками вздрагивает.
— Можно, Пи'Ким, — голос Че странно дрожит, он впервые слышит его таким. Настолько сильно предвкушающим.
Получив свой приказ, Ким послушно наглеет дальше, целует мелко губы, в самый их уголок, ниже, в тонкую голубоватую вену, идущую к подбородку, просвечивающую через неестественно бледную кожу. Прикусывает округлую мягкую линию челюсти. Собственнически впивается в изогнутую шею, не позволяя себе даже подумать, что делает. Пометить, присвоить, привязать. Не дать больше возможности жить без него.
Хоть что-то в этой блядской жизни может принадлежать ему безраздельно?
На шее Порче багровеет засос, который Ким, извиняясь, зацеловывает. Ласки надолго не хватает. Кожа Че такая вкусная, что он не может не прикусывать её, чередуя с длинными мазками языком. Звуки, которые он срывает, поплывший взгляд, Ким пытается в подкорку зашить как можно глубже. Вдруг не увидит больше. Ким возьмёт всё.
— Приподнимись, — командует, дожидаясь, пока послушает и стягивает с Че футболку, уравнивая их обнажённость.
Взгляды встречаются, Ким отвести не может, хотя всё внутри кричит и бьётся, желает дальше целовать. Ким впервые чувствует такой жар. Нетерпение. Сорванный контроль. Оказывается, рядом с ним даже хаос имеет смысл.
Ким жадно смотрит, как будто желая доказать свою готовность, пока Че неуверенно тянет руку к его прессу. Но только дотронувшись, отдёргивает. Усмешка ползёт на губы Кима, делая взгляд заинтересованно-хитрым.
— И куда пропала твоя смелость, Порче? — подняв руку к его лицу, Ким еле касаясь обводит пальцем контуры, поддевая подбородок.
— Блять, — забавно ругается Че, совсем не забавно обжигая его своим прикосновением к обнажённой коже.
Начав с мягкого касания кончиками пальцев, Порче чуть вдавливает их, проскальзывая вверх по выделяющемуся рельефу, и еле слышно стонет, захватывая кошачьим движением упругую кожу, когда чувствует губы Кима на своих. На самом деле, его состояние легко сравнить с трипом от экстази, от Кимхана прёт почти так же. Тугой узел, скрученный внизу живота, сладко тянет, заставляя бездумно податься ближе. Че вставляет от того, что по его бедру от этого действия проезжается твёрдый член. Вставляет чувствовать, что Ким во власти того же кайфа.
Губы Кима снова следуют вниз, останавливаясь под ключицей, чтобы оставить ещё одну алеющую метку. И ещё одну, напротив сердца. Тупая попытка запечатать себя в нём.
Прикосновение языка к напряжённому соску выбивает из Порче всхлип и заставляет выгнуться дугой. Этот звук эхом вибрирует в Киме, электризует воздух вокруг них. Ким делает мелкие движения, обводя языком по кругу, легко присасываясь, заставляя Че под его руками метаться.
А спустя секунду дёргается сам, когда пальцы Че сползают с его торса ниже, неловко перебирают шнурки на спортивках, тянут за один, чтобы ослабить. Ким так и застывает, обдавая влажный сосок горячим дыханием. Ладонь Порче совсем неуверенно ложится на его член, заставляя резко податься вперёд. Блять. Хорошо.
Подняв глаза, Ким сталкивается с совершенно распятым видом Че, который закусывает губу, прикрыв глаза и буквально висит на его руке, пытаясь откинуться на спину. Ким позволяет, убирая её и забавно подталкивая ладонью в плечо. Не ожидавший этого, он чувствует, будто падает с обрыва, бесконечно долго.
В одно мгновение Ким перемещается, нависая. Порче, прищурив глаза, смотрит на него пронзительно. Болезненно. Он наклоняется, оставляя на призывно приоткрытых губах медленный, очень нежный поцелуй. Ладонь Че возвращается на его пах, сжимая основание. В поцелуй вплетается низкий стон.
Ким отстраняется, соприкасая их лбы, и тяжело дышит, чувствуя, как Порче делает несколько движений по стволу, а после, подцепляет резинку штанов и боксеров обеими руками, спуская их на бёдра.
