***
… Еще до того, как открыть глаза, Эймонд понимает, что Люцерис нет рядом. Он резко садится на кровати, пробегая рукой по простыни, где совсем недавно было нежное разгоряченное тело. Еще теплая. Взглядом охотника он осматривает комнату. Ее нигде нет. Она бросила его. Долг перед короной превыше всего? На этот раз он этого не допустит.***
… Безудержная ярость пульсом стучит в виске, когда юноша вихрем несется по темным пустым коридорам Штормового предела. Гремучий коктейль из гнева и радости бьет по нервам, когда он замечает девушку во дворе, затянутом легким туманом пополам с ледяной моросью. Люцерис похлопывает Арракса по грубой чешуе, объясняя, что сейчас они отправятся домой. Дракон поворачивает к Эймонду морду, жадно втягивая запах пришельца. Тот пахнет его хозяйкой, что сбивает громадную ящерицу с толку. Арракс мигом сжег бы наглеца, посмевшего так близко подойти к нему, но едва ли возможно сейчас различить мальчишку с его прекрасной юной наездницей. - Ты не поняла? – почти кричит принц, больно сжимая тонкие предплечья. – Больше не будет Драконьего камня, Рейниры и Деймона! Мы возвращаемся в Красный замок! В темных глазах застывает испуг. Люк была уверена, что побег удастся. Мысленно она уже направлялась на север, в Винтерфелл, вырвав из сердца Эймонда раз и навсегда. С мясом и кровью. Вяло сопротивляясь, принцесса шепчет о матери и предательстве, о долге и войне. Сколько это может продолжаться? Когда она замолчит? Кровавая пелена застилает глаза, когда он наотмашь бьет Люк по щеке, оставляя гореть алым отпечаток ладони на тонкой коже. Темные глаза заполняются слезами. Эймонду все равно. Сильные пальцы, раз сжавшись на ее запястьях, больше их не отпустят. Девушка часто поскальзывается на мокрых камнях, когда он силой тащит ее по бесконечному открытому мосту в сторону Вхагар. Мириады соленых брызг раз за разом обрушиваются на их тела, словно неведомый бог моря хочет затащить их в свои объятия, чтобы вечно качать на волнах вдали от войны и мирской суеты. В самом конце пути все же обнаруживается сонная охрана, которая, не получив никаких распоряжений на подобный случай, лишь молча провожает их глазами. Принцесса с отчаяньем оборачивается к унылым промокшим рыцарям, но не решается просить о помощи. … Втащив Люцерис на спину Вхагар, принц приковывает девушку к седлу всеми возможными цепями, совершенно забыв, что она – драконья наездница, и подобные путешествия ей не в новинку. Когда старая ящерица тяжело поднимается в воздух, подгоняемая наездником, Люк видит далеко внизу жалобно кричащего ей вслед Арракса...***
…Королева давно выбилась из сил, пытаясь вразумить глупого первенца, желающего очертя голову кинуться в горнило войны. Заседания Малого совета все больше походят на семейные скандалы, где мать пытается вернуть Эйгона к реальности. Им совершенно ни к чему переход событий в горячую фазу. Пока еще можно все решить миром. … Дверь медленно отворяется. В узком проеме появляется хитрое лицо Ларриса. - Моя королева… - шепчет он, почтительно склонившись. – У меня к вам серьезное дело… Должно было случиться что-то поистине из ряда вон выходящее, чтобы лорд Стронг решился прервать их в столь важный момент. …Тяжело вздыхая, Алисента поднимается из-за стола, ловя на себе облегченный взгляд Эйгона. Она примерно представляет, что начнется за столом, как только дверь захлопнется за ее спиной. Сын уже успел порядком набраться и теперь жаждал крови… Все равно чьей. - Надеюсь, дело действительно серьезное… - недовольно бормочет королева, складывая руки на животе в привычном жесте. – Их нельзя оставлять ни на минуту. - Конечно, моя королева… Иначе я не посмел бы… - отвратительная елейная ухмылочка растягивает тонкие губы. Алисента склоняет голову в повелительном жесте, приказывая переходить к сути вопроса. - Вернулся принц Эймонд… - он вновь замолкает. - И? Его миссия провалилась? Лорд Баратеон не окажет нам помощь? – теплые глаза впиваются в Стронга. Мерзавец до мозга костей, он нужен был ей как никогда. - Насчет этого ничего не могу сказать, моя королева. Думаю, принц сам поведает, чем закончились переговоры. Знаю только, что вернулся он не один… - Ларрис довольно ухмыляется под ее заинтересованным взглядом. – Он привез с собой юную леди Велларион. Несколько мгновений Алисента не может сложить картину произошедшего. Да, ее сын вспыльчивый, злопамятный, временами агрессивный, но, тем не менее, достаточно разумный, чтобы не творить глупости, когда государство балансирует на грани войны. - Не понимаю… - наконец выдавливает она из себя, сводя брови. – Зачем нам девчонка Рейниры? - Будет гораздо лучше, если вы лично переговорите с молодым принцем, моя королева. Он сейчас в своих покоях. Вместе со своей… гостьей. Метнув последний раз озабоченный взгляд на мастера над шептунами, Алисента все же решает последовать его совету. Лучше не откладывать этот вопрос. Мало ли что взбредет в голову мальчишке… Она отлично помнит, как совсем недавно Эймонд собирался лишить дочь Рейниры глаза, а может и жизни. Горестно вздыхая, королева в который раз убеждается в мысли, что от взрослых детей проблем гораздо больше, чем от маленьких. … Невесомо ступая, Ларрис тенью сопровождает свою покровительницу. Дверь в покои сына не заперта, и королева позволяет себе едва ли не первый раз в жизни войти без стука. Карие глаза внимательно обшаривают комнату, не находя по началу в ней никого. Наконец, взгляд цепляется за ровные платиновые пряди, которые ласково перебирают нежные пальчики. Девушку, утонувшую в огромном глубоком кресле, королева не видит. Лишь Эймонда, устроившегося на полу у ее ног, обхватив бедра принцессы руками и уткнувшись лицом ей в колени. - Что это значит, Эймонд?! – удивление и гнев смешиваются в голосе, заставляя сына вздрогнуть от неожиданности. Девичья рука мигом отдергивается от волос принца. - Вас не учили стучать, матушка? – говорит он, поднимая голову. - Что это значит, Эймонд?! – повторяет она, медленно закипая. Когда сын подходит ближе, королева, еще не понимая в чем дело, чувствует холод его решимости. Он словно закован в знакомую ледяную броню, которую ей не пробить никакими силами. Слишком хорошо она его знает. Эймонд становится перед ней таким образом, чтобы совершенно закрыть кресло с Люцерис. - Вам придется смириться. – цедит он, ухмыляясь высокомерной улыбкой. – Как и всем остальным. - С чем смириться? - Люцерис – моя жена, матушка. На миг королеве становится дурно. В глазах темнеет. Она даже вынуждена опереться рукой на холодный камень стены. - Ты желаешь моей смерти? Да? Мог бы придумать менее изощренный способ! За его плечом Алисента видит дочь