От шума дождя за распахнутыми на микропроветривание окнами, под восторженное сопение Люси, стрекот сверчков и душистый запах Baliono для создания мистической атмосферы, с Ucoledocenaeta по краям люстры и танцующими у потолка Himathalian lonetaga в центре комнаты, Мирте крутит ноги и плечи от адской жары.
В Торренуволе нет солнца и в помине, Лунилла после случившегося, — с потерянным лицом после пробежавшей вокруг ведьмы иллюзий сплетни с Драмом, — не выпускала свои лучи и излучающие всплески, а, значит, и вывод Мирта получает неутешительный: яд, как и выписанный крем-эмолие, нанесенный на очерненные ветви вен, работает на ее тело ужасно, и с каждой дозой ее хилое самочувствие бредет ко дну.
«Почему я вообще пью микстуры? Можно ж притвориться и прятать их в выдвижном ящике, он и не узнает», — но голос набатом усыплял бдительность, подсовывал колбу в дрожащие от судороги руки, шептал благозвучные заклятия, утягивал в петлю, навязывал силуэт любимой бабушки, крепко обнимающей и утешающей.
Связь установлена, к несчастью девушки, и вырезать заносчивого Профессора, грибком покрывавшего ее мозг, не получится, пока не освоит всю программу Торренуволы или не вольет дозу посильнее, до припадка и передоза.
На бредни Мирта получает больше отвлечений: в образах родных и близкий, ныне кормящих червей под грунтами земли и мха; в тени отца, упрятанного в Светлом Камне, скованного в смирительную форму, с пустующим взглядом, полным апатии к миру, и стекающей слюной по подбородку; в очертаниях одноклассниц, которые в любой момент подставят и вдоволь поиздеваются; в фигурах преподавателей, давящих на хрупкую психику; иногда мелькает и Ривен, перерезающий ей горло.
На физиономии Рубео Драма дает себе хлесткую пощечину, шикая от подступающих к щеке мурашек — ей с лихвой хватало Профессора-козла за последние дни, еще будет бахвалится и вычерчивать набросок себялюбимого в ее запекшейся «тыкве».
И пока Мирту кусали за ноги мнимые языки пламени, разгораясь с новой силой от каждого касания мазью-panna acida и одолженными кремами-гелями от Карен, девушка отшучивалась, — «драконы, измельчающие плоть и кровь до угольков, скоро в Stiarcironi подадут с соком как главное блюдо Профессору — насытится и сдохнет от испорченного мяса, хоть что-то хорошее в жизни сделаю», — припоминая похожий случай недавно.
В Оргову ночь Хэллоуина. Ночь — не утро, потому что пар тогда поставили две и отмечали они курсом, с преподавателями и монстрами-союзниками Торренуволы, прибывших с разных планет.
Так как карманных хватало лишь на проезд и утренние завтраки, а отложенные копила на «поездку на могилу бабушки и установку памятника», у Мирты, со слов всех ведьм, одетых со вкусом и изыском, — у Люси костюм достался семейной реликвией, с ее «из поколения в поколение» от старшей сестры и пришелся многим по нраву, потому критиковали исключительно ее, Мирты, персону, из-за простоты покупки на распродаже — был максимально банальный look ведьмы, с острой шляпой и в скромном черном платье.
Гриффин, озвучивая лучшее представление наряда, отметила ее «слишком простенькой, с устаревшей классикой, пусть и достойной звания ведьмы». Мирте было, честно говоря, не до всего веселья: ей хотелось вызвать дух бабушки раньше Самайна и понастольгировать, забыть всю суету, учебу, работу, насмешки и просто отдохнуть.
Она не заметила тогда пристальный взгляд Розро на себе, да и не смогла бы: маг с сионеклю умело крутился вокруг всех присутствующих, обходя ее стороной.
За два дня до праздника, в День Зачисления, когда многие девушки хлопали в его сторону и кратко обменивались приветствиями с Профессором, Змееуст не сводил с нее глаз, принюхиваясь жалом.
Он любил оставлять на ней дырки, наблюдал, как в замедленной съемке, долго и томительно, незаметно высовывал язык и вбирал в себя, словно сладкую вату — не пережевывая, крутя у нёба, смакуя магию иллюзии.
