Часть 1 Нежный цветок, окутанный тьмой
24 мая 2023 г. в 20:41
Прядь волос в кромешной тьме,
Ловко гладя по спине,
Запах пряный, шум дождя —
Образ пьяный у тебя.
Праздник Чхунбун означал весеннее равноденствие. В этот день простой люд и знать освобождались от домашних обязанностей и выходили на улочки, дабы повеселиться со своими детьми. Переулки были переполнены шумом и беготней маленьких ножек. Продавцы с карамельными яблоками зазывали гостей, соперничая с конкурентами.
В праздничные дни все становились порядочными и мирными жителями Кореи. Однако с заходом солнца прислуга возвращалась в дома господ и терпела издевательское отношение к себе и своей семье. Правитель страны Квак Чон Хи стал молодым императором несколько лет назад и устроил настоящий хаос в Корее. Его отец — Квак Чен Хо всегда хорошо относился к своему народу и делал все возможное, чтобы каждый жил в достатке. Но прошлый император неожиданно скончался от болезни, которую никто из врачей не смог вылечить. Ходили слухи, что королева, его вторая жена, отравила своего мужа и посадила на трон их сына, которого совершенно не интересовала политика.
Свита Квак Чон Хи состояла из знатных чиновников, которые помогали ему, и в то же время расшатывали власть: они творили произвол, поднимали налоги, разрешали служащим изымать имущество у людей, лишали семей отцов и сажали их в тюрьмы.
Образовалась целая иерархия тюрем.
Низшая называлась Тюрьмой падших. Заключенных под стражу бросали в эту тюрьму и там они отбывали наказания, пока не раскаются в своих грехах за деньги или драгоценности, и начальство не увидит в их глазах «проблеск надежды».
В основном там находились мелкие воры, проститутки, недобросовестные торговцы и шарлатаны.
Средним звеном была Тюрьма прощений. Дела, совершенные преступниками, знаменовались как преступления против народа. В тюрьмах находились насильники, убийцы, разбойники и колдуны. Из этой тюрьмы было практически невозможно освободиться. Преступники, обладающими связью с чиновниками могли откупиться и освободиться от наказаний, но таковых было мало. А число осужденных росло. Тюрьмы строились ежемесячно, а экономика страны страдала от нехватки рабочей силы.
Верхним звеном стала Высшая тюрьма — Тюрьма Сна. Осужденные признавались виновными за нарушение законов против государства и были лишены права помилования. Они присуждались к смертельной казни на Площади Позора. Любое высказывание, действие против власти каралось ссылкой в Высшую тюрьму, где преступники ждали своего «дня искупления».
После Чхунбуна, когда солнце опустилось за крышами домов, красные фонари начали зажигаться по всему переулку. Несколько человек в черных одеждах выбрались из убежищ и прорвались в толпу приближающихся мужчин, которые собирались посетить Красные Дома. На одном из таких домов сидел человек в черных одеяниях. Глаза его были раскосыми, он внимательно следил за толпой мужчин внизу. Его осанка была словно струны комунго, такая же прямая и благородная. В его белоснежных руках был музыкальный инструмент — пхири* (флейта). Человек поднес его к маске, слегка опустил ее и звуки духового предмета заполнила пространство прекрасной игрой. За мелодией не было слышно ни шума, ни звуков, ни стонов довольных проходимцев.
Толпа двигалась, а люди в черном приближались к Дворцу Гуджок. На стенах стояла охрана, которая быстро, словно одним дуновением ветра, полегла на землю. Таинственный человек на пхири окончил свою завораживающую игру и со скоростью тигра перепрыгивал с крыши на крышу, преодолевая расстояние с Дворцом.
Когда он спрыгнул с красной, черепичной крыши хорошей отделки, то оказался прямо у ворот Дворца. Двое охранников сонно зевали на посту, отчего человеку не составило труда ненадолго усыпить их в беспамятство. Он повернулся и несколько других преступников кивнули. Они вошли внутрь.
Расцветающие деревья словно танцевали в Саду Покорности, когда дул теплый ветерок. Охранники лежали рядом с красными колонами небольших деревянных домиков. Проникшие ранее люди в масках кивнули друг другу и тихо направились к главному Дому, спрятавшись в темноте. Они пробирались словно охотники, держа кинжалы наготове. Один из зачинщиков вышел вперед и распахнул двери, ведущие внутрь. Остальные спрятались по обе стороны от Дома. Они смотрели в окна, где находился сам Император, а рядом с ним танцевала прелестная красавица.
