"Хвост" и "Рыбка"

Дорогие, прекрасные господа фикридеры🥰💜, не верю, что пишу это, но – Финал. Улыбаюсь: фанфик, который задумывался – «вот сто процентов, точно-точно» – как миди, случайно превратился в полноценный макси🫣🤗. Не думалось, что такое будет под силу. 25 июня вышла первая глава «Хвоста» и «Рыбки». Спасибо за пять месяцев и один день, которые Вы провели с героями и автором🌷🌈💜❗ Воскресные ночи и дни в это время стали самыми ожидаемыми и любимыми💙. Устами, мыслями и чувствами героев выражать и переживать свои эмоции. Делиться ими с Читателями. И получать в ответ Ваши. Эмоции и Сверхэмоции. Переживания. Чувства. Предположения. Теории. Версии. Дорогие САМЫЕ постоянные Читатели, идеи финала, как и некоторых моментов глав, – заслуга Ваша и Ваших отзывов. Спасибо💙🌈🍀! И да, для меня это чудо, когда герои🌹❤ фанфика становятся близки Читателю, когда за них переживают и волнуются, как за настоящих, подлинно существующих людей. И такое же чудо, когда выдуманные антигерои👿 тоже вызывают бурю чувств и эмоций, пусть негативных, как иначе, но таких искренних, настоящих, глубоких, живых, точно злодеи тоже живут не в чудесной Вселенной Омегаверса, а в реальном мире. Драгоценные фикридеры📚. Снова и снова: спасибо всем и каждому за время, что находили и для фанфика, и для того, чтобы автор узнал о Ваших эмоциях🌻. Спасибо за награды🏆 к фанфику и подарки🎁, это бесценно. И отдельное, особое спасибо: ❤Terra_ignis❤. Оля, твой отзыв был первым под первой главой «Хвоста и Рыбки», как благословение, как особый знак. А начиналось все намного раньше. Спасибо за каждое слово, чудесное, мудрое, нужное. И за грусть, и за радость🌷. ❤Слезы солнца❤. Я помню мое первое вам сообщение в ЛС🫣. Я нежно благодарна за ТО терпение и понимание, что Вы проявили тогда. Мне нереально повезло быть автором такого чудесно-ОТЗЫВчивого Читателя. Шерлок, Стендапер, соавтор, ага, даже так🌷. ❤Vipergreen❤, Читатель, всегда полный оптимизма и надежды. И безоговорочно доверяющий силам и фантазии автора, даже когда автор не верил себе и просил похоронить его за плинтусом, не верил в силы своих героев и свои собственные. Читатель, который больше многих нуждается в поддержке, тепле, надежде, но дарит свою. Спасибо🌹, что терпишь меня столько времени🌈🌷. ❤Tanay76❤. Драгоценный ночной🌜 Читатель, спасибо за отзывы, спасибо, что расстояние в несколько тысяч километров не мешало Вам чувствовать, когда впадающему в апатию автору нужны были слова поддержки и волшебные пендели. И я получала это от Вас. И, кажется, очередной синнабон🤎, который я слопаю через неделю, опять Ваш безымянный подарок🤔🌈🌷. ❤Viki sweet❤, чудесный нежный Читатель. Спасибо за Ваши ночные бдения и отзывы, за тепло, за эмоции, что грели мою душу🌞🌷. ❤TannyTanny❤, спасибо за мудрость, за юмор, эмоции, за любовь к героям и все переживания за них, и искрометные, бомбически-оригинальные пожелания и комменты в адрес антигероев🍀🌷. ❤BeTami❤, спасибо за меткие отзывы и яркие эмоции🌷. ❤Aria77822❤, господин философ, спасибо. Еще будет, над чем задуматься🍀🌷. ❤VendaTG❤, спасибо за трезвые рассуждения, сдобренные необходимой толикой эмоций🌷. Большое спасибо🌹 Всем🥰, кто помогал с поиском ошибок посредством публичной беты. 🍀ka_tishh🍀, отдельная благодарность за активнейшее участие в ПБ после публикации фанфика🌷. И, как обычно, нескучного чтения📚. И, необычно: я не прошу активизировать кнопку прода😥. Потому что: 💙ФИНАЛ💙 Намджун и Хосок. Дэгон и Джунсо. Две пары. И Юнги. Один. Впятером они молча сидят в маленьком кафе. Мин пытается справиться еще с одним ударом. В машине Джунсо сказал, что ребенка нет уже четыре дня, и Чимин надеется: Юнги сможет начать новую жизнь. Напрасно. Жизнь не закончена, нет. Просто поставлена на длительную паузу. Существование – унылое, одинокое, никчемное – сейчас удел альфы. Он голову откидывает назад, ударяясь сильно затылком о стену. Не замечая физической боли, съедаемый душевной, произносит негромко: – Небо, почему те трое не прибили меня месяц назад? Это лучшее, что они могли для меня сделать. В голосе столько отчаяния и тоски, что четверо вздрагивают едва не в унисон. Намджун говорит жестко, строго, требовательно: – Юнги, возвращайся на работу быстрее. Тебе надо переключиться, отвлечься. – Нет, Намджун. Как минимум в ближайший год ты будешь руководить сеульским офисом. Я помогу, если во мне будет необходимость, но отец сказал, что мой лучший друг справляется со всем отлично, – Юнги улыбается теперь, тепло смотрит на замершего Нами. И четверо в недоумении глядят на альфу. – А что же ты, Юнги? – Чимин просил не оставлять «ЛепестOk». Так и будет. Свой дом я выставляю на продажу. Господин директор, – Мин вновь обратился к Намджуну, – я бы хотел прибегнуть к помощи лучшего корейского риелторского агентства «Домой!». Надеюсь, вы поможете мне провести эту сделку наивыгоднейшим образом. Сам я перееду в домик Чимина и займусь цветочным бизнесом. Интересно попробовать себя в чем-то другом. Задумался на мгновение, усмехнулся: – Устроюсь помощником Минхо, буду осваивать все тонкости новой работы. Тем более, какой-никакой опыт в цветочном деле у меня есть. – Юнги, – Намджун отмер, – я понимаю… Нет, я не понимаю, насколько тебе тяжело сейчас. Но это решение… Оно не взвешенное, на самом деле… Это эмоции. – Нами, я все решил. Разве только ты не хочешь занять кресло директора? Хоби шепнул мне сегодня, что господин Чон Йон совсем не против видеть в головном офисе «Надежных проектов» отличного юриста и будущего зятя по совместительству. – Юнги, – Хосок глянул внимательно. – До тех пор, пока ты не вернешься в кресло директора, Намджун не оставит «Домой!». Нами подсел к Юнги, который вновь погрузился в хмурое молчание, обнял. – Да и вообще едва ли оставлю когда-нибудь, – замялся, спросил осторожно. – Юнги, ты со следователем встречался сегодня. Что по твоему делу? – Ничего. Нет никакого вменяемого мотива. И улик нет. Камеры были выключены, записи с них удалены. Тех, кто избивал, я разглядеть, понятно, не мог: они же в масках все были. Да как-то и не приглядывался, не до того было. И времени столько прошло. Черный бус с фирменным логотипом финансовой полиции – все, что запомнил. Следователь намекнул сегодня, что это висяк. Поздравил с выздоровлением. Знаете, как это звучало: просто радуйся, что жив остался. Да мне, если честно, все равно. Одна претензия только, – прошептал вновь, – что не добили… За столом вновь повисло молчание. – Хосок, Намджун и ты, Юнги, – Дэгон заговорил о том, над чем размышлял несколько дней. – Один за другим. Свидетелей нет. Улик тоже. Ситуация с твоим лучшим другом, в самом деле, похожа на классическое ограбление. Ладно, пусть так. Но Хосок? Следователь сказал, что камеры наружного наблюдения вырубились за два часа до того, как самокатчик сбил омегу и скрылся. Окей, давайте спишем на случайное совпадение. Но пустой тротуар, Хоби, стоящий у дороги, и этот парень. Очевидно же, что Хосок был заранее намеченной целью. Что вообще связывает вас троих? Это же так очевидно. Истинный и близкие друзья Чимина. Мне все время кажется, что это дело рук Хвана. И он не ставил целью устранить вас, нет! Но покалечить. И удерживать Чимина, шантажируя тем, что любая попытка уйти от Им, как минимум, для Юнги закончится плачевно. Намджун посмотрел на альфу, протянул руку. – Черт возьми, Дэгон! Клянусь, я все время думал об этом, так же в точности думал! Следователю говорил! Но у него на все ответ был один: никаких улик. И железное алиби у Хвана, особенно в день, когда избили Юнги. Как юрист я его, конечно, понимаю. И все же. Эх, если бы поговорить с Чимином! – То, о чем вы говорите, очень похоже на правду, – Хосок губы закусывает, слезы по щекам катятся, – но я слишком хорошо знаю Чимина. Маленькая нежная Рыбка, когда речь идет о тех, кто ему дорог, превращается в кусок металла. Если Хван шантажирует его именно так, Чимин не признается никогда! Не сделает ничего, что поставит под удар твою жизнь, Юнги. Жизнь каждого из нас. – И все-таки, я попробовал бы устроить вашу встречу, Юнги, – подал голос Джунсо. – Только чего она будет стоить обоим? Ты знаешь, что Чимин черную ленту на глаза завязал перед палатой реанимации, чтобы не видеть тебя, чтобы были силы уйти? Альфа глянул на него с тоской, костяшки пальцев сжал до хруста: – Если у тебя получится, я просто не отпущу его больше никуда. И мне все равно, что будет потом… *** – Приветствую вас, мой мальчик, присаживайтесь. Вы с водителем приехали? Разрешите, в таком случае, угостить вас отличным коньяком. Pierre Ferrand Legendaire, Франция, шестьдесят лет выдержки. Хван кивает. – Я тороплюсь немного, господин Кан, но от такого роскошного угощения не откажусь, – Хван делает глоток восхитительного, безумно дорогого золотисто-янтарного напитка. – Ах, эти предсвадебные хлопоты! Не задержу вас надолго. Все очень просто, господин Им, – сладкоголосый ванильный омега в секунды сменяет тон на резкий, холодный, требовательный. – Тройная