Правила просты

Намджун устало трет пальцами переносицу и откладывает в сторону очки. Головная боль подступает со всех сторон, беспощадно накидываясь и дубася дюжиной дубинок. В голове вьется целое скопище всяких мыслей: необходимо собрать урожай, починить подтекающую крышу амбара, съездить в город к кузнецу, купить зимней одежды и осмотреть окно в комнате Чимина, ведь тот жалуется на сильный сквозняк. Дел в стае хватает с лихвой, а на задворках памяти бешено пульсирует, набирая обороты, одна противная мысль о маленькой проблемке, что не дает покоя всей станице уже несколько недель. Намджун встает, накидывая на плечи юнгиеву куртку, и подходит к двери, дергая ту на себя. К нему в объятия с громким ойканьем валятся омеги, судорожно хватаясь за широкие плечи пальчиками и пытаясь удержать равновесие. Тэхен пищит что-то ему в грудь, придавленный сверху возмущенным Джином, а с боку расстроенным Чимином. Намджун крепко держит их, не позволяя оступиться и рухнуть на пол. Он помогает им встать и поправляет то взлохмаченные волосы, то смятую рубашку. Его омеги на это довольно и сыто улыбаются, с наслаждением прикрывая засиявшие глаза, когда их мягких щек касаются большие, немного грубые от постоянной работы ладони. Их маленькая идиллия рушится, когда внизу на кухне раздается шум и ругань, а после в окно можно увидеть, как из дома вылетает в одних штанах Чонгук, их самый младший альфа, изредка втягивая голову в плечи, прикрываясь от летящих в него кастрюль. Глаза Джина темнеют, а мягкий, пряный, сладковатый феромон корицы приобретает стальные нотки. Старшая омега стаи встревожена. Намджун невольно придвигается к нему ближе, желая успокоить и забрать все заботы себе. Чонгук уже успел убежать из зоны досягаемости, где натыкается на Юнги, за которого и прячется. Намджуну не слышно, о чем те говорят, склонив головы друг другу и поглядывая на окна кухни, но по мрачному, многообещающему выражению лица Юнги понимает, что их маленькому нарушителю спокойствия придётся несладко. Хосок. Их Хоуп, Хоби и единственная бета вот уже несколько недель выводит всех членов стаи из себя. У Намджуна все чаще болит голова, Юнги скрипит зубами и чуть слышно рычит на чужие претензии, Чонгук едва ли не каждый день пробегает марафон, умудряясь уворачиваться от летящей в него утвари, Сокджин срывает голос во время ссор, а Тэхен и Чимин шмыгают покрасневшими носами и тщетно пытаются не разрыдаться на очередную брошенную ядовитую фразу. Намджун помнит его совсем юным. Мальчишкой — тощим, дрожащим и едва дышащим из-за рваной раны на боку, — нашел в лесу. О том, чтобы перенести его в дом, не было и речи: бета кривился и еле слышно скулил от боли, стоило ему только двинуться, а покрывшаяся тонкой корочкой рана грозилась раскрыться в любой момент. Ситуацию спас Юнги, который тут же рванул в сторону их хутора за помощью Джина — тогда еще единственной омегой. Хосок несколько недель провалялся в бреду, мучаясь от температуры. Сокджин не отходил от него ни на шаг ни днем, ни ночью, меняя пропитанные потом, слюной и слезами простыни и обтирая худощавое тельце несколько раз на дню. Хосок выкарабкался. В самом начале он хмуро смотрел на мельтешащую по комнате омегу и рычал на приходящих альф. Когда он окреп достаточно, чтобы самостоятельно встать и поесть, то попытался сбежать ночью, но наткнулся на рыдающего в уголке Джина. Бедная, чертовски уставшая омега забилась в угол, с отчаянием кусала пухлые губы и ревела над нуждающейся в починке одеждой. Ее пальцы болели и кровоточили от постоянных уколов игл, стежки выходили кривыми, а заплатки отрывались. Намджун помнит ту картину, что запала в его сердце: Хосок обнимал со спины Джина, негромко объясняя принцип шитья и направляя чужие пальчики в нужном направлении. Джин притих, внимательно слушая и следя за махинациями, его пухлые губы чуть приоткрылись в восхищении. Если в стаю Хосок вступил почти сразу, то альфам полностью доверился нескоро. Он не желал подчиняться чужим феромонам и всякий раз угрожающе рычал, взбрыкивался, стоило ему только почувствовать, что на него давят. Намджун и Юнги обхаживали его около полугода, зато после вдоволь наслаждались видом, как Хосок от переполняющих его чувств метался на смятых простынях и жался к Джину в поисках защиты, пряча свою раскрасневшуюся мордашку на чужом плече.