— Довольно, подойди ко мне! — крикнул Император.
Девушка, скрывавшая свое лицо красной вуалью, медленно приближалась к господину. Ее глаза неуверенно блуждали по стенам Дома, будто она волновалась. Когда она вплотную подошла к полулежащему императору, тот грубо схватил ее за рукав и притянул к себе, нюхая ее шею и облизывая ее. Она резко достала из волос заколку и вытянула ее к шее императора. Тот остановился.
— Не смей трогать меня, животное. Я принадлежу не тебе, — ее взгляд был полон ненависти. Она сильнее надавила на кожу господина и у того полилась струйка алой крови на роскошный халат, каплями растекаясь на дорогой ковер.
В этот момент все зачинщики вошли внутрь. Человек с пхири вышел вперед. Маска скрывала его лицо. Император посмотрел на них и усмехнулся.
— Глупая шайка, вас всех казнят!
— Довольно угроз, мы пришли ради отмщения, — сказал человек с пхири.
— Сними свою маску, жалкий преступник! — крикнул император.
Человек потянул ткань вниз. Карие глаза злобно смотрели на императора из-под широких бровей. Нос захватчика отличался особым изыском. Он был прямым и ровным. Губы, которые тот облизывал от сухости климата, были красивыми и яркими.
— Мое лицо — это последнее, что ты увидишь, — сказал он и замахнулся клинком на императора.
Но тут раздался грохот и шум. Из-за занавесей выбежали охранники, которые изначально там и находились, выжидая нужного момента. Никто из зачинщиков и не подозревал, что их поймают в ловушку.
Людей быстро скрутили, как и девушку в красном. Говорящего главаря ударили в спину, клинок выпал из его тонких длинных пальцев. Девушка вскрикнула. Несколько охранников заломили руки главаря. Император вальяжно встал.
— Думаешь, я настолько глуп, Ли Джи Хун? — Квак Чон Хи, молодой Император, обошел заговорщика. — Твои же люди и донесли мне о заговоре. Видимо, они не были настолько преданными, как оказались.
Джи Хун враждебно смотрел на императора, пока тот разгуливал взад-вперед.
— Твоя фамилия — Ли. Я долго искал твой род, чтобы жестоко расправиться с твоей семьей за воспитание такого недобросовестного преступника. Однако, что же мне сказали доносчики? — он поправил подол халата. — Его семья сгорела в пожаре.
Главарь незаметно выдохнул, будто сбросил с себя груз.
— Но… — продолжил император. — Другие мне сказали, что они живы и находятся в тайном клане. Чему же мне верить, может ты мне расскажешь? — он опустился рядом с девушкой и грубо взял ее за подбородок.
— Отпусти ее! — крикнул Джи Хун.
— Она тебе дорога? Ха-а... Я так и думал! - Он обратился к страже. - Стража! Запретите всех в тюрьмах. Завтра же вас казнят, — он обратился к остальным зачинщикам. «– А ты останешься еще ненадолго», — сказал он Джи Хуну.
— Сомневаюсь, — тихо, почти в нос сказал он. — Резким движением он вырвался из рук охранников и перерезал им горла кинжалом, который все это время находился в обуви.
Другие тоже освободились, скрутив охранников. Оставалась в заложниках только девушка, которую сильно прижал ногой сам император.
— Джи Хун, — тихо произнесла она.
Тот обернулся.
— Выбирай, либо ты, либо она.
Парень, не мешкая, отбросил оружие. Через плечо он кивнул другим и те скрылись в тени.
— Отпусти ее!
— Отпущу, но ты умрешь вместо нее.
У девушки полились слезы.
— Джу Хун… Убегай! Оставь меня!
— Стража! — закричал император.
Император опустил ногу, и девушка поспешно встала за спиной парня.
— Беги, я скоро найду тебя, — тихо сказал он ей. Но девушка крепко вцепилась в рукав Джи Хуна. — Беги, глупая! — крикнул он. Девушка поджала губы и быстро выбежала из дворца.
Охранники скрутили парня и вывели из Дома. Все это время император громко, словно безумец, смеялся.
***
Пылью заполнены мои глаза,
Меч пронзает мою грудь.
Твое имя словно во тьме,
Хочу в ней утонуть.
— Сонбэ, я закончил убирать темницу.
Высокий, худощавый парень с русыми волосами, завязанными в подобии дульки на голове, поклонился старшему по званию тяжеловесному мужчине. Тот почесывал свою жидкую бородку и хитро взглянул на младшего.
