looking for the sun (В поисках солнца)

Из-за того, что вино, которое он пил, было крепким, или из-за того, что воздух был холодным, а Дин Жун тёплым, или потому, что Ван Чжи ждал подходящего повода, он хватается пальцами за халат Дин Жуна и притягивает его к себе, чтобы поцеловать. Губы Дин Жуна тёплые, мягкие и сладкие из-за воска, который тот использует, чтобы защитить их от зимней стужи. Он не напрягается, но и не целует Ван Чжи в ответ. Скользкий, как масло, он выскальзывает из хватки Ван Чжи в одно мгновение, загрубевшими ладонями накрывает руки Ван Чжи и осторожно убирает его пальцы от своего халата. — Кажется, вина тебе уже достаточно, — говорит Дин Жун. И поскольку он никогда не ругал Ван Чжи и не смотрел на него так, как будто тот был помехой — потому что Дин Жун был добрым — когда он отстраняется и смотрит на Ван Чжи, в его глазах мерцает веселье. Он не рассержен и не оскорблён. — Гэ, — ноет Ван Чжи. Он слышит своё нытьё, чувствует, как его губы дуются. Как глупо. Как инфантильно. Дин Жуна гладит его по щеке и поддразнивает: — Теперь я для тебя «гэ»? Ван Чжи чувствует, как его лицо вспыхивает — то есть, вспыхивает ещё сильнее. Он подаётся вперёд, утыкаясь лицом в грудь Дин Жуна, чтобы скрыть смущение. Рука Дин Жуна крепко сжимает сзади его шею, как будто он собирается оттащить Ван Чжи за шкирку. Ван Чжи быстро обхватывает руками Дин Жуна, крепко держась за него, но тот лишь пару раз гладит его по спине. — Алкоголь со временем разрушает печень. Ты это знаешь? — говорит Дин Жун. «Не пей так много», — то, что он имеет в виду. Ван Чжи тяжело выдыхает, уткнувшись в его халат, и поворачивает голову, глядя на него снизу вверх. — Я тебе не нравлюсь? Дин Жун немного отклоняется назад, чтобы посмотреть на него. — Мне очень нравится дугун . Дугун. Это напоминание слегка отрезвляет Ван Чжи, как, видимо, и предполагалось, но он пока не хочет отпускать Дин Жуна. В конце концов, сейчас они не на службе, ему здесь комфортно, его мысли немного путаются, и он виснет на Дин Жуне, как украшение. — Тогда поцелуй меня, — просит он. Снова нытьё. Любой другой уже был бы сыт им по горло. Если бы Ван Чжи был трезв, он и сам был сыт по горло своей персоной. Дин Жун только обвивает рукой его спину и притягивает к себе, приближая на уровень глаз. Ван Чжи чувствует, как улыбка расплывается по его губам, и наблюдает, как глаза Дин Жуна скользят вверх и вниз, блуждая по его лицу. Это та редкая ночь, когда Дин Жун не облачён в форменный халат, а его волосы наполовину распущены по плечам. У него красивые волосы — не такие красивые, как у Ван Чжи, но они мягкие и слегка волнистые, возможно, из-за того, что были заплетены, а возможно, сами по себе. Ван Чжи хотелось бы знать. Он тянется вверх, мимолётно касаясь пальцами прядей. — Чего же ты ждешь? — Мне нужно было послать кто-нибудь за повозкой, — вслух размышляет Дин Жун, всё ещё изучая взглядом лицо Ван Чжи. Всё ещё не целуя его. Тот открывает рот, чтобы поныть ещё, но, к счастью, в этом нет необходимости, потому что Дин Жун наклоняется и дарит ему невинный поцелуй. Это не более чем простое касание губ, но похоже, этого достаточно, когда Ван Чжи удаётся ощутить то, что ему кажется лёгкой улыбкой на губах Дин Жуна. Дин Жун редко улыбается — во всяком случае, не губами. Он, очевидно, и сейчас не улыбается, отстраняясь, хотя его взгляд мягок. — Всё хорошо, дугун? — Титул Ван Чжи упоминается шутя, но и как напоминание тоже. Дин Жун всегда напоминает Ван Чжи. Как будто он мог когда-нибудь забыть. — Ещё? — с надеждой спрашивает Ван Чжи. — Ещё? — Дин Жун ухмыляется. — Сколько поцелуев желает дугун? Ван Чжи какое-то время обдумывает вопрос, вглядываясь в лицо Дин Жуна, отмечая веснушки тут