***
— Он пришёл в себя, — оповестил Великий Шаман, одарив вымученной улыбкой. Они ждали этого момента долгих три месяца, безустанно дежуря у постели больного. Вэнь Кэсин едва не поседел за эти тяжёлые месяцы ожидания. Он практически не спал. Ел, просто потому, что это было необходимостью, чтобы держаться на ногах. Иногда говорил с А-Сян, иногда что-то даже рассказывал А-Сюю. Вэнь Кэсин слабо помнил те дни, когда всё сливалось в один сплошной комок переживаний. И вот, когда тот, кто так волнует и тревожит сердце, наконец очнулся, всё обрело какой-то смысл. И спустя ещё несколько недель, когда А-Сюй вновь начал препираться и спорить без конца и края, Вэнь Кэсин окончательно успокоился и даже перестал ходить за ним хвостом. Словно боялся, что это окажется сном и его А-Сюй снова исчезнет. Окажется прикованным к постели, со слабым пульсом и болезненной худобой. Улегшись на кровать А-Сюя, Вэнь Кэсин довольно улыбнулся, раскинув руки в стороны. Впервые за эти месяцы он ощущал себя по-настоящему счастливым и расслабленным. — Подвинься, — послышалось сбоку, а когда он сместился чуть дальше, кровать под тяжестью второго тела прогнулась. Вэнь Кэсин самодовольно улыбнулся, поворачиваясь набок. — А-Сюй, я собираюсь покинуть гору Чанмин. Пойдешь со мной? — он с надеждой воззрился на внимательно слушающего его Чжоу Цзышу. — Да хоть сейчас, — хмыкнул Чжоу Цзышу, подперев щеку ладонью. — А куда? Вместо ответа Вэнь Кэсин прижался к нему всем телом, уткнувшись носом в ключицу. Прикрыв глаза, он позволил себе то, чего не позволял прежде, даже когда жизнь А-Сюя висела на волоске. Плакать Вэнь Кэсин разучился ещё к шести годам, когда попал в Долину Призраков. За это жестоко наказывали, прижигали пальцы, резали руки или и вовсе могли искупать в кипятке. И за все эти годы он ни разу не позволил себе эту слабость. Но сейчас, что-то внутри словно надломилось, на смену бурной радости, пришла опустошённость. Горло драло от разъедающей изнутри боли. За всё и сразу. За родителей, которые просто доверились не тем. За свою тяжёлую судьбу вдали от брата и той жизни, которая могла бы у него быть. За А-Сюя, который с особой жестокостью обошёлся с самим собой. А ведь пьеса еще сыграна не до конца. И кто знает, останется ли хоть что-то от них прежних. — Что случилось, Лао Вэнь? — тихо спросил Цзышу. Вэнь Кэсин, не привыкший жаловаться или изливать собственные чувства, не сразу ответил. Слова застряли в глотке, а внутри всё разлилось жаром. Почувствовав, как А-Сюй касается его подбородка, чтобы заглянуть в глаза, Вэнь Кэсин взмахнул ладонью, гася свечи и погружая комнату в дрожащую темноту. — Не смотри. Он зажмурился, прижимаясь ещё теснее. Наверняка ханьфу А-Сюя в этом месте пропиталось влагой. Но это сейчас не имело никакого значения. Ему просто хотелось ощущения тепла и объятий. — Нет-нет, ничего. Просто… я подумал… знаешь, у моих родителей ведь нет даже могилы. Они остались под открытым небом и их прах развеялся по ветру. Я хотел бы установить для них хоть какой-то памятник. Послышался тяжёлый вздох, Чжоу Цзышу обнял его в ответ, погладив по спинке в молчаливой поддержке. То, что ему сейчас так было нужно. Облизав губы, Вэнь Кэсин продолжил изливать свои чувства. Собственные переживания. Обращая во что-то словесное и понятное. — До этого момента у меня не было никого кроме А-Сян. Я всегда полагался лишь на себя и собственные силы. Считал, что мне нечего терять. Пока не простоял три дня и три ночи у твоей