услуга, которую я оказал вам ранее, потребовала сил, времени и расходов значительно больше, чем планировалось изначально. Будем считать, что вы оплатили лишь треть суммы. Еще две части я хотел бы получить до того, как вы сочетаетесь браком с Пак-младшим. Вот и вся моя маленькая пустяковая просьба. Не стоит хмуриться, мой мальчик. Я выяснил по своим каналам: брак с омегой Пак принесет вам денег в разы больше. Так не скупитесь. Мне надо говорить, что ожидает вас в противном случае, мой любистоковый Ромео? Чимин рискует овдоветь, так и не вступив в брак. И, что-то говорит мне: мальчишка будет очень счастлив этому. – Не овдовеет, уверяю вас. – Ну, вот и славно. Очень рад! Да, как коньяк? – Божественный, господин Кан. Я ваш должник. В следующий мой визит сюда хотел бы угостить вас чем-нибудь не менее великолепным. Обещайте, что не откажете, и мы выпьем за мою свадьбу и за наше с Чимином счастье. – Ах, чудно! Чудно! – омега подпрыгивает на месте, как маленький мячик. Хван, кажется, лупил бы Ынхо по лысой макушке, чтобы он, подобно мячу, подпрыгивал и бился головой о его ладонь до тех пор, пока не треснет череп, не вытекут эти подлые, мерзкие мозги. – И вот еще, мой мальчик. Уж простите, но ваша туалетная вода оставляет желать лучшего. Поверьте, рыбный запах никогда не был в тренде. И вам он вовсе не идет. Хван лишь улыбается, кивает. Выйдя за дверь, в ярости сжимает кулаки. Принюхивается, понимая, что комплимент его «туалетной воде» от мерзкого омеги был некорректен, но вполне уместен. Не первый, не второй, не третий раз он слышит этот аромат, даже когда после встречи с Чимином проходят долгие часы. Им верить отказывается. Он помнит слова тощего беты: невозможно «заразить» запахом, вдвойне невозможно, чтобы омега передал свой аромат альфе. Только очень-очень редко. И почти всегда в парах истинных. Во время первой близости. И только омега может поменять запах. Но Го, безапелляционно утверждавший это, кажется, ошибся. Как ошибся омега Кан Ынхо, выбрав объектом шантажа Им Хвана. «Два дерьма, что пытаются сломать ему жизнь. Как там говорится: подобное лечат подобным? Посмотрим, полечим». Хван в машину на заднее сиденье устраивается, не видя, как морщится водитель, нос руками прикрывая. – К господам Пак? – В ближайшую аптеку поначалу, потом – в особняк. *** Да, Го Бонг, кажется, готов был к такому. И все-таки надеялся на чудо. Собственно, чудо и случилось. Но иного рода! И теперь станет огромной проблемой. Для альфы. И Го плевал бы на это, да только понимает прекрасно, что неприятности Им Хвана и для него, скорее всего, выльются в огромное море проблем. Он сравнил образцы крови Чимина, взятой до того, как бета поставил омеге капельницу, и Им. И вот сидит в прострации. У омеги родных, гибридных клеток в крови очень и очень мало. Да, новые, молодые вырабатываются, конечно, но они какие-то вялые, словно в сонное состояние погружены. Интересно, конечно, было бы взглянуть хоть на какой-нибудь старый анализ крови мальчишки, сравнить с последним. Да это невозможно. Зато в крови упрямца Хвана, которому десять раз было сказано не трогать чужого истинного, Го обнаружил великое множество особых клеток будущего господина Им Чимина, свидетельствующих о том, что в роду омеги присутствовали представители водного мира. Теперь вся эта «химия», подобно неведомому вирусу, на который нет управы, цветет, активно размножается и, судя по всему, отлично себя чувствует в альфийской крови. А если она еще каким-то удивительным образом в геном проберется! Но это просто невозможно! Ага! Прямо! Фантастическим, абсолютно нереальным казалось то, что все-таки случилось: иммунная система Хвана не уничтожает русальи клетки, которые пока лишь ароматическую железу атакуют, заставляя потесниться любисток, гнилорыбное амбре продуцируя. А как еще спустя время они могут повести себя в чужом теле – одному Небу Омегаверсному известно! И, кстати, все видения альфы? Ни омежьих ли клеток это заслуга? Ни они ли играют теперь с разумом Им дурные шутки? Что же: разговор с альфой можно откладывать, но отменить нельзя. Остается надеяться, что подавители помогут ему справиться с проблемой, а чужеродные клетки не сведут с ума, не выстрелят еще каким-нибудь дивным образом. Да уж, Хвану снотворного надо подготовить не пару доз, а множество. И успокоительного туда добавить приличное количество. И что он там еще просил? Для омеги возбудитель? Ладно. Пусть трахает своего мальчишку, как хочет. Лишь бы платил. Впрочем, в этот раз бета возьмет с альфы денег поменьше: Им сейчас на подавители о-го-го сколько тратить придется. Бонг некоторое время пытается настроить себя на оптимистичный лад, но тревога не отпускает. И не отпустит, пока он не поговорит с Хваном. «Позвонить ему что ли? Самому проявить инициативу? Нет, лучше потяну еще немного время. Заодно узнаю, как чувствовал себя Им в эти дни». *** – Господин Хван, доброго дня. Сегодня я единственный раз за все время попрошу вас привезти Чимина ко мне в офис. Осталось всего две примерки. Финальную мы проведем в доме семьи Пак, но сейчас у меня нет ни одной свободной минуты. Нет… Ни одной… И поздно вечером тоже. И ночью… Я сдаю новую свадебную коллекцию. Так, господин Им, что за угрозы?! Я понимаю, кто вы и кто ваш отец. Да что вы? А на показе моей коллекции будут президент с супругом и сыном. Ага… У главы государства сын-омега на выданье. При всех моих добрых чувствах к вашему чудесном жениху, я не могу приехать… Да, без проблем. Дело ваше: хотите, чтобы костюм сидел на Чимине вкривь-вкось, могу хоть сейчас прислать с курьером готовую модель. С охранником? С двумя? Господин Хван, мне все равно, сколько секьюрити будут сопровождать вас и омегу. Можете хоть полк выставить по периметру офиса. Отлично. Жду вас в десять вечера. И не опаздывайте. Джунсо кладет трубку, сталкиваясь взглядом с Мин, что сидит в кресле в рабочем кабинете модельера. – Юнги, ты уверен? Тебе придется непросто. Но насколько тяжелее будет Чимину? Альфа, кажется, не слышит его. Смотрит, улыбаясь: – Спасибо, Джунсо. Спасибо. *** Старый слуга Чанг вносит в комнату Чимина поднос с предметами для чаепития, несколько тарелочек с пирожками и пирожными. Ставит все на маленький круглый столик. Омега отрывается от одной из книг, что несколько недель назад принес ему старший брат, которого выкинули из его жизни так же внезапно, грубо и бесцеремонно, как и вообще всех, кто был Чимину дорог. Джунсо единственный еще остается с Пак-младшим, но и он уже почти не здесь. И он через несколько дней останется в прошлой жизни. Донсу заходит следом за Чангом. – Составишь мне компанию, Чимин? Омега откладывает книгу, садится за столик молча. – Чай, сынок? – Да, спасибо. Чимин, один за другим, делает маленькие глотки, не поднимая голову. – Как ты себя чувствуешь? – Хорошо. А вы? Донсу выглядит неважно: очень бледный, с темными полумесяцами под глазами и сеткой невесть откуда взявшихся мелких морщин на лице. Какой-то помятый, ссутулившийся, постаревший. И в глазах теперь нет уверенности и холода, которые замечал Чимин с первого дня их знакомства. – Сынок, – альфа спрашивает вновь с нажимом. – Как ты себя чувствуешь? Омега глаза поднимает, чуть плечами пожимая, отвечая, кажется, невпопад: – В том и беда, господин Пак, что чувствую. А так хотелось бы стать чистым листом. Или камнем. Не думать ни о чем, ничего не испытывать. Но я живой человек, и мне просто больно очень. И ничего нельзя сделать. – Сынок, – Донсу подошел, опустился на колени перед омегой, руки его аккуратно взял в свои. – Я плохой отец. С самого начала им был и продолжал, и продолжаю оставаться таким. Я расскажу все… Все, что могу рассказать. Твои ненависть, презрение, непрощение – я заслуживаю этого всего. Но даже они не страшнее совести, которая грызет меня каждый день с утра до вечера. Ты, наверное, и не знаешь, каково это. – Я обычный человек, со своими недостатками, и вы совершенно напрасно идеализируете меня. – Я видел твои искренность и доброту, и любовь, и сострадание. И терпение... – Последнее теперь, скорее, недостаток… – ...