и там, крошечные отметины и шрамы. Небольшой шрам под правой бровью Дин Жуна — след от пореза, история которого Ван Чжи неизвестна. Он выпутывает пальцы из волос Дин Жуна и проводит большим пальцем по метке. Дин Жун даже не моргает, оставаясь беззаботным под дрожащими ладонями Ван Чжи. — Двадцать шесть, — решает Ван Чжи. — Двадцать шесть, — повторяет Дин Жун. Он наклоняет голову, незаметно отстраняясь от руки Ван Чжи. — Дугун желает получить все двадцать шесть прямо сейчас? Иногда он кажется нелепым из-за того, что подшучивает над Ван Чжи. Даже Ван Чжи — та его часть, что раздражается из-за выходок, до которых доводят его несколько рюмок, — думает так. Да, он иногда думает, что Дин Жун нелеп. Как человек может быть таким эффективным и смертоносным, и в то же время таким… таким? — А я могу получить их в будущем? — спрашивает Ван Чжи. — Конечно, когда тебе будет удобно. Ван Чжи усмехается и выпрямляется, чувствуя лёгкое головокружение от резкого движения. Он уже скучает по теплу, испытанному в момент, когда он прижимался к Дин Жуну, но легче целовать его вот так, сидя прямо. На этот раз Дин Жун открывает рот, когда Ван Чжи целует его, чем заставляет его сердце биться чаще, а мысли метаться от любопытства. Он отдёргивается назад. — Двадцать пять, — говорит Дин Жун, явно забавляясь. — Это не считается, — настаивает Ван Чжи. — Ты открыл рот. Дин Жун наклоняет голову, хмурится, а затем его рука оказывается на затылке Ван Чжи, снова направляя его. Его рот снова открыт, и он втягивает нижнюю губу Ван Чжи своими, нежно посасывая. Ван Чжи хватает Дин Жуна за плечи, чувствуя, как учащается пульс, и пытается взглянуть на ситуацию иначе. Возможно, есть нечто большее, чем просто прикосновение губ, и это действие тоже считается поцелуем. Это кажется естественным развитием событий, полагает он. Должен ли он тоже?.. Что он должен делать? Неуверенно приоткрыв рот, Ван Чжи вздрагивает, когда чувствует, как язык Дин Жуна скользит по внутренней стороне его губы, чувствует чужое тепло и влажность. Дин Жун на пробу погружает свой язык в рот Ван Чжи, облизывая его изнутри. Это интригующая идея — засунуть свой язык в чей-то рот. Ван Чжи прижимается ближе и пытается сделать то же, что и Дин Жун, высовывая свой язык. Возможно, он слишком увлекается, потому что Дин Жун издаёт странный звук и отстраняется, струйка слюны на мгновение следует за ним, прежде чем оборваться. Ван Чжи торопливо вытирает рот рукой, горячее покалывание от смущения расползается по его затылку. — Нет? — застенчиво справшивает он. — Просто ты удивил меня, — отзывается Дин Жун, и Ван Чжи решительно движется вперёд, не отводя взгляда от его губ. — Позволь мне попробовать ещё раз, — говорит он, снова наклоняясь вперёд, уверенный, что на этот раз у него получится лучше. Он обхватывает лицо Дин Жуна руками, прежде чем тот ловит его за запястья. — Уже поздно, — говорит Дин Жун, что на самом деле не так уж странно от него услышать. Он с воодушевлением относится к правильному режиму сна, особенно, когда дело касается Ван Чжи. Но, возможно, он к тому же больше не хочет целовать Ван Чжи. Ван Чжи отпускает его и отстраняется. — Думаю, да, — бормочет он, и Дин Жун не проявляет никаких признаков того, что замечает приглушённую резкость в голосе Ван Чжи. Он поднимается на ноги и тянет Ван Чжи за руку. — Пойдём. Дугун может получить оставшиеся двадцать четыре в другой раз. Его рука обнимает Ван Чжи за талию, когда он ведёт его к выходу. Ван Чжи оживляется от его слов. «Ты сам это сказал», — думает он. — Да, я их получу, — заявляет Ван Чжи, и Дин Жун целует его в висок. — Этот не в счёт. — Знаю, — говорит Дин Жун. Он на мгновение крепче прижимает к себе Ван Чжи, а затем отпускает