Отец

С шумом стучит в самый затылок кровь. Воздух с трудом входит в легкие. Обнимает духотой, что заставляет отирать со лба капли пота. Идарил прятал меня от обжигающих лучей Суль, но не мог защитить от пыльной, обволакивающей лениво весь Асгард полуденной жары. Гроза не могла больше ждать. Я чувствовал страдания своей матери, что просила меня наслать разряжающий воздух ливень, я почти слышал, как хрипло и сухо дышит она, как иссыхают травы и злаки на полях людей. Я чувствовал жгучий, металлический и ржавый аромат крови, стекающей по жертвенным столам, людской крови, которая падала на землю, не в силах насытить ее. Мидгард взывал ко мне. Ноги мои дрожали и сильно вздулись вены на руках, Мьелльнир казался донельзя тяжелым, словно переполнен был всеми теми молниями и громами, что уже второй месяц лета почти не находили выхода. Метались, заточенные, внутри. Я погладил обитую кожей рукоять молота, еще не успевшую, кажется, остыть от тепла моей руки: прошла всего одна ночь с тех пор, как я одолел подраставших в Йотунхейме юнцов. Каждое лето Суль гнала свою колесницу так близко к земле, что та стонала от обжигающих лучей огненной поклажи. И каждое лето великаны выпускали своих подросших за зиму отроков на волю, и ночи напролет проводил я на Востоке, чтобы хоть немного унять их безудержную, ничем, кроме силы, не сдерживаемую ярость молодости. Я не видел Асгард много ночей, но сейчас, когда он казался уже так близок, я более не чувствовал в себе сил двигаться дальше. Гроза подождет. Она пронесется, прошумит над Мидгардом этой же ночью, и искры из-под копыт славных моих козлов устрашат людей, но это будет позже. Я опустился на травяной ковер Идарила, казавшийся почти прохладным, и я прикрыл глаза, чувствуя, как горячие, словно расплавленная смола, лучи солнца пробиваются сквозь листву вековых дубов. Листву, которая, казалась, шепчет мягко: «Спи, Тор…». Я не знаю, сколько просидел я так, когда вдруг услышал, что кто-то пробирается сквозь чащу. Пришелец шел тем же путем, которым только что прошел я, но приближался он медленно и словно лениво и, кажется, не таясь. Но кто из богов покинул Асгард, под сводами которого так прохладно и так легко дышится? Шаги стали ближе, и я понял, что незнакомец идет не один. С ним была лошадь, судя по шуму шагов, небольшая, но…Нет, две, две лошади, но никогда не слышал я, чтобы животные шли так ровно, так синхронно. Я встал и взял в руки молот. А через несколько секунд, когда незваные гости вышли из-за частокола деревьев, я вдруг понял, что сплю, ибо то, что предстало моим глазам, просто не могло быть правдой. Но я плотно зажмурил глаза, а когда открыл их снова, ничего не изменилось, и тогда я прошептал, кажется, его имя, и он поднял на меня свои блеклые глаза. - Ты вернулся, - вырвалось у меня, я невольно сделал шаг ему навстречу, - Локи! Мы…Мы думали, что ты… - Погиб? – слово был скрипучим, жестким, и Локи нахмурился удивленно, словно забыл звук собственного голоса. - Что с тобой? Ты болен? - он выглядел ослабевшим, лицо похудело и подурнело, стало жестким, на нем замерла гримаса усталости, словно у смертного. Я разглядывал его поношенную, запыленную, как у бродяги, одежду, некогда бывшую достойным Аса платьем, разглядывал стоптанные волшебные башмаки, я был слишком ошарашен этими разительными переменами и не сразу догадался перевести взгляд на спутника Локи. Да, теперь я понял свою ошибку. Его сопровождала всего одна лошадь, но никто не называл бы ее обычной, ведь она, совсем еще молодая, жеребенок, переминалась на восьми ногах. Тонких, дрожащих, как у любого детеныша. - Кто это? – я сделал шаг к странному жеребенку, но он вскинул голову, попятился назад с испуганным ржанием. Я посмотрел на Локи, и по коже, несмотря на удушающую жару, прошел на мгновение холод от его яростного взгляда. - Не тронь его, - прошипел Лофт сквозь зубы, заслоняя собой жеребенка, - даже не смей до него дотрагиваться, Тор. - Но почему? Кто это, Локи? Где ты был, и почему… - Помолчи, сил