и ум, и трудолюбие. Как славно ты все организовал в своем «Лепестке»! Я очень рад, что мы не можем распоряжаться ни магазином, ни домом. Хотя, даю тебе честное слово: к тому моменту, когда покупатель на них нашелся, я точно знал, что не позволил бы продать ни то, ни другое. Они ждали бы твоего возвращения. А сейчас... Чимин, это я оставил тебя в родильном доме, оставил намеренно, из-за запаха, с которым ты родился. На тот момент ни одна живая душа не знала, что в нашем роду есть гибриды, я стеснялся этого, не мог и не хотел признавать. И то письмо, что мы принесли тебе в «ЛепестOK», оно было подложным, я составил его. Все это было сделано для того, чтобы ты подписал документ, в котором признавал себя моим сыном. Во всех твоих несчастьях виноват я. И я ничего не могу сделать. Прости меня, пожалуйста. Чимин помолчал, собираясь с мыслями, потом заговорил: – Все сложилось, как сложилось. Наверное, я не был бы счастлив в семье, которой причинил столько хлопот своим запахом. Господин Вун и сейчас, когда мой аромат сменился на пионный, не слишком терпелив. Но он в одном был прав: вы поддержали меня финансово, и это много значило, было очень важно. Я получил хорошее образование, которое позволило поступить в университет. И подавитель благодаря вам мне разработали отличный. И дом, и магазинчик – все это и ваша заслуга. Хотя со своим лучшим другом я познакомился, когда еще прилично пах гнилой рыбой. Но познакомился в пансионате, в котором мог находиться, опять-таки, только благодаря вам. И своего истинного я, возможно, не встретил бы никогда, живя в семье. И уж точно не узнал бы так много о цветах и растениях, не научился ухаживать за ними, не сделал своим хобби, а потом и профессией. Цветы когда-то заменяли мне и друзей, и семью... Вы вините себя в том, что произошло со мной? Да, верно. Но и моя вина в этом есть тоже. Правда на правду. Я с самого начала ни любви, ни тепла, ни уважения, ничего вообще не чувствовал ни к вам, ни к господину Вуну. Мне все время казалось, что вам просто что-то нужно было от меня. Но я никому не мог рассказать об этом: собственные чувства и опасения представлялись мне неправильным, безосновательным. И я молчал. Не доверял тому, кто любил меня больше всего, кого любил я сам. Я боялся быть непонятым. Боялся показаться хуже, чем я есть. И поплатился за это. Хен тоже чувствовал что-то. Не зря он в тот момент, когда я подписывал документ, крикнул: «Подожди». Только было уже поздно. Мой будущий муж? Я мог бы опять промолчать, но не стану. Думаю, все, что скажу, останется между нами. Договор о браке, конечно, тоже сделал свое дело. Только на него я, скорее всего, наплевал бы рано или поздно. Но Хван нашел другой способ надежно привязать меня к себе. И никакая подпись, никакой документ не были бы столь действенны и эффективны. – Увы, Чимин: тут не только в Хване дело. Я ведь предлагал ему любые деньги, чтобы он отказался от тебя. Его родители. Мы разговаривали с ними тем вечером, когда вас с альфой уже не было в гостиной. Они в восторге от тебя. И несоблюдение условий договора для четы Им абсолютно неприемлемо. Оба ясно дали это понять. Омега усмехнулся, откинул голову на мягкую спинку. – Еще несколько дней назад я верил: все изменится. Что-то во мне давало эту крохотную надежду. Но на следующее утро после дня рождения Хван одним ударом выбил из меня все пустые мечты. Господин Пак, да ведь и вы, кажется, зависите от моего будущего мужа намного больше, чем это может показаться? – Донсу кивнул. – И станете более свободны, когда мы поженимся, хотя бы потому, что Хвана не будет в Корее целый год. Вам даже одним воздухом не придется с ним дышать... Чимин ненадолго задумался. Спросил неуверенно: – Скажите, вам не кажется, что Хван… Его запах… – Да, сынок. И не мне одному так кажется. От него пахнет рыбой… гнилой… – Это невозможно, конечно, но я бы подумал... – омега осекся, потом усмехнулся едко, – что заразил его своим прежним ароматом. Ладно. Господин Пак, вы просили простить вас. Я, кажется, сделал это уже тогда, когда вы дали мне возможность пойти в клинику, чтобы помочь Юнги. – Но с ним и не случилось бы ничего, если бы ты не подписал тот договор. – Тогда я не думал об этом. Знаю только, что разбуди вы Хвана, позови охрану, ничего не вышло бы. И да, я помню: вы сидели со мной не раз, пока мне нездоровилось. И тогда просили прощения. И за ужином с четой Им. Признавать вину, извиняться – вообще непростая штука, мне кажется. Особенно для некоторых. Я немногое могу поменять в своей судьбе, пока Хван жив. Но если своим прощением изменю что-то к лучшему в вашей... Я прощаю вас, господин Пак. Альфа потянулся к Чимину, обнял. Парень не ответил на объятья, так и остался сидеть в кресле. «И к этим словам Чимина я не был готов. Еще гаже, еще тяжелее. Собственное признание облегчило душу, но прощение лишь показало, насколько великодушен сын и как труслив отец». – Чимин, – Хван без стука зашел в комнату. Омега сидел в кресле, Донсу стоял перед ним на коленях, прижимая к себе. «Что за дешевая, блядь, мелодрама? Чего тут наговорил мальчишке отец? Что вообще происходит. Все наперекосяк! Го, сука, ошибся, кажется, говоря, что аромат нельзя передать. Ынхо требует сумасшедших денег. И вот еще несгибаемая акула бизнеса Пак Донсу стоит на коленях перед собственным сыном. Скорей бы пережить пару дней, разобраться с теми, с кем надо, и свалить отсюда с омегой». Хван закипел, и любисток тут же скусился, ставший привычным рыбный аромат закружил около альфы. Слабый, едва слышный, – Хван пару часов назад принял подавители, – но ставший постоянным спутником альфы. – Простите, что прерываю. Господин Пак, у Чимина через час примерка свадебного костюма, но его дизайнер не сможет на сей раз приехать сам, поэтому мы сами отправляемся к господину Хан через четверть часа. Хван внимательно следил за реакцией омеги, но Чимин продолжал сидеть абсолютно равнодушно, только глаза на жениха поднял ненадолго, скользнул безразличным взглядом. – Я уже ухожу, хорошо съездить, – Донсу кивнул сыну и направился к двери. *** – Чимин, проходи в мою рабочую комнату. А вы, господин Хван, посидите за дверью в соседнем помещении. Сами знаете: видеть жениха в свадебном костюме заранее – дурная примета. Небо Омегаверсное! А охранник ваш пусть вообще в коридоре подождет. У нас тут модный офис, а не военный объект. К тому же я очень плохо переношу запах багульника. Здоровенный секьюрити удалился. Хван потянул носом воздух – тревога вновь заскребла коготками в душе. Она, казалось, все эти дни не отходила от альфы. Отпускала ненадолго, чтобы тут же с еще большей силой вцепиться в него. Им глянул на жениха, ноздри которого тоже задвигались непроизвольно, задумчивая, мягкая улыбка осветила лицо. – Что это за запах у вас, господин Хан, – спросил альфа раздраженно-подозрительно. – Кажется, мандаринами пахнет? – Именно так, – беспечно ответил омега, указывая на огромное блюдо мандаринов, стоящее на столе. – Коллеги из Турции прислали. У них в конце октября первый сбор этих чудесных фруктов. Чимин вздохнул тоскливо, опустил голову. Хван вышел. – Чимина, давай в примерочную, вон туда, за ширму, – Хан говорил теперь очень спокойно, тихо. – И не волнуйся, пожалуйста. Омега посмотрел на модельера, сглотнул тяжело, покачал головой отрицательно, сказал горько-устало: – Джунсо, спасибо за эту попытку. Хван услышал запах мандаринов, а я еще и бергамота. Хен, если ты, действительно, все еще любишь, пожалей меня, пожалуйста. Не говори ничего и оставайся там, где стоишь. Пойми: пока жив Хван, ничего нельзя сделать. И я не для того пытался вернуть тебя к жизни, чтобы ты сейчас так бездумно рисковал ею. Не делай еще больнее ни мне, ни себе. Забудь обо мне. Пожалуйста. Чимин вышел медленно из комнаты, прикрыл дверь аккуратно, тихо, без единого звука. – Так быстро? – спросил настороженно Хван, сверля глазами омегу. Парень лишь молча кивнул, выходя в коридор. *** Хан зашел в примерочную. Юнги сполз по стене и сидел на полу. Его глаза были мокрыми от слез, капли одна за другой стекали по впалым, бледным щекам. А потом сказал спокойно, тихо, как омега минутами раньше: – Я буду ждать Чимина в «Лепестке». Дни, недели, годы. Ждать столько, сколько будет нужно. Хвост альфы пошел волнами, все пушинки прижал к позвонкам, покрылся множеством прозрачных капель, которые стекали от кончика до основания, и гладил своего плачущего хозяина по лбу, щекам, шее, губам. И слезы Юнги смешивались с солеными каплями, что выступали и выступали на мокрых давно пушинках. Альфа плакал… Хвост плакал… И Джунсо, глядя на это тихое беспросветное отчаяние, вспоминая такое же в голосе только что ушедшего омеги, не мог сдержаться сам. Да и кому нужны были сейчас его всегдашняя язвительность и сила. *** – Одевайтесь, молодой человек, – Го сел к рабочему столу в своем частном кабинете, и пока Чимин натягивал на себя одежду, делал какие-то записи в компьютере. Омега оделся, молча встал у двери. – А вам, господин Пак, совсем неинтересно знать, восстановились ли вы после того случая? У вас свадьба послезавтра. Брачная ночь и все такое. – Неинтересно. Я пойду. – Постойте, Чимин. Вы по-прежнему нездорово худой. С таким весом трудно будет выносить ребенка. – Мне не нужен ребенок от Хвана. Странно, что вы до сих пор не поняли этого. – Омега, у вас срок чуть больше двух месяцев. Я полагаю, что это ребенок от вашего истинного. Чимин замер и стоял, открыв рот, рвано дыша, глядя на бету огромными теперь, блестяще-влажными глазами: – Как это возможно? Я же потерял ребенка десять дней назад. – А кто, позвольте узнать, вам сказал такое? – Вы… Кажется… Бета поднял бровь, бросил на омегу осуждающий взгляд, хмыкнул презрительно: – Я? В самом деле? Не стоит приписывать мне то, чего не было. УЗИ тогда показало, что, несмотря на небольшое