Мирта списала бы все на замученное воображение и переутомление, — какое ему, Профессору Драму, дело, в конце концов, до новенькой неопытной ведьмы, она ж и красотой, и ведьминским чувством юмора не обладала, считая лексику устаревшей и абсурдной в некоторых ситуациях, и прославилась в первые же дни как «вечная зубрила» и скучная персона, не очаровывая «шармом» других, — если бы не Оргов Хэллоуин.
Во время пиршества, пока все наслаждались в кругу соперников и крыс торжеством, Мирта взволнованно высыпала из мешка песок, пылко выкрикивая заклятие «прихода умершего». Вместо бабушки, дух которой навещал ее каждый год, вылезло рогатое существо с Пироса, издали напоминающее потомка дракона, зарядило фантомным пламенем, обдавая ноги, и оставило множество покраснений на коже.
Мирта не завалилась в обморок, от болевого шока не ощущала тела, раскинутая по центру платформы под неестественным углом.
Руки сомкнуты возле уха, ноги отдает тысячью игл ноющей пульсацией, жжением и мурашками. От припадка дрожали губы, зубы крошились от бесконечного стука.
Боль мешала заплакать, нос покрылся коркой и мелкими каплями пота у щек. Скатывались спешно, охлаждая эпидерму, но не спасая загнивающую, как ей казалось, плоть.
Приплывший силуэт тумана, наклонившегося прямо над лицом, обрел четкость: глубокие пустые глаза заблестели янтарем, волосы цвета вороньего крыла сливались с плащом и маской у век, загар темнел и переливался чешуйками у наплечников, язык заострился, слова лились с уст сладкой негой, терлись об шею, паразитом ползли бы и дальше по желудочно-кишечному тракту, стоило ему лишь захотеть.
Драм лукаво хмыкнул, снимал с нее часть одежды, оставив без туфель, носков, шляпы, платка-воротника и напульсников, мягко обводил каждый шрам и синяк, подолгу высматривая что-то в следах крокодила на левой руке, от запястья до локтя, и улыбался глазами, с притворством жалея, мол, «ах, бедная девушка, еще и первокурсница, разве вы не знаете о последствиях преждевременного ритуала? Вы могли и погибнуть, милая».
Но самое стремное ее ждало впереди, когда он снял свои розовые очки с тонкой оправой из кости носа паукоеда, приподнял ее голову и втолкнул в рот один из своих оторванных, пропитанных кровью, клыков, заставив ее выпить лекарство из ампулы и приговаривая:
— Из вас получится чудесная шпионка, доверенное лицо, отличная темная фея… В вас бурлит магия неопределенности, милая, как же долго я ждал подобного, вы не представляете, — он подвел ее к гипнозу, пролистывая ее жизнь, страхи и сомнения, пялился с нежностью в лицо и куда-то выше лба, забирал ее силы и прижигал ноги и плечи, добавляя наэлектризованного фантомного огня.
Предсказуемое «Che Cazzo?», всплывшее так не вовремя, — а вдруг он захотел бы вспороть ей кишки и свернуться змейкой, купаясь в крови первокурсницы, — вызвало у него закатывание глаз от прилипчивого миража, но добавление «Забудьте, милая, вам просто нездоровится, вы бредите, вот и слышите, что попало» не прибавило к нему баллов доверия.
Мирте пришлось засунуть мысль глубоко в библиотеку сознания, потому что, Орг, она без понятия, какие планы у этого жуткого мудака на нее и ей банально страшно от его мгновенного гипноза, от пропитанных ядом касаний, от того, с какой легкостью он ее обездвижил.
Профессор Драм поднял ее на руки, дотащил до комнаты, где красовалось ее имя и фото, медленно прошелся по нему насмешливым «Я запомню вас, Мис-с-с Мирта, у вас огромный с-с-сдержанный потенциал», положил на кровать, накрыл одеялом, зачем-то коснулся макушки губами и подвел к «мы еще с-с-с вами вс-с-стретимся, и не только на парах». Поправил ей волосы, как трогают обычно восковые куклы, и пожелал «приятных кошмаров».