— Хорошая работа, как там тебя… — он защелкал пальцами, словно вспоминая его имя. Но на самом деле он никогда ничего долго не помнил.
— Е Джун из семьи Сон.
— Точно-точно! Это же рыбацкая семья. Ты один из детей старика Чон Хона?
— Да, господин, самый младшенький! — отозвался парень.
— Долго сюда добирался?
— Да, — смущенно ответил Е Джун, почесав затылок. — Дорога была нелегкой. Ехали несколько недель.
— Неужели у старика Чон Хона настолько плохи дела, раз он отправил мальчишку на такую грязную работу? — брезгливо произнес он, пробежавшись заинтересованным взглядом по телу парня.
Е Джун нервно сглотнул.
— Когда мне было девять лет, мы с семьей переехали из Ханяна поближе к морю, чтобы отец смог прокормить нашу большую семью. Он приучил нас ловить рыбу, и наше рыбацкое дело окупилось спустя некоторое время. У нас много покупателей сейчас…
— Да-да, — перебил его старший. — Я слышал эту историю. — Он схватил парня за руку и провел своими жирными пальцами по его тонкому запястью. — Лучше скажи, почему ты здесь?
— Я… — Е Джуну не нравились прикосновения толстой руки сонбэ. — Отец наказал мне учиться, понимать ценность деньгам. Я сам попросился в охрану Тюрьмы Сна и меня, на удивление, приняли.
Пухлый мужчина начал гладить предплечье парня.
— Ты же щуплый. Не удержишь никого, если кто-то вздумает сбежать. Хотя это и невозможно, но тебе нужно набрать вес!
Е Джун фамильярно кивнул.
— Да, сонбэ. Спасибо за вашу доброту, — он отпрянул от мужчины и поклонился.
Издали, почти у начала темного коридора, по сторонам которого, за прутьями, находились заключенные, раздался шум и смех. Стража громко выругивалась, и, как будто, избивала кого-то. Это было нормально, ссылаясь на то, в каком месте они находились. Здесь избиение было во благо, дабы нравоучить падшего.
— Шевелись. — Раздался шлепок. Кто-то продолжал противно смеяться. Тогда шум продолжился. Е Джун обеспокоенно встал со стула, на который только что устало упал.
Когда силуэты начали приближаться, можно было рассмотреть стражу и того, кого они волокли. Хорошо сложенный парень, весь избитый и истекающий кровью, почти в бессознательном состоянии улыбался во все зубы, которые были перепачканы кровью.
— А с этим что? — спросил Ча Ен Ги, который совсем недавно приставал к Е Джуну. Он оттряхнул крошки с круглого живота и начал нагло разглядывать приведенного.
— Он пытался убить императора, — в один голос сказали двое стражников.
— Он? — переспросил старший охранник. — Да он же безумец!
Смеющийся человек хмыкнул.
— Можешь дальше продолжать хрюкать, свинья. Я тебя убью, не успеешь моргнуть и глазом.
— Ах, ты щенок! — заорал Ча Ен Ги, бранясь.
Е Джун внутренне был благодарен незнакомцу. Наконец старшего поставили на место. Парень внимательно рассматривал избитого. Рассекшаяся бровь, по которой стекала струйка крови к глазу пробивала свой путь к шее. Припухлый нос, ссадины на щеке и подбородке, растрепанные длинные волосы, цвета вороньего крыла.
Уголки губ, на которых остановился парень, неожиданно приподнялись, Е Джун посмотрел в глаза преступнику. Тот довольно, словно сытый кот, смотрел на него.
— Ведите его в самую сырую камеру и не смейте давать ему воды, иначе вам всем не поздоровится! — орал старший.
Стража кивнула и взяла под руки преступника.
— Можно я буду за ним следить? — спросил Е Джун, сам не ожидав от себя такой смелости. Он все еще смотрел в коридор, испачканный каплями крови. Старший повернулся к нему.
— Как хочешь, — он посмотрел на парня своими хитрыми глазами. — Он точно не жилец. Через несколько дней его казнят. «Никто не смеет идти против воли императора», — сказал сонбэ, словно не до конца веря своим же словам.
Старший охранник развернулся и разгулисто побрел к выходу из тюрьмы.