кровотечение, с плодом все в полном порядке. Но ваш жених, как и вы, тоже, кажется, считает, что ваше чрево пусто. Я не стану убеждать его в обратном. Но все, что будет происходить дальше, только от вас и зависит. Удачи, омега. Вам нелегко придется. Чимин вышел в коридор, Хван кивнул охраннику, нырнул в кабинет. – Как омега, господин Го? – С ним все в порядке. – А мои анализы? – Господин Хван, ваши анализы в целом идеальны. За исключением одного нюанса. Вы, если можно так сказать, медицинское чудо, – Го нервно усмехнулся, потянул носом воздух, ощущая едва слышные неприятные феромоны. – Особые гибридные клетки вашего омеги я и в вашей крови обнаружил. Иммунная система оказалась бессильна против них, во всяком случае пока. Мне очень жаль, но теперь уже вам придется принимать подавители. – Вы же сказали, что это невозможно, черт возьми! – Да, невозможно было до того, пока не случилось с вами. Вам бы не мешало специалистам показаться и пройти тщательное обследование. – Господин Го, вы уверяли меня, что омега безопасен, смеялись и ерничали, когда я выражал опасение подхватить запах, – Хван испепелял бету взглядом, сжимал кулаки, колотясь от ярости, стреляя любистоком и гнилью. – Господин Хван, – Бонг вздрогнул, стараясь говорить спокойно, ибо сейчас ему было по-настоящему страшно, – а еще я много раз повторял вам, чтобы вы не связывались с любящими истинными, не трогали эту пару. И вы тоже смеялись, ерничали и говорили о том, как неуместен в моем исполнении подобный романтический бред. А началось все, наверняка, еще в ту ночь в «Лепестке», когда вы впервые постарались пометить омегу. Тогда кровь Чимина попала в ваш организм, и процесс передачи клеток начался. Альфа кипел от ярости, едва сдерживаясь, чтобы не броситься на бету. – Вы приготовили препараты, что я попросил у вас недавно? – выплюнул зло. – Вам придется приехать за ними в мою домашнюю лабораторию сегодня вечером. Я совершенно забыл о лекарствах, извините. И вот, – протянул листок, – еще один рецепт омеге. Хван взглянул на Го: тощий длинный угорь сидел за столом, протягивая альфе плавник с зажатой в нем бумагой. Альфа съежился, закрыл на мгновенье глаза. Взял рецепт из худой белой, с очень длинными пальцами руки и вышел из кабинета. «Вечером, сука, ты за все мне ответишь». *** – Все отлично, Чимин. Костюм идеально смотрится, – Джунсо вздохнул, глядя в зеркало. – А свадебный букет? Все забывал спросить. – Я сам себе его составлю. Цветы заказаны, их завтра вечером привезут. – Чимин, – Джунсо замялся, – я… Пожалуйста, прости. Послушай. Только одно. Когда ты ушел, Юнги сказал, что будет ждать тебя в «Лепестке». Дни, недели, годы. Столько, сколько будет нужно. Омега улыбнулся, провел рукой по животу. Достал из кармана крохотную бирюзовую коробочку, протянул. Внутри что-то звякнуло тихонько. – Джунсо, вот это передай, пожалуйста, Юнги. Скажи, что чудеса случаются, он все поймет. Но выполни мою просьбу только после того, как я сяду в самолет. Мы улетаем послезавтра в десять вечера. – И больше ничего? – Я буду ждать, как и он. Мы будем ждать. *** – Закончил?.. Сюда давай! Мг... В моей смерти прошу никого не винить… Поступаю сознательно и добровольно… Такой-то... Отлично! Водичка вот! А теперь, сука, давай, жри. Как вариант: могу пробить твой тощий череп. Но в гробу ты будешь смотреться очень неэстетично. – Да в чем я виноват? – Го задыхался одновременно от ужасающей рыбной вони и ужаса. Черный пустой глаз дула Беретты смотрел на него равнодушно, Хван – взглядом, в котором Бонг отчетливо читал свой смертный приговор. – Твоя самоуверенность если и не сломала мне жизнь, то сильно подпортила ее качество. Я до конца жизни буду сидеть на подавителях, зато твоя закончится прямо сейчас. Го придвинул к себе маленький пакетик, лежащий на столе в одной из двух кучек. – Пять, сука, чтоб наверняка. Ну, быстро! Или пулю в лоб?! Через несколько минут бета крепко спал, положив руки на стол. Еще через десять Хван подошел к нему, прижав к тощей шее пальцы: артерия под ними едва-едва пульсировала. Хван аккуратно разложил пакетики в два небольших мешка, записку положил на стол и вышел из квартиры, не замеченный никем. Едва дверь за ним закрылась, Го с трудом разлепил глаза, из последних сил потянулся к лежащему рядом телефону. Набрал 119, успел заплетающимся языком сообщить, что его отравили огромной дозой снотворного, указал свой адрес и сразу погрузился в черный, глубокий, как каракумские колодцы, сон. *** – Мальчик мой, вы с ума сошли! Поистине королевский подарок. Hardy Perfection 140 years, обожаю этот коньяк! Поистине божественный напиток! Только в нем шоколадные нотки так идеально гармонируют с кофейными! – промурлыкал Ынхо, закатывая глаза. – А вот и карточка, – Им, улыбаясь, протянул омеге кусочек золотистого фальшивого пластика. – Деньги поступят на счет к полуночи. Сумма, как вы сами понимаете, немаленькая, у банка поэтому свои заморочки. Я вчера вечером перевел на карту все, что от меня требовалась, однако менеджеры предупредили, что средства будут доступны к использованию не ранее, чем через сутки. «Но уже через пару часов, жирная ванилька, тебе деньги просто не понадобятся. Зато и смерть какая приятная будет». – Господин Ынхо, – Хван улыбнулся, посмотрел лукаво, – лимончика бы. – Ах, мальчик мой, такой коньяк грех оттенять чем бы то ни было. Да ладно уж, гурман вы рыбно-ароматный. Кан высунулся из кабинета, кликнул прислугу, а потом засеменил куда-то и вернулся очень скоро с блюдцем ароматных желтых долек. Хвану хватило нескольких секунд: двойная доза возбудителя, что он высыпал из маленькой потайной камеры дорогих Patek Philippe, мгновенно растворилась в благородном напитке. – Ваше здоровье, господин Кан. Спасибо за неоценимую помощь, – голос звучал искренне. Жирный черный тунец, что появился вдруг в кресле вместо толстенького омеги, поднял свой бокал, салютуя альфе, и проворковал ванильно-сладко: – За ваше семейное счастье, мальчик мой. Через четверть часа, ощущая невесть откуда взявшееся невероятное возбуждение, омега выпроводил за порог кабинета альфу Им Хвана, плюхнулся в кресло, приспустил штаны, достал трясущимися руками тюбик смазки из стола и принялся яростно надрачивать себе. Казалось, что и в течку он не испытывал такого запредельного, непрекращающегося желания. Кончал и возбуждался снова. Очередной оргазм накрыл мощной волной, и вместе с ним накатила вдруг невероятной силы боль в груди. Сжала мертвой хваткой и тут же отпустила. И душу отпустила тоже. И точно не на Небеса Омегаверсные. Но в глубины ада, туда, где погорячее... Спустя пару часов обеспокоенный охранник, который долго и безрезультатно пытался достучаться до запершегося в кабинете хозяина, взломал дверь. А потом вызвал полицию и скорую. Два санитара труповозки, что не отличались тактом да и чувство юмора имели несколько специфическое, не один еще день, смеясь, рассказывали коллегам и друзьям о толстом, противном омеге, которому повезло помереть самой приятной, наверное, смертью. – Член у старикана был неприлично распухший. Омега так и помер, ручонки на нем держа. Оргазмов перед смертью, видать, испытал так много, что сердечко не выдержало. *** Маленький полупустой чемодан – омеге, кроме нескольких книг, пары джинсов и футболок, складывать туда совершенно нечего – стоит около кровати. Бирка уже прикреплена к ручке: господин Им Чимин и берлинский адрес. «Кто такой этот Им Чимин? Какое отношение он будет иметь ко мне уже через сутки?» Омега опускается по привычке на пол, закрывает глаза. Он не хочет и не будет думать о том, что случится с ним завтра в полдень. Сейчас его волнует только маленькая жизнь, что чудом уцелела после смертельного, казалось, удара. Жизнь, что и его вновь воскрешает, привязывает к этому миру, протягивает тонкую, незримую нить между ним и его истинным. Омега будет врать, хитрить, придумывать, лукавить. Он сделает все, чтобы ребенок родился на свет. Чимин не один теперь. Не один. *** – Юнги-щи, – Минхо зовет альфу из маленького кабинета Чимина. – Тут в договоре ошибка, подойдите, я покажу, где. До закрытия «Лепестка» несколько минут. Минхо закончил наводить порядок в зале, и пока Юнги убирает в холодильники несколько ваз с не до конца распроданными цветами, маленький омега перепроверяет все документы, что несколько дней подряд альфа учится оформлять самостоятельно. Колокольчик звенит, когда рабочий день уже закончен. Юнги кажется, или запах сюрстремминга, несильный, неявный, но все же ощутимый, заполняет пространство небольшого магазина, добираясь до кабинета. Судя по тому, как удивленно и недовольно морщится маленький омега, альфе нисколько не показалось. – Чимин! – он выбежал из кабинета. Хван стоял у дверей, улыбаясь. – Привет, Юнги. Как ты себя чувствуешь? Говорят, попал в передрягу. Конкуренты тебя хорошенько отделали. – Ты, в самом деле, о здоровье моем пришел узнать? Взгляды, полные неприкрытой, лютой ненависти, пересеклись, как