Рейниры, бледной тенью поднявшуюся из объятий красного бархата. Тревожные глаза девушки заплаканы. Не соображая, что делает Люк выкручивает пальцы одной руки другой. - Что ты сделал с девочкой? – в бешенстве шипит мать. - Что я мог с ней сделать? Можешь спросить ее сама, если желаешь… - Выйди! – Алисента отступает, освобождая выход в коридор. Когда, злобно хмыкнув, сын покидает комнату, королева осторожно приближается к Люцерис. Принцесса прячет глаза, стоит Алисенте коснуться ее ледяных рук своими. Тело девушки ощутимо трясет мелкой дрожью. - Что случилось, милая? Он навредил тебе? – после приключений Эйгона королева готова услышать все, что угодно. - Нет, моя королева… - Люк не знает насколько уместно называть ее так теперь, когда все повернулось подобным образом. - Почему он говорит, что ты его жена? Это правда? - Да, моя королева… … В Королевской гавани это стало гораздо большей правдой, чем в бреду Штормового предела, потому что, едва спустившись со спины старой драконицы, Эймонд потащил Люк в ближайшую септу и заставил повторить все оброненные прошлой ночью слова. Старенький бледный септон испугался одного вида столь высокого гостя так сильно, что не посмел пискнуть против даже слова, хотя обычно подобные мероприятия планировались заранее, а для членов королевской семьи был предусмотрен специальный пышный ритуал… - Как это возможно? Он же… Ненавидит тебя… - брови сами ползут вверх. - Уже нет, моя королева… - Он заставил тебя? Привез сюда против воли? - Да… - слезы опять начинают сочиться из глаз. – Мы встретились случайно в Штормовом пределе, и… Вот… - Я позабочусь, чтобы сегодня же ты оказалась дома. Ты же хочешь к матери? Люцерис замирает в смятении, вцепившись в руку королевы. - Я не знаю, моя королева… В ответ на вопросительный взгляд Алисенты девушке все же приходится дать пояснение: - Мама хочет продать меня могущественному лорду… В обмен на армию… А я… По ее взгляду, устремленному на дверь, за которой скрылся Эймонд, королева понимает наконец в чем действительно состоит проблема. - Хочешь остаться с ним. – заканчивает она за Люцерис. Та лишь кивает, заливаясь краской. - Для мамы я навсегда останусь предательницей, но и прожить всю жизнь так, как они с Деймоном решили, я не хочу. - Пойми - одно твое присутствие здесь сейчас создает угрозу… Всему… В целом, королева понимает, что от девушки ровным счетом ничего не зависит. Эймонд сам определил ее будущее. И, судя по всему, не особенно задумывался о том, что загоняет их всех в угол своим поступком. … Простившись с Люцерис, королева оказывается в коридоре за спиной сына, который злобно дышит подобно Вхагар, поглядывая на скрюченную фигуру Ларриса, замершую в дальнем конце коридора. - Ваша ручная крыса прибежала напиться свежей крови, матушка… - шипит принц, кивая на лорда Стронга. - Не трогай его. Лишь благодаря Ларрису я узнаю о ваших безумствах. Позволь спросить, о чем ты думал, когда тащил сюда девчонку? Ты вообще способен думать? Или тобой, как и твоим братом, руководит исключительно то, что находится в штанах? Когда сын оборачивается, впиваясь в ее лицо бешеным взглядом, королева несколько мгновений думает, что сейчас он ударит ее. Кажется, еще миг и дым вместе с искрами пойдет из его трепещущих ноздрей не хуже, чем у настоящего дракона. Уголок рта сам тянется вверх, когда Эймонд читает испуг на лице матери. - Не смей сравнивать меня с ним. Никогда. Ты поняла меня? – выдыхает принц, наклоняясь к ней так низко, что Алисента чувствует его дыхание. Королева кивает, уступая его бешеной злости, которую она ощущает каждой клеткой собственного тела. - Люцерис останется здесь. – холодно заявляет он, обходя мать.***
… Паника, охватившая Рейниру при виде Арракса, вернувшегося на Драконий камень с пустым седлом, незамедлительно передалась и Деймону. Что могло случиться с принцессой? Он справедливо полагал, что ни один человек в мире не рискнет покуситься на ее жизнь. Тем более, с девушкой не могло произойти ничего плохого в Штормовом пределе. Лорд Борос - та еще язва, но правила гостеприимства никогда не были ему чужды. Теперь уже король неоднократно имел честь встречаться с ним и четко понимал, что гордец от природы, Баратеон, все же никогда не откажется от собственной выгоды и уж тем более не станет кусать руку, которая в перспективе способна принести вполне ощутимую пользу и выгоду. … В тайне от супруги Деймон лично отправился в Штормовой предел, где и узнал подробности произошедшего, мигом приведшие его в дикую ярость. Как дрянь отважилась на подобную выходку? Да, лорд Борос утверждал, что охрана видела, как принц Эймонд силой утащил девушку с собой, но Деймон не поверил им даже на йоту, зная более интересные подробности их взаимоотношений. Получается, для Люцерис мальчишка с платиновыми волосами, с которым она пару раз перепихнулась, имеет большее значение, чем мать и ее право на Железный трон? Какая мерзость! Понимает ли она хотя бы насколько сильно подставила их, фактически лишив поддержки Севера своей глупой выходкой? … В слепом бешенстве Деймон, едва вернувшись, вывалил на Рейниру разом все, что знал о неприятной ситуации, сопровождая рассказ отвратительными подробностями и отборным матом. Только заметив дрожащие пальцы жены, еще совсем слабой после преждевременных родов, он понял, какую глупость совершил, но сказанного назад было уже не воротить. - Прости… Я не должен был… - выдавил он из себя, опустившись у ее ног на пол, едва касаясь губами похолодевшей ладони. - Должен был! Должен! – Рейнира редко повышает на него голос, но сегодня сила духа изменяет ей. – Должен был сказать мне все сразу! А теперь… Когда он поднимает взгляд на бледное лицо супруги, то пугается страшной эмоции, которую королю доводилось видеть только в бою в тот самый миг, когда солдат понимал, что его удар станет последним для противника. - А теперь у меня нет дочери. – заканчивает королева.***