постели в полной неизвестности. Мне никогда не было так страшно и так тяжело. Я боялся, что если с тобой что-нибудь случится, то я… Не вынесу этого и уйду следом. Сгорю на том же месте, обратившись в пепел. — Просто не выдержу и сойду с ума. Я утопил бы этот мир в крови и тишине. В вечной скорби. Если мне больно, то почему другие имеют право радоваться? Так я думал, — руки на спине напряглись, дыхание стало тяжёлым. — Но потом я подумал, что бы ты сказал, если бы я это совершил? Ты бы разочаровался? Огорчился? Возненавидел? Думаю, что всё и сразу. И тогда мне становилось ещё паршивее. — Лао Вэнь, если я когда-нибудь умру, то точно не так глупо, — хмыкнул Цзышу, вновь погладив его по напряжённой спине. — Как минимум в героическом бою. И тебе будет не обязательно топить весь мир в крови. Достаточно только врагов. Раз уж ты этого так хочешь. Что до твоих родителей, то, конечно, мы вместе что-нибудь придумаем. Обещаю. Никто и никогда прежде не говорил ему этих слов. Никто никогда не ставил его проблемы на передний план. Он никогда не чувствовал себя защищённым перед кем-то. Это осознание потрясало, выворачивало наизнанку душу. Он и сам не заметил, как на фоне раздирающих его чувств, бездумно начал гладить лопатки Цзышу. Как тесно прижимался, по-прежнему уткнувшись носом в яремную впадину. Но в какой-то момент ощутил отклик тела в объятиях: в его бедро упиралось что-то выпуклое и твёрдое, а дыхание над головой стало более глубоким и прерывистым. Замерев на короткий миг, Вэнь Кэсин отстранился, чтобы посмотреть в глаза Чжоу Цзышу: и он утонул в поглощающей своей глубиной темноте зрачков. Лунный свет падал на лицо А-Сюя мягким шёлком и струился по изгибам его тела, словно продолжение его самого. И тогда Кэсин очарованно подумал: «Он нездешний. Настоящий небожитель. И этот небожитель мой». В какой момент они перестали понимать, где начинается один и продолжается другой. Кэсин предпочитал думать, что этого разделения просто нет. Горячие ладони касались его спины и поясницы, губы оставляли узоры на коже, а дыхание — ожоги. Хотелось раствориться и растянуть этот миг, превратив его в вечность. Он склонился над А-Сюем, прикусывая его подбородок и ведя полупоцелуями-полуукусами к шее, там где бился пульс. А-Сюй даже не вздохнул, не окаменел, когда Кэсин укусил его. Горячая кровь окропила белые простыни, впиталась в ткань. Языком проведя по ране, слизывая кровь, повелитель призраков втянул губами солоноватую кожу и оттянул её. Послышалось шипение и тело под ним прогнулось, тяжёлый выдох растворился в его вздохе. — Лао Вэнь, — прошептал Цзышу одними губами, позволяя делать с собой всё, чего бы его Лао Вэнь не пожелал. А желал он слишком многого и, в то же время, одного единственного: чтобы А-Сюй никогда не исчезал. Не болел. Не умирал. Чтобы каждая ночь дарила им эти мгновения близости. Ухмыльнувшись, чтобы скрыть за этой улыбкой собственные пугающие мысли, он потянул А-Сюя на себя, приглашая сесть. Лёгкое замешательство и вопрос в глазах Цзышу лишь раззадорил его. Ничего не объясняя, Кэсин придвинулся ближе, так, чтобы его губы оказались рядом с виском. — Ты доверяешь мне? — спросил он, заводя его руки за спину и несильно фиксируя их атласной красной лентой. В ответ его плечо слегка прикусили, отчего Вэнь Кэсин едва удержался, чтобы не наброситься на него, наплевав на собственные планы растянуть всё как можно на подольше и доставить партнёру удовольствие. Проведя ладонями от