пересеклись, усиливаясь многократно, запахи. Сжав кулаки, тяжело дыша, двое стояли друг против друга. Хван не выдержал первым, отвел глаза, улыбнулся криво. – Ты бизнес решил сменить? Да, ловко вы с Дином у нас магазин оттяпали, еще и домик омегин прихватили. Когда только Чимина так обработать успели, что он на вас все переписал. Ладно, и с нас не убудет. Да и не ругаться я зашел, а по вполне мирному поводу. Ты же знаешь, наверное, у нас с омегой завтра свадьба. Хотел лично передать тебе вот это, – Хван протянул альфе плотный черный конверт с золотым тиснением, подошел ко входной двери. – Ты проиграл, Юнги, признай это. Ты говорил, что убьешь меня, если я хоть пальцем трону омегу. Но я трахаю этого сладкого мальчика каждую ночь. И жив. А умер ты. После этих слов Хван покинул магазин, аккуратно притворив за собой дверь. Минхо подошел молча, смотря с недоумением, заламывая пальцы. Юнги открыл конверт, заскользил взглядом по строчкам. Господин Мин Юнги приглашается на церемонию бракосочетания… 27 октября… В зале торжеств Lotte Hotel Seoul… В 12 часов дня… Будем рады видеть вас… Торжественный обед… Им Хван… Пак Чимин… Колокольчик вновь звякнул. Намджун придерживал двери, пропуская Хоби, что шел, опираясь на две блестящие – свою и намджунову – трости. Юнги стоял, замерев, сжимая машинально в руке конверт, устремив на друзей невидящий взгляд. Минхо, всхлипывая, утирал влажные глаза. – Юнги, мне показалось, или мы Хвана видели? – Намджун подошел, положил руку на плечо. – Что еще случилось, дружище? Альфа молча протянул черный плотный лист с золотыми буквами. Нами и Хосок склонились над дорогой тисненой бумагой. – Он пришел, чтобы лично вручить тебе это приглашение? – побледневший Хоби сжал что есть сил ручки тростей. Мин кивнул, закусывая до крови губы. – Ты пойдешь? – глухо выдавил Намджун. Юнги поднял глаза, намеренно или случайно пропуская вопрос мимо ушей. – Нами, как дела в офисе? Справляешься? Сможете завтра с Хоби приехать в «ЛепестOk» к двум? Просто посидим, поболтаем, кофе выпьем и покрепче чего. И Джунсо с Дэгоном позовем. Дэг звонил сегодня днем. Его, в отличие от меня, на свадьбу брата не пригласили. – Юнги, сможем, конечно. Завтра же суббота. У нас с Хосоком нерабочий день. – Я и забыл совсем. Лентяи какие, – Юнги слабо улыбнулся. – Наш магазин ведь без выходных работает. Впрочем, сделаем исключение. Минхо, завтра у тебя мини-отпуск. Джигун вчера жаловался, что вы никак в Кенбоккун не выберетесь. Так что давай, не расстраивай альфу. До двух часов я сам управлюсь, а потом закрою «ЛепестOk». Намджун подошел, шепнул: – Ты уверен, что не захочешь пойти? – Чимин старается забыть. Тогда у Джунсо мы могли бы поговорить. Ты ведь знаешь все. Но я с ума сойду один завтра. – Мы приедем, Юнги, конечно. Хосок подошел, молча обнял и замер надолго, подергивая плечами, напрасно стараясь сдержать ручьем бежавшие из глаз слезы. *** – Все, господин Пак, – стилист нанес на пухлые губы немного бледно-розового блеска, отдал Чимину маленький тюбик. – У вас чудесные губки, невозможно сексуальные. Не поленитесь пройтись по ним блеском еще раз перед тем, как появитесь перед гостями. И посмотрите, наконец, на себя. Зеркало не кусается! – Спасибо, я потом гляну, когда надену костюм. Стилист всплеснул руками. – Первый раз вижу такого нелюбопытного жениха. Омег обычно не оторвать от зеркала. А вам так и само Небо велит. Очень уж вы привлекательны. Чимин кивнул, улыбнулся: – Благодарю вас за работу. – Мои поздравления, господин Пак. Стилист вышел из комнаты. Омега закончил облачаться в костюм, когда в дверь постучали. Донсу появился на пороге, источая густую смесь лекарственных запахов, морщась, поглаживая грудь. Бросил взгляд на сына, замер, потом болезненно скривился и тут же понимающе закачал головой. – Сынок, ты очень красив. Время ехать. А где твой букет? Омега, ни слова не говоря, подхватил небольшую легкую белую коробку. В молчании отец и сын спустились вниз, сели в машину. – Чимин, на церемонии будет пресса, среди гостей – много семей высокопоставленных чиновников и крупных бизнесменов. Пожалуйста, сынок, постарайся хотя бы изредка улыбаться. – А Дэгон? Я смогу увидеться с братом? – Вун и Мингю будут в зале. Омега опустил голову и не промолвил больше ни слова. Водитель запарковал машину у неприметного маленького входа с тыльной стороны здания. Отец и сын Пак прошли, не замеченные никем, в комнату, предназначенную для омеги. *** Хван стоит у стойки регистрации в большом, нарядно украшенном белыми лилиями, розами, гвоздиками зале. Сзади негромко переговаривается множество нарядно одетых гостей. Альфа оборачивается. Кивает, улыбаясь, родителям, Вуну и Мингю, что сидят на почетных местах в первом ряду. Регистратор подходит, занимая свое место у стойки. Им протягивает ему свой и омегин паспорта, обручальные кольца. – Через пару минут начинаем, ваш жених с отцом уже спускаются в зал, – тихонько шепчет чиновник. Хван глубоко вдыхает. Все отлично устроилось: он разобрался с ненавистным Ынхо. И надменный, самоуверенный бета Го, что не раз снабжал Им различными препаратами, за использование которых можно получить приличный срок, что обнадежил его понапрасну, создав проблем, никому и ничего не сболтнет теперь тоже. Возможно, в Германии Хван найдет специалистов, которые помогут ему избавиться от ненавистного запаха. Да и обследование альфа там пройдет спокойно, не привлекая излишнего внимания прессы. Тогда как здесь, в Корее, какой-нибудь ушлый журналист непременно пронюхал бы о том, какие проблемы обрушились на Им. Хван с утра выпил огромную дозу подавителя, и в кармане у него с собой с десяток таблеток. Все эти сливки общества, что собрались в зале, не должны догадаться о том, с какой дурно пахнущей проблемой столкнулся альфа. Достаточно того, что о ней и так догадываются, кажется, близкие омеги, и покойный «ванилька» бубнил что-то о смене туалетной воды. Что же, запах – это плата за омегу. И не самая высокая. А в Германии Хвану непременно помогут. Уже через сутки он будет в Берлине в своем доме, в своей спальне в полном, наконец, сознании трахать, наслаждаясь, законного мужа, выбивая для себя оргазмы один за другим. Будет ласкать желанного омегу грубо. Вылизывать, сминать, кусать и выцеловывать каждый сантиметр тела. И черная хлопковая лента уже ждет своего часа, лежит вместе с особыми, купленными вчера «игрушками» в отдельном карманчике упакованного чемодана. В сексуально-просвещенной свободной Германии, понятно, купить такие штучки не проблема. Но его первая брачная ночь с Чимином должна быть бомбической и запоминающейся. Быть может, и метку, наконец, удастся мальчишке поставить. И возбудить омегу тоже получится. Хван улыбается, ощущая, как в паху мгновенно разгорается возбуждение. И вместе с ним – «О, нет, черт!» – мерзкий запах начинает выделять полное, облаченное в белый костюм, тело. Хван видит, как оглядывается, морщится, прикрывает нос, не понимая, откуда вдруг взялась вонь, регистратор. И это приводит альфу в еще большую ярость. – Какого хрена ты кривишься, говнюк?! – шипит в лицо изумленному чиновнику. Тот отстраняется еще дальше, ибо мерзкое гнилорыбье становится совсем невыносимым, при этом бросает взгляд вперед, берет себя в руки. Хорошо поставленным голосом объявляет: – Уважаемые гости, прошу приветствовать жениха. Господин Пак Чимин. Хван слышит, как встают и начинают активно-изумленно перешептываться присутствующие. Оборачивается, чтобы посмотреть на Рыбку, которая попала, наконец, в его сети и через несколько минут станет мужем, собственностью, драгоценной игрушкой альфы. Им вздрагивает: злость и восхищение переполняют его одновременно. И укус омеги, что начал заживать, теперь вдруг саднит и ноет, и болит, как открытая глубокая рана. Чимин, хрупкий, тонкий, медленно и, кажется, почти невесомо идет в сопровождении отца по проходу между рядов к стойке. Темные чуть волнистые волосы разделены на пробор, слегка приподняты, и обрамляют по бокам лоб, прикрывая маленькие уши. Аккуратный макияж подчёркивает и усиливает природный цвет глаз омеги, взгляду придает выразительности и блеска. Или это блестят в ярком искусственном свете капли слез, что собираются в уголках небольших глаз и бегут по щекам, оставляя на них тонкие мокрые дорожки. Губы пухлые, чуть подрагивающие, блестят под слоем бледно-розового блеска, который так старательно наносил умелец-визажист. Белое, как обморок, лицо контрастирует с глухим глубоко-черным матовым костюмом. Воротник такого же цвета рубашки поднят высоко и обхватывает до половины шею, но пуговицы на нем расстегнуты до ключиц, и между ними истекает прозрачными каплями темно-розовый арт, знак истинности омеги Пак Чимина и альфы Мин Юнги, а запах пиона с ароматической железы легким облачком окружает омегу. Худые пальцы сжимают в руках свадебный букет, перевязанный широкой черной лентой. В нем десять умирающих чайных роз на надломанных ножках, со смятыми редкими зелеными