Боль в ногах тогда не утихала с неделю: ни мази, ни душ, ни заклятия облегчения — ничего не действовало.
Только на паре Змееуст как-то щелкнул пальцами — и «ожоги» спали, столь же резко, как и его мнимые касания.
Теперь, глядя на электронные часы с мигающими цифрами «8:00», от стука и шершавого шипения преподавателя за стенкой, Мирта, с эфемерными укусами драконов, кое-как поднимается с постели, ныряет ногами в тапочки, отворяет дверь и стонет от фантомных иголок в конечностях:
— Уже? — сипит, кутаясь в одолженное у Луниллы парео.
Рубео бросает взгляд тягучий, строгий и уничижительный.
— Можем, конечно, подождать и до девяти, но ты не сразу привыкнешь к картинному телепорту, — с сарказмом бьет, украдкой замечает сгусток одеяла с сопящей Люси, понижая голос. — Все нормально?
«Нет, но ни за какие амулеты не буду вас беспокоить», — лесть Мирте не идет, Профессор Драм окидывает сканирующими сионеклю с подозрением, протягивая наконец:
— Ах, я и вовсе забываю о побочных эффектах. Где еще болит? — Мирта рукой снимает «кожу» в области плеч и рук, демонстрирует волдыри у коленей и ниже, благо, шорты позволяют.
Рубео отмахивается: «скоро само спадет»; Мирта не соглашается, не делая и шага к шкафу.
«В прошлый раз длилось неделю, Профессор, я не выношу любого вида боли», — стискивает кулаки, сдерживается от зевка и спадающей влаги с глаз, подчеркивает нарочито. — «Я знаю, вы забавляетесь, но если хотите видеть во мне соратницу, а не труп, то вам стоит как-то снять с меня побочный эффект».
На слова Мирты пошатывается на месте, кивая судорожно.
«Вечером перед парами попробую снять спазмы. Этот эффект спадает, как при загаре на низком солнце, нескоро, но при улучшении состояния будем увеличивать объем и расслаблять мышцы гелем — заклятия тут не сработают, только мазями облегчим. Сейчас не могу, нам надо поторопиться».
«Я знаю, вам плевать на мое состояние, но мы можем это как-то отложить или чуть позже начать тренировку? Мне правда фигово», — Мирта ломает пальцы, с раздражением опирается об дверной косяк, с сквозняка трясется и на протянутый пиджак мотает головой в отказе.
«Если отложим на «подольше», тебя раскусит Дарси», — напоминает надменно Рубео, все же накидывая ведьме на плечи блейзер и вытаскивая из комнаты, попутно заклятием притяжения извлекая из шкафа «презентабельную одежду». — «Идем, если не хочешь возобновления слуха о наших «отношениях». Ты же не хочешь?»
Мирта запирает дверь ящеркой, лицом сморщившись до сжатого персика — от сравнения Драм посмеивается, заранее отходит подальше, дабы не получить слабый удар костлявым локтем по своему «очаровательному лику».
«Нам нужно начать общение в нейтралитете, Мирта», — как бы невзначай советует Рубео. — «Потому что в противном случае наши пары не принесут пользы».
«Я понимаю, Профессор», — бурчит ведьма иллюзий, фантомно поглаживая наблюдающего за ними Когтя.
«Что тебе мешает, в таком случае?»
Ей хочется взвыть, но мысли, что крутятся колесом, упрямо кладет в воображаемый шкаф.
Ей мешают его странное поведение и особое отношение к ней, как в своему зверьку.
Ее волнует чутье опасности и его змеиная натура, его жажда власти над всеми, кто так или иначе ниже рангом.
Ее беспокоит осознание его карикатурной «злодейской сущности» и его слова о темной фее в ее адрес.
Ей не нравятся образы умерщвления от его рук всего сущего в Магическом Измерении.
Вместо этого роняет осуждающе:
«Вы до меня домогались, Профессор», — Рубео давится воздухом и сгустками ее магии, ошалело уставившись на Мирту. — «Мне трудно сохранять нейтралитет к вам, тем более, после вчерашнего. И меня это ужасно бесит, как и сам факт харассмента».