зафиксированных за спиной кистей рук до плеч, а затем по раненной шее и лицу, он остановился на глазах Цзышу, завязывая точно такую же ленту. — Доверься мне, — прошептал он снова. И, не почувствовав никакого сопротивления, довольно улыбнулся, в благодарность целуя лоб А-Сюя. Он планировал это ещё весной, в Поместье Марионеток. И тогда это казалось чем-то зыбким и неправильным. Ведь в тот момент Цзышу мучался болями и бессонницей, а всё, что мог сделать Кэсин, просто находиться рядом и обнимать. Разделять с ним эту боль. Одну на двоих. И сейчас, когда фантазии превращались в реальность, это разжигало внутри демоническую одержимость и страсть. То, чего он никогда и ни к кому не ощущал. Цзышу был первый и единственный, кого он желал так сильно. Развернув А-Сюя к себе спиной, а к стене лицом, он незаметно махнул рукой. И в тот же миг по дереву прошла рябь, пока не сформировалась во что-то похожее на раму. Зеркало жидким серебром разливалось по краям, пока в отражении не вспыхнули за спинами двух людей свечи и их силуэты, в ореоле мягкого струящегося света не обрели форму. Вэнь Кэсин задушено вдохнул, сглатывая набежавшую слюну и пальцами коснулся подбородка А-Сюя. Они подрагивали в предвкушении, скользили по груди, торсу, пока не достигли низа живота и не коснулись члена, скрытого слоями одежды. Вцепившись зубами в края ленты, которой он завязал глаза А-Сюю, Вэнь Кэсин дёрнул её на себя, снимая и позволяя разглядеть всё то великолепие, которое видел он сам. — Что за фарс, — фыркнул хрипло Цзышу, жадно следя в отражении за рукой Лао Вэня. Кэсин ничего не ответил, молча и сосредоточенно стягивал с него слои ханьфу. Ему нравилась эта неспешность, эта ленивая небрежность в прикосновениях, в тягучем ожидании. Вместо того, чтобы просто развязать руки, он силой Ци разорвал ткань одежды и отбросил её в сторону небольшого столика, где стояло недопитое вино. Проведя ладонями по вздымающейся груди, Кэсин склонился ближе, глядя на отражение в зеркале. Глаза Цзышу оставались равнодушно спокойными, словно всё происходящее не более чем очередная их стычка. Сняв с себя бордовое ханьфу, Кэсин ухмыльнулся А-Сюю в зеркале, склоняясь над его плечом и кусая. Дождавшись, когда кровь выступит из открывшейся раны, он провёл по ней языком, а затем, грубо схватив Цзышу за волосы, чуть повернул его голову вбок, чтобы можно было дотянуться до губ. Кровь смешалась со слюной, впиталась в его одежды, прилипла коркой к волосам. Цзышу тоже не остался в стороне и прощать такого надругательства над своим телом не стал, больно укусив за нижнюю губу, прокусив её до крови, он с шипением вернул ему эту дерзость. Кэсин прекрасно понимал, каких трудов Цзышу стоило отдаться на волю другого человека. Полное доверие по отношению к кому-то. Он сам был таким же. И испытывал точно такие же чувства. — Скажи… скажи мне, — прошептал Кэсин неразборчиво, ведя цепочкой поцелуев от ключицы к шее, то прикусывая, то посасывая, то вновь порхая поцелуями по разгорячённой коже. Его вело — вело и партнёра. Они словно охмелевшие от терпкого вина растворялись в друг друге. Словно весь мир в одночасье вымер оставив только их. — Скажи… Чжоу Цзышу выгнулся, затылком уперевшись в его плечо. Руки по-прежнему были связаны, а глаза послушно прикрыты. Хотя Кэсин и не отдавал приказа закрывать глаза, но его А-Сюй понимал всё без слов. — Люблю… тебя, — выдохнул он, прижимаясь спиной к груди партнёра. Дыхание сбилось, внутри всё распалялось неистовым