надорванными листьям, с увядшими, полуоторванными лепестками, что падают, медленно кружась, на пол с каждым шагом омеги. Черный траурный костюм, поломанные цветы, арт истинности, чудесный нежный аромат, неподвижное сейчас, без единой кровинки лицо. Только слезы, кажется, сами бегут из глаз, которые глядят в одну точку. Хван, что смотрит на идущего к нему Чимина, с каждым приближением омеги исполняется все большей ярости. Дерзкий мальчишка, кажется, вздумал бунтовать, опозорить его решил перед высшим обществом Сеула. Он накажет Чимина, едва они только до Берлина долетят. Он места живого на этом теле не оставит, научит послушанию, покорность вобьет кулаками. – Это свадьба или похороны?.. – Что за траурный костюм?.. – Это не похоже на слезы счастья… – Букет, вы только посмотрите, это ведь прямой намек… – Кажется, этот брак только для господина Им счастливый… Альфе хочется каждому, кто подобные замечания отпускает, в глотку их обратно кулаками вбить, и самих говорунов отметелить так, чтоб неповадно было открывать поганые рты. Но фразы продолжают лететь отовсюду, и не только переполняют Хвана чудовищной яростью, но распечатывают, раскрывают по полной его новый и единственный отныне природный аромат. Бешеные, злые, ужасающе-мерзкие и невероятно-подвижные мириады гнилорыбных феромонов, точно разгорающийся в сухом лесу пожар, заполняют большой зал, заставляя присутствующих в нем гостей кашлять, задыхаться, прикрывать носы и рты, пускаться в беспорядочное бегство. И только Чимин медленно продолжает свой путь на персональную голгофу. Хван в ужасе теперь смотрит на жениха: русал, отталкиваясь роскошным черным хвостом от красного покрытия неторопливо скользит к нему, сжимая в перепончатых худеньких пальцах, покрытых нежно-розовой мелкой чешуей, букет увядших чайных роз, перевязанных черной лентой. Графитовая чешуя хвоста, удлиненные, заканчивающиеся пиками уши, отливают серебром. Длинные влажные в завитках-кольцах серо-стальные, как волны штормового моря, волосы тянутся по полу. Серебристо-серые жабры раздуваются на шее. Рядом с ним ползет, опираясь на светло-серый хвост, господин Пак. У него волосы такие же, как у сына, и жабры поблескивают-дергаются на шее, и перепончатые пальцы сжимают оголенное, в мелкой розовой чешуе, предплечье Чимина. Хван оглядывается. Он, наверное, попал вдруг в какой-то огромный бассейн, океанариум, морской музей, в котором нет почему-то людей и воды. А множество разноцветных рыб, больших и маленьких, толстых и тонких, отчаянно скользя хвостами по полу, стремятся куда-то в одном направлении. Но Пак-старший не замечает этого беспорядочного бегства. Подводит, наконец, сына-русала к стойке, оглядываясь растерянно, и тоже руку поднося к носу. Омега, опираясь на хвост, ловко поднимается, рядом с Хваном становясь, букет в перепончатых пальцах сжимая. Хван смотрит с ужасом, с отвращением, со страхом. Взгляд переводит на регистратора. Там человека тоже нет: очередной русал-уродец губами шевелит и руки тянет к Хвану. – Я не женюсь на русале… На рыбе не женюсь… Я человек… Будь ты проклят, русал… Ты всю жизнь мне поломал.. … Ненавижу тебя… Убирайся, убирайся… – Сынок, хороший мой, успокойся. Ты перенервничал, здесь нет рыб… Твой будущий муж рядом… Зал надо проветрить… Кто-то сыграл с нами злую шутку… Пойдем, тут очень неприятно пахнет… Хван с отвращением разглядывает двух огромных пучеглазых рыб, что гладят его по коже плавниками и говорят голосами родителей. Смотрит на Чимина, превратившегося в русала. – Мерзкие рыбы, отойдите от меня. Я не женюсь на отвратительном вонючем русале. Где Чимин?! Верните Чимина! Уберите от меня свои мерзкие плавники. – О, Небо! Наш мальчик! Что с ним? Он, кажется, не в себе… Ки и Донин стоят в полупустом почти зале рядом с сыном, пытаясь достучаться до него. Рядом замер Чимин. Регистратор растерянно смотрит на женихов. Хван по-прежнему что-то бессвязно шепчет, глядя на омегу с ужасом. Неприятный запах постепенно рассеивается, становится слабее, поглощается нежной сладостью цветка. – Господин Хван? – молодой мужчина в сопровождении двух полицейских подходит к альфе. – Я Им Ки, отец Хвана, помощник премьер-министра. Наш сын неважно чувствует себя. К тому же у него сегодня свадьба. Чем могу помочь? – Свадьбу придется отложить на неопределенный срок. Ваш сын, господин Им, обвиняется в попытке убийства. Его жертва, Го Бонг, выжил, пришел в себя сегодня утром и написал заявление. – Вы с ума сошли! Наш сын ни в чем не виноват. Ему сейчас нужен врач… *** Пак-старший тихонько подошел к регистратору. – Вы сами видите, что свадьба отменяется. Я попрошу вас вернуть паспорт моего сына. Чиновник кивнул, отдавая документ. Вун и Мингю подошли к Чимину и Донсу: – Куда вы собрались? – Это неважно. Отправляйтесь домой, – альфа поморщился. – Я вернусь чуть позже. Повернулся к младшему сыну, что стоял, замерев, глядя на кричащего, рвущегося из рук полицейских Хвана. – Пойдем, Чимин. – Куда мы? К вам домой? – К тебе домой, мой мальчик. Омега слушал, но, кажется, не слышал. Отец взял его за руку, и парень молча послушно побрел за ним. *** Водитель запарковался с противоположной стороны от магазинчика и не доезжая до него сотню метров. Отец вышел, закинул под язык очередную таблетку, открыл дверь со стороны пассажирского сиденья, на котором примостился омега. – Чимин. Парень вышел. Пак-старший протянул ему паспорт: – Мне досталась самая простая и самая приятная задача, сынок: отвезти тебя домой. В твой настоящий дом. – Господин Донсу… Отец… Спасибо. И пообещайте мне кое-что. – Все, что в моих силах, Чимин. – Не откладывайте с визитом к врачу, ладно? И обязательно наберите меня, когда сходите к нему. Или я позвоню вам, как только обзаведусь новым телефоном. Отец кивнул, подошел, робко обнял. Омега замер на мгновения. И обнял в ответ. Через минуту Чимин один стоял на пустой улице, бледный и под бледными лучами бедного октябрьского солнца. Знакомый черный Hyundai Palisade остановился рядом с магазинчиком. Любимый брат Дэгон и его омега Джунсо, замечательный Намджун и самый лучший, самый преданный друг Хосок, опираясь на знакомую трость, с которой почти пять месяцев назад пришел в «ЛепестOk», вышли из машины, направились к магазинчику. Дверь открылась – Чимин улыбнулся: хен, его любимый альфа, в блестящем, кофейного цвета фартуке омеги, с охапкой цветов в руках показался на пороге, приветствуя друзей. Чимин вдохнул глубоко, направляясь к «Лепестку». У дверей замер на секунду. Вздрогнул. Омега никогда, наверное, не сможет забыть этот ужасный месяц, но со временем воспоминания сотрутся, станут не такими яркими и болезненными. Он переживет, переосмыслит… И точно знает одно: отныне он будет безоговорочно доверять тому, кого любит. Омега будет подбирать слова. Но он не станет больше молчать. Никогда. Колокольчик звякнул. Пятеро взглянули на одного. Маленький бирюзовый футляр, который Джунсо передавал Юнги, упал на пол из дрогнувшей руки альфы. Чимин подошел, поднял. Улыбаясь, произнес: – Джунсо, ведь я же просил отдать футляр хену не раньше, чем сяду в самолет. Хотя теперь это, кажется, неважно. Протянул истинному: – Юнги, открой, пожалуйста. Альфа, не сводя глаз с омеги, выполнил просьбу. Маленький пион-подвеска упал на ладонь Юнги. Омега снял с руки альфы золотой браслет, закрепил на нем цветок, и вернул на запястье соулмейта. – Чимин, мне сказали, что ты потерял ребенка, – по лицу альфы текли слезы. Омега улыбнулся, вытирая их подушечками пальцев. – Джунсо еще должен был передать тебе, что чудеса случаются. Я тоже думал, что потерял. Но как же здорово иногда ошибаться. – Здорово. Юнги шагнул к Чимину, обнял крепко, не произнося больше ни слова. Они стояли так, кажется, вечность. Позабыв обо всем. Обо всех. Соприкасаясь телами, сердцами, душами. Болью и радостью, слезами и улыбками, страхом и надеждой. Боясь разорвать объятья, мечтая раствориться друг в друге и растворяясь. Четверо тихонько вышли из «Лепестка». Сегодня день и вечер принадлежали двоим. Им вся жизнь теперь принадлежала. *** Юнги и Чимин расписались через три дня после возвращения омеги домой. И через час после открытия ЗАГСа, в который должны были прийти на семнадцать дней раньше. Никакого официоза на этой парадоксальной, одновременно скоропалительной и такой долгожданной росписи не было. Голубые джинсы, белые рубашки. И бело-голубая бабочка на хвосте, которую Юнги планировал, но так и не смог надеть 13 октября. Хвост был чрезвычайно горд, топорчком стоял полдня, искрил немилосердно и пушился, как никогда в жизни. К бабочке никого не подпускал, и снять ее позволил только поздно вечером, когда безмерно уставшие альфа и омега рухнули на постель, прижавшись друг к другу тесно и мгновенно проваливаясь в глубокий, спокойный, крепкий сон. Ответственный работник ЗАГСа, омега средних лет, ворчал и сердился, но, учитывая имевшееся в архиве компьютера пусть и просроченное заявление и справку о беременности, любезно