***

Юнги ласково касается губами омежьих заалевших щек, щекоча длинными пальцами мягкие бока и прикрывая в удовольствии глаза в ответ на мелодичный смех. Он податливо подставляет крепкую шею с небольшим шрамом с правой стороны под нежные касания пухлых губок. Омеги довольно урчат, наседая, а Тэхен даже прихватывает небольшими резцами кожу, оставляя едва заметный засос. Первым отстраняется Джин. Он утягивает в свои объятия недовольно заскулившего Чимина, который уже успел пригреться на горячей широкой груди альфы и собирался спать. Тэхена оттащить сложнее, но и с этим справиться можно. С другого конца дома раздается едва слышимый умоляющий скулеж и приглушенные ругательства, и Юнги поднимается с мягкой уютной кровати. У него есть еще одно незаконченное дело, пускать которое на самотек никак нельзя. — Мне пора, малыши, — хрипло тянет Юнги, пока наклоняется над своими омегами, чтобы каждому подарить на ночь глубокий нежный поцелуй. Он поправляет одеяло и натягивает на ноги Джина шерстяные носки, едва почувствовав их холод. Джин в благодарность прижимается мягкими, будто зефир, губами в коротком поцелуе и просительно шепчет, не отстраняясь: — Позаботьтесь о Хосоке, альфа. — Всегда. Юнги плотно закрывает за собой дверь, чтобы шум не помешал чужому сну. Когда он заходит в комнату Намджуна, Хосок уже разложен. Маленького бету зафиксировали в одной позе, так, что вздернутые и разведённые ножки беспомощно дергались на каждый глубокий толчок умелых пальцев. Чонгук нависал над ним горой и нещадно двигал внутри пальцами, вырывая из широко распахнутого рта крики в перемешку с ругательствами. — Отпусти меня, м-мелкий ублюдок! — заходится в рыданиях Хосок, когда его простату начинают непрерывно массировать. Его член дергается несколько раз, прежде чем жалко кончить, сперма достает до груди, и Хосок и вовсе срывается на неразборчивый скулеж, когда младший альфа с довольным урчанием наклоняется к призывно набухшим соскам и принимается слизывать с них подтеки спермы. Юнги ловит на себе слезливый умолящий взгляд их беты, пока тот зарывается в пушистые волосы Чонгука и пытается то ли оттолкнуть, то ли притянуть ближе, и участливо улыбается в ответ, скользя нежным и любящим взглядом по мягким изгибам. Он не вмешивается, зная, что этой ночью Хосок будет разложен каждым альфой в этой стае. Каждый член стаи представляет собой винтик в механизме, от исправности которого зависит работа прибора. В случае небольших отклонений мастера советуют поставить маленький винтик на место. — Порядок? — Юнги подходит со спины к сидящему за столом Намджуну и зарывается тому в волосы, массируя кожу головы. Он наклоняется к открытому загривку и покрывает его небольшими поцелуями-бабочками. Намджун на ласку тихо довольно стонет, расслабляясь и откидывая гудящую голову на широкое, мигом подставленное плечо. — Дел много, — бормочет Намджун, пряча лицо в ладонях и шумно выдыхая, пытаясь взбодриться. Цепкие, очень крепкие пальцы Юнги, переместившиеся на плечи, приятно расслабляют, и Намджун перехватывает чужую ладонь, касаясь губами внутренней стороны мозолистой руки. — Дел много, — эхом отзывается Юнги. Его прерывает надрывный вскрик Хосока, и старшие альфы, оба, хищно вскидывают головы на сладкий звук. Чонгук время даром не теряет. Хосок уже полностью раздет, а его дырочка свободно принимает четыре пальца. Скулеж, вырвавшийся из