Расстегнув пуговицу на его джинсах, Ким отвечает тем же. Приподнявшись, Че отворачивает голову, пока тот избавляет его от остатков одежды, оставляя обнажённым. Смущённый, он спешит прикрыться руками, одновременно с этим поднимая колени, пока Ким отвлёкся на вещи. Сознание возвращается всего на несколько мгновений, оглушая обстоятельствами и неожиданно презрением к себе.
Последнее старается игнорировать, но оно неожиданно сильно сковывает где-то в районе грудной клетки. Ещё секунду назад лежал на всё готовый, а теперь буквально хочет залезть под горячий душ и тереть себя до красноты, пока не сорвёт кожу. Да почему блять нужно всё портить?
— Немного поздно, чтобы сдавать назад, Порче, — дразнит Ким, обнаружив до трогательного милую картину, когда оборачивается.
— Пошёл ты, — огрызается, тут же пугаясь последствий своей дерзости.
— Сюда? — вкрадчиво интересуется, укладывая ладони на сведённые бёдра и слитным резким движением раскрывая их в стороны.
— Прекрати, — слетает с губ почти испуганно.
Это служит катализатором, заставляя Кима впиться в него пристальным изучающим взглядом в попытке считать истинные эмоции. Он с минуту серьёзно смотрит на Че, сжимая руки, чтобы усмирить жар в голове. Возвращать утраченный контроль сложно.
— Я не стану даже пальцем шевелить, если ты против, — это его признание, выдавленное сквозь зубы.
Че молча прикрывает глаза, стараясь удержать подступившую истерику.
— Можешь меня каким угодно уебком считать, заслужил, но одно твоё слово, и мы прекратим, — спокойно продолжает Ким, окончательно приходя в себя и подтягивая на место свободные штаны.
— Так, блять, окей, — Че садится, подтягивая к себе колени. Честное слово, вести такие разговоры, пока один из них голый, — худшая из идей ёбаного Кимхана. — Хочешь прямо сейчас поговорить?
И только сейчас Че в полной мере осознаёт, что продолжи они, — на утро сожрал бы себя с потрохами. Признавать в очередной раз правоту Кима болезненно для его хрупкого самолюбия.
— Пытаюсь поступить правильно. Мне не нужен от тебя секс, Че, — вот опять она, жадность. Киму по факту и предложить-то нечего. Кто в здравом уме вообще захочет такой жизни.
— То есть мы тут голые ради курсов по вышиванию собрались? — подтекст Че понимает, просто пытается прикрыться за сарказмом, как за броней.
— Не язви.
— Думаешь, я настолько глуп, чтобы повестись на это второй раз? — Че тяжело вздыхает, с убийственным спокойствием в голосе продолжая, — Моей гордости тебе мало?
— Я не… — не успевает Ким договорить, прерванный чужим всхлипом, — Блять.
— Уходи, пожалуйста, — просит Че, отвернув голову к плечу. Теперь примешивается ещё и стыд. Пытался же сдержаться. Чёрт.
— Не уйду.
Не в силах предложить ничего иного, Ким раскрывает руки, побитой собакой глядя на сжавшегося Че. Видеть его таким по собственной вине раздирающе горько.
Че смотрит недоверчиво, поднимает взгляд вверх, пытаясь задержать скатывающиеся по щекам одна за одной слёзы. Между ними не больше полуметра, но ощущается это как ёбаная пропасть. Сделать через неё шаг — улететь в неизвестность. Быть поглощённым, подавленным. Снова быть уязвимым в его руках. В своих безопаснее, но больнее. В его руках остаётся только гореть дотла. Без возможности отступить или выбраться.
Когда Порче отмирает, проходит достаточное количество времени, чтобы руки Кима начали затекать в одном положении. К этому моменту неожиданно сильная, но тихая истерика, видимо, вызванная резким эмоциональным всплеском, стихает. Ким процентов на девяносто уверен в том, что Че сейчас просто уйдёт, но в очередной раз ошибается. Очень мелкими движениями он подползает вплотную, усаживаясь боком и поджимая коленки к себе. И как-то совсем отчаянно откидывает голову на его грудь.