нет слушать! Трещишь, словно сорока. Я хочу поскорее уже попасть в Асгард и наесться досыта, разрази меня гром! Идем, Слейпнир. Он прошел мимо меня, не сводя с меня настороженного взгляда, словно готовый в любой момент отразить нападение, прошел мимо, проследив, чтобы Слейпнир не приближался ко мне ближе расстояния вытянутой руки. Локи задел меня плечом, но я не мог с уверенностью сказать, что это было нарочно, ибо Лофт сам весь дрожал, словно новорожденное животное, и с трудом передвигал ноги. Мне подумалось, что он, по всей видимости, до этого шел без отдыха несколько ночей. Теряясь в догадках, я направился следом за странной этой парой, наблюдая, как Локи иногда цепляется за гриву жеребенка, такую же рыжую, как его собственные волосы и борода, словно боясь, что тот исчезнет. *** - Вот, значит, как… Мы стояли плечом к плечу перед воротами Асгарда, но Локи, кажется, обращался скорее к себе самому, нежели ко мне. Солнце клонилось, наконец, к закату, искажая наши тени, рисуя их великанами на воротах. Я помолчал, давая Локи несколько минут на воспоминания. Асгард не видел его двенадцать месяцев, и сейчас Локи отошел на несколько шагов от жеребенка и дотронулся до не успевшей еще остыть от дневного жара каменной стены. Добротной и непоколебимой, как могущество Асов. Я смотрел, как Локи, закрыв глаза, гладит неровные камни, смотрел на Слейпнира, на крупе которого блестели капли пота. Жеребенок беспокойно рыл восьмью копытами землю, тыкался мордой в спину Локи, фыркал, и я вдруг с жалостью понял, что он наверняка сбил в кровь ноги, ведь на копытах его не было подков. «Надо обязательно подковать его завтра же» - подумал я. Однако усталость и жажда становились невыносимы, и я подошел к воротам, приотворил их, и тут спутник мой, до этого не обращавший на меня никакого внимания, обернулся, глаза его заблестели любопытством, и на миг я узнал в нем того Локи, каким был он год назад. - Как? – Быстро спросил он все тем же скрипучим голосом, с каким-то хищным интересом оглядел ворота, подошел к ним, не забыв, впрочем, положить руку на шею Слейпнира, чтобы конь следовал за ним. Я понял, что его любопытство вызывает улыбку. Я скучал по Локи. Скучал весь Асгард, без бога обмана замерший в своем до тошноты приевшемся благородстве, своем неколебимом спокойствии, неизменном величии. - Она заколдована так, что открыть ее может только Ас, - пояснил я, толкая одну из дверей и пропуская Лофта вперед. Он, медленно прошел за ворота, бросая быстрые, как у птицы, взгляды то на ворота, то на меня, чтобы и насытить свою любознательность, и уследить за Слейпниром, ведь в моем лице он явно видел какую-то опасность для жеребенка. - Чудно! – было мне ответом восторженное бормотание, которое мгновенно придало Локи сходства с темными альвами. Такие же оборванные, заросшие, с таким же алчным блеском в глазах. Только алчность Локи была не до золота, но до знания, ибо богам не свойственна любовь к богатствам. - Чудно! – повторил он, когда ворота уже закрылись за нашими спинами, - кто заколдовал? – обернулся он вдруг ко мне, заглянув в глаза пытливым своим взглядом вечного искателя. Я почувствовал вдруг жалость к Локи. Ведь жажда познания иссушала его, не давая жить спокойно ни минуты. Сколько я его помню, он всегда без устали, ночами напролет, читал какие-то ветхие книги, колдовал. Локи бывал в каждом из девяти миров по тысяче и тысяче раз, и я не понимал, как там могли еще остаться неизвестные ему существа, материалы и явления. - Один, конечно, - не сразу ответил я. Во внутреннем дворе нас встретил только аромат душистых трав. Я почувствовал легкое раздражение, ведь и сам я не видел дома много дней и ожидал радушного приема. Время ужина уже прошло, так что домочадцы, по-видимому, отдыхали от дневной духоты в своих чертогах. Впрочем, скоро должен был начаться пир в Вальхалле, а и мне, и Локи явно необходимо было до его начала встретиться с Одином, чтобы доложить о своем возвращении. Копыта Слейпнира стучали по