там родится музыка вновь
серебристо-легкой струной
там ладони хранят тепло
что дарил нам живой огонь
♫ Тэм Гринхилл — Отпустите меня в мой сон
Сны Леголаса были путаными и тяжелыми. Несколько раз за ночь он просыпался, хватая воздух ртом, не помнил, что приснилось, но заснуть снова не мог и некоторое время лежал в темноте, прислушиваясь к окружающему его миру. Лес шептал листвой, иногда раздавался крик совы, иногда — козодоя, стрекотали цикады, и звуки убаюкивали короля. Он вновь проваливался в сон, чтобы вновь распахнуть глаза с судорожным вдохом. Кошмары стали мучить его после Войны Кольца. Не потому, что Леголас видел так много ужасов, чужие смерти и ранения не пугали его — это было частью жизни любого воина, хотя часто во снах его преследовали именно смерти: то Гимли, то Арагорн, то Тауриэль, невесть откуда взявшаяся в Хельмовой Пади, то Трандуил, тоже невесть почему сражающийся с назгул… Хуже всего было видеть, как падает Тау, пронзенная орочьей стрелой. Иногда в кошмарах была не война, иногда это и на кошмары не походило — сны как сны, но тягучие и вязкие, как болотная трясина, но именно это было страшнее всего: утопая в трясине, Леголас начинал терять самого себя — не умирал, а понимал, что его вообще никогда не существовало. Ни его, ни отца с матерью, ни Тауриэли, ни Лихолесья, ни Средиземья, ни даже Арды. Просыпаться от таких снов было особенно приятно — вдохнуть полной грудью и ощутить, что вот он, здесь, он на самом деле есть, и есть Тау, и вокруг шумят ветра его королевства… Были и другие сны. — Я люблю тебя, — сказала Луна, приближаясь к нему и доверчиво заглядывая в глаза. — Люблю. Люблю… Он медленно склонился к ней, взяв лицо в ладони, нежно погладил щеки большими пальцами, утопая в синем тумане ее глаз. Прикоснулся губами к ее губам, не целуя по-настоящему, повел руками вниз по спине, сжал бедро, сминая ткань платья. Она прильнула к нему, трепеща, потянулась рукой вниз, туда, где его напряжение собралось в тугой узел, и Леголас рвано выдохнул, поражаясь нетерпению эллет, но не смея — и не желая — ее останавливать. Луна дотронулась до низа его живота, застонала ему в губы, и… …исчезла, оставив Леголаса одного посреди туманного седого предутрия. Вздрогнув в очередной раз, Леголас открыл глаза. В окне сиял веселый рассвет, громко щебетали птицы, свежий ветер пах цветами — близилось лето, прекрасное и не омраченное Тьмой. Как хорошо, что Луна увидит лето… Луна. Она разрешила ему ухаживать за ней, и Леголаса переполняло счастье — но вперемешку с горечью, потому что у его любви был полынный привкус обреченности. И сны потому такие — болезненно-сладкие и опустошающие до дна. Встав с постели, Леголас неосознанно провел кончиками пальцев по груди слева, ниже сердца, где остался тонкий, едва заметный шрам от моргульского клинка. Рана его не была столь тяжела, как раны Фарамира и Эовин, не пришлось отлеживаться в гондорских Палатах Врачевания, хватило одной примочки с ацеласом, но сны остались, как последствие тяжелой болезни. Может, навсегда, может, нет. Леголас не говорил об этом даже отцу и Тауриэли — не видел смысла. Трандуил счел бы сына слабым, Тау бы стала беспокоиться, помочь не мог ни один из них, да и стоило ли помогать, велика беда — сны. В дверь постучали громко и настойчиво. Цокнув сквозь зубы, Леголас накинул рубашку. — Открыто. — Срочно одевайся и выходи в пиршественный зал! — выпалила ворвавшаяся в королевскую спальню Тауриэль. — Что за спешка, Тау? — недовольно одернул подругу Леголас. — Как ты разговариваешь? Что случилось? — Галадриэль! — сообщила она, округлив глаза. — Галадриэль и Келеборн приехали! Леголас побледнел, забыв про все намерения читать Тауриэли нотации, и поспешно принялся