выданную накануне Чимину господином Бан, оформил все необходимые бумаги, поставил печати в паспорта. А в чиминов так даже и две, одна из которых значила, что паспорт в течение месяца подлежит замене в связи со сменой фамилии брачующегося. В небольшом кабинете Намджун и Хосок – единственные, кто были вместе с лучшими друзьями, – поставили свои подписи под автографами господ Мин. – Кольца хоть есть у вас? – спросил ворчливо сотрудник ЗАГСа. Юнги улыбнулся своей необычной улыбкой, достал белый футляр, в котором лежали два простых золотых колечка. Чимин засиял, превращая глаза в чудесные маленькие радуги. И Хосок с Намджуном засияли тоже. Причем двухметровый альфа немедленно потянулся к изрядно поредевшим за прошедший невероятно тяжелый месяц кисточкам на ушах. Был остановлен Хоби, предугадавшим очевидное намерение, улыбнулся смущенно, пророкотал: – Так, знаете, волнуюсь, будто сам женюсь. – Могу и вас расписать, в порядке исключения, – хохотнул развеселившийся омега. – Распишите непременно, только чуть позже. Сегодня не мы герои дня, наши друзья, – не менее смущенно сказал Хосок. – Но заявление подадим прямо сейчас. – Господа брачующиеся, – улыбнулся омега, – обменяйтесь кольцами. Альфа взял в руку худенькую ладошку соула, поцеловал, достал из футляра колечко. Теперь оно было омеге прилично велико и свободно ходило вокруг безымянного пальца. Как велико было обручальное кольцо альфе. – Зачем такие большие покупали? – поинтересовался сотрудник ЗАГСа. – Придется их к ювелиру нести, чтобы подогнал. Чимин улыбнулся, вздохнул тихонько. – Просто предсвадебные хлопоты были немаленькие. Вот мы и похудели. «Интересно: свадьбы нет, а хлопоты были», – хмыкнул про себя омега. – Что же, регистрирую ваш брак, а вас, господа Мин Юнги и Мин Чимин объявляю законными мужьями. Поздравьте друг друга первым супружеским поцелуем. Юнги посмотрел на омегу, ладонями обнял лицо, взглядом лаская, передавая всю любовь, нежность, доброту. И крупицы страха, которые хотел бы, да не мог скрыть. А может, и не во взгляде были они. Омега просто их своим любящим сердцем почувствовал. И в ответный взгляд вложил столько же любви, тепла, нежности. И веры, и уверенности: – Все будет хорошо, хен. Теперь все будет хорошо. Прикоснулся к губам альфы мягко и такой же мягкий, нежный поцелуй получил в ответ. Вечером в кафе Чимин и Юнги «просто так, безо всякого повода» пригласили, кроме Намджуна и Хосока, Дина, Дэгона и Джунсо, Минхо и Джигуна. А когда небольшая компания была в полном сборе, новоиспеченный альфа-муж рассказал о том, что они с омегой расписались сегодня. За столом ненадолго повисло молчание. Дин поднялся, подошел, обнял обоих. – Главное, что вы вместе перед людьми и Небом. И теперь, надеюсь, навсегда. Альфа и омега лишь кивнули и под столом переплели пальцы. Ладонь к ладони. Кольцо к кольцу. Вместе и навсегда. *** Утром, проснувшись, Чимин немедленно залез подмышку альфе. Тот поцеловал темную макушку мужа, хмыкнул тихонько: – Чудесная брачная ночь у нас с тобой получилась, любимый. – Для меня самая чудесная, самая лучшая на свете, Юнги, – Чимин вздрогнул, прижался к мужу. – Тем только, что она просто была, что ты рядом и мы вместе. Я не мог и мечтать об этом еще пять дней назад. Юнги обнял крепко, целуя и не имея ни сил, ни желания остановиться: – Все так, моя бесценная маленькая Рыбка. Все так… *** Через день после свадьбы Чимину позвонил, а после и пришел следователь. Омега, ссылаясь на просьбу юриста, о подробностях беседы мужу не рассказывал, но выглядел вполне себе спокойно и довольно. Спустя сутки тот же следователь и Юнги пригласил на беседу. – Господин Мин, вам знаком этот предмет? – юрист достал из сейфа и положил перед альфой мобильник. – Конечно, мой телефон! Откуда он у вас? Он пропал в тот день… – Юнги вздрогнул, тяжело вздохнул, собираясь с силами. – Когда на вас напали? Альфа молча кивнул. – А вот это? Рядом с телефоном на стол легла цепочка с пионом розового золота. – Мой пион! Точнее, украшение моего мужа, которое я носил, не снимая, много лет. – У вас на шее сейчас такой же. Юнги улыбнулся, касаясь украшения, лежащего на груди. – Все верно. И это тоже пион Чимина. Но теперь я, наверное, смогу вернуть ему кулон. Если вы отдадите мне этот. Следователь кивнул: – Да, забирайте. А сейчас скажите, вы слышали что-нибудь о господине Кан Ынхо. Юнги задумался, но почти тотчас и ответил: – Если не ошибаюсь, это очень крутой юрист. Едва ли не на всю Корею известный. – Как оказалось, печально известный, – тихонько хмыкнул юрист. – Но лично вы, очевидно, его не знали? Альфа отрицательно покачал головой. – Ваш супруг вчера рассказал нам о том, как Хван принуждал его к браку, не раз шантажировал вашей жизнью и жизнями друзей даже после того, как все вы оказались в больнице. Но никаких доказательств, кроме его слов, у нас не было. Но вот вчера поздно вечером при повторном обыске в доме Ынхо мы обнаружили небольшой, тщательно спрятанный сейф, в котором нашли ваш телефон и это украшение. Мы вообще много чего интересного там нашли. И теперь есть все основания подозревать, что именно Хван «заказал» вас, а Кан организовал нападение. Ынхо был внештатным юрисконсультантом Им Хвана, и не только его одного, но многих влиятельных корейских бизнесменов. И, есть все основания утверждать: при жизни этот омега такие дела творил, что схлопотал бы себе на три пожизненных. Его смерть тоже не случайна, и, возможно, господин Хван приложил к ней руку. В крови Ынхо мы обнаружили большую дозу особого химического вещества, – следователь не смог сдержать короткий смешок, – возбудителя, который, очевидно, помог ему расстаться с жизнью, когда он испытывал запредельно приятные ощущения. Но сердце не выдержало такого острого удовольствия. Обширнейший инфаркт и мгновенная смерть. Прямых доказательств причастности Им к тому, что случилось с Ынхо, у нас нет. Но Хван накануне несостоявшейся свадьбы чуть не отправил на тот свет еще одного фигуранта по своему делу, господина Го. Тот был отличным химиком, фармацевтом, дома держал целую лабораторию, и, по его словам, снабжал Им всякими нужными тому препаратами. Правда, в отношении кого эти лекарства использовал Им, Го не знает. Или не хочет говорить… Юнги сжал кулаки под столом, вспомнив мгновенно страшную ночь в «Лепестке». «Рассказать?» – Хван понесет наказание за то, что совершил? – Едва ли, господин Мин. Во всяком случае, сейчас точно нет. Он абсолютно неадекватен, не просто расстройство, полный распад личности. Так вот, за несколько часов до того, как Кан умер, Им был у него. Впрочем, охрана говорит, что вели они себя очень дружелюбно, не ссорились, выпивали вместе. Но Го признал, что вещество, обнаруженное в крови покойного Кан, Хван от беты получил. Вместе с предупреждением, что небольшая даже передозировка может привести к смерти потребителя. – А зачем Хвану было убивать такого полезного человека, как Кан? – Сложно сказать, но самое простое объяснение: возможно, Ынхо начал шантажировать Хвана, угрожать, что, например, общественности станет известно, кто стал инициатором вашего избиения. Особенно учитывая, что у Хвана есть в прошлом неприятный криминальный эпизод с попыткой изнасилования. Правда, тогда альфу удалось каким-то чудом отмазать… – Но как Ынхо собирался опозорить Хвана, сам при этом оставаясь белым и пушистым? – Не знаю, господин Мин. Но почему-то он так и не уничтожил ни ваш телефон, ни украшение. Да и сейчас это не так уж важно. Один не в себе, второй, надо полагать, в адском пламени… *** – Как ты сходил к следователю? – Чимин вышел из кабинета, обвил руками шею альфы. Юнги прижал к себе омегу, улыбнулся загадочно: – Тайна следствия, Чимина. Но одну я тебе все-таки раскрою. Юнги достал из кармана рубашки цепочку с кулоном-пионом и надел на шею истинному. – Возвращаю его тебе, любимый. Кулон, который я нашел почти пять лет назад возле Института цитологии и генетики и потерял в тот тяжелый день, месяц назад... Чимин не спросил ничего, лишь прижался к Юнги крепко, носом утыкаясь в свое персональное успокоительное – ароматическую железу альфы. *** – Юнги, успокойся. Ну, там же целых два господина Бан. И профессор, и его супруг. Между прочим, тоже профессор. Все с Чимином будет в порядке, – Намджун догонял и успокаивающе поглаживал по плечам лучшего друга, который метался по коридору перед родильным отделением, куда шесть часов назад привезли со схватками его мужа. – Я посмотрю на тебя через четыре месяца, Намджун. – Юнги, – Дэгон поднялся из кресла, подошел, улыбаясь, к деверю. – Ну, в самом деле, успокойся, Бан Ёнсам – один из лучших акушеров-омегологов Сеула. – А на тебя, Дэгон, через шесть, – заурчал Юнги. – Слышь, нервный будущий молодой отец, иди на улицу, подыши свежим апрельским воздухом, хвост погрей на солнце. Там как раз Донсу с Дином гуляют, составишь компанию отцу и тестю, – засмеялся деверь. – Как Донсу себя, кстати, чувствует? – спросил Юнги. – Пока он на реабилитации