золотым ступеням парадной лестницы – клок, клок, клок. Сколь неестественным казался этот перестук целых восьми копыт! - Как он в них не путается? – попытался пошутить я, но лицо Локи осталось бесстрастно. Выяснив (если Локи вообще умел осознавать, что что-то можно выяснить и понять до конца), как устроены ворота, он вновь потерял интерес ко всему окружающему, кроме Слейпнира. Рукава рубахи его пропитались стекавшим с крупа лошади потом. Валаскьяльв находился на конце нефа, и мы прошли еще много шагов в молчании, прежде чем достигли его. Под сводами дворца было прохладно, и я с наслаждением подумал о том, что сегодняшней же ночью меня ждут не кулаки великанов, а объятья Сив, и не походная похлебка, но сочное мясо Сехримнира. Предаваясь своим уютным мыслям, я перестал раздражаться на Локи, который снова не обращал на меня решительно никакого внимания. Не рассматривал он и знакомые стены дворца, как обычно делают это вернувшиеся домой после долгого путешествия странники. Он не задержался ни на мгновение перед чертогом Одина, с силой, неожиданной для его ослабевшего тела, толкнул обеими руками двери и вошел внутрь палат, за ним, не отставая ни на шаг – Слейпнир, за ними - я. Локи быстрым шагом человека, которому хочется как можно скорее завершить обязательную, но нудную формальность, подошел к трону Всеотца. Тот сидел, склонившись к своим волками, которые, свесив розовые языки, расположились у его ног. Локи так же стремительно, как до этого шел, встал на одно колено и, почтительно опустив голову, замер в поклоне. Слейпнир стоял рядом с ним на удивление смирно, словно Локи заколдовал животное. Я подошел и, поймав обращенный на нас взгляд отца, поклонился тоже. Один, не спуская, впрочем, единственного глаза с нашей троицы, дослушал то, что неслышным шепотом докладывали волки, а потом, почесав за ухом каждого, отпустил их. - Здравствуй, Тор! Как там дела на Востоке? – Один явно пребывал в хорошем расположении духа, он встал с престола и медленно спустился к нам. Быстро обнял меня и поцеловал. Локи, по-прежнему коленопреклонный, не шевелился, словно каменный идол самого себя, выстроенный людьми. - Теперь все спокойно, Всеотец, - ответил я, но Один, лишь рассеянно кивнув мне, подошел к Локи и мягко позвал его по имени. Бог огня вскинул голову, словно ждал этого оклика, рыжие его волосы в этой облицованной серебром зале казались еще ярче, и на лице его, окаменевшем от усталости, мелькнуло подобие улыбки. - Встань, Локи, к чему этот балаган? – Один помог ему подняться, а затем крепко обнял со смехом, - Ох, брат, мы уже и не чаяли, право, тебя увидеть! Локи, Локи! Ты только посмотри на себя! Всеотец отстранил от себя Лофта, держа его за плечи, разглядывал, как любимого сына, но я не чувствовал почему-то ревности. Просветлевшее лицо Локи, его пусть и натянутая, но улыбка, обогрели сердце, но это тепло, в отличие от тепла удушающего полудня, было приятным. Локи никогда не походил лицом на Аса, но сейчас он, казалось, и вовсе утратил то выражение невозмутимого спокойствия, что присуще всем богам. Но вот что странно: это не умалило красоты его правильных черт. Один поцеловал Локи, как брата, и обратил, наконец, внимание на жеребенка. - Как его имя? - Слейпнир, - Локи, поджав губы, следил за рукой Одина, протянувшейся, чтобы погладить жеребенка по морде. Тот с любопытством обнюхал руку Аса и был, кажется, совсем не против его ласки, но Локи, видимо, имел собственное мнение на этот счет, пусть и не осмеливался высказывать его вслух. - Однако, не сильно он шустрый, - заметил Один. - Мы устали в дороге, - кратко ответил Локи, - но почему ты не спросишь, откуда он у меня? Локи выглядел разочарованным, ведь ему, очевидно, не терпелось раскрыть эту тайну. А мне, если начистоту, очень хотелось быть в нее посвященным с того самого момента, как я впервые увидел Слейпнира. - А ты думал, я не знаю? – и куда девалось все простодушие Одина? Я моргнул, дивясь перемене в поведении отца. Перед нами уже был не мягкотелый