Требуется не больше одного мгновения, чтобы заключить Че в объятия, почти как в кокон. Ладонь впивается с одной стороны в бедро, с другой нежно оплетает дрожащие плечи. Слов больше нет, хотя, очевидно, есть ещё сотни вещей, которые им стоит обсудить.
Ким мягко целует его в лоб, прижимая к себе. Самое главное, что сейчас он позволяет этому быть. Что не отталкивает. Принимает. Ким готов умереть, но доказать, что это не зря. Им больше никогда не стать ближе, чем в эту безумную ночь.
Тело Че, сжатое, натянутое, наконец расслабляется в его руках. Он делает ещё один полуоборот, поворачиваясь к Киму лицом и обнимая и руками, и ногами. Хочет ещё ближе. Теперь точно без возможности убежать или передумать.
— Я всё испортил, да? — спрашивает Че совсем тихо.
— Вообще-то я, — мягко оспаривает.
— Хочешь превратить это в соревнование? — в голосе появляется смешок, и это звучит волшебно. Слышать что угодно, кроме его надрыва и слёз — волшебно.
— Только если это поможет, — потребность в заботе о нём сейчас ощущается Кимом так ярко. — Вернусь через минуту, ладно?
— А? Куда? — начинает уточнять, не особо заморачиваясь с формулировкой вопроса.
— Просто до кухни, — объясняет.
Уходить не хочется, но в голосе Порче явно слышится хрипотца, он должен позаботиться. Когда Ким возвращается с первого этажа, держа в руке стакан с водой, на Че надета свободная футболка, скрывающая часть белья. По-домашнему уютный в его одежде. Тёплый, как солнце за окном.
— Спасибо, — осушая в несколько глотков стакан и отставив его на пол, Че двигается к самому краю кровати, приглашая Кима занять место.
— Иди сюда, — ложась на спину, Ким поворачивает голову.
Подползая к нему, Че укладывается на один уровень, скользя взглядом по лицу и слишком очевидно залипая на губах.
— Можно?
— Тебе больше не нужно спрашивать. Никогда.
И Че смущённый краснеет, а после его целует. Сам наклоняется и невозможно ласково прижимается к губам. Ким чувствует его улыбку, его непосредственный восторг, заражаясь им. Ким чувствует себя до безумия счастливым. Ким искренне смеётся, когда Че на мгновение отстраняется, подавляя зевок.
— Ложись, думаю, у тебя есть час или что-то типа того. Остальное доспишь в машине, — потрепав его волосы, Ким укладывается на подушку, чувствуя, как Че устраивается под боком.
— Не тяжело? — тихо спрашивает.
— Нет, — отвечает, а сам думает: даже если у меня онемеет конечность, я не посмею пошевелиться, чтобы не потревожить тебя.
Не существует любви, существуют только способы её доказательства. С этого дня Ким сделает всё, чтобы Че поверил.
Меньше, чем через минуту, Ким слышит тихое сопение. Совсем невесомо, чтобы не разбудить, Ким аккуратно гладит его спину, обводя ладонью торчащие лопатки. Наслаждаясь каждой секундой рядом.
Звуки возни с первого этажа выдёргивают Кима из транса, первым делом заставляя напрячься. Только потом по тихим низким голосам он понимает, что, наверное, это вернулись телохранители. Придержав голову Че и не удержавшись от беглого поцелуя в лоб, Ким бесшумно покидает комнату, подцепляя с прикроватной тумбы пистолет. Но, миновав лестницу, стоит увидеть двух знакомых мужчин, Ким кладёт его за пояс, расслабляясь.
— Всё прошло гладко? — уточняет Ким у вошедших.
— Вещи в машине, номер проплачен, на месте было тихо. Можно выезжать, — отчитывается тот, что покрупнее.
Ким кивает, не утруждая себя вежливостью, и поднимается обратно. Проходя мимо дверей по коридору, он находит единственную запертую. После трех коротких стуков слышит за ней возню, а ещё спустя минуту смотрит на недовольное помятое лицо Кхуна.