беты, когда в того проникает большой венистый член, мало напоминает человеческий, но альфы лишь подбадривающе рокочут в ответ. Хосок краснеет еще сильнее, до слез, смочивших алые щеки, но все, что он может сделать, это шире раздвинуть ножки и раскрыться ещё сильнее. Чонгук не разменивается на нежности (в голове проносятся все те моменты, когда он удирал из своего же дома, не желая быть побитым каким-нибудь тяжёлым предметом) и берет сразу быстрый темп, ни капли не жалея завопившего Хосока. Тот снова кончает, не успев привыкнуть к беспрерывной долбежке, и ревет, собирая судорожно дрожащими пальчиками с крепкого торса младшего альфы белесые подтеки своего семени, пихая запачканные пальцы в рот. — Черт, — рычит Юнги, не выдерживая и расстегивая штаны, и закатывает глаза, когда достает толстый крепкий член и сжимает его в большом кулаке, пару раз толкаясь в него. Намджун перед ним имеет вид не лучше: его глаза опасно потемнели и приковались к телу вертлявого и громкоголосого беты, волосы зачесаны назад, чтобы не мешались, а крупный член натянул ткань домашних штанов. Альфа сейчас сосредоточен по максимуму, контролирует ситуацию, не позволяя растерзать Хосока за все то дерьмовое поведение, которое было у него последние несколько недель. Он незаметно дергается в ответ на самые громкие и жалобные стоны, и член в его штанах дёргается тоже. Чонгук уже сложил не соображающего Хосока пополам, с громкими чвоками и всхлипами его влажной дырки проникая все глубже и глубже. Хосок отчаянно мечется и дрожит, натянутый впритык на крупный горячий член, когда Чонгук замирает. — Ч-что?.. Д-да, ах! Почему? Пожалуйста?.. А-ах, пожалуйста!.. — лепечет Хосок, хватаясь ладошками за широкие плечи и пытаясь вернуться в реальность. Он устроил вокруг себя беспорядок: застеленные этим утром простыни пропитались потом, смазкой и спермой, из широко раскрытого рта течет вязкая слюна. Чонгук нависает над ним, полностью закрывая собой, и прижимается губами в пылающему ушку. — «Пожалуйста» что, малыш? — доносится до старших альф хриплый голос Гука. — Трахнуть тебя? Согнуть пополам так, чтобы ты не мог даже двинуться, и разрушить твою тугую дырку? Хосок на все судорожно кивает, словно болванчик, и жмется ближе к пышущему жаром альфе, желая почувствовать всю тяжесть на себе. Беты в большей степени подвержены феромонам, чем те же альфы или омеги, поэтому никто даже не удивляется, когда Хосок ломается, послушно обнажая шею. В воздухе витают тяжелые феромоны сразу нескольких сильных альф, что сильно давит на Хосока. Он плавится, сжимаясь и разжимаясь на толстом члене, судорожно выдыхая, когда чувствует его глубоко внутри. Из головы вылетают все мысли, все желание вывести из себя других. Хосок ластится ближе к груди Чонгука, прижимаясь пухлыми покусанными губками к покрытой щетиной щеке и невольно попискивая на «колючки». Однако на Чонгука милования беты не действуют. Он сжимает крепкие узловатые пальцы на тонкой талии и снова наращивает дикий темп, не обращая никакого внимания на взвывшего и умоляющего пощадить Хосока. Юнги опускает ладонь на шею Намджуна, заставляя того откинуть голову назад, и наклоняется к чужому лицу за неспешным и довольно целомудренным поцелуем. Они не спешат углублять его, ласково касаясь губами и невольно успокаивая друг друга. Их напряженные тела расслабляются, а тяжелые феромоны давят не так сильно. Намджун