Обними мелкого, мой Гумба.

Глаза беспощадно слипались, стоило только моргнуть; тяжелые веки слегка подергивало от перенапряжения, а в голове, и вовсе, плавал густой туман, скрывая разумные мысли. Мозги словно затянуло и опутало липкой паутиной, крепкой и надежной. И хотелось только одного — упасть в кровать и отключиться. Потому что устал абсолютно от всего. Семь часов непрерывной игры, разговоры и шутки абсолютно разного уровня и характера с Сашей и общение с его чатом, где, на удивление, так много людей, знающих и его творчество; а также сидение на одном месте — любого доведут до похожего состояния выжатого лимончика. Или называйте это, как хотите. Сам Казьмин, тоже явно уставший, но какой-то все равно удивительно веселый и все еще будто бы бодрый, резво отключал аппаратуру и что-то тихо напевал себе под нос. Ярославу же предстояло невозможное — вызвать такси до знакомого, где он собирался немного поспать до утреннего Сапсана. В этот раз пришлось потратиться на дорогой билет, так как вечером снова в ночь уже возвращаться в Москву. Саша, конечно, предлагал, остаться еще в первую их встречу в этот «марафон по Человеку-пауку», но Ярослав уже успел заранее договориться с приятелем, что как раз жил недалеко от площади трех вокзалов. Десять минут пешком до поезда — супер удобно. И у них там с девушкой просторная двушка, можно отлично отдохнуть в отдельной комнате на широкой кровати. Ярик уже как-то у них останавливался, было круто. И ребята теперь всегда его ждали. Добрые и отзывчивые. Кажется, они познакомились через кого-то из коллег из Оперетты, еще на кастинге. Продуктивное и полезное знакомство. Теперь вот надо было найти в себе силы, чтобы вызвать такси и поднять с пола рюкзак с вещами. Да, и еще телефон с зарядкой не забыть у Сашки. — Ну что ты там? Вызвал? Громкий голос друга почти над ухом снова вернул в реальность, заставляя вновь моргать, гоня сонливость, и набрать номер. Но тут пришло сообщение. И сразу за ним второе. И Ярослав даже в состоянии перманентного засыпания понял, что его тот самый приятель не стал бы писать ему в первом часу ночи, если бы не форс-мажор или еще чего похуже. — Ярик? Ты чего замер? Спишь, что ли, стоя? Вновь, пытаясь разбудить, поиздевался Сашка, подходя еще ближе и даже нагловато заглядывая в телефон. Ярослав даже не попытался спрятать сообщение. — Саш, у меня пипец. Проблемка. Ну почему всегда так, а? Ярослав, уже окончательно взбодрившись, как-