«Это серьезное обвинение, Мирта. И когда я только успел, по-твоему? В твоей голове? Я знал о твоей бурной подростковой фантазии убиения меня, но не настолько же-»
«В ночь Хэллоуина», — Мирта в руках тащит свои форменные брюки и рубашку с длинными рукавами, грозно насупившись. — «Припоминаете?»
«Тогда мне пришлось применить заклятие и облегчить твое колдовское потрясение, Дискорды же рядом не было, вот и пришлось сыпать в тебя черную колдовскую пыль», — оправдывается Профессор, смущаясь с реакции Мирты и ее сурового «Да ну?». — Главное условие — втирать пыльцу на голые участки тела, но ничего пошлого не подразумевалось, Мирта, Фениксом клянусь».
Мирта вместо попыток съязвить «как скажете» уточняет, когда успеет переодеться, если они должны прыгнуть в телепорт. Змееуст указывает на форточку, отворачивается к приборам и стеклянной мебели с бутылями с измельченными травами, берет парочку и цепляет за ремешок сумки.
Мирта наспех собирается за две минуты: на ней одежда оверсайз, от контраста с черными венами и бледной «аристократической» кожей смахивает на вампиршу-магососа. Ноги жжет, плечи гудят, загибается дугой на койке, скрючиваясь.
Картинные телепорты засасывают, словно губка воду впитывает, насильно придавливают в полотно и вытягивают утренние силы у любого существа. Чем больше рамка — тем лучше занять удобное положение лежа, чтобы не вывернуло — у Мирты пару раз в детстве случались приступы «серпантинного пейзажа»: ровно на трое суток, с желчью и всем съеденным и выпитым.
Нынче Мирта завтракает только в Магиксе, и реже — в Торренуволе. Ей стоило предупредить Змееуста о последствиях картинного телепорта на ее состоянии и своих опасениях, но и разговаривать с ним лишний раз не горит желанием.
Рубео смачивает тряпку, кладет своеобразный компресс ей на лоб и свистит заклятие сжатия. Садится рядом, берет ее за руку, рамку от полотна держит сверху и кидает на себя, мигом отправляя в зал Администрации Магикса.
Холл свободный, вычурно-современный по средневековым меркам, с неудобным диваном, отсутствующим персоналом у стойки регистрации и с золотой гигантской люстрой паукообразной формы на натяжном потолке.
У Мирты переменно пропадает голос, но от аромата декоративных пальм и растений со сложными по фонетике произношениям дух захватывает.
«Напоминает Залтур…» — нахлынувшие пейзажи домиков-на-холмиках, пестрых деревьев и запаха морской пены с влажным воздухом в парках, усыпанных ночью гирляндами и громкими голосами с периодами на смех и песни напоминали о семье и вечных путешествиях на электро и не только транспортах по всей планете.
Пол переливается цветами радуги и планетными свечениями, с тусклыми оттенками и волнами, вибрируют и вызывают улыбку. Несмотря на разнообразные дизайнерские решения, первое впечатление о дискомфортном диване спало — подушки разве что жесткие, и обивка давит.
— И прекрасно ли спится, La Principessa del Pisello? — Рубео Драм с важным видом вытаскивает что-то из стола, оставляет в палеотипе когтевые соколиные закладки с перьями, садится на подлокотнике, насмешливо щурится и довольно потягивается.
На секунду ей чудится сросшийся у рук лист-капюшон, прикрытый сгустком дыма.
«Вы ведь не человек», — выдыхает с легкостью утверждение, наблюдает за переменой в лице Змееуста. — «Я думала, вы анимаг, но ваша энергия в ночь Хэллоуина была слишком удушающая даже для мага высшего ранга».
— И много ты таких встречала? — ехидно выпаливает с шипением. — С-с-сравнение пустое, ес-с-сли опыта работы с-с-с другими магами у тебя нет.
«Но ведь я права?»
Рубео отмалчивается, подает руку небрежно и рывком поднимает с дивана. Мирта вскрикивает от импульсивной дроби магии, ловит успокаивающие вибрации и хватку на плечах.