пожаром, гудело и взывало к чему-то первобытному. Кэсин с волнением осознавал, что это по сути первая их близость. Пальцами проведя по бедру, ведя к спине, по выступающим позвонкам, коснулся длинных волос собранных в хвост и потянул их вынуждая Цзышу сильнее выгнуться. Прижавшись к уху он подул слегка на него и прошептал: — Никогда не оставляй меня больше, — прикусив мочку уха, он надавил пальцами на акупунктурную точку, посылая слабый импульс Ци. А-Сюй задрожал, с его губ слетел хриплый выдох. Достав из складок одежд маленький пузырёк с лечебным маслом, которое прежде втирали в кожу Цзышу, он откупорил крышку и вылил немного на ладонь, а затем коснулся поясницы и провёл ладонью чуть ниже, касаясь напряжённого сфинктера, слегка надавливая. А-Сюй ожидаемо дёрнулся, но не вырвался. Лечебное масло использовалось не по назначению. И, как хорошо, думал повелитель призраков, что Седьмой Лорд и Великий Шаман этого не видят. Против воли на губах заиграла шаловливая улыбка, а глаза сверкнули задорным блеском. Всё это не ускользнуло от внимания Цзышу, который уже распахнув глаза смотрел в зеркало с прищуром. — Седьмой Лорд будет в восторге, узнав, что мы втирали его снадобье не только снаружи, но и внутри, — объяснил Кэсин, игриво подмигнув отражению А-Сюя. Заметив, что между его бровей залегла морщина, а рот раскрылся, чтобы что-то сказать, Кэсин укусил его за загривок, прошептав в затылок: — Я пошутил. Не дёргайся… Освободив руки Цзышу из плена ленты, Кэсин развернул его к себе лицом и прильнул к губам, повалив на кровать. Свет свечей мягко касался прекрасного лица, играя бликами в чёрных, словно бездна, глазах. А-Сюй вцепился в его бока пальцами, оставляя синяки распустившиеся на бледной коже. Кэсин, не разрывая поцелуй, просунул руку между их телами, пришлось немного сместить своё положение, чтобы дотянуться до члена любовника. Проведя ладонью по напряжённой плоти, он пальцами скользнул ниже, огладив яички, пока не добрался до сфинктера и слегка надавил. Пальцы проходили свободно в горячую тесноту, дыхание Цзышу сбилось и сорвалось во что-то неразборчиво хриплое. Он выгнулся дугой, когда к одному пальцу прибавился второй, а затем Кэсин и вовсе сполз к ногам захватывая в плен своего рта подрагивающий член Цзышу. Не ожидавший такого поворота событий Лорд Чжоу крупно вздрогнул и по инерции схватив Кэсина за волосы, притянул ближе к паху. Конечно глава призраков и раньше делал минет, но это сильно отличалось от А-Сюя. Он насаживался на член, ощущая давление и першение в глотке, дыхание сбилось, а из глаз брызнули слёзы. Но вместо того, чтобы вырваться, он пальцами сжал бёдра Цзышу, ногтями царапая и сдавливая кожу. С садистским наслаждением подумал, что на том месте останутся кровоточащие борозды. Наконец выпустив из плена рта член, Кэсин жадно хватал воздух, пока перед глазами плясали мушки. Он планировал продолжить свою пытку, чтобы довести обычно сдержанного и неприступного Цзышу до исступления, чтобы тот начал умолять. Но в какой-то момент они поменялись местами и теперь Цзышу возвышался над ним, уперевшись руками по обе стороны от головы. Подарив в ответ развратную ухмылку, на которую только Кэсин был способен, он скрестил свои ноги на пояснице А-Сюя. Притягивая его руками за шею ближе, пока их губы не встретились. — И что теперь, А-Сюй? Возьмёшь меня грубой силой? — Зачем же грубой? — хмыкнул Цзышу, стягивая с Кэсина штаны и дразняще водя языком по щеке. — Ты сам