его, когда они подходят к дверям. Хуаньи Лоу в это время ночи полон народа, но они ничем не привлекают внимание, когда спускаются по ступенькам. Ван Чжи, ступая, тяжело опирается на перила, будто боясь, что он пропустит шаг и глупо скатится до первого этажа. — Дугун, — тихо зовёт Дин Жун, и когда они достигают площадки второго этажа, притягивает Ван Чжи обратно к себе, и Ван Чжи пользуется помощью Дин Жуна, чтобы добраться до конца лестницы. В любом случае, нет ничего постыдного в том, чтобы принять помощь. Ван Чжи был командующим Западной Ограды меньше года, и даже если его имя начало приобретать некоторую известность — в основном среди преступников, чьи контрабандные связи он разрушал — его лицо остаётся неузнаваемым. Известия о том, что он вложил деньги в Хуаньи Лоу, тоже ещё не распространились, и из-за этого, или потому, что Ван Чжи немного пьян, или, может быть, потому, что он просто этого хочет, когда они выныривают из тепла Хуаньи Лоу в тень повозки Ван Чжи, он наклоняется в темноте и притягивает Дин Жуна для ещё одного поцелуя. *** Две недели спустя их связи за пределами города начинают приносить плоды. Создание обширной шпионской сети было сложным и утомительным делом. Месяцы ушли на сортировку списков чиновников и подданных империи по всей стране. За этим последовали недели написания писем, визитов в дома и всего остального, за исключением разве что взяток, чтобы гарантировать, что Западная Ограда первой получит любую информацию о предполагаемых преступлениях или иной странной деятельности. Получив многообещающую наводку от одного из агентов Дин Жуна из Императорской транспортной службы, Ван Чжи поручает ему возглавить задачу по пресечению контрабандной торговли железом, которая осуществляется бандой, тайно действующей в восточной части столицы. Это первое крупное дело, которое им удалось раскрыть без вмешательства Шан Мина, служащие которого из Восточной Ограды прибыли на место преступления в тот же день, но уже после того, как все были арестованы. Ван Чжи улыбается Шан Мину издалека, не скрывая самодовольного выражения на лице, прежде чем забирается обратно в свою повозку, чтобы вернуться в Западную Ограду. Нужно написать отчёты и допросить преступников, чтобы внести их показания в записи Западной Ограды. Дин Жун не возвращается в Западную Ограду, где Ван Чжи начинает увлечённо перечислять детали расследования и арестов. Ван Чжи всё ещё там, когда наступает ночь и наконец появляется Дин Жун. Ван Чжи жестом отсылает ожидающего его слугу. — Приготовь повозку до Хуаньи Лоу, — говорит он слуге, который кивает и молча кланяется. — Как прошли допросы? — спрашивает Ван Чжи у Дин Жуна. — Они все признались в своём участии. — Конечно, признались. Мы поймали их с поличным, — усмехается Ван Чжи, поднимаясь на ноги и обходя вокруг стола. Дин Жун пожимает плечами. — Вы бы удивились… — говорит он, а затем «пфф», когда Ван Чжи обнимает Дин Жуна за шею и тянет его вниз, прижимаясь губами к его губам. Ван Чжи удобнее наклоняет голову и чувствует, как руки Дин Жуна обхватывают его лицо. На этот раз он подготовлен и, что ещё важнее, трезв. Он посасывает губу Дин Жуна и заставляет его рот открыться, хотя и осторожно, неуверенно облизывая его внутри, ожидая, углубит ли Дин Жун поцелуй в знак одобрения. Откуда-то снаружи доносится слабый шум, и Ван Чжи отстраняется. Спустя мгновение он слышит далёкий голос: «…он ещё не уехал на ночь», и становится ясно, что кто-то разыскивает либо его, либо Дин Жуна. К тому времени, когда дверь открывается, Дин Жун отворачивается и занимается уборкой на столе Ван Чжи. — Сообщение от Шан-дугуна, — докладывает служащий Западной Ограды, заходя в комнату со свитком в руке. Входя, он