одеваться, пока Тау, честно отвернувшись, докладывала обстановку: — Прибыли минут пять назад. Сразу помчаться будить тебя я не могла — поприветствовала их по всем правилам, распорядилась насчет завтрака, забежала к Луне и попросила ее временно не высовываться, а потом уже к тебе. Что будем делать? То же самое Леголас хотел бы спросить у нее. Владыкам Лориэна не получится скормить сказку про дочь Эльмо из Альквалондэ, они прекрасно знают своих родственников, а кем еще назвать Луну, тем более, когда Элладану уже сообщили ложную информацию… И не Тау должна выкручиваться, а он, Леголас — он король, следовательно, отвечает за все и всех в Лихолесье. — Может, попросим Луну дальше сидеть у себя в комнате? — предложила Тау. — Она поймет. Она уже поняла. Мысль была заманчивой, но Леголас тут же выругал себя за такое предположение. — Нет, — отрезал он. — Луна здесь не пленница. В ней нет ничего, чего стоило бы стыдиться. Она же не орк и не назгул! А на вопросы Галадриэли у нее обязательно найдутся ответы. — Почему-то именно этого я и опасаюсь, — сказала Тауриэль. «Я тоже», — промолчал Леголас.***
Келеборн и Галадриэль ожидали их в пиршественном зале. Леголас вошел, стараясь держаться как можно более гордо, по-королевски, как ему полагалось, не робеть под проницательным взглядом владычицы Лориэна, но все равно почувствовал себя мальчишкой в короне, а не настоящим повелителем этих мест. — Suilad! — произнес Леголас, чуть склонив голову в знак приветствия. — Aiya, — ответила Галадриэль на квенья. Келеборн кивнул. — Поздравляем тебя с коронацией. Прости, что не в тот же день. — Ничего страшного, мы не устраивали торжество, — Леголас сел во главе стола. — Наверное, настоящий праздник будет к Вратам Лета. Соединим наши с Элладаном восхождения на престол. — Хорошая мысль, — одобрила Галадриэль. Вслед за Леголасом в зал вошли Тауриэль и Луна. Луна в новом платье, на этот раз бирюзового оттенка, с открывающей острые ушки прической выглядела очаровательно — король невольно залюбовался ею. Владыки Лориэна одновременно уставились на вошедшую. — Позвольте представить вам… — Леголас замешкался. — …Луну Лавгуд. Галадриэль вскинула брови. Луна присела в грациозном реверансе. — Aiya! — пропела она, идеально передав необходимое сочетание звуков, которое начало даваться Леголасу сравнительно недавно, хотя он изучал квенья с детства. — Aiya, — осторожно молвила Галадриэль. — Кто ты, дитя? Не сочти за грубость, но твое имя звучит очень оригинально для эльдар. — Вас может это шокировать, — предупредила Луна, садясь по левую руку от Леголаса. Тау присела по правую. — Нас мало чего способно шокировать, — заверила Галадриэль. Луна безмятежно улыбнулась. — Я из другого мира. Впервые в жизни Леголасу довелось наблюдать владычицу Лориэна растерянной. Келеборн тоже удивленно расширил глаза. Другие миры не вписывались в их представление об окружающей реальности. — И я могу доказать, — сказала Луна, вынимая волшебную палочку. Взмахнула… Леголас проследил взглядом за полетом призрачно-голубого зайца, от присутствия которого у всех на лицах расцвели улыбки. Что бы это ни было, оно несло лишь добро и свет. — Невероятно, — сказала Галадриэль. Теперь она смотрела с восторгом — искренним, неприкрытым. Обычно так смотрели на нее саму. Леголас ощутил гордость за Луну, будто сам вызвал у владычицы Лориэна восхищение. — Что это? — спросил Келеборн. — Патронус. Долго объяснять, что. Магия. Кстати! — глаза ведьмы вспыхнули лунным пламенем. — Хотите попробовать? — Попробовать? Леголас не знал Галадриэль в ту пору, когда она называла себя данным отцом именем Артанис и собиралась в Исход вместе с другими нолдор Валинора, но именно та дева предстала сейчас его взору — любопытная, порывистая и бесстрашная, и из-за стола выскочила, совсем как вскакивала тогда, ссорясь с Финарфином. Луна встала плавно; будто на миг они поменялись ролями. Протянула Галадриэли волшебную палочку. — Экспекто Патронум! — повторила владычица, прежде чем ей что-то объяснили. Взмахнула палочкой так же, как Луна, в точности скопировав ее жест — но ничего не произошло. Лицо Галадриэли разочарованно исказилось. — Это заклинание нельзя освоить сразу, — успокоила ее Луна. — Для него недостаточно формулы и взмаха. Нужно приложить определенные ментальные усилия. — Какие? — нетерпеливо спросила Галадриэль. — Воспроизвести в памяти свое самое лучшее воспоминание, сконцентрироваться на испытываемых тогда чувствах, собрать всю радость в солнечном сплетении и тогда произнести заклинание. Пасс при этом не так важен. Но вам это не пригодится, здесь не существует никого похожего на дементоров, а Патронус нужен для борьбы с ними. — Значит, самое счастливое воспоминание… — Галадриэль не остановило упоминание несуществующих дементоров. Кто это такие, она тоже не спросила. Покусывала губы, хмурилась, ища что-то в памяти. Леголас невольно задумался о том же — какое его воспоминание было самым счастливым? Как назло, найти таковое не получалось. Разве что победа над Сауроном и праздник Врат Лета, когда короновали Арагорна… но даже тогда Леголас был больше озабочен, чем истинно счастлив. Ему предстояло помогать с отстройкой Минас Тирита, дома ждали отец и неизбежная коронация, начались ночные кошмары… Детство омрачало одиночество до появления Тауриэли, тоска по матери и битва с Дол Гулдуром. Были и хорошие моменты, множество хороших моментов, но ни один не тянул на «самый счастливый». Странно, до сих пор Леголас считал себя жизнерадостным… Галадриэль ослепительно улыбнулась, вскинув палочку. Певуче произнесла заклинание… вместо зайца в зале материализовался дельфин. Взмахнув хвостом, он величественно проплыл под потолком, осияв всех светом надежды и счастья — и исчез, растворившись в незримом море. — Очень красивый Патронус, — не без зависти вздохнула Луна. — Да… — выдохнула Галадриэль. И встряхнула головой, осознав, — Неужели я владею магией? Нет, конечно, владею, но своего мира. — Никакой разницы нет, — мягко сказала Луна. — Здешняя магия лишь немного отличается от нашей, но в лучшую сторону. Здесь она покладистей и добрее. И не требует усилителя-проводника в виде палочки, хотя для начала палочка нужна. Леголас и Тауриэль тоже обнаружили способности. — Да? — Галадриэль на миг задумалась. Подбежала к Келеборну, протянула ему палочку, скомандовала: — Попробуй! Владыка Лориэна поднялся, без лишних слов подчиняясь жене. Прикрыл глаза… у него получилось быстрее, чем у Галадриэли. Вверх взмыл огромный орел, лишь чуть меньше Великих Орлов Манвэ Сулимо. Луна захлопала в ладоши. Келеборн поклонился ей, как менестрель после выступления, и молча вернул Галадриэли палочку. Та бережно взяла магический артефакт, взирая на него с нежностью Феанаро, любующегося Сильмариллами и немного нехотя протянула Луне. Луна рассеянно взяла, думая о другом — хотел бы Леголас знать, о чем именно. — А почему мы создали разных животных? — спросил Келеборн. — О, — оживилась Луна. — Это очень интересный момент! Обычно Патронус отражает характер и натуру мага, но не всегда. Патронусы могут передаваться по наследству или отражать суть того воспоминания, которое их создало, так произошло в моем случае. Иногда Патронус меняется — если маг пережил что-то, что кардинально изменило его мировоззрение или сильно повлияло на душу. Одинаковые Патронусы, естественно, встречаются, но не идентичные, внешние различия обязательно будут… Некоторые ученые утверждают, что у любящих друг