— Допус-с-стим. Что ты будешь с-с-с этим делать? Убьешь меня в который раз в с-с-своей глупой голове? Будешь нас-с-слаждаться с-с-своей эрудицией или с-с-сдашь меня в Крепос-с-сть С-с-света из вреднос-с-сти? — от нарушения в который раз за неделю личного пространства ведьма иллюзий воет.
Мирта учитывает его взвинченность, поправляет спадающий пиджак, осторожно касается чешуйчатых пальцев Драма и кротко-подавленно улыбается.
«Идемте лучше в кабинет, Профессор. Вы иногда несете полнейшую чушь. Давайте начнем уже наши пары, без переходов на личности. Мне не важно, какая у вас истинная сущность. От слов ближе к делу, никому не доверять и не полагаться ни на кого, кроме вас, я все помню, давайте начнем», — судя по ухмылке и вздернутому носу Рубео, его устраивает ответ первокурсницы, и его крепкая хватка слабеет, после отпуская. — «Меня, скорее, больше беспокоит, всегда ли в здании так пусто?»
— Зачастую — нет, но сегодня сокращенный день из-за локального празднества дня Клерков. Сейчас здание закрыто, так что нас никто не побеспокоит.
«А ваш кабинет… ?»
— Вся Администрация — сплошной кабинет, — хитро подмигивает. — В моем — полная неразбериха от фолиантов, их надо бы вернуть в «Negozio di Antichità» на днях… — задумчиво потирает стекла очков платком из кармана, тут же выбрасывая в нее сгустки мглы.
Мирта выставляет щит, осматривается изумленно, узнавая локацию — природный парк-лес в Горусе, один из знаменитых на все Волшебное Измерение: разнообразие фауны и пресмыкающихся, гвалт птиц и жаркое дыхание духа Орга; вытоптанные тропинки и зелень выступают на камнях вместе с лишайниками.
— Прошу, — он подставляет локоть, юная ведьма неохотно вцепляется, остерегаясь ползающих змей и ковыляя в темп неторопливых шагов Рубео.
Мирта ловит себя на мысли, что в Залтуре деревья Дендрария давно заполонили собой все пространство, лишая открытого неба — в нем, будучи ребенком, она ощущала себя лилипутом.
«Прогулка не походит на тренировку», — в шутку отзывается, получает разочарованное цоканье, отчего тушуется.
— Это — проекция на знаменитый парк-лес, — важно-буднично объясняет, кичась изобретением. — С небольшим изъяном, но, думаю, тебе понравится.
Мирта озирается: они будто идут-топчутся по одному месту с удлиненной дорожкой.
«Бесконечная тропа?» — Драм кивает, поправляя на «бесконечную дугу».
— Люблю оставлять ловушки и гонять второгодок по этой локации, но так как на тебе… мнимые ожоги, — с лже-сочувствием выделяет, треплет по макушке мягко, — то исключения ради сегодня и следующая инди-пара, то бишь завтра, пройдут в обстановке vibrasanti.
«В качестве ознакомления или теории?» — ее веселит придуманное сокращение Змееуста и его попытки в современный слэнг Магикса.
— Теория-консультация, — подсказывает, выдыхая. — Шанс на миллион меджикпоинтов. Можешь спрашивать по теории или инди-парах, или о чем угодно.
Мирта только загорается энтузиазмом, — ведь по его дисциплине у нее возникали вопросы чуть ли не каждую пару, — как он омрачает ее настрой предупредительным:
— Только без нецензурной брани, умоляю, ради Орга или в кого ты там веришь.
«А вы верите в Орга?» — ведьма иллюзий от брождения по земляной почве и искривленным рельсам для электро-карет получает необычайное умиротворение. В последний раз так в детстве случалось, когда прыгала по мозаичным коридорам под руку с мамой, любуясь фауной Дендрария.
— Знаю лишь трактовки единого многоликого нечто с прескверным чувством юмора, — Мирта фырчит: хоть в чем-то они солидарны. — На каждой планете он свой, единым считается Великий Дракон, для кого-то — Феникс, для другого — Орг. Я, скорее, склонен верить в воздействие религии на общество. Появится, вот, в ближайшие годы какой-нибудь мессия, я не удивлюсь, если у кого-то сформируется куча последователей. Лишь бы не у Трикс.