склоняет голову и даже не поднимает взгляда, когда Ван Чжи приближается к нему, чтобы забрать сообщение. Это к лучшему, так как отведённый взгляд означает, что служащий не заметит ничего неправильного во внешности Ван Чжи — если там действительно есть что-то неправильное. Когда стражник уходит, Дин Жун оказывается за плечом Ван Чжи. Он проводит большим пальцем по его губе, когда тот поворачивается, чтобы взглянуть на него. — Что? — спрашивает Ван Чжи, потому что Дин Жун чему-то ухмыляется, что всегда является подозрительным знаком. Дин Жун качает головой, его взгляд падает на свиток, зажатый в руках Ван Чжи. — Чего хочет Шан Мин? Ван Чжи хмурится, не желая сейчас переключать внимание, особенно, если речь только о том, какую бесполезную игру пытается предпринять Шан Мин после недавнего успеха Западной Ограды. — Кто сказал, что ты можешь стоять так близко ко мне? — огрызается он, заметив, что грудь Дин Жуна практически прижимается к его плечу. — Дугун желает, чтобы я отошёл? — уверенно уточняет Дин Жун, не дрогнув ни одним мускулом. Высокомерный ублюдок. — Не становись безрассудным, это всё, что я говорю, — отвечает Ван Чжи, разворачивая бумагу с сообщением от Шан Мина. Не ему об этом говорить, Ван Чжи понимает это, но Дин Жун любезно не указывает ему на лицемерие. И не отодвигается. — Понятно, господин, — просто говорит он и наклоняется через плечо Ван Чжи, чтобы прочитать, чего хотел Шан Мин. *** Они не говорят больше о ситуации — или о своих отношениях. Что бы там ни было. Пожалуй, здесь больше не о чем говорить. Они всегда хорошо ладили, а Дин Жун не из тех, кто поднимает шум и требует объяснений и определений того, что очевидно. Ван Чжи нравится эта привычка умалчивать, и ему нравится, как привязанность между ними может легко и незаметно превратиться в уже состоявшееся положение вещей. Эта лёгкость, решает он, должна быть признаком их совместимости. Действительно, по прошествии первого месяца становится ясно, что они разделяют негласное понимание того, где нужно провести черту — когда можно тайно разделить прикосновения, а когда они должны сосредоточиться исключительно на делах. Ещё одна вещь, которая становится очевидной для Ван Чжи, заключается в том, что поиск контакта в любой из вечеров стал его исключительной прерогативой, которая вызывает у него зуд нетерпения. Возможно, Дин Жун подчиняется по профессиональной привычке, но Ван Чжи подозревает, что дело скорее в чём-то другом. Он знает, что Дин Жун следует правилам приличия, и потому предполагает, что тот по-своему пытается уважать личное пространство Ван Чжи. Должно быть, это так, потому что он с готовностью растворяется в прикосновениях Ван Чжи каждый раз, когда они вместе. Обычно они ловят тихие моменты после того, как большая часть их дневной работы сделана и Ван Чжи приезжает в Хуаньи Лоу, где он стал проводить больше времени. Ван Чжи прикасается к губам Дин Жуна, или к его щеке, или даже просто к его рукам, и Дин Жун без вопросов притягивает его ближе. Мало что теперь может быть более интересным для Ван Чжи, чем забраться на колени Дин Жуна и целовать его, пока его губы не онемеют. Он думает, что стал лучше в этом — в поцелуях — и, в любом случае, Дин Жун уверяет его, что теперь всё в порядке. Как бы то ни было, обещанные двадцать четыре уже давно остались в прошлом. За несколько недель до этого Ван Чжи спросил Дин Жуна, где евнух вроде него мог научиться целоваться. Всё, что он получил в ответ — это расплывчатые слова об Императорской транспортной службе и остановках в пути во время длительных путешествий, за которыми последовало резкое «Это не то, что ты думаешь», когда Ван Чжи загорелся от интереса и восторга. *** В один из праздных дней Ван