хрипло посмеивается с чужого шипения, которое раздается сразу после укуса. Он зарывается носом в шею Юнги, прячась там, и расслабляется окончательно, чувствуя, как головная боль, терроризирующая его виски на протяжении долгого времени, отступает. На заднем плане срывает голос Хосок, когда в него вбиваются в последний раз и заполняют животик горячей спермой. Юнги беззлобно ругается и отпихивает Чонгука, когда младший слишком увлекся, глубоко целуя разреженного и скулящего бету. Он садится, откидываясь спиной на изголовье кровати, и тянет зависшего Хосока на себя, помогая тому удобно умоститься мягкой попкой на своих бёдрах. Юнги не обращает внимания, что чужая смазка и сперма пачкают его штаны, отчего те мокнут и неприятно липнут к коже, потому что сам виновник этого беспорядка намного важнее. Хосок прижимается к широкой груди своей, потираясь торчащими сосками о мягкую ткань. Его взгляд, совершенно бездумный, но от этого не менее нежный, любовно скользит по всему лицу Юнги, цепляясь за очаровательные родинки, выступавшие на бледной коже. Краем глаза Юнги видит, как Чонгук опускается между широко раздвинутыми крепкими бёдрами Намджуна и неспешно стягивает с того штаны, но все внимание тут же забирает себе Хосок, начиная призывно проезжаться до сих пор дрожащими бёдрами по чужому возбуждению. — Кто тут у нас? — хрипло шелестит Юнги, прижимая к себе Хосока как можно ближе и поглаживая подставленные мягкие ягодицы. — Маленькая послушная бета, так и просящая внутрь себя крепкий член, не так ли? — он перехватывает чужие запястья, скользнувшие было под его домашние штаны, и тихо посмеивается на хосоково обиженное лицо с надутыми губами. — Альфа плохой, — фырчит Хосок, в отместку больно кусая за плечо. Юнги удивленно вскидывает бровь, сжимая в больших ладонях плюшевые ягодицы и заставляя проехаться обнаженной промежностью по своему члену: — Плохой? Почему же альфа плохой, сладость? Хосок громко стонет от стимуляции, откидывая голову назад, и пытается собрать мысли воедино, чтобы ответить. — Плохой, потому что... Потому что нет. Не трогаешь меня. Внутри меня надо. Надо, очень надо. Я хорошо сделаю! Мне пусто, — под конец своей бессвязной речи бета срывается на рыдания, устало укладывая пустую голову на широкое плечо. Юнги обнюхивает его, водя ладонями по всему телу. Ему до звезд перед глазами хочется Хосока: толкнуться в него, опрокинуть на живот, поставив в подчиняющую позу, и брать долго, сладко, чтобы голос сорвал. Однако перед глазами все еще стоят хмурый Намджун и обеспокоенный, уставший Джин. — Ты не должен был так поступать, — звучит, а после Хосок вскрикивает от жалящего шлепка по заднице. — Если тяжело. Если грустно. Если, черт возьми, хочешь выебнуться, то ты должен прийти к нам и поделиться. Не копить все в себе и, уж тем более, не срываться на свою стаю, — на этих словах прилетает особенно сильный шлепок. Хосок распахивает рот в беззвучном крике и, кажется, кончает. — Альфа, а-ах!.. Прости, п-пожалуйста, прости! Пожалуйстапожалуйстапожалуйста! — его брови хмурятся, и лицо куксится. Похоже, кто-то не согласен. Юнги понимает, что надавить еще сильнее не может, но и терпеть издевательства по отношению к себе и своей стае от Хосока не намерен. Он предпринимает последнюю попытку достучаться до своего беты: — Джин плакал после каждой вашей ссоры. Хосок замирает с широко распахнутыми