Прошло несколько часов, прежде чем Е Джун подошел к своей тканевой сумке и вынул буханку хлеба и флягу с водой. Стражник огляделся. Под лунным светом он бесшумно ступал по каменному полу к мрачной и вечно сырой темнице. Он заглянул через прутья в угол, где тихо и прерывисто дышал преступник, иногда покашливая. Его голова была опущена, волосы спадали на его лицо и было непонятно, что тот чувствует и ощущает.
Стражник кинул камешек к ногам сидящего.
— Я, по-твоему, животное? — хрипло отозвался он.
— Простите, сонним.
— Сонним... — усмехнулся тот. — Хотя ты прав, я здесь лишь гость. И, полагаю, ненадолго. — Он тяжело закашлял.
— Я принес вам воды и хлеба, — Е Джун протянул хлеб и флягу через прутья.
— Оставь себе, мне не нужны твои дары.
— Но вы ранены!
— Царапины, — сплюнул тот.
— Не царапины! Раны надо промыть. Я устал держать протянутую руку, — нахмурился парень. — Я вхожу.
— Чего? — преступник поднял голову, словно, не веря словам стражника.
Ключи зазвенели в руке парня, он пошебуршил в замке и открыл дверь. Его взгляд был прикован к недоумевающим темно-карим глазам преступника.
— Ты слабоумный что ли? — улыбнулся избитый.
— Я рассчитываю на вашу честь. — Он приблизился.
— Я ведь могу свернуть тебе шею и сбежать, — побитый хитро посмотрел на дверь.
— Нет, вы этого не сделаете. А знаете почему? Потому что я попрошу вас остаться здесь.
— Что для меня значит твое слово?
— Оно имеет вес, я знаю. Мне кажется, я раньше встречал вас. Как вас зовут, сонним?
— Ли Джи Хун, — карие глаза внимательно следили за каждым движением стражника.
— Я промою ваши раны, Джи Хун, — Е Джун опустился рядом с ним и убрал темные волосы назад. Лицо было избито, запекшаяся кровь поблескивала на лунном свете, из маленького окна с тонкими прутьями. — Не шевелитесь.
Ли Джи Хун молчал. Он наблюдал, как тонкие руки ловко промывали царапины. Парень заговорил.
— Мои старшие братья вечно любили драться, — он усмехнулся. — Матушка и я лечили их раны и варили отвары, пока те стонали от боли. Сейчас они стали умнее, женились на прекрасных девушках и растят детей. Может и вам стоит повзрослеть? — он посмотрел в глаза Джи Хуна.
— Кто будет бороться за справедливость, если все, как мыши, прячутся по углам?
— Зачем за нее бороться? — парень пожал плечами, — мы лишь рабы нашего императора. Его воля - закон.
— Кто сказал тебе эту чушь? Народ должен вершить правосудие.
Е Джун нажал на рану Джи Хуна, тот скривился.
— Больно!
— Вы хоть и старше меня, но такой же глупый, как Соль!
— Это еще кто?
— Собака, которая тут бегает, — нахмурился Е Джун. — Неважно, что думаете вы о политике нашего императора, важно, что думает император о вас. Ваши мысли должны остаться, — указательный палец парня тыкнул второго в лоб, — при вас, сонним.
— Значит я все-таки животное?!
Е Джун засмеялся, а Джи Хун внимательно смотрел на стражника.
Вдоволь насмеявшись, парень встал. Ему было приятно находится в компании незнакомца, хотя он и понимал, что тот совершил тяжкое преступление. Но Е Джун чувствовал родство между ним и Джи Хуном. Будто они раньше встречались. Он не мог вспомнить, и скорее всего это было невозможно. Он отбросил все мысли и подошел к двери. И тут, сзади, его шею сжало. Голос начал шептать ему в ухо.
— Никогда не оборачивайся спиной к смерти.
— Довольно меня пугать, — говорил тот хрипло.
Джи Хун снова удивился. Как этот щуплый парень не боится заговорщика и убийцу, который покушался на жизнь самого императора? Он ведь главарь самой опасной группировки в Корее. Джи Хун убрал руку.
Е Джун обернулся, слегка улыбаясь.
— Правильное решение, сонним, — он слегка поклонился.
— Я найду другой выход, — уверил его Джи Хун.
Парень кивнул.
— Нисколько в вас не сомневаюсь. Доброй ночи, сонним. Поешьте хлеб до рассвета, иначе меня накажут, — Е Джун помахал рукой заключенному и скрылся в коридоре.
Когда шаги утихли, Джи Хун искренне улыбнулся.
— Спасибо, Е Джун, — сказал преступник, нежно улыбаясь.