… Дубовая дверь приоткрыта, но королева все же не решается войти без стука. Ей хватило и одного раза. Нежные костяшки пальцев робко опускаются на темно-коричневый глянец раз за разом. Громче. Еще громче. Ответа нет. Алисента пришла к сыну сразу после завтрака, чтобы в очередной раз попытаться вернуть к реальности и заставить посетить заседание Малого совета. Едва ли не каждый день она пытается воззвать к его рассудку, но Эймонд остается глух к мольбам матери. Он не собирается помогать брату отстаивать право на трон. Сутки напролет он проводит с юной принцессой. Набравшись смелости, королева толкает дверь, прекрасно зная, что внутри никого нет. Любопытство берет верх. Ей интересно посмотреть, как здесь все изменилось с появлением Люцерис. Комнаты Эймонда всегда носили сухой отпечаток аскетизма. Мало мебели, мало ткани, только самое необходимое. Лишь огромное мягкое кресло, обитое алым бархатом, заключало в себе некий след роскоши. Стопки книг. Догоревшие до основания свечи, в великом множестве располагавшиеся вдоль стен и на них. Она знает – сын не любит полумрак с детства. Никаких милых глазу мелочей и фигурок, так обожаемых, к примеру, его сестрой. Аккуратно и пусто. Единственное, что бросалось в глаза, выдавая индивидуальность хозяина, – небольшая коллекция холодного оружия. Преимущественно кинжалов и изогнутых ножей. Мать знала, что каждый из них идеально заточен. Поначалу пристрастие сына к стали пугало Алисенту до ужаса, потому что первые экземпляры точь-в-точь походили на тот, что уничтожил его глаз. Она подозревала, что один из них - именно тот. … Они и сейчас здесь. Грустная улыбка накрывает губы королевы, когда она думает, что к стали, изуродовавшей его, сын теперь добавил и руку, сделавшую это. … Больше здесь ничего не напоминает о прошлом. Первое, что бросается в глаза – разобранная постель с невероятным множеством подушек, припорошенная скомканными элементами гардероба. Похоже, собирать ее нет никакой надобности. Либо прислуга распустилась в конец и требует замены. Ну, или крепкой порки. Появилось второе кресло, полностью аналогичное старому, и аккуратный чайный столик между ними. Были заменены даже ковры. Потертые темные чудовища уступили свои места веселым, почти белым, собратьям, украшенных причудливой вязью алых цветов. Цветы… Теперь они тут повсюду. Королева не знает, что Люцерис, выросшая в суровой строгости Драконьего камня, теперь наслаждалась неувядающей зеленью королевского сада. … Даже свечи оплавлены лишь наполовину. У хозяев комнаты нет нужды в лишнем свете. На огромном письменном столе королева находит великое множество листов, исписанных мелким убористым почерком Люцерис. Не удержавшись, Алисента перебирает их, пытаясь вникнуть в смысл замысловатой вязи букв. Девушка пытается рассказать о том, что с ней произошло, просит прощения, но раз за разом комкает письмо, не решаясь написать матери, что теперь она принадлежит другой семье. Удушающий аромат цветов мешает дышать, понуждая королеву распахнуть окна, впуская свежий холодный воздух, пропитанный ароматами моря и осени. От его кристальной чистоты кружится голова. Брови Алисенты сами ползут вверх, когда внизу она обнаруживает пару, уединение покоев которой она посмела нарушить. Сын ловко срезает поздние кроваво-красные розы, собирая их в большой букет. Боги! Зачем? Куда еще больше? Пока Деймон собирает армию, привлекая на сторону Рейниры все больше сторонников, пока Малый совет ломает голову над тем, как сберечь казну, не понеся обширных убытков в наступающем хаосе, и сохранить государство, пока мир висит на волоске, готовый вот-вот рухнуть в пропасть кровавой бойни, ее сын срезает цветы для дочери их кровного врага. Это не укладывается в голове. … Закончив, наконец, это довольно опасное ввиду острейших шипов занятие, Эймонд выбирается на дорожку к своей принцессе, вкладывая в ее руки влажные от росы розы. С некоторых из них на землю сыплются лепестки, больше всего напоминающие капли крови… Как она могла так ошибиться, полагая сына разумным человеком? Да, юношам его возраста свойственно терять голову при виде милых девушек со вздернутыми носиками и не проходящим румянцем на щеках, но он – наследник правящей династии. Пусть не первой очереди, но все же… Все, чему она учила своих детей с малых лет, - долг, ответственность, вера, наконец, - оказалось для него пустым звуком… … Эймонд наклоняется к супруге, легко касаясь нежных губ. Девушка неловко приподнимается на носочки, подаваясь к нему всем телом. Поцелуй углубляется, становясь все более чувственным. Руки принца свободно скользят по телу, смело лаская притягательные выпуклости… Алисента не видит в ней ничего, что могло бы послужить причиной подобного безумия. Да, девочка мила, но это не может быть оправданием того, что натворил сын, наплевав на все договоренности с родом Баратеонов, в поддержке которых они так сильно нуждались. Стоит лорду Боросу узнать об оскорблении, нанесенном его дочерям, разразится грандиозный скандал. Даже сейчас, можно смело сказать, на чью сторону встанет гордый лорд. … Располагаясь в тени раскидистого дерева на широком плетеном диване, Эймонд привлекает принцессу к себе, заставляя опуститься меж его ног, опираясь спиной на широкую грудь. Губы ласкают шею Люцерис, опускаясь к плечу. Рука забирается под подол нежно-розового платья и медленно устремляется выше по внутренней стороне бедра… Королева знает, что в поисках принцессы Деймон посещал Штормовой предел буквально на следующий день, после ее пропажи. Ларрис доложил все подробности этого визита. Лорд Баратеон встретил дерзкого принца с почтением и вниманием, достойным самого короля. Одно это указывало на то, что подлец готов в любой момент переметнуться на сторону противника и просто ждет более выгодного предложения. … Люк испуганно оглядывается. Ей совсем не хочется оказаться на виду у посторонних в столь щекотливый момент. Она даже порывается встать, но Эймонд прижимает принцессу к себе и резким движением закидывает ее ногу на свое колено, разводя бедра шире… Какого черта они делают? Неужели сыну недостаточно ночей в собственных покоях, где девушка и без того полностью принадлежит ему? Очевидно, что не только она может стать свидетелем их слабости. Алисента беспокойно осматривает часть сада и замка, доступные ее взгляду. Слава Семерым, в столь достаточно ранний час любопытных любителей свежего воздуха не наблюдается. Идиот совершенно потерял рассудок, если позволяет себе такое. Никогда раньше королева и помыслить не могла, что интимная жизнь среднего сына будет занимать ее настолько, что она будет вынуждена просить Ларриса следить за каждым их шагом. Всегда раньше лишь Эйгон доводил ее до слепой ярости своими безбашенными выходками. Но Эймонд сумел превзойти брата. Как, впрочем, и во всем остальном… Теперь королева знала о них все, вплоть до того в котором часу ночи они сомкнули веки. Но какой теперь в этом смысл? Момент давно упущен. А все благодаря никчемному Ларрису, который, видите ли, счел связь детей, зародившуюся во время визита Рейниры и Деймона в столицу, мимолетной слабостью. Еще один идиот! Нынче каждая мелочь могла повлиять на будущее всей их семьи. На ее выживание. Да, речь шла именно о выживании… Теперь королева ясно это понимала. Небольшой толчок, малейший повод, и Деймон обрушится на них всем своим гневом. Как могут ее дети не видеть этого? Все