— Выезд через полчаса, — сообщает Ким.
Дверь Кхун закрывает, не удостаивая его ответом.
Теперь можно вернуться к Порче. Внутри что-то ликует от самого слова вернуться. Свернувшись клубком, Че спит, напоминая чем-то Мими, которая наверняка очень недовольная сейчас сидит в багажнике машины. Усмешка ползёт на губы.
Ким неслышно опускается на кровать. Пальцами убирает волосы с его лица и наклоняется, аккуратно прикасаясь к губам. Глаза напротив мелко шевелятся под веками, удивлённо распахиваясь после. Красивый. Ким мелко целует, отстраняясь, чтобы не смущать, но чувствует, как ему на бедро закидывают колено, а талию оплетают рукой, прижимая.
Не снится. Че смотрит прямо в его глаза и поверить не может, что это происходит. Чёрт, наверное, у него сейчас не пойми что на голове, лицо помятое и дыхание несвежее. Он уже хочет отвернуться торопливо, но его снова целуют. Так же осторожно, не глубоко и до безумия нежно. Че прикрывает глаза, разом забывая обо всех тревожных мыслях. Кроме одной.
— Уже пора?
— Да.
И опять поцелуй, на этот раз по инициативе Порче. Кажется теперь, когда он наконец дорвался, ещё долго не сможет насытиться.
— Правда пора, — с тяжёлым вздохом, Ким оставляет на губах Че короткий чмок и встаёт, оглядывая комнату в поисках одежды.
— Бесит, — ворчит Че, потирая глаза.
Ким натягивает на себя футболку, что была вчера на Че, не утруждая себя тем, чтобы поменяться, и передаёт ему джинсы. Смущённый, тот их надевает слишком торопливо, путаясь в штанинах. Это вызывает у Кима улыбку, обнажающую ямочки на щеках. С ней Ким выглядит почти что мило.
— Не смешно, — бурчит Че, не отрывая заворожённого взгляда.
Ну как тут можно удержаться? Ким подцепляет его подбородок, а губы отчаянно прижимает к губам Че. Тот отвечает мгновенно, телом подаваясь вперёд, встав на колени ближе к краю кровати и закинув руки на плечи Кима. В комнате становится до дикого жарко.
Ладони Кима оплетают поясницу, заставляя Че выгнуться дугой. Язык скользит в его рот, шарит жадно, сплетаясь с чужим. Бёдра двигаются вплотную, вышибая из Че это ебейше сносящее хныканье. И Киму бы их остановить, но его контроль снова летит к чёрту. Руки спускаются ниже, захватывая ягодицы, сжимают.
Блять. Это слишком, и если кто-то из них не найдёт в себе силы притормозить, их переезд закончится в постели. Благо, дома есть человек, способный решить эту проблему.
— Че, ты уже… — шокированный взгляд застывает на спине Кима.— Встал?
— Блять! — шипит Че, тут же отпрыгивая от Кима в сторону с удивительной резвостью. — Твою мать, Кхун!
— Мать мою не трогай! Жду внизу, — быстро ориентируется друг, захлопывая дверь.
— Блять, — Че зарывается лицом в ладони, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.
— Этого следовало ожидать, — подмечает Ким, получив в ответ злобный взгляд. — Идём.
— Просто подойди и дай мне чёртову минуту, ладно? — требует Че.
Залезая на кровать, Ким искренне смеётся, принимая в объятия надутого Че и целуя его в макушку. Следом тянется к губам, получая лёгкий чмок и сердитое:
— Всё, никаких больше поцелуев, — звучит вполне решительно, если исключить факт, что сразу после этого Че магнитом тянет к его губам.
— Никаких, — отвечает Ким и снова целует его сам.
— Ты невыносим, ты в курсе?
— Беру пример с тебя, — беззлобное.
Че только фыркает, шутливо отталкивая его. Им правда пора.
Когда они спускаются, чинно держась на расстоянии сантиметров десяти, дальше просто физически не получается, Кхун смотрит на Че с явным интересом и даже почти без осуждения. В его руках кружка с ароматным чёрным кофе рядом демонстративно стоит ещё одна. Слишком много чести делать и для Кимхана.