От бормотания на последней фразе Мирта затухает.
«Откуда вообще пошло это название? Я не припоминаю, чтобы кто-то из наших придумал».
— Praecantatrix , — иронично отзывается Рубео. — Мы трактуем с коллегами так, как на самом деле — ума не приложу. Да и не хочу.
«Может, им тоже нужен наставник или нормальный психолог, а не вечное заточение в Светлом Камне», — бубнит размышления ведьма иллюзий. — «Для ведьм же это сродни вечному порицанию от своих же».
Профессор Драм вдруг останавливается, попадая под воздействие дерева смеха, и сотрясается от хохота.
— Ах, Мирта, ты чудесна в своей наивности, — он тут же берет себя в руки, стоит ему сделать шаг вперед и отступить от главной дороги. — Ты и правда думаешь, что их поведение можно каким-то образом скорректировать? Эти безумные студентки устроят хаос, если поддаться их речам. Нет, с ними никак иначе, кроме «полного сокрушения»; таких, полных амбиций и с отсутствием конкретных планов, надо подавлять сразу и без попыток вступить с ними в диалог.
«Почему, в таком случае, именно мне решили раскрыть подробности о них?» — вопрос казался ей важнее всего остального, невзирая на разногласия по предшествующему.
— У тебя было подобное, если можно так назвать, в плачевном опыте использование сильного магического… потрясения , да и к тебе у меня преобладает эмпатия — ты ведь одаренная студентка, да еще и схожая со мной в магической силе.
Комплимент Мирта засчитывает, но фимиам в свою сторону вызывал лишь больше нервозности.
«Почему вы упомянули тогда о моем статусе «отличницы»? У меня ведь средний балл. И мне самой кажется странным, что меня продвигают на первые парты, я ведь не настолько-»
Ее прерывают гулким смехом — опять попал под давление чар дерева.
— Мирта, свое положение на первых рядах ты заслужила благодаря знаниям, вдумчивости и детальности к каждой дисциплине, а не за «особую репутацию». Хотя данная мысль чрезвычайно любопытна: теория заговора. А что, звучит.
В его словах есть смысл, и вот эта маленькая деталь на крупицу повышает ее самооценку.
Они еще долго обсуждают пары. Мирта наваливает кучу уточнений, на часть из которых Рубео отвечал «мы познаем это позже, Мирта, совместно».
На вопросы об инди-парах отвечает уклончиво или намеками. Мирту бесит неопределенность, но доля интриги подстегивает ее на усердную работу.
В большей степени, связанную с ментальной связью. Ради защиты от Дарси и пьет яд Профессора, приглашая его лицезреть тараканов в своей голове. Ей остается, с его слов, «сопротивляться его давлению» и «накладывать лживые образы», чему и собирается ее обучать.
Нехилая тактика выходит: ей необходимо не только сохранить рассудок и с хладнокровием вытаскивать тяжелые по опыту воспоминания, применяя против врагов, но и накладывать на них особые заклятия, погружаясь в их мысли и подчиняя их сознания своей воле не только иллюзорно-образно, но и оставляя внешние ловушки для отвлечения других.
Иными словами, она будет решать, кто застрянет в мире миражей, а кто падет, отключаясь.
Звучит убийственно-жестко со стороны Мирты и бимого, но… Орг, это ужасно круто.
Она, образно говоря, потирает руки от предвкушения, помахивая «лапами», точно Dyeupest legsliche и неловко хихикая.
«И тогда я превзойду всех магов иллюзий? Даже Ддуна?» — она ловит на себе лукавый блеск сионеклю, продолжая улыбаться и вслушиваться в непонятную болтовню Ptostrepelia. — «Звучит сюрреалистично, Профессор».
— Ну, почему же, — он искоса посматривает на ее лик, подхватывая настрой. — Мечтам свойственно сбываться, стоит только приложить к ним усилия и смекалку. В нашей случае — разработать стратегию.
У Мирты в мечтах нормально поспать, пробыть с духом бабушки подольше, отдать платок Ривену и забыться в парах, а не стать величайшей ведьмой Залтора. Ддуна с его часами и миражных чудовищ на границах вполне хватает.