они балансируют на краю гибели... …Голова запрокидывается на плечо принца. Глаза закрываются. Даже с такого расстояния видно, как часто вздымается грудь принцессы. Цветы выпадают из тонких рук, рассыпая алым дождем лепестки по нежному шелку платья. Бедра раскрываются еще шире навстречу настойчивым прикосновениям… Отец часто сетовал на то, что рано или поздно они будут вынуждены посадить на Железный трон Эйгона, предпочитающего негу разнообразных пороков интересам государства. Но право первородства не допускало даже мысли об ином. Да, возможно Эймонд был более подготовлен нести тяжесть железной короны Эйгона Завоевателя, но Отто Хайтауэр, также, как и его дочь, знали еще одну тайну, не позволяющую даже помыслить о подобном исходе. Средний сын королевы – бастард. Да, это была лишь их тайна, но даже этого было достаточно, чтобы навсегда пресечь даже мысли об ином развитии событий. …Мир сужается до пальцев, скользящих меж ее ног. Сильнее. Быстрее. Грубее. Лишь это сейчас важно. Останавливаться нельзя. Он не посмеет... Он родился копией отца. Даже король обомлел от такого поразительного сходства. Глупец счел, что так распорядились боги, подарив ему двойника собственного брата. Алисента до сих пор помнит шок, испытанный ею, когда Визерис заявил, что раз обстоятельства сложились таким образом, то он просто не имеет права поступить иначе - их сына обязательно должны звать Деймоном. Ее протест был настолько отчаян, что смутил короля, заставив немного изменить имя мальчика до более разумной формы. С возрастом сын потерял былую схожесть с Деймоном. В его облике отчетливо проступили черты деда. Но, как мать, она никогда не переставала видеть в нем отпечаток своего позора, своей слабости… Наблюдая за их ласками, Алисента приходила к выводу, что возможно принц унаследовал от отца и ту часть беспокойной натуры, благодаря которой того и прозвали Порочным Принцем. А эта тяга к родной крови? Из всех девиц континента сын выбрал именно племянницу. Поразительно! …Они совершенно не чувствуют, что более в саду не одни – Хелейна с малышами и прислугой вышли на прогулку в обычный для себя час. Еще немного и дети увидят то, к чему их умы будут готовы еще ой как не скоро… Королева хватается за голову. Боги, какой позор! Окликнуть дочь и внуков или промолчать? Так неудобно… Сын сразу поймет, что она посмела без разрешения проникнуть в его покои. … Люк почти не слышит его горячий возбужденный шепот. Если бы слова, слетающие с губ принца, коснулись ее сознания, она точно мигом сгорела бы от стыда. Но из всего принцесса поняла лишь, что он вновь называет ее своей сильной девочкой и еще что-то насчет того, какая она восхитительно влажная. Принцесса прижимает руку Эймонда к себе, когда разрядка током бьет по нервам, заставляя выгибаться тело в сладком спазме. Расслабляясь, она слышит, как муж удовлетворенно фыркает ей в шею, довольный результатом своих стараний. Да, ему не досталось ничего. Он возьмет свое позже. Это даже приятно – провести день, томясь от нереализованного желания, чтобы вечером вновь прикоснуться к ней. Юноша так много думал о принцессе после ее отбытия из столицы, так жаждал ее близости, что теперь каждое прикосновение заставляло тело мигом вспыхивать огнем животного полубезумного желания. Он не знал, что с ним, предпочитая не задумываться об этом. Разумом он понимал, что возможно сейчас все это неуместно. Война все настойчивее стучит в двери. Но мозг отказывался подчиняться ему в полной мере. Принц честно пытался сосредоточиться на своих обязанностях, о которых столь настойчиво ежедневно напоминала матушка, и никак не мог поймать тот миг, когда в самый неподходящий момент, мысли растворялись, оставляя голову совершенно пустой. Вокруг строили планы, разрабатывали стратегии, ломали головы над будущим Семи королевств. В то время, как его губы сами собой растягивались в глупой счастливой улыбке, которую невозможно было сдержать. Как мало нужно для счастья… Всего лишь возможность видеть ее, касаться, знать, что она здесь, совсем рядом. … Бедра быстро сжимаются, когда ушей принцессы наконец достигает веселый лепет детворы. - Мы слишком неосторожны… - говорит она, пытаясь восстановить дыхание. - Плевать! – улыбается Эймонд, вдыхая аромат ее волос. Еще какое-то время они сидят, не разрывая объятий, пытаясь привести в норму вышедшие из-под контроля тела… Королева наконец выдыхает. Похоже на этот раз обошлось. Но все же стоит попросить сына быть аккуратнее в своем чрезмерном увлечении телом молодой супруги. Супруги… Само это слово по-прежнему ввергает в шок. - Страсть прекрасна… Молодые тела, сплетенные в чувственных позах… Сбившееся дыхание… Чудесно, не правда ли, моя королева? Алисента вздрагивает. Смешно было бы предположить, что хоть что-то случится в этих стенах без ведома Ларриса, но все же именно сейчас ей хотелось, чтобы он исчез. Тошнота подкатывает к горлу при мысли, что хромой извращенец видел сейчас слабость ее сына. Как же он отвратителен… Но необходим… - Зачем ты здесь? - Милорд десница желает видеть вас, моя королева… Принято решение по разделению казны. - Хорошо, я сейчас буду. Глаза вновь возвращаются к детям. Эймонд и Люцерис все же нашли в себе силы присоединиться к Хелейне и малышам и сейчас весело смеются их глупым выходкам. - Будто и нет войны… - озвучивает Ларрис ее собственные мысли. - Ее еще нет… - задумчиво вторит она ему. - Не стоит тешить себя иллюзиями, моя королева… - от его сочувствующего взгляда сводит нутро. – Вы уже в курсе последних новостей? По тому как лорд Харренхолла кивает в сторону детей королева быстро понимает, что сейчас на ее многострадальную голову обрушится очередная проблема. - Что еще? Говори быстрее! - Мне довелось узнать… Разумеется, из достоверного источника…Что не так давно эти покои посещал мейстер… - хитрая крыса будто специально растягивает слова, стараясь потянуть время. – Очевидно, принц Эймонд приложил не мало усилий, чтобы тайна пока оставалась тайной… За столько лет королева так и не смогла привыкнуть к этой раздражающей манере своего подопечного. Слишком уж он ценит себя и свой труд! В нетерпении она заламывает пальцы в неестественном жесте. - Но от меня не скроется ничего, моя королева… - губы растягиваются в ехидной ухмылке. – Такие усилия юного принца не могли пропасть даром… Скоро у вас станет на одного внука больше. Внука? Черт возьми, когда они успели? Девчонка здесь от силы неделю… Получается, еще раньше. Карие глаза опускаются на Эймонда, как раз в тот миг, когда юноша, словно подтверждая слова мерзкой крысы, едва заметно гладит живот Люцерис кончиками пальцев, понуждая девушку мигом вскинуть на него взгляд. Совершенно понятно, что это значит. Принцесса просит его быть осторожнее. Злость накрывает Алисенту с головой. Последние надежды избавиться от девчонки рухнули. Королева позволяла себе питать глупую иллюзию, что ей все же удастся убедить сына вернуть Люцерис матери, дабы стабилизировать ситуацию. Запись в септе не значила ничего. Немного денег, и проблема решена. Или много денег. Не имеет значения. Так или иначе бумажное свидетельство его глупости исчезло бы навсегда… Теперь же она ясно поняла, что сын никогда не откажется от жены.***