Закусив губу, Че не понимает хочет он рассмеяться от этой детской выходки Кхуна или наоборот загнаться. Спасибо, что не развёл крысиного яда, с него бы сталось. Настроение слишком хорошее, чтобы заострять на этом внимание. Фыркнув, Че насыпает растворимого и добавляет ложку сахара, тщательно размешивая и передавая Киму.
А Киму так похуй, что изначально его обделили, насколько вообще может быть похуй человеку. Он представляет, что где-то в прошлой жизни спас пару-тройку вселенных, раз в этой получил шанс вот так просто стоять рядом с Че. Ну или наоборот, его ангел был последним конченым отморозком, поэтому вынужден терпеть общество Кима. Растворимый кофе, кстати, ещё никогда не был таким вкусным, как в это замечательное утро.
— Не знаю, что пугает меня больше: твоё отупевшее в хлам лицо, Че, или улыбающийся Кимхан, — отпивая, тянет язвительно Кхун.
— Чувствуешь, чем пахнет? — серьёзно спрашивает Че, повернувшись лицом к Киму и дождавшись такого же серьёзного кивка продолжает, — Завистью.
— Клоуны, — из кухни Кхун демонстративно уходит.
Им же лучше, Ким, не теряя времени, тянет к себе Че за талию, оставляя на соблазнительных губах мелкий поцелуй с привкусом кофейной горечи. Всё отдаст, чтобы каждое следующее утро начинать так.
***
Замер широкими шагами больничной палаты даёт Макао бесценную информацию об её размерах. Ну то есть совершенно бесполезную, а не бесценную, но ему настолько, блять, невыносимо, что лучше думать о ней. Подступающая паника буквально выгрызает всё внутри. Сотни вещей, которые нужно проконтролировать выписаны перед ним на тусклом экране ноутбука, от которого он отходит раз в двадцать минут, чтобы поговорить с очередным поставщиком, или ещё каким бедолагой, срочно требующим его внимания.
Ехидный взгляд Вегаса, мирно дрыхнущего в коме, Макао буквально спиной чувствует. Свесил на него весь этот пиздец и радуется, чертила. До этого дня он и не представлял, какой объём работы ежедневно выполняют его старшие, а в их отсутствие незаменимая Летиша. Теперь, когда все трое выпали из игры, дерьмо лопатой разгребает он. Конечно, Мия пытается помогать чем может, но на третьи сутки они решают, что нужно спать хотя бы по очереди.
Оазис спокойствия даёт только Кхун, находящийся в безопасности насколько это вообще возможно в их ситуации. Их план с переездом прошёл удачно ещё вчера утром. Кхун часто пишет, жалуясь на невыносимость Порче, снюхавшегося с Кимханом и не отходящего от последнего ни на шаг. Ещё он звонит, всегда по делу, чётко докладывая, мол: жив, цел, много ел, немного плакал. Знает, что долгих разговоров не получится, пока они не выпутаются из этой задницы. Даже заёбанный донельзя, Макао рад его слышать. Эти пять минут — его глоток воздуха, после которого грудь снова окольцовывает страх.
Каждую секунду не занятую делом, Макао думает только о том, что за ними могут прийти. Что вот этот ёбаный раз, когда он слышит Кхуна, — последний. Из-за этого сердце на мгновение сжимает тугим жгутом, но почти сразу отпускает, стоит увидеть значок смс с любимым «Господин». Дурацкая игра слов — сокращение имени Кхун означает господин, но Макао нравится вкладывать именно этот смысл в каждое обращение.
От долбёжки по клавишам отвлекает очередной звонок, который он не глядя принимает, сразу слыша из трубки тоскливое, однако вполне бодрое:
— Заебался по тебе скучать.
Макао молчит, даже не зная, что тут ответить. Сказать, что он тоже? Сказать, что ему жаль? Это всё слишком мелко для их ситуации. Срывается по итогу надрывно-патетичное:
— Если бы я мог сейчас оказаться рядом…
Прерванное тут же коротким:
— Я понимаю. Какие новости?