отдашься. Если, конечно, не хочешь, чтобы я прямо сейчас встал и ушёл. — Ты не посмеешь бросить своего лаопо в таком состоянии! — возмутился Кэсин, ногами надавливая на поясницу нависшего над ним Цзышу. — В каком таком? — прошептал Цзышу, прижавшись своим членом его члену. — Ты же не умираешь, не обесчещен, пока ещё. Цветёшь и пахнешь, — на губах невозмутимого к страдальческому выражению лица лаогуна прорисовалась кривая усмешка, а пальцы на бёдрах Кэсина сжались ещё сильнее, оставляя там ответные синяки. Жар тела напротив ощущался особенно остро. Этот жар проникал в каждую клеточку кожи, распускался бутонами шипастых роз в груди, вытесняя собой все сомнения, которые блуждали в его голове. Кэсин был уверен, что до него у Цзышу никого не было и что именно ему придётся взять на себя роль ведущего. Но А-Сюй удивил. Спустившись полу-укусами к пупку, он языком проник в ямку, затем вокруг, пока не провёл влажную дорожку до паха. Кэсин замер, гулко сглатывая. Цзышу подул на головку члена, обдавая своим горячим дыханием плоть, отчего по телу Кэсина пробежали мурашки, и он силой воли заставил себя лежать смирно. А-Сюй не остановился лишь на этом, проворно проведя языком вдоль всего члена, он вобрал в себя его яички, и с звонким причмокиванием выпустив изо рта, к ужасу Кэсина, спустился ниже. Не обращая никакого внимания на вытянувшееся лицо партнёра, Цзышу подложил под поясницу Кэсина подушку и, дождавшись, когда он уляжется, поднял на него свой затуманенный взгляд. — Моему лаопо необходимо преподать уроки послушания, — ухмыльнулся он, проводя ладонями по внутренней стороне бёдер. В какой-то момент Кэсин и правда потерялся в всплеске эмоций и чувств, окрылённый подобной инициативой любимого. Ощутив щекотку от горячего дыхания у своего сфинктера, Кэсин облизнул губы и шире развёл в стороны стройные ноги. Язык Цзышу проходил по самым чувствительным точкам, ласкал внутри и порхал, словно крылья бабочки вокруг сжатого колечка мышц. Кэсина то и дело подкидывало на постели от стимулирующих фрикций, и бросало в пот, стоило проворному языку подобраться к яичкам. Он плавился в руках Цзышу, метался по кровати. Ещё никто и никогда прежде не доставлял ему такого удовольствия. И если это сон, то Кэсин отказывался просыпаться. Когда Цзышу вернулся к губам и смял их в требовательном, жёстком поцелуе, повелитель призраков впервые за столько лет подумал о том, что согласен подчиниться, согласен отдаться на волю другого человека. Впервые эта сиюминутная мысль не пугала и не тревожила сознание беспокойством. Это было истиной, которую Кэсин не собирался оспаривать. На смену горячего языка пришло кое что покрупнее, и в этот момент Кэсин всеми правдами и неправдами желал остановиться: ведь это именно он должен был выступать с ведущей ролью. Ведь это именно ему было плохо! — А-Сюй, — он посмотрел в глаза нависшего над ним лаоугуна и растерял в это мгновение все слова о милосердии и стенаниях судьбы. Взгляд Цзышу был полон той же невысказанной скорби и боли, что он нёс в своём сердце как груз. — Скажи, если будет больно или неприятно, — прошептал ему Цзышу, сцеловывая дорожки слёз. Кэсина охватила настоящая паника, но вместе с этим незнакомое до этого момента волнение. Впервые он позволял овладеть собой кому-то. Впервые доверялся чужим рукам и шёпоту. Потому что знал, что А-Сюй не предаст и не бросит. Даже с того света вернётся к нему. Вернётся, потому что его Лао Вэнь увянет, как цветок нарцисса от нехватки