… Один день сменяет другой, складываясь туманной чередой в недели. Осень полностью вступила в свои права. Дни стали короче и холоднее, заставляя людей в тревоге жаться к теплым печам и каминам. Сам воздух над Королевской гаванью, казалось, пропитан ожиданием грандиозных событий. Народ шушукается по углам, еще немного опасаясь шпионов и золотых плащей. Хотя всем уже ясно, что скоро маски будут сброшены, и каждый сможет показать, чего стоит. Все чаще на рынках, в подворотнях и прочих веселых местах звучит имя королевы Рейниры. Безусловно, благодаря Деймону, благостно подготавливающему почву для возвращения в столицу настоящей наследницы Железного трона. Порочный Принц просто не мог упустить возможность и не воспользоваться обширными связями, которыми обзавелся в столице еще много лет назад в те лихие времена, когда его называли Принцем города. … День за днем беспокойство по каплям просачивается под своды Красного замка, делая лица придворных молодого короля Эйгона хмурыми и озабоченными. Поговаривают, что в городе зреет мятеж. Да и сам король приуныл, узнав, что дядюшка прочно обосновался в Харренхолле и активно созывает знаменосцев. Удар следует за ударом, заставляя принимать непростые решения. Самые доверенные лица правителя знают - совсем скоро состоится отставка Отто Хайтауэра с насиженного за долгие годы места десницы. Королю нужны решительные действия, а не бесконечные интриги и перекладывание бумаг и писем из стороны в сторону. Безусловно, дед хорош в мирное время, но войну он точно не выиграет. … Яд тревоги накапливается и в сердце юного принца Эймонда. Давно уже ему не удается избегать изматывающих заседаний Малого совета, нынче больше напоминающие совещания на поля боя. Потери следуют за потерями. Ни король, ни его брат даже представить не могли, что Рейнира и Деймон способны обзавестись таким количеством сторонников. Эймонд полагал, что многих из присягнувших сестре лордов привлек основной ее союзник – Корлис Велларион. Поддержка древнего рода значила неизмеримо много. Даже в собственных покоях в объятиях Люцерис он больше не может отвлечься от тяжелых мыслей о будущем всей их семьи. … Удобно устроившись, подобрав под себя ноги, в объятиях глубокого кресла, Люцерис, завернутая в пушистый плед, маленькими глотками поглощает горячее вино. Эймонд знает, что жена хочет спать. Он уже успел привыкнуть к ее милой манере каждый вечер накручивать на указательный палец длинный послушный локон, собирая в упругую пружинку, долго сохраняющую форму. Принцесса не отрывает сонного взгляда от языков пламени, беспокойно мятущихся в камине словно души грешников, нашедших наконец возмездие за грешные деяния. - Знаешь… Было бы здорово, если бы наши семьи могли жить в мире… - задумчиво говорит она. Практически каждый вечер принцесса рассказывает Эймонду о размеренной жизни на Драконьем камне, о матери, братьях и Деймоне. Голос ее всегда пропитан грустью и любовью к людям, которых она, подчинившись его воле, скорее всего никогда не увидит. Юноше странно слышать, что люди, которых он привык ненавидеть с детства, могут быть кому-то дороги. Саму Люцерис принц сколько не старался, а никак не мог считать дочерью старой шлюхи, как он привык называть старшую сестру. Умом он безусловно это понимал, но сердце было против. Если бы еще каких-нибудь полгода назад кто-нибудь сказал Эймонду, что совсем скоро главную роль в его жизни будет играть девчонка, лишившая его глаза, он плюнул бы в лицо этому мерзавцу. А теперь он не может отвести взгляд от тонкого пальчика, ловко управляющимся с каштановым локоном. - Из мамы бы получилась отличная королева… Знаешь, она очень уравновешена. И всегда принимает справедливые решения. Деймон злится, что ей не хватает жесткости… - почти шепчет Люк, освобождая палец из объятий мягкой пружинки, и тут же начиная собирать новую. Эймонд лишь хмыкает. Отличная королева? Женщина на Железном троне – это невозможно. Нонсенс. Такого не было никогда, и, юноша уверен, не будет еще очень долго. Но, предположим, они вдруг обезумели и уступили Рейнире. Что тогда? Очевидно, Деймон станет ее десницей. Что сделает дядюшка со своими племянниками? Едва ли предложит достойные места при дворе… Единственное, что ждет их всех, даже малышей, Джейхериса и Джехейру, - смерть. Может не столь быстрая, но неотвратимая. - Кем бы ты хотела видеть меня? – спрашивает он, слегка улыбаясь ее наивности. Какой же она еще ребенок, если может хотя бы предположить подобный расклад… - Ты так ловко управляешься с мечом… И у тебя огромный дракон… Ты мог бы стать мастером над оружием. – Люк переводит на него слегка затуманенные вином глаза. … С детства он желал лишь одного – занять Железный трон. Шел к этому. Все, что он делал так или иначе становилось ступенями на пути к заветной цели. Кто больше, чем он, подходит для этого? Эйгон? Да, он скоро упьется насмерть в какой-нибудь вонючей канаве. А она… еще слишком молода, чтобы понять бушующую в его душе бурю, родившуюся в день смерти отца, когда юноша был вынужден облазить все отвратительные притоны Королевской гавани на пару с сиром Кристоном в поисках никчемного брата. Смотреть, как на голову Эйгона опускается корона, было настоящей пыткой. Как было пыткой и для самого юного короля принимать ее. … Эймонд снисходительно улыбается ей. - А Эйгон? Кем бы мог стать он? Наблюдать за ее растерянным лицом приятно. Люк лишь пожимает плечами. - Я знаю – из него получился бы отличный мастер над шлюхами. – смеется принц, вставая из объятий красного бархата. – Ты слишком… добрая. - Ты хотел сказать – глупая, да? – поднявшись, она прижимается к его груди. – Я знаю… Мира не будет. Деймон сказал, что победитель будет один. Он готов идти до конца. - Пойдем спать… - ласково выдыхает он в каштановые пряди. Прислушиваясь к спокойному равномерному дыханию жены, Эймонд возвращается к событию, ставшим последним ударом, разрушившим остатки покоя в его сердце. … Все, о чем он мечтал после утренней тренировки, была ванна горячей воды и пара глотков разбавленного вина. Но по пути в покои его, растрепанного, покрытого