глазами, которые тут же наливаются слезами. Он отчаянно всхлипывает, бегая напуганным взглядом по юнгиеву лицу, и начинает ёрзать, беспомощно дрожа. Между старшей омегой и бетой завязались крепкие отношения. Было ли это следствием того, что Джин выходил раненого Хосока, не отходя от него ни на шаг, или что Хосок помог Сокджину обустроить хозяйство и найти собственный ритм жизни, никто не знает. Но все остальные члены стаи, положа руку на сердце, скажут, что Хосок и Джин неразлучны. — Как же так?.. — всхлипывает Хосок, заламывая брови. — Я не хотел... Джинни, мой Джинни... Я не хотел, чтобы он плакал!.. Я!.. Юнги в ответ успокаивающе урчит, прижимая к себе. Намджун и Чонгук не влезают, позволяя старшему альфе все решить. Бета в надежных руках. Феромоны альф больше не давят, желая проучить и поставить на место одну вертлявую задницу, а обтекают со всех сторон, укутывая и оберегая. Хосок постепенно успокаивается, пристыженно и смущенно покрывая легкими поцелуями жилистую шею. — Ты в порядке, кроха? — тихо интересуется Юнги, касаясь в нежном поцелуе чужого заалевшего ушка, которое выглядывает из-под взъерошенных волос. — Пусто, альфа, — плаксиво делится Хосок, тыкая пальчиками в мягкий живот. — Мне жаль, но мне так пусто. — Все хорошо, Хосокки, сейчас альфа о тебе позаботится, веришь? — Хосок на ласковый участливый тон разбито всхлипывает и отчаянно кивает головой. — Вот и умничка. Юнги раздевается, а после снова крепко прижимает к себе расслабленное тельце, глубоко целуя и зарываясь пятерней в густые волосы. Хосок на ласку только довольно мычит и раскрывает шире рот, неловко скользя своим неповоротливым языком по чужому: умелому и влажному. Хосок чувствует, как к его пульсирующей дырочке прижимается крупная головка, и невольно закатывает глаза.

***

— А ну руки прочь от Хосока! Чонгук ойкает, когда в него прилетает полотенце, и отскакивает от разнеженного и залюбленного Хосока с недовольным бормотанием. У беты все тело в собственнических метках альф, а состояние до сих пор подвешенное. Вчера он долго голосил под Намджуном, пока тот его вязал, заявляя все права, как вожак, и помечал, поэтому сегодня Хосок находился в премилом состоянии, способный лишь вяло скулить и довольно мурчать на хлопоты вокруг него. Джин, вооружившись полотенцем (сковородка была отложена для более смелых), кружил вокруг Хосока ястребом, даже на пушечный выстрел не подпуская альф, которые уж очень хотели подойти к разнеженному бете и обнюхать, пометить своим запахом. Чимин и Тэхен крутились рядом, с пинками и фырчанием выгоняя из комнаты Джина то деловитого Намджуна, то насупившегося Юнги, то слишком активного Чонгука. Сейчас бета находится в том самом состоянии, которое наступает у принимающих людей после вязки. Омеги, находящиеся поблизости, бросили все свои силы на то, чтобы защитить и уберечь Хосока от грубых ладоней альф и их тяжелых феромонов. — Джинни, — Хосок цепляет влажным взглядом старшую омегу и счастливо улыбается, потянувшись с тихим мурлыканьем к любимому телу. — Джинни... Мой хороший Джинни... Сокджин прижимается как можно ближе, накрывая чужие призывно приоткрытые губы мягким поцелуем. Он ласково перебирает их, ловя тихие вздохи, и несколько раз прижимается, даря маленькие сладкие чмоки. Хосок невольно шмыгает носом, прикрывая заслезившиеся глаза, и шепчет в самые губы: — Я виноват. Я так люблю тебя, душа моя.