«Звучит как «пройтись чисто по теории», но в чем заключается разработка?»
— Поэтапно изучать колдовские чары, оттачивать на практике, добиться «каши» в головах у соперников или подчинить себе их волю, готовиться к непредсказуемым сражениям и условиям, создавать многослойные иллюзии — вот главная наша стратегия. Ну, почти. Все секреты выдавать, в моем случае, подло и непрофессионально, так что это вкратце.
Кивает безучастно: веки слипаются, воздух воздействует усыпляюще, ей бы уйти, подлечиться нормально, восстановить сбитый напрочь режим сна и вернуться к работе в LSN, к чему ей все эти сложности, дайте упрощенную версию. И сама не замечает, как оступается и подворачивает ногу, как падает в яму, погружаясь в торф. Засыпает в иллюзорном лесу, за что получает выговор от Профессора Драма после пробуждения и задание отнести фолианты в «Negozio di Antichità».
Видимо, «каша» у нее в «тыкве» уже остывала, вместе с тушей, вот и проиграла в очередной раз Профессору.
***
Правая нога опухла, мозги плавятся на солнце, маска стягивает лицо, дышит с трудом.
В руках — пакеты с фолиантами, над ухом жужжат наставления Профессора Драма «отдыхать почаще». Для Мирты его советы напоминают издевку от Заратустры: шепелявит-шепелявит, в душе радуясь ее страданиям.
Дверца оповещает о новом посетителе трелью синицы. Мирту встречают эстетика магических лавок, — баночки с пыльцой фей, зубами редких обитателей Черного Леса и магическими камнями, чучела редких видов тварей с разных уголков Вселенной, на полках выставлены древнейшие гримуары, в пыли застывают манускрипты, артефакты рядами выстроены на столе, с атрибутами волшебников и колдунов, емкостями трав и специй, — приятный запах старины и заспанная физиономия Эвфорбии. Как только сталкивается со знакомой макушкой, — и не приглядывается к лицу, за маской веснушки и курносый нос щитом прикрыты, — тут же приходит в себя, забирает у Мирты пакеты из рук, на вопросительное «откуда ты знаешь?» — кивает в сторону Герберы, щелкающей деревянными счетами за дальним углом помещения.
— Драм уже давно откладывал свой визит к нам, — ведьма пустынных растений расщепляет кактус с крошкой, для «бодрости духа», как обычно делала во время пар, засыпая. — Ты ж его помощница теперь, тыковка, помимо Герберы.
— Правда? — хрипит, с озлобленного вздоха ведьмы ядовитых трав подпрыгивает на месте, цокая от боли в лодыжке.
— Все почему-то решили повесить на меня ярлык его помощницы, хотя все мы… Ладно, не все… Но ты же близка с ним, Мирта, ближе нас всех, — издевки в ее тоне не чувствуется, за что мысленно ее благодарит — из всех учениц Торренуволы Гербера кажется самой адекватной и учтивой. — Я не верю в тот «слух», но вы явно сблизились с ним за последнее время.
— Солиманте отдыхает, в общем, — Вербена листает древний травник, не поднимая головы. — Есть вопросы — спрашивай. Не стой столбом, тыковка. Или задавай вопросы, или можешь возвращаться в Торренуволу.
Мирта с выполненной задачей скатывает брюки, демонстрируя ушиб, объясняет жестами фиговое состояние за последнюю неделю и не ожидает особо помощи от сестер, пока ее не окружают с трех сторон, не садят в скрипучее кресло и не мажут руки-ноги всякими сложно разборчивыми по составу мазями.
Коты разглядывают гетерохромными пуговками с оконных рам Мирту с увлеченностью. Попивает целебный чай, получает помощь не за просто так, а в обмен на «ту встречу с Заратустрой», в подарок вручают ей лекарства и долгожданное облегчение — боль спадает по мановению «колдовской палочки». В качестве бонуса «выпроваживают» через телепорт, не признаются, сколько получают и давно ли тут работают — у сестер свои секреты и свой язык жестов, выяснять который ведьма иллюзий не стремится. В отличие от всех обитателей Торренуволы, она не будет вмешиваться или доставлять кому-то дискомфорт.