— Состояние стабильное, дыхание восстановится, и можно перевозить, — тяжело вздохнув, Макао выходит из душной палаты в тихий внутренний дворик клиники, в дверях прикуривая сигарету. Процентов на девяноста он уже состоит из них.
— А прогноз? — в голосе Кхуна явно слышится тревога.
— А прогноза нет, — они топчутся по этому кругу вопросов третьи сутки, пора бы уже запомнить.
Год назад
Кхун не уверен, приходит ли он в себя или продолжает балансировать сознанием на краю обрыва. Наверное, учитывая восстановленную чувствительность тела, всё же первое. Больно адски. Ещё никогда так не было. Потому что больше, чем саднит тело, от осознания произошедшего разрывает на кусочки душу. Больно. Больно. Больно.
Уёбок Сувит храпит на всю хату, развалившись в позе морской звезды, его друг уехал, кажется, час назад, Кхун не уверен в своём понимании времени. Его из квартиры никто не пустил. Ключ под подушкой манит примерно так же, как желание выйти через окно восьмого этажа. Кхун не уверен, что в нём осталось хоть какое-то желание бороться.
Тихонько прокрадываясь в сторону кухни, Кхун думает только о том, что ужасно хочет воды. Дерёт сорванное часовым криком горло. Внимание привлекает зелёный крошечный свет лампочки на допотопной станции стационарного телефона. Кто вообще ими пользуется в 2022 году? Не важно, это явно его шанс. Выбор мечется между полицией и вызубренным наизусть номером Макао. Перед глазами, как наяву, встаёт заголовок: «сын известного дипломата изнасилован группой лиц, ведётся следствие». Этого позора отец ему не простит, даром, что подобный каминг-аут может вообще кончиться тем, что семья от него отвернётся.
— Алло, — шёпотом в трубку, постоянно озираясь на прикрытую дверь комнаты.
— Чё за шутки в пять утра, бля? — слышит грозное низким заспанным голосом.
— Прости, я… — я что? Стою хуй пойми где? Что он ему скажет? Не стоило звонить.
— Кхун, ты? Что случилось? — теперь в голосе волнение.
— Забери меня, пожалуйста, — и неожиданно для самого себя, Кхун срывается на плач.
— Эй, да чёрт, что случилось? Где ты? Я приеду, — на фоне слышно суетливую возню, похоже, Макао уже начал одеваться.
— Я не знаю, где я. Это похоже на клонгтой, но я не уверен. Я в квартире Сувита, — пытается ворочать извилинами сквозь слёзы. В самом бедном районе Бангкока Кхун за жизнь был от силы раза два, может, поэтому окружение кажется незнакомым.
— Какого хуя ты забыл у этой псины? — логичный вопрос, ответа на него Кхун найти не может. — А похуй, буду через полчаса, окей? Ты в безопасности вообще?
— Не уверен, — хотя терять ему уже точно нечего, самое худшее пережил.
— Блять, спрячься, ладно? Просто прячься и дождись меня, еду уже, — в этот момент храп из комнаты прекращается, и волна паники заставляет Кхуна сбросить вызов, проклиная пиликанье, сопровождающее установку трубки на станцию.
Убежище он находит в туалете, освещённом тусклой лампой, которую, только включив, тут же выключает. Храп в отдалении возобновляется, что не мешает Кхуну барахтаться в панической атаке весь остаток получаса в ожидании Макао.
Появляется тот поистине грандиозно, точнее сказать, не он, а его братья. Не самую крепкую внутреннюю дверь квартиры, судя по хрусту, Вегас выламывает. Как они открыли более внушительную дверь кармана, Кхун даже не думает. Под аккомпанемент ярого мата из комнаты Сувита и очевидных звуков ударов по лицу, он открывает щеколду туалета, сразу выцепляя взглядом тревожно озирающегося в его поисках Макао.
— Иди ко мне, — почти шёпотом. — Ну же, Кхун, я тут, всё закончилось.
И он отмирает, а потом срывается, врезаясь лбом в широкую грудь лучшего друга.
