Пока заживала рука у портного

Профессор Фриденхаусман принимал пациентов у себя дома, в комнате, выделенной под кабинет. Он сидел за столом, импозантный и статный, похожий на иранского шахиншаха Мохаммеда Резу Пехлеви. На приеме сидела Клодия Шлегг, начинающая оперная певица. Она прорабатывала с психотерапевтом проблему неуверенности в себе и созависимых отношений с матерью. Последние лет десять стало модным ходить к психиатрам, психотерапевтам и психоаналитикам. Профессор Фриденхаусман был одним из самых успешных специалистов в послевоенной Вене. Клиентуру его составляли люди выше среднего класса - артисты, бизнесмены и всякие богатенькие Буратино с расшатанной психикой. Клодии было девятнадцать лет. Лицо ее было усыпано прыщами, но фигура была великолепной. Она была самой грациозной из всех, кому доводилось лежать на кушетке психоаналитика. - Вы, наверное, тратите много ресурсов на то, чтобы соответствовать ожиданиям матери, верно? - спрашивал доктор, - И это Вас истощает? - Вот да, - отвечала Клодия. Ее мать была неудавшейся певицей, которая стремилась воплотить в дочь свои нереализованные амбиции. Отец владел фирмой, производящей машинное масло. Типичная история: в детстве Клодии ее мать и отец были заняты, и дочь недополучила родительской любви. Из-за этого у нее возникло чувство брошенности и покинутости. Отсюда — низкая оценка себя и своих талантов. В реальности же все было несколько проще. У Клодии не было в голосе ни достаточной глубины, ни гибкости. Чтобы выйти хоть на отдаленно приличный уровень, она годами занималась с лучшими педагогами. Но ее в два света обставлял любой талантливый новичок. - Чувствуете ли вы, что ваши старания опустошают вас? И будто бы возникает обратный эффект — не остается сил на жизнь для себя? - спрашивал профессор, устало крутя авторучку. - Всё в точности так. Сколько бы я ни старалась, у меня постоянное ощущение, что я не дотягиваю. А после этого чувствую себя выжатой, как лимон. Мать говорит, что всё дело в том, что мне не хватает самодисциплины. Что, будто бы, не боги горшки обжигали, и дело всего-то в ежедневной работе над собой. И количество, говорит, обязательно перейдет в качество. Но вместо этого случается то, что вы как раз описали — только хуже. - Да-да, я понял. Так оно и происходит, когда пытаешься оправдать ожидания родительской фигуры. У Клодии никакого таланта к пению не было, но родители в упор этого не замечали. Девочка была неглупа, она прекрасно всё осознавала. Родители же отказывались признавать ее бездарность. Они считали, что она страдает заниженной самооценкой и комплексом неполноценности. Поэтому запросом к психотерапевту было — помочь Клодии полюбить себя и осознать, что нет ничего невозможного. - И что делать? - вопрошала она. - Так делайте всё наоборот. Пойте намеренно плохо. Не попадайте в ноты, давайте петуха. Портите всю партию. Кривляйесь, издевайтесь. Словите в этом кураж. Манерничайте! Вы слышали, как поют черные? В штатах сейчас популярно. Послушайте Джеймса Брауна. - Но доктор, это же совсем другое. Куда же мне с таким... - Ну и что? Вас не оценит белая мама, но представьте, что вас есть другая мать — Большая Черная Мамочка. Она не станет требовать от вас соответствия идеалу, она будет любить именно то, за что вас критикует ваша биологическая мать. Потому что это — и есть вы. Необходимо было убедить Клодию, что ее мнение о себе как о бездарной певице — вовсе не адекватная оценка себя, а ложные убеждения, основанные на недолюбленности в детстве. Ее мать была авторитарной личностью с элементами нарцисса, и с детства подавляла свою дочь. Несмотря на то, что в реальности, если такое и имело место быть, то совсем не в той степени, что раздувал профессор. Профессор Фриденхаусман мог просто сказать Клодии и ее родителям правду - что дочери стоит прекратить насиловать себя и лучше поискать себя в другом. Но терять выгодного клиента он не хотел. Да и в конце концов, что есть объективность? Хорошее или плохое пение определяется сигналами, которые нам подает мозг. Всё это — так или иначе восприятие психики. А с этим Мендель Фриденхаусман как раз и работал. Сузить мир другого человека до точки и крутить ее как хочешь — это владения профессора психиатрии. Нет стихии кроме солипсизма, и профессор Фриденхаусман - пророк ее. Час они обсуждали проблемы Клодии с матерью. Речь шла о том, что завышенные требования матери дочь принимала за свои собственные. И доктору необходимо было разрубить этот Гордиев узел. Проработать тот факт, что мать — это отдельная личность, не связанная с дочерью с того момента, как была порезана пуповина. Ну хорошо, с тех пор, как она отнялась от ее груди. Уж во всяком случае, с тех пор, как она впервые ощутила свою сексуальность. Имел место комплекс Электры, соперничанье двух женщин в семье за внимание отца. Надо было отделиться. Но это — на следующей сессии. - Так, наш прием подходит к концу. Для стабилизации настроения я вам выписываю биорин, его принимаете раз в день, желательно в обед. И слушайте Джеймса Брауна. Через шесть недель — ко мне. Прощайте.