слоем грязи, пота и пыли, перехватил дед, Отто Хайтауэр, жестом попросив следовать за ним. … Когда двери захлопнулись за их спинами, десница, сложив руки за спиной, холодно проговорил: - Ты потерял всего один глаз. Как можешь ты быть настолько слеп? - Что ты имеешь в виду, дедушка? – выдавил из себя Эймонд. - Ты – единственный, на кого я… да и твоя мать… можем положиться в подобной ситуации. Ты обязан наконец выползти из спальни и помочь нам и брату в войне. Через несколько дней новый десница и Эйгон отправятся на Росби и Стокворт, а может и дальше… У Коля есть план. Дельный план. Но ему нужна помощь. Эймонд лишь отвел взгляд, понимая, о чем сейчас его будут просить. Понял его нерешительность и дед. - Ты думаешь, что война не зацепит тебя и твою… жену? Думаешь ты сможешь отсидеться здесь, пока вокруг все горит? Очнись! Армия Деймона уже практически сравнялась с нашей в числе! Скоро он будет здесь! Он точно не пощадит никого. Даже вашего ребенка… Юноша в удивлении вскидывает взор на деда. Откуда он знает? Наверняка, Ларрис и здесь приложил свои длинные руки. - Я имел неосторожность написать Рейнире, что ее дочь здесь, и мы готовы вернуть девушку матери. Отто Хайтауэр смело смотрит в лицо внука, медленно наливающееся кровью. - На ответ я не рассчитывал, но… тем не менее… Небрежным жестом он протягивает Эймонду письмо. На слегка смятом листе пергамента крупным небрежным почерком горит всего несколько слов: «У королевы нет дочери». - Не правда ли, это напоминает приговор?***
… Он толком не сказал куда отправляется. Только прошептал, пряча взгляд, что это его долг. На все вопросы Эймонд лишь крепче сжимал зубы, скрываясь под маской ледяного равнодушия, так хорошо знакомой Алисенте и совершенно чужой для принцессы. Люк жадно прислушивалась к обрывкам разговоров бесчисленных придворных, сновавших по коридорам Красного замка. Из них она поняла, что десница задумал что-то необычайное, и скоро все сторонники Рейниры содрогнуться в ужасе. Ничего более конкретного, очевидно, никто из них не знал. … Утром она проснулась от того, что он пристально смотрел на нее, ощупывая растерянным беспомощным взглядом. Принцесса никогда не видела его в доспехах. Ее смутило то, насколько чужим Эймонд выглядел закованный с ног до головы в черный металл, на котором змеился герб дома Таргариенов. Вместе с платиновыми волосами и валирийским профилем он походил на древнее божество их далекой родины. Горячая со сна она жалась к ледяному металлу, не желая отпускать его от себя. Контраст тепла его губ и холода агатовых пластин брони вселял в душу страх. Страх за него, за себя, за тех, против кого поднимется его рука… Почти силой оторвав ее от себя, он ушел навстречу войне… И Люцерис осталась одна. Замок казался чужим, а покои Эймонда слишком большими для нее одной. Заложницей она не была. Муж давно сказал ей, что она свободна делать что пожелает и бывать где угодно. Принцесса могла при желании выходить в город, общаться с редкими знакомыми. Несколько раз она навещала друзей Деймона, но те были с ней холодны, а не так давно и вовсе собрали вещи и убрались обратно в Лис. Уже давно Люцерис не чувствовала себя в Красном замке словно в логове врага, но и домом он для нее не стал. Семья принца смирилась с ней, а может просто считала ее присутствие не самой значимой на сегодняшний день проблемой. Королева даже изредка заглядывала к ней, поинтересоваться все ли в порядке, окидывая девушку грустным беспокойным взглядом. Каждый день Люцерис присутствовала на общих семейных обедах, которые стали традицией еще во времена, когда король Визерис был в разуме и при силе. Место во главе стола пустовало в отсутствии Эйгона, и от этого было неуютно всем. Похоже, даже Алисента испытывала определенный дискомфорт по этому поводу, так как часто просила отца занять это место, не рискуя отчего-то сделать это сама, хотя, как полагала Люцерис, имела на это полное право. Эйгон не нравился ей даже в детстве, когда некоторое время их семьи жили под одной крышей, а после приключения в саду, когда будущий король посмел распустить руки, так и вовсе вызывал отвращение. Но здесь, плохой или хороший, он был неотъемлемой частью семьи, и Люцерис чувствовала пустоту на его месте не менее болезненной, чем на месте Эймонда подле себя. Это было неправильно. Они оба должны быть здесь, дома. Короли и их братья не воюют на поле боя. Но воюют драконьи всадники, низвергая с небес потоки пламени на несчастных, посмевших обратить против них оружие. … За столом обычно или совсем ничего не говорили, или перекидывались ничего не значащими благопристойными фразами, опустив глаза в тарелку. Все здесь было пропитано напряжением в ожидании новостей, которых не было… Большую часть времени принцесса проводила в одиночестве, изредка меняя его на компанию Хелейны и малышей, с радостью принявшими ее в свой узкий семейный круг. Люцерис с удовольствием играла с ребятишками в саду по утрам или нежась в уютном тепле камина поздним вечером. Они так сильно отличались от всех обитателей Красного замка своей живой энергией и непосредственностью, которой суждено было угаснуть с течением времени. … Хелейна же обычно молча наблюдала за ними, занимаясь привычным рукоделием. Принцессе всегда казалось, что той просто необходимо постоянно занимать чем-то руки. Неважно, чем лишь бы они не томились в бездействии. Люк часто ловила внимательный взгляд грустных фиолетовых глаз, притянутый словно магнитом к своему уже заметному животу. Каждый раз Хелейна тут же в смущении отводила взор. Это было неприятно еще и потому, что Люцерис, как и многие, слышала разговоры, звучавших ранее то тут, то там о том, что еще неизвестно кто на самом деле является отцом детей белокурой принцессы. Тогда это казалось лишь глупыми сплетнями, но настойчивое внимание Хелейны само собой навевало странные мысли. Тем более, что она знала насколько Эймонд близок с сестрой. Да, она никогда не была свидетелем чего-то из ряда вон выходящего, но никогда не следует забывать, что имеешь дело с Таргариенами. Кто бы, к примеру, мог предположить, что Деймон женится на собственной племяннице? Люк до сих пор помнит удивление, почти не отличимое от шока, когда им сообщили, что скоро их семья изменится навсегда… … А еще Хелейна пугала ее. Юная королева могла внезапно отключиться прямо по середине разговора, устремив невидящий взгляд в одну точку. Эймонд рассказывал, что сестра обладает редким даром провидца, передающийся в их роду, и насколько болезненно та воспринимает свое отличие от остальных людей… В последнее время видения мучили Хелейну сильнее обычного. Обсуждать она их не желала, лишь больше замыкаясь в себе. … Но однажды девушка, вперив в Люцерис мутный взгляд, чужим голосом прошептала что-то несвязное о том, что оранжевая бабочка уже села на ее брата… Люк расценила эти слова как дурной знак и оказалась права.***