Чжи бездельничает на диване в своём кабинете, читая любовный роман, которым, по-видимому, были в последнее время одержимы девицы в Хуаньи Лоу. Он довольно непристойный по понятной причине, и Ван Чжи криво улыбается, перелистывая страницы нескромной прозы. Конечно, он понимает, как лицемерно с его стороны оценивать роман таким образом… Тем более, что он ждал, кажется, полдня, пока Дин Жун отвлечётся от своего стола и чудесным образом сможет уловить желания, плавающие в его воображении. К сожалению, Дин Жун имеет свойство настолько сосредотачиваться на поставленной задаче, что теряет всякое ощущение реальности и не замечает, что происходит вокруг. Похоже, что сейчас это так, поскольку, хотя Ван Чжи может прекрасно видеть макушку Дин Жуна через открытую дверь его кабинета, Дин Жун ни разу не оторвался от того, что он читает. Ван Чжи вздыхает. В его книге юную барышню, вокруг которой крутится история, любовно целуют в шею. Между тем, его шея остаётся нецелованной — поистине непростительный факт. Закрыв роман, Ван Чжи отодвигает его к краю дивана и позволяет шлёпнуться на пол, с удовлетворением наблюдая, как Дин Жун поднимает голову и бросает взгляд через комнату. Проходит миг, и стул Дин Жуна громко царапает каменный пол, когда он поднимается на ноги. Несмотря на то, что он торопится встать, он двигается в обычном темпе, когда входит в главную комнату, которую Ван Чжи называет своим кабинетом. Нет, отмечает Ван Чжи. Не обычный темп. Медленнее. Он следит за приближением Дин Жуна и почти вздрагивает, когда его взгляд падает на книгу. Дин Жун опускается на колени перед Ван Чжи, поднимает книгу и снова смотрит вверх. — Ой, — мягко роняет Ван Чжи. Дин Жун какое-то время взвешивает книгу в руке, читая заголовок, написанный вертикально вдоль корешка. Он, должно быть, знает, что это такое, потому что поднимает бровь и спрашивает: — Это скучно? — Нет, — отвечает Ван Чжи. — Просто мне скучно. Губы Дин Жуна весело вздрагивают. — Скучно, — повторяет он и кладёт книгу на край чайного стола рядом с локтем Ван Чжи. Затем он не убирает руку, а подползает вперёд на коленях, останавливаясь лишь тогда, когда упирается животом в диван. — В это время дня? — говорит он, и в его голосе явно слышится дразнящая нотка, когда он наклоняется, упираясь руками в сидение перед собой. — Что ты собираешься делать, чтобы с этим справиться? Ван Чжи цепляет пальцем завязки на шапке Дин Жуна и подтягивает ближе его лицо — достаточно близко, чтобы поцеловать, но этого он не делает. И хотя Дин Жун раздражённо фыркает при этом, сам не двигается, чтобы заполнить оставшееся пространство между ними. — Дин Жун, — говорит Ван Чжи. — Тебе не нужно ждать, ты же знаешь. Поцелуй меня, если хочешь. Однако, как ни странно, Дин Жун по-прежнему его не целует, а вместо этого осторожно убирает пальцы Ван Чжи от завязок на своей шапке. По крайней мере, он выглядит довольным, а это значит, что за последние несколько секунд ничего страшного не произошло. Оказывается, Дин Жун выпутывается только для того, чтобы подняться с колен и сесть на диван рядом с Ван Чжи. — Ну давай, — фыркает он, в то время как его руки ложатся на талию Ван Чжи. Его пальцы обхватывают бока Ван Чжи, и он поднимает его, а затем устраивает у себя на коленях с лёгкостью, которая того удивляет. Не то чтобы Ван Чжи был лёгким как перышко, и он знает, что Дин Жун не обладает грубой физической силой. Он уверен, что это просто какой-то фокус Дин Жуна — что-то связанное с рычагами или… ну, что-то в этом роде. В любом случае, его уши начинают гореть, когда он немного поправляет ноги и устраивается на бёдрах Дин Жуна. — Бедный дугун… — насмехается Дин Жун, проводя костяшками пальцев по щеке Ван Чжи. — Всегда