старик, соскучившийся по давнему другу, но собранный и могущественный Мудрейший, знающий больше любого из бессмертных, видящий, кажется, насквозь каждого. Локи открыл было рот, чтобы что-то сказать, и, кажется, то же сделал и я, но Один опередил нас обоих ласковыми словами, обращенными к жеребенку: - Только одно мне непонятно, Слейпнир Локисон, отчего у вас целых восемь ног, ведь у родителя вашего, помнится, их было всего четыре, когда он понес? В тот момент в голове моей возникли сразу две мысли. Первая: Один сошел с ума. Я отмел ее как невозможную, и на месте ее возникла следующая: Я ослышался. - Что? – тупо переспросил я, и мужчины обернулись на меня с одинаковыми снисходительными взглядами. Я почувствовал себя глупым отроком, но слишком уж мне хотелось выяснить правду: - Ты, Всеотец, сейчас сказал, что Локи…родил Слейпнира?! Локи ухмыльнулся и как-то похабно оглядел меня, и мне стало неуютно от его взгляда. Если это правда, то это значит, что тот конь… - Ты умнее, чем кажется, Аса-Тор. Я не мог дольше выдерживать этот его взгляд, взгляд нагловатого, горделивого сладострастника, когда Один произнес: - С минуты на минуту в Вальхалле начнется пир. Вы ведь наверняка голодны? Локи медленно перевел взгляд прищуренных своих глаз на Всеотца и слегка поклонился в знак благодарности. - Христ, Скульд! – позвал Один, и одна из дверей чертога открылась, и из нее вышли валькирии, уже переодетые к ужину. Обе поклонились нам, но, сколько ни старались сохранять невозмутимость, то и дело косились на Локи и его… ребенка. - Велите приготовить купальню для Тора и Локи и отведите этого коня в конюшню Хеймдалля, он позаботится о нем. Да поторопитесь, чтобы успеть к началу пира! - Да, отец, - ответила Скульд, не сводя глаз с Локи, а молчаливая по природе Христ просто кивнула. Но одновременно с голосом валькирии прозвучал сорвавшийся неожиданно, неприлично голос Локи: - Нет! Теперь, когда я понял, что Слейпнир не больше, не меньше, чем сын Локи, я счел его реакцию, да и странное его поведение абсолютно закономерными, но валькирии вопросительно поглядели сначала на Лофта, а затем на Одина, ожидая распоряжений. - Нет! – продолжал Локи, перебирая нервными грязными пальцами гриву жеребенка, - нет! Ни к какому Хеймдаллю! Это слишком далеко! - Локи, это же около Радужного Моста, совсем не… - возразила Скульд, но яростный взгляд бога огня заставил обычно бойкую и храбрую воительницу замолчать. - Я прекрасно знаю, где конюшни Хеймдалля. И Слейпниру там делать нечего. Он останется в моих чертогах, и… - Не будь глупцом, Локи, - оборвал его Один, он, кажется, хотел поскорее уже решить это недоразумение и отправиться в Вальхаллу, - Хеймдалль отличный конюх. - Это слишком далеко, - упрямо отрезал Локи. - Конь может остаться в конюшне Тора вместе с Тангниостром и Тангрисниром, - вдруг негромко, но в повисшей напряженной тишине отчетливо сказала Христ. Локи посмотрел на нее, потом на меня. А я, к слову, уже тоже изрядно проголодался и готов был согласиться с любым разумным предложением, лишь бы оказаться уже поскорее на пиру. Поэтому я кивнул, давая понять, что совсем не против. - Хорошо, пусть так, - к всеобщему облегчению, решил Локи, - хотя ему и не место рядом с какими-то там козлами! - Прекрати ехидничать, Локи, - строго сказал Один, - что ж, если все довольны, я вынужден просить меня извинить. И Один, а следом и Валькирии, вышли вон. Мы с Локи переглянулись, и во взгляде его я снова заметил какой-то вызов, какое-то самодовольство, природу которого я не понимал, но которое смущало, заставляло отводить глаза, словно я был мальчишкой, говорящим с прекрасной женщиной. - Давай уже быстрее с этим разберемся, - наконец, проговорил я, впрочем, совсем не с тем выражением, с которым хотел бы. Памятуя о том, что сегодняшняя ночная гроза не могла долго ждать, я поспешил проводить Локи до своей конюшни, надеясь успеть перехватить пару кусков мяса на пиру Валхаллы перед тем, как выведу Тангниостра и Тангриснира в небеса.