… С самого утра огромный город гудит точно растревоженный улей. Гомон тысяч голосов проникает в мрачную тишину Красного замка, где все пропитано унынием после новости о беде, настигшей юного короля. В коротком письме десница сообщал, что состояние Эйгона крайне тяжелое и, даже если угроза жизни минует, то восстановиться он не сможет скорее всего уже никогда. Кроме того, Коль настоятельно советовал не предавать широкой огласке состояние короля, так как всерьез опасался бунта в столице. Правитель должен оставаться сильным в лице черни, готовой в любой момент переметнуться на сторону того, кто предложит кусок пожирнее или на пару монет больше. … Королева металась по замку как загнанный зверь, пытаясь понять, что же скрывается за словами о крайне тяжелом состоянии ее первенца. Она никак не могла представить его больным. Только не Эйгона. В нем всегда было так много сил и энергии, которую он растрачивал почем зря на разные отвратительные увеселения. Боги! Она всегда думала, что его добьет та дрянь, которую он без меры в себя вливал, совершенно теряя человеческий облик. Прощаясь с сыновьями, Алисента молила Семерых защитить их, будучи уверенной в их неуязвимости. И вдруг… … Из окон Красного замка процессия, вошедшая в город через главные ворота, видна плохо. Поэтому Люцерис не сразу понимает, что именно находится на огромной телеге, окруженной рядами почетного караула. А когда понимает, сердце дает сбой. Голова Мелеис. Значит Рейнис Таргариен мертва. Ее немного холодная гордая бабушка, любившая своих внуков несмотря ни на что. Да, несостоявшаяся королева лучше всех знала, что дети Рейниры не имеют ни малейшего отношения к ее сыну и, тем не менее, все они были равны в ее глазах. Теперь ее нет… Первая столь значимая жертва войны за Железный стул, как часто говаривал Деймон. Полно… Да столь ли он важен, если за право сидеть на нем приходится платить жизнями? Принцессу мучил лишь один вопрос – кто же придумал устроить это отвратительное шоу с провозом по всем главным улицам города мертвой головы некогда прекрасного дракона, ныне источающей далеко окрест ароматы гнили и разложения? Даже сюда легкий бриз приносил облака удушающего смрада, от которого сжимались разом все внутренности, порываясь освободиться от завтрака. О том, что творилось внизу, страшно было даже подумать… …Наконец, ушей достигли протяжные завывания глашатаев, под бой барабанов прославляющих славного короля Эйгона, одержавшего знаменательную победу над врагом. Им вторили выкрики из самого сердца толпы, собравшейся поглазеть на невиданное чудо – мертвого дракона. Они проклинали юного короля и восхваляли Рейниру, оставаясь невидимыми в гуще разношерстного сброда. Золотые плащи свирепо зыркали по сторонам, но никак не могли определить хотя бы одного нарушителя спокойствия. Напряжение росло все больше. В стражу полетели тухлые помидоры и прочий омерзительный мусор, заставляя пригибать головы. Все грозило перерасти в серьезную стычку, когда над головами звереющей людской массы раздалось оглушающее сердитое рычание. Многие кинулись в рассыпную, полагая, что сам Неведомый решил покарать их за своеволие, спустившись с небес на огненном монстре. Но это была всего лишь Вхагар, медленно парившая так низко, что казалось брюхо ее вот-вот зацепит шпили башен…***
… Глупо было бы думать, что принц испугается обезумевшей черни. Оставив Вхагар на свободе, подле Драконьего логова, Эймонд отправился домой практически через весь город в окружении охраны, с горечью вспоминая времена, когда подобное сопровождение было лишь глупым излишеством. Его задача - отвлечь внимание людей, пока накачанного до краев маковым молоком, бесчувственного короля доставят в Красный замок. Поэтому он впервые в жизни бросил дракона, хоть и под присмотром драконоблюстителей, но все же в самом центре города. Люди должны знать кто здесь настоящий хозяин. А если старая драконица случайно сожрет пару неосторожных зевак, так это лишь на пользу. … Толпа расступается перед ним, очевидно пока еще побаиваясь гордого надменного принца. Выкрики, прославляющие Рейниру, прекратились, так что продвигается он в окружении тяжелой наэлектризованной ненавистью тишины. Ненависть… Эймонд чувствует ее всей кожей. Лишь выше поднимая подбородок, он раздумывает над тем, почему же вся эта мразь покорилась Деймону, которого никто толком не видел здесь уже много лет. … Даже после того, как за спиной захлопываются ворота замка, юноша не чувствует себя в безопасности. Что необходимо всем им сделать, чтобы усмирить гнев множества людей? Ответа он не знает. … Здесь его не встречает никто. Лишь дед, чрезвычайно обеспокоенный поведением толпы, молча кивнул ему головой, призывая следовать за собой. Эймонд знает, что матушка и Хелейна встречают то, что пока еще носит имя Эйгона Таргариена. Но где же Люк? Он оглядывается снова и снова, пока не находит ее на балконе. Сердце оживает в груди, мигом сбрасывая ледяную корочку, которая успела нарасти за недели отсутствия. … Он не пошел за дедом, свернув за его спиной в первое же ответвление бесконечных коридоров. Боги! Он точно еще успеет наслушаться бесконечных разговоров и насмотреться на реки слез, омывающих участь его недалекого брата, рискнувшего атаковать Мелеис в одиночку. … Это все не имеет значения, когда она ждет его. Влетая в комнату, юноша тут же запирает дверь на все возможные засовы, чтобы ни одна живая душа не помешала им. Люцерис стоит перед ним, нервно закусив губу и безотчетно перебирая складки голубого платья, которое лишь подчеркивает ее положение. … Прижимая жену к груди, Эймонд растворяется в тонком жасминовом аромате каштановых кудрей. Родная… Он даже не думал, что сможет так долго обходится без возможности просто увидеть ее. Губы такие сладкие, что кружится голова, отключаясь от внешнего мира и от кошмара последних дней, от стонов Эйгона, от отвратительного приторного аромата макового молока, смешанного с запахом крови и обожжённой плоти. Этого ничего нет. Есть только она. Он тонет в ней, отдавая себя без остатка, не слыша суматохи за дверями, резких стуков и недовольного голоса матушки, пропитанного слезами… Сердце стучит все быстрее, рассудок тает в нежных прикосновениях. Она нужна ему как кислород, как кровь в венах, иначе все бессмысленно… пусто… неважно…***