друга истинной любовью людей Патронусы одинаковые; только разнополые, например, у мужчины лев, а у женщины львица… Я считаю эту теорию необоснованной, хотя она, как все теории, имеет право на существование. Келеборн погрустнел. Галадриэль продолжала покусывать губы. — Какие еще есть заклинания? — спросила она. — Много, — улыбнулась Луна. — Очень много. Я уверена, вы овладели бы всеми. — Если эльфы способны использовать эту магию, — сказал Келеборн, — было бы просто великолепно обучить всех. — Я думала об этом! — подтвердила Луна. — Научить всех лично вряд ли получится, но я могла бы написать что-то вроде книги. Всегда мечтала стать автором учебника. — А если магией владеют не все? — засомневалась Галадриэль. — Такое тоже возможно. Иногда бывают случаи рождения в семье волшебников ребенка без способностей к волшебству. Надо проверить…***
Вскоре все синдар Лихолесья были собраны на поляне, где проводили торжественные пиры. Переглядывались, перешептывались, ждали всего, что угодно — от сообщения о начале новой войны до знакомства с будущей королевой, но даже представить себе не могли, что услышат от молодого короля. Леголас боялся, что его высмеют — лишь безмятежное спокойствие Луны придавало ему уверенности. Он встал перед своим народом. Набрал воздуха… — Рад представить вам леди Луну Лавгуд, — Леголас провел ладонью в сторону улыбающейся эллет. — Вы знаете ее под именем Итилиэли. На самом деле… — выдавать тайну Луны он не хотел до последнего, но та сама настояла, что так надо, а предоставить объяснять все гостье он не мог — какой тогда из него будет король? — …на самом деле она прибыла не из Альквалондэ. Она посланница валар, — эту ложь подсказала Галадриэль, и ложь горчила на языке, но куда проще сказать так, чем пускаться в пространные и ему самому непонятные лекции о других мирах. Луна не попала бы сюда без воли Эру, уверенно заявила владычица Лориэна. Луна изящно поклонилась. Синдар затаили дыхание. — И она прибыла, чтобы принести нам магию, — торжественно продолжил Леголас. — Иную, чем ту, к какой мы привыкли. Однако не все способны овладеть ею. Поэтому я хочу, чтобы каждый из вас по очереди проверил свои силы. Остаток дня, до наступления темноты, эльфы один за другим подходили к Луне, беспрекословно и без лишних вопросов подчинившись королю. Леголас боялся, что Луна устанет, специально распорядился поставить для нее на поляне мягкое кресло, но ведьма почти не сидела — носилась туда-сюда, крайне воодушевленная, каждому эльда поручала другое заклинание, чередуя Акцио, Авис и Вингардиум Левиоса, и радуясь успеху каждого, как собственному. Галадриэль взирала на это со своего кресла с затаенной нежностью. Келеборн был погружен в думы. К концу дня проверить всех не получилось, и это решили перенести на завтра, однако те, кто прошел своеобразный тест, все до единого обнаружили умение колдовать.***
Поляна опустела. Синдар разошлись — кто на стражу, кто отдыхать. Тауриэль ушла расставлять патрули, владыки Лориэна исчезли, как испарились, и Леголас понял, что они с Луной остались наедине. Она подбежала к нему, схватила за руки, раскрасневшаяся, веселая, красивая до боли в глазах. — Все! Все они! Все маги! — затараторила Луна. — Я не сомневалась, хотя могло быть иначе, и завтра, возможно, выяснится, что кто-то способностей не имеет, но это маловероятно, один процент из ста, на большее я не рассчитываю, и дело вовсе не в оптимизме… Ее речь прервалась, застыв на губах Леголаса. Целовать девушку, когда она того не ожидает — грубо, он думал, что никогда не позволит себе подобного, но сдержаться не смог. Луна была близко, он держал в руках ее ладошки, смотрел в ее глаза, на ее губы, и сам не заметил, как потянулся к ней, наклоняясь