солнца. Погаснет без него, как гаснут звёзды на небе. Толчок — слабый, медленный и очень осторожный не дал Кэсину прочувствовать всё то, что обычно испытывали его любовники с ним. Кэсин не славился аккуратностью и вбивался жёстко, причиняя жгучую боль, как себе, так и партнёру. Но с А-Сюем было всё иначе, к нему он хотел прикасаться с осторожностью и нежностью, причинять боль только в порыве страсти, нежели намеренно. Было приятно знать, что и Цзышу относился к нему с такой же аккуратностью и бережностью, словно боясь разбить и без того хрупкое равновесие в душе. Выгнувшись навстречу, Кэсин вцепился руками в плечи А-Сюя, притягивая к себе ближе, впиваясь со стоном в его губы. Ловя прерывистое дыхание и подставляясь под ласки. Их дыхание смешалось и переплелось, стоны слились в один, толчки становились грубее, в небольшой комнате отчётливо запахло сексом и жженым воском. Никто из них не хотел уступать другому. Меняясь местами и оставляя на коже отметины в виде укусов, мелких ранок или засосов. Зеркало покрылось испариной, давно не отражая ничего. Но двое увлекшихся друг другом любовников этого не замечали. Вцепившись в волосы А-Сюя, Вэнь Кэсин потянул его на себя, впиваясь в губы неистовым поцелуем. Кусая и слизывая кровоподтёки, он насаживался на твёрдый член всем телом: выгибался, отдаваясь ответным ласкам и крепким рукам. С губ сорвался последний стон, прежде чем они оба упали на подушки, обессилено смыкая веки. Кэсин прижался к его боку, полу-вменяемо от разлитой по всему телу неги, шепча его имя: — Мой Чжоу Цзышу. — Твой.***
— И чего ты так завёлся-то, — фыркнул Кэсин, продолжая со всей невозмутимостью нарезать овощи. — Подумаешь, аллергия… — Ожог! — донеслось из-за спины рычащее. — Ты даже не удосужился узнать у целителя о свойствах этого масла! О том, куда можно наносить, а куда нет. Да, в конце концов, у тебя родители были выдающимися целителями! Вэнь Кэсин, ты самый бездарный ученик дома четырех сезонов из всех, кого я только знал! — Моё имя из твоих уст подобно песне, — протянул игриво Кэсин, вовсе не обидевшись на высказывания Цзышу. — И потом, туда входит шалфей, а он, как правило, заживляет раны! А-Сюй, не драматизируй. Поболит и пройдёт. О, хочешь я подую? — он обернулся, одарив мрачного Цзышу улыбкой и состроив жалобное лицо. — Я хочу, чтобы ты выпил со мной, — вздохнул Цзышу обречённо. Знал ведь, что с Кэсином спорить бесполезно. — Тут нашлось такое интересное вино. — Да ты и уксус считал выдержанным вином, — прыснул Кэсин. — Ну, знаешь, не всё тебе сладко, что для меня горько! Кэсин остановился от нарезания овощей, отложил нож и повернулся к развалившемуся на тахте Цзышу. — Что я слышу, неужели А-Сюй наконец-то взялся за ум, — ухмылка украсила лицо бывшего главы призраков. — Ещё немного и я тебя даже в словесных поединках не смогу обыграть. Эй, оставь хотя бы это моим оружием, — возмутился он, впрочем совершенно ненатурально. Цзышу и бровью не повёл, оставаясь всё таким же невозмутимым. — Бросай это дело, лаопо, идём выпьем, — рассмеялся А-Сюй с обиженного выражения лица Лао Вэня. — Сегодня ведь такой прекрасный повод. — Повод?.. — Кэсин напрягся, пытаясь вспомнить, что же за событие такое произошло, за что нужно было выпить. Хотя прежде им и повода для этого не нужно было. — Ну как же, третий поклон родителям у возведённой недавно могилы, — протянул Цзышу, с весельем наблюдая за меняющимся выражением лица Кэсина. — Лао Вэнь, я хочу разделить с тобой вечность.