так скучает… Не всегда, — мог бы возразить Ван Чжи, но гораздо интереснее наклониться навстречу прикосновению Дин Жуна и, кивая, немного выдвинуть нижнюю губу: действительно, бедный дугун. Когда взгляд Дин Жуна падает на его губы, Ван Чжи жалобно вздыхает. — Представь моё бедственное положение, Дин Жун, — говорит он. — Я здесь читаю о том, как Сяо Лю гунян получает удовольствие в кабинете, а вот я в своём кабинете… В глазах Дин Жуна пляшет веселье. — И это твоя беда? — он обнимает обеими руками шею Ван Чжи. — Не получаешь удовольствия? Ван Чжи задаётся вопросом, не положил ли Дин Жун туда свои ладони, чтобы почувствовать, как его бросает в жар от этих последних слов, сказанных тихим голосом. — Очевидно, — выдавливает он. Дин Жун наклоняется вперёд, наконец сокращая дистанцию между ними, чтобы нежно поцеловать Ван Чжи в щёку. Он оставляет второй поцелуй выше, следом за ним третий, а затем осыпает поцелуями линию подбородка Ван Чжи, вплоть до его уха. Дрожь пробегает по телу Ван Чжи, когда зубы Дин Жуна касаются мочки, прежде чем он снова опускает голову, переключая внимание на его шею. — Ты… ты уже читал эту книгу? — фыркает Ван Чжи. Дин Жун мычит, уткнувшись в его кожу и смыкая губы на ней возле воротника Ван Чжи, прежде чем он нежно сосёт это место — к счастью, не так сильно, чтобы образовался синяк. Ван Чжи совсем не задумывается о том, что он будет делать, если Дин Жун оставит на его шее красный след. Надевать несколько дней более высокий воротник, полагает он. Какой ещё вариант у него может быть? На его удачу, у Дин Жуна хватает здравого смысла не сделать подобной глупости, и его губы просто продолжают нежно касаться кожи Ван Чжи, даря поцелуи, маленькие игривые покусывания и облизывая. — Дин Жун, — тихо шепчет Ван Чжи, и Дин Жун отстраняется, поднимает голову, чтобы вглядеться в его лицо с лукавым выражением в глазах. — Хм?.. Дразнящие нотки всё ещё звучат в его голосе, как и отголосок ожидания. Он знает, чего хочет Ван Чжи — это не секрет, — но он предлагает Ван Чжи прийти и взять это. Ван Чжи снова надувает губы. — Гэ, — ноет он, потому что чувствует себя раздражённым, и ему не хочется брать. Он хочет, чтобы его баловали. Хочет, чтобы ему всё дали. И он может видеть, как Дин Жун колеблется, судя по тому, как его глаза скользят туда-сюда от его губ к глазам. Легко сломить решимость Дин Жуна, потому что есть не так много вещей, которые Дин Жун может ему дать, и потому что Дин Жун воображает себя дарящим заботу — и он не ошибается — и потому что Ван Чжи знает, что Дин Жун обычно был самым младшим там, где он рос. Ван Чжи нужно только правильно сказать «гэ», и Дин Жун становится податливой глиной в его руках. Губы Дин Жуна, мягкие и тёплые, встречаются с его губами, и хотя Ван Чжи привыкает к этому ощущению, новизна поцелуев с Дин Жуном ещё не утрачена. Это приятная яркая вспышка среди скучного дня; они целуются медленно, губы двигаются в томном, отработанном ритме, который прерывается лишь тогда, когда Ван Чжи толкает Дин Жуна на спину, и они отлипают друг от друга, тяжело дыша. Ван Чжи наклоняется над ним, упираясь руками по обе стороны от его головы, и руки Дин Жуна смыкаются у него на спине. — Какой это по счёту? — спрашивает Дин Жун, приподнимая голову и нежно целуя губы Ван Чжи. Тот предлагает один из своих поцелуев в ответ, а затем смеётся, слегка отстраняясь. — Если ты думаешь, что я буду вести учёт до сотен, ты сильно ошибаешься. В уголках глаз Дин Жуна появляется улыбка, когда он поднимает взгляд, и от теплоты, которой он наполнен, у Ван Чжи перехватывает дыхание. Он снова наклоняется и целует Дин Жуна так сладко, как только может. — Просто продолжай целовать меня, и мне не придётся считать.