был, почти не созванивались, и навестить его удалось единожды: на работе полный завал. – Для альфы, недавно перенесшего инфаркт и стентирование, очень даже неплохо, – спокойно сказал Дэгон. – Работает меньше, лекарства принимает вовремя. С Чимином и Джунсо не забалуешь. Этим двоим лучше отдаться и не спорить. А омеги в положении, – Дэгон оглянулся, – это вообще страшные люди. Их надо слушать молча и выполнять все очень быстро, иначе мозг все равно вынесут в два счета и всего, чего хотят, добьются. Джунсо два дня назад проснулся в три часа ночи и сказал, что пока не сошьет Чимину в роддом пижаму, спать не ляжет. Велел машинку швейную достать с верхней полки шкафа и строчил до семи утра. Я рискнул, поинтересовался осторожно, почему нельзя это сделать утром, и точно ли у Чимина нет пижам. Но он в ответ зашипел, сказал, что кожей прям чувствует: скоро она омеге понадобится. И голубенькая в мелкий цветочек будет смотреться на моем брате отменно. А небеременных пижам у Чимина точно нет, и что он, бедный, наденет после родов. А потом зарыдал и выдал, что только такой бесчувственный, бессердечный альфа, как я, могу этого не понимать и не видеть. И как вообще родные братья могут быть такими разными? В общем, пришлось массаж делать, гладить, целовать и спать рядом со швейной машинкой, пока Джунсо работу не закончил. – Пижама, кстати, отправилась в роддом вместе с Чимином, а кости тебе и твоей толстокожей нечувствительной натуре перемывались еще очень долго. Я вчера мимо кухни проходил, там Чимин с Джунсо и Хоби чаевничали, и услышал. И мне досталось, и Намджуну. Трое беременных омег – это нечто! Хорошо Минхо пока в их компаху не вступил. Мы с Чимином недавно у Джигуна и Минхо в гостях были, так маленький омега очень решительно заявил, что пока университет не закончит, ни о замужестве, ни о детях думать не собирается. Джигун, правда, хихикал тихонько, чиминовы подобные теории вспоминал. Но Минхо, в самом деле, теперь может полностью заменить Чимини в магазине. И, надо сказать, очень на это в ближайшие месяцы рассчитывает. Мой муж теперь сразу из роддома в «ЛепестOk» не собирается. – А если соберется все же? – поинтересовался Нами, бросив взгляд на мечущегося по коридору лучшего друга, занервничав и тут же затеребив пальцами массивное обручальное кольцо. Его очаровательные кисточки на ушах теперь пребывали в полном порядке. Драгоценному же металлу от альфийских прикосновений было ни жарко, ни холодно. – А если соберется, ты опять заменишь меня в офисе, а я с чистой совестью уйду в декрет, – серьезно ответил Юнги, принявшись вновь наворачивать круги. – Дэгон, а отец в особняк так и не вернулся? – тихонько поинтересовался Намджун, уставший участвовать в эмоциональных забегах Юнги. – И не планирует. В Апкучжоне по-прежнему. Папа с Мингю к нему наведываются. Простили, видимо, наконец, за то, что тот отказался в Нацсобрание избираться. Просят вернуться. Но отец сказал, что должен пожить один, переосмыслить многое, что-то изменить в себе, своей жизни... Джунсо, что вместе с Хосоком тихонько подошел к альфам, проворчал: – Ага, пожил уже один. Хорошо, мы с Чимином пришли вот просто так, без предупреждения, да скорую ему вызвали, когда он в гордом одиночестве боль в груди терпел. А-то поимел бы не простой инфаркт, а обширный. – Юнги, как Чимин? – спросил, волнуясь, Хосок, поглаживая свой чудесно округлившийся животик. – Профессор выходил полчаса назад, сказал уже скоро. Я бы очень с омегой хотел быть, но вредная Рыбка категорически против. Пока малыш не появится, отца попросил не пускать. – Юнги, я тоже попросил бы. О моем брате либо хорошо, либо очень хорошо, – картинно зашипел Дэгон. – После всего, что он пережил… Мин вздрогнул. – Дэгон, знаю, что Донсу изредка общается с господами Им. – Хочешь узнать об их сыне? – Знаешь, – Юнги нахмурился, – скорее, хотел бы снова и снова, и особенно сейчас, убедиться, что Чимину ничего не угрожает. – Дело против Хвана прекратили еще три месяца назад по причине полной неадекватности альфы. А вот его обвинитель и одновременно жертва получил несколько лет тюрьмы за содержание тайной химической лаборатории и производство запрещенных психотропов и еще какой-то мути. Не очень я в этом разбираюсь. Хван же прошел не одну медицинскую экспертизу, и все признавали его невменяемым и недееспособным. Господину Им удалось перевести сына из тюремной больницы в привилегированный психиатрический пансионат в Швейцарии. Родители после грандиозного скандала, связанного с сыном, оставили свои должности, а недавно переехали в деревеньку неподалеку. Отец показывал несколько фотографий, что прислал господин Ки. Место очень красивое, высоко в горах. Уход за больными там отличный. Развлечения всякие невинные вроде рисования, танцев, пения, катания на лошадях. Только Хван себе подобных избегает категорически. Все люди по-прежнему кажутся ему рыбами, при этом у альфы будь здоров какая ихтиофобия. Но в пансионате есть небольшой контактный зоопарк. И вот там Им пропадает с утра до вечера. Ухаживает за животными и птицами, без конца разговаривает с ними. И по-своему счастлив… Двери отделения открылись, Бан Ёнсам показался на пороге, улыбаясь. Пятеро замолчали, поедая омегу глазами. – Где у нас тут новоиспеченный молодой отец совершенно очаровательного новорожденного? Юнги оглянулся. Друзья, улыбаясь, смотрели на него. – Я позвоню дедам, они же ждут, ладно? – спросил Дэгон. – И, да, как я мог забыть! Протянул Юнги маленький футляр из бирюзовой кожи. – Подарок внуку и племяннику от деда Донсу и дяди Дэгона. Намджун подошел, обнял. – Поздравляю. Вы заслужили. Вы, правда, это заслужили. Давай, степной кот, плыви к своей золотой Рыбке. А вот это с собой захвати для Чимина. Из-за кресла достал букет, упакованный в тонкую прозрачную пленку. Снял ее. – И не спрашивай, с какого цветника и когда я добыл эти цветы. Нежнейший, сладковатый аромат «Пастель Элеганс» разлился у дверей родильного отделения. – И не спрошу, спасибо Нами. *** Юнги зашел в небольшую светлую, нагретую солнечными апрельскими лучами палату. Глянул на мужа – улыбнулся: Чимин лежал, задремав, в голубой, в мелкий цветочек пижаме, которая, в самом деле, шла ему очень. Рядом в кювезе спал малыш. Альфа подошел, с улыбкой разглядывая сына. Омежка с чудесными, пухлыми, как у папы, губками, носиком с крохотной горбинкой, с малюсенькими пухлыми мизинчиками спал, посапывая, смешно морща нос, под небольшим легким пледом. Отец достал из футляра пион розового золота, усыпанный бриллиантовой пылью, надел аккуратно на шею младенцу. Поднял глаза, пересекаясь взглядом с проснувшимся Чимином. Подошел, обнял крепко, букет пионов положил у ног: – Спасибо, моя маленькая Рыбка. Как ты? Как все прошло? – Малыш молодец, справился. Родился совершенно здоровым. – Вы оба молодцы у меня, мои драгоценные омеги. Оба справились, – перевел взгляд на сына, спросил неуверенно. – Я возьму? В этот момент плед, кажется, сам собой зашевелился, пополз вниз. Альфа вздрогнул, глянул на Чимина недоуменно, тот улыбнулся: – Все хорошо, Юнги. Не волнуйся. Маленький, чрезвычайно пушистый манулий хвостик золотисто-медового цвета сбросил плед и оглаживал омежку по пухлым ножкам, животику, перевязочкам на руках. Альфа замер, перевел взгляд на улыбающегося Чимина: – Совершенно, потрясающе очаровательный хвостик! – у Юнги голос дрожал от восхищения. – Такой же в точности, как у отца. До последней шерстинки. А глаза… Юнги взял сына на руки, тот тихонько заурчал, открыл на секунды большие, удивительного янтарно-зеленого цвета глазищи. Радужка словно переливалась медово-золотистым, при этом окружена была нежно-изумрудным кольцом. – Глаза, как у моего отца, как у манулов, наших древних предков. Хвост альфы высунулся в этот момент из-за спины, осторожно потянулся к лежащему на руках Юнги младенцу. Маленький хвостик омежки подался навстречу большому, сильному отцовскому хвосту. Дотронулся робко, отстранился, прикоснулся вновь. Альфийский хвост погладил нежно крохотный омежий, прошелся по рукам и ногам новорожденного, вновь ненадолго переплелся с маленьким хвостиком. Потом, мягко поглаживая, похлопывая, обвел лицо альфы. – Спасибо, мой хороший, за все. Будем воспитывать это хвостатое чудо вместе? Хвост покачал кончиком перед лицом альфы, словно соглашаясь, и улегся на его плечо. Юнги осторожно положил малыша в кювез. Устроился рядом с омегой. Обнял. – Рыбка, наверное, это прозвучит до ужасного банально, но если бы ты знал, как я счастлив, – тихо произнес, прикоснувшись к мягким, теплым губам омеги. Чимин улыбнулся, прижался плотнее к альфе, вдыхая любимый цитрусовый микс, смешанный сейчас с пионным: – Юнги, разве может счастье быть банальным? Но если даже и так – мне все равно. И я тоже очень счастлив. – И очень, очень любим. – И очень, очень люблю. Главное было сказано. Двое замолчали надолго. Большое и маленькое счастье, которого оба, бесспорно, заслужили, было, наконец, с ними.