Но с легким холодком в одном месте распухает вся лодыжка, а для переставления ногами до комнаты требуются немало сил и терпения.
Люси вдумчиво изучает припухлость, на попытки растолковать историю угрюмо спрашивает:
— Опять встречалась с Драмом? Мирта, тебя вчера оклеветали из-за него, слух прошелся среди всех первокурсниц, зачем ты закапываешь себя и свою репутацию, подтверждая их?
— Он сам мне назначил индивидуальные пары, — ухает пояснение, на обеспокоенную Карен и кусающую губы Луниллу зыркает устало. — Честно, спросите его сами.
— Я б пошутила, мол, ты и этат перец — та еще парочка, но… Ты ж точно с ним ни-ни? — Мирта вспыхивает, со злости кидая подушку в сторону Луниллы. — Я ж бесп’к’юс', тык'вка.
— Я вот слышала, что многие романы со студентками заканчиваются плохо, — вставляет свое мнение Карен. — Но раз ты говоришь, что это бред… Сложно доказать правду, в наше-то время.
Лисс с бухтением вытирает пыль на полках, все же уточняя:
— Но у вас же точно ничего с ним нет, кроме доп.пар, да?
У Мирты кипят остатки терпения, яростно брызгая паром из ушей.
***
Перед началом новой дисциплины от Профессора Гриффин, Стамира Древняя выплескивала всю неприязнь истории за последние шесть часов, толкуя о стереотипах среди UC.
В обыденное время ей нравилось выделять старинные приблуды и подчеркивать значимость ведьм в обществе, но на этой неделе ее что-то, или точнее будет сказать — конкретная троица — разочаровала, выведя тетку из терпения.
На сей раз Мирта поддакивает каждому ее слову, избегая столкновения с Дарси и ее «хрен-забудешь-сплетни». Взгляды-то по-прежнему прожигали в ней дырки, несмотря на усиленное воздействие заклятия Диандры.
Мирта терпеливо обходила стороной всю эту тему. До третьей пары.
На третьей паре Трикс окружают ее излишним вниманием: Сторми окольцовывает шею и задалбывает расспросами, Айси трогает небрежно щеки, едко удивляясь «и что он в тебе нашел», Дарси тщетно пытается проникнуть в ее голову, с каждым трипом обретая мигрень.
Гриффин, к счастью, прерывает эту вакханалию, возвращая Мирту на место у первой парты по центру, важным тоном объясняет, что надо «учиться», а не прохлаждаться, почему-то выставляя вперед себя пришедшего Профессора Драма и отрезвляет сутью: Змееуст будет вести у них практику по «Чарам», в связи с занятостью Директрисы.
У Мирты почва уходит из-под ног, и Трикс, сидевшие на задних партах, придвигаются на второй ряд, окружая ее давящей темной аурой.
Люси завидует молча, — все же ведьма насекомых хотела с троицей сблизиться, — и ее пронзительный взгляд терзает хрупкую ведьму иллюзий.
И будь Мирта более импульсивной, она бы кричала Люси о помощи: Айси способна оторвать ей куски кожи ногтями с «хрустом», отломав до кучи нос; Дарси — добить до эпилепсии; Сторми — все остальное.
Будь у Мирты с собой «стаканчик с водой», она бы привела в чувство подругу — ее тут убить хотят «просто потому что», а та грустит, засранка, с недостатка внимания.
Будь у Мирты совесть — она бы тут же сдала Драма и его планы Директрисе, рассказала бы все с самого начала соседке, поделилась бы наболевшим.
Внутри ведьмы иллюзий — море яда, и все ее сослагательные наклонения теряются.
Потому она поступит хитрее — отступит на время и будет терпеливо выжидать.
«Так и быть, Профессор, я согласна на ваше предложение», — от его ухмылки сводит костяшки.
Мирта обещает себе стереть его оскал с лица, не дав ему понять: она знает его тайну и планы на нее, и ни за что не допустит их воплощения.
Она не превратится, и уж тем более не станет темной феей по его желанию.