- Это мог быть ты… - вздрагивая, говорит Люцерис, крепче прижимаясь к горячему телу. - Не мог. Принц протягивает руку к свечам, догорающим на тумбе возле их ложа. Пальцы погружаются в дрожащее голодное пламя словно лаская. - Эймонд! – глаза девушки округляются от шока и удивления, когда она видит идеальную, без малейшего изъяна кожу. Это невероятно… - Я таким родился. Пламя не может навредить мне. Если бы Эйгон не был идиотом, я решил бы все в одиночку… А теперь сами Боги не ведают выживет ли он… … Догорев, свечи гаснут, погружая комнату в непроглядную тьму… - Мелеис не соперник для Вхагар. Я легко убил бы их с тетушкой. - Пожалуйста, не надо… Она была моей бабушкой… Люцерис задумчиво выводит на его груди тонкими пальцами неведомые руны, погружаясь в невеселые мысли. Он так легко говорит об убийстве… Да, Эймонд практически не был знаком с Рейнис, но все же она была и его родственницей тоже. А Эйгон? В голосе мужа Люк не услышала ни капли сочувствия по отношению к брату. Лишь презрение… Сердце замирает при мысли, что также холодно и безжалостно он может убить и ее мать. Как они пришли к этому? Ради чего это все? Ради власти? Ради Железного трона? Противоречия между их семьями гораздо глубже. Теперь она ясно это видит. Помимо взаимной неприязни, переросшей с годами в ненависть, ее родственники были слишком разными по своей сути. Мама и Деймон, последние потомки древней Валирии, сохранили в себе дух свободы, культурный код родины. Они делали, что хотели, наплевав на мнения окружающих. Для Деймона не существовало никаких границ в принципе. Дракон брал, что хотел. Лишь брат мог каким-то образом ограничить его беспокойную натуру. Теперь его нет… Вторая же часть ее семьи, так или иначе, жила в свете Семерых. Желали того дети короля Визериса или нет, но воля матушки загоняла их в определенные рамки приличия и религиозности. Конечно, не всегда это удавалось королеве – кровь дракона сильна. Эйгон страшно бился под тяжестью возлагаемых на него ожиданий, разрушая себя и грозя погубить благопристойный образ наследника Железного трона. Эймонд, скрепя сердце, принимал правила игры, но недовольство выливалось неконтролируемыми вспышками агрессии. Проще всех было Хелейне, и без того отрешенной от реального мира. Разный образ жизни, разные религии, разное мировоззрение… Сколько не старалась Люцерис, найти хотя бы что-то общее между ними она не могла. - Ты хочешь этого? – приподнявшись на локте, принцесса заглядывает в лицо мужа. Краем уха девушка услышала, что, даже если все будет хорошо, то король поправится еще очень нескоро, и десница Кристон Коль предлагает на это время сделать Эймонда принцем-регентом. - Это мой долг. – улыбается он ей уголком рта, непроницаемый как глыба льда.***
… Тронный зал полон народа. Здесь так тесно, что Люцерис едва смогла протиснуться поближе к Хелейне, прижавшейся к плечу матери. Принцесса не может сказать точно, что больше беспокоит юную королеву – печальное положение супруга или обилие людей вокруг. … Десница, посовещавшись с Отто Хайтауэром и королевой Алисентой, решил, что совершенно невозможно долго скрывать состояние короля и проще признать, что на данный момент Эйгон просто не в состоянии исполнять свои прямые обязанности. Хотя едва ли он с ними справлялся будучи здоровым. Так или иначе, в столь непростой период на Железном троне должен сидеть Таргариен. Выбор был очевиден. В глубине души, Коль и ранее полагал, что Эймонд более достоин короны Эйгона Завоевателя, нежели его беспечный брат. - Лорды и леди! Верные сторонники короны! – начинает десница громким голосом, мгновенно перекрывая монотонный гул толпы. – Сегодня мы собрались здесь, у подножия Железного трона, дабы вознести мольбы Семерым о здоровье короля Эйгона. Воин наделил короля отвагой, позволившей ему одолеть противника и защитить армию и собственных подданных, ценой своего здоровья. Помолимся за скорейшее выздоровление правителя! В едином порыве сотни людей склоняют головы, шепча слова молитвы. Шепот сливается в невнятное жужжание. Насколько искренни эти люди? Неужели им и правда есть дело до здоровья юного короля, чьи стоны разносятся по всему замку, заставляя сердце замирать в болезненном спазме? … На днях Люцерис из любопытства зашла вместе с Эймондом в покои короля. Им не повезло. Именно в это время мейстер менял повязки, пропитанные лечебными составами и мазями на многострадальном теле. Ткань оставляли на несколько часов, а после снимали. Иначе раны начинали мокнуть. Даже оглушенный огромной дозой макового молока Эйгон кричал. Крик был так ужасен, что Люк против воли вспомнила тот день, когда, узнав о смерти отца, матушка потеряла ребенка. Да, страшно было так же… Особенно от осознания того, что мучения юноши продлятся не день и не два… Сколько именно не ведали даже боги… Принцесса сбежала, сотрясаясь в рыданиях. Ни один человек не заслуживает той участи, которая настигла Эйгона. Пожалуй, бабушке Рейнис еще повезло. Ее смерть была мгновенной. Пока Эймонд гладил ее волосы, прижимая к себе, Люк вспоминала шрамы от ожогов на груди и шее Деймона, которые тот получил во время войны с Триархией. Почему она никогда не задумывалась о том, какая это боль?... … Шорох многоголосой молитвы гаснет под сводами зала… - Да подарят Семеро скорейшее восстановление королю Эйгону! – завершает эту часть собрания десница. – К сожалению, на нашу долю выпали непростые времена. Государство как никогда нуждается в крепкой твердой руке. Враг ждет, что мы продемонстрируем слабость. Поэтому Малый совет постановил: Железный трон не может оставаться пустым. Его займет брат короля, Эймонд Таргариен. До выздоровления короля Эйгона он будет носить титул принца-регента! Десница поворачивается к Эймонду, который все это время стоял подле него, сложив руки за спиной, завернувшись в кокон ледяного равнодушия. - Трон ваш, мой принц… - едва шевеля губами произносит он, низко кланяясь. … Склоняют головы и все присутствующие. Не моргая Люцерис следит, как Эймонд берет корону Эйгона Завоевателя и неспешно опускает на свою голову. Боги! Зачем она ему? Проклятая железка пока еще принадлежит его брату. По едва уловимой улыбке, легкой рябью проскользнувшей на его губах, девушка понимает, какой беспросветной дурой она все это время была. Детали картины сложились наконец в единое целое. Жуткое и прекрасное. Он всегда хотел этого. Хотел занять Железный трон, полагая себя достойнее брата. Люк прижимается спиной к холодному мрамору колонны, когда осознание того, что теперь именно Эймонд – прямой противник ее матери, выбивает почву из-под ног. … Когда Эймонд опускается в объятия железного чудовища, Кристон Коль повинуясь торжественности момента еще раз провозглашает: - Принц-регент Семи королевств, Эймонд Таргариен!