и накрывая ее рот поцелуем, слишком жарким для первого. Луна вздрогнула, испуганно замирая, но прежде чем Леголас отпрянул — ответила. Встала на цыпочки, впиваясь в его губы с жадностью исстрадавшегося по воде путника. Не просто целовала — исследовала, без малейшего стеснения переплетая языки, и отстранилась, только когда Леголас осознал, что еще миг, и он сорвется, мягко разрывая поцелуй. — Ух ты, — сказала Луна. — Так вот как это бывает. — Прости, — виновато сказал Леголас. — Я не должен был. — Почему нет, если я разрешила ухаживания? — Ухаживания, а не… — А, то есть, есть разница? — Луна наморщила носик. — Я думала, это часть ухаживаний, разве нет? Леголас улыбнулся ее наивности. — Это вторая стадия. Первая — комплименты, подарки, танцы, если устраивают балы. Разговоры. Признания. И только потом… в общем, правда, прости меня. — Но мне же понравилось, — возразила она. — Особенно потому, что это было неожиданно. Если бы ты спросил меня, можно ли — думаю, я бы ужасно стеснялась. И так же стеснялась бы, если бы ты тянул. Знаешь, как бывает… двое стоят рядом, смотрят друг другу в глаза, их лица сближаются… я бы отвернулась. Не потому, что не хочу, потому, что я бы испугалась. Я и сейчас испугалась, но всего на долю секунды, потом мне стало так хорошо, и так радостно, и… и как будто я могу взлететь. Без магии, сама по себе. И еще как будто мое сердце прикоснулось к твоему. Ее манера говорить о чувствах в таких подробностях не могла не смутить. Леголас ощутил, что краснеет. — Я тоже это почувствовал, — на ее фоне он казался себе бесчувственным чурбаном. Его приучали скрывать эмоции, не говорить вслух, тем более, не описывать подробно. Равняясь на отца, Леголас неосознанно перенимал и хладнокровие Трандуила. — Тогда, может, еще раз? — спросила Луна. Еще раз… с той же пылкостью… ему пришлось отвернуться, прячась от ее глаз, что заглядывали в его душу. — Нет. Иначе… мне будет сложно остановиться. — Ах да, — спохватилась она. — Точно. Физические реакции. Прости. Они замолчали, стоя рядом. Леголас не выпускал рук Луны, а она их не отнимала, любуясь его лицом. До сих пор она мало думала о нем, как о мужчине — была польщена и удивлена его признанием, признавала, что он красив и привлекателен, но лишь когда он поцеловал ее, Луна поняла, что эльфийский король вызывает в ней нечто большее, чем обычные знакомые ей эмоции, и смотрела на него иначе — словно впервые увидела. Он склонился к ней, медленно сокращая расстояние — вот оно, подумала Луна, сейчас он снова ее поцелует, и сердце забилось быстрее от радостного предвкушения, но Леголас лишь шепнул ей в губы: — Научи меня вызывать Патронуса, — и выпрямился, весело улыбаясь. — Нечестно! — возмутилась Луна. — Это техника соблазнения? Тогда она работает! Леголас поперхнулся. — Нет, я… я хотел тебя подразнить, — от стыда захотелось провалиться сквозь землю — ведет себя, как дурак. Луна кивнула, принимая ответ. Ее умение ни на что не обижаться — или неумение обижаться — поражало его не меньше колдовства. — Значит, Патронус? — тут же переключилась Луна на другое. — Держи, — она вручила ему палочку и шагнула назад. — Помнишь формулировку? Процесс? Пасс? — Пасс не имеет значения, — сказал Леголас. Луна удовлетворенно кивнула. — Верно. Действуй. Закрыв глаза, Леголас вновь попытался воспроизвести свою жизнь: детство, знакомство с Тауриэлью, время, проведенное в гостях у Элронда, игры с близнецами… пропажа Келебриан, смерть Эллериан, падение Дол-Гулдура… Он нахмурился, заставляя себя сосредоточиться. Тауриэль. Она была его лучшей подругой, его названной сестрой, он был несказанно рад встретить ее… В тот день осень золотила листву, и лес благоухал грибным дождем. Трандуил сказал Леголасу, что во дворце отныне поселится маленькая эллет, с которой он сможет дружить, как дружат близнецы и Арвен в Имладрисе, и проводил его к рощице, оставив наедине с рыжеволосой девочкой в простом зеленом платьице — единственный раз, когда капитан лесной стражи надевала платье. — Suilad, — вежливо поздоровался с ней принц. — Suilad, — проговорила девочка. — Вы его высочество Леголас? — Просто Леголас, — он поморщился. Не хватало еще слышать обращение по титулу от сверстников. — А как зовут тебя? — Тауриэль. Дитя леса. Она вправду походила на ту, кого родил сам лес — осенняя древняя пуща. — Откуда ты пришла? — спросил Леголас, ибо отец не говорил, отмахивался: сам узнаешь. — Мои родители родом из Дориата, — тихо сказала Тауриэль. — Были родом из Дориата. Поэтому его величество Трандуил взял меня на воспитание, когда отца и мать убили орки. Леголас вздрогнул. Убили орки… как убили его мать… Вместо радости душу наполнила горечь осенних сумерек. Он нахмурился — это не могло быть самым счастливым воспоминанием. Нужно другое. Арагорн обернулся к толпе, и корона засверкала на его волосах. Белое Древо зацвело, вызвав восторженные вскрики. Арвен торжественно улыбалась, светясь изнутри. Гимли хохотал, размахивая кружкой эля: победили, победили, Саурон низвержен, нет назгул, выживших орков легко будет перебить, Саруман без Единого — никто, мелкая сошка! Арагорн нежно взирал на Арвен, думая не столько о победе, сколько о своей любви. Леголас же не разделял торжества, терзаясь мрачными думами — что ему с того, что нет больше Саурона? Его проблемы остались неизменны. Не то. Губы Луны, сладкие, горячие, нежные, ее пылкий немного неумелый ответ, дрожь ее тела под его ладонью, слышный ему учащенный пульс… Она была лучшей девушкой в мире, но в его мир пришла, как гостья, и однажды обязательно должна будет исчезнуть. Почему его счастье всегда омрачала печаль, портя, как портит капля горькой настойки вкус сладкого вина? — Не получается? — услышал он голос Луны. Открыл глаза — она смотрела то ли сочувственно, то ли понимающе. — У меня тоже сначала не получалось, — сказала она. — Я искала что-то глобальное, а ничего глобального не было, да и что могло быть в мои тринадцать… Я начала изучать заклинание Патронуса раньше, чем положено, обычно ему учатся взрослые, отчасти из-за сложности, отчасти ради необходимости иметь достаточно опыта… Но у меня вышло. Вместо глобальных счастливых событий я попыталась концентрироваться на мелочах, и вспомнила свой восьмой день рождения, когда моя мать была жива, и они с папой устроили для меня праздник, и подарили мне, кроме прочего, игрушечного пушистого кролика, и я, взяв его в руки, ужасно обрадовалась, — Луна сложила ладони так, словно держала игрушку. — Я собрала все свое сознание в той временной точке. В той секунде. И у меня получилось. Думаю, поэтому Патронус принял такую форму. В одной секунде… Леголас вновь зажмурился. Первым на ум пришло не детство и не падение Саурона — жар и хмельная сладость чужих губ, миг, когда он все забыл, не было никаких бед, не было необходимости неизбежного расставания, лишь он, его королевство, свободное от тьмы, его любовь и взаимность любимой. Больше ничего. — Экспекто Патронум! Не кролик, не орел, не дельфин — рядом с Леголасом появился огромный сияющий лев. Огонь его гривы сливался с лунным светом, он источал тепло — добрый, сильный, прекрасный и величественный зверь. — Великий Эру, — выдохнул Леголас, не веря, что мог создать нечто подобное. — Я же говорила, — сказала Луна. — Поздравляю. Он очень красивый. «И ты очень красивый», — услышал король, но решил пока промолчать и дать ей выспаться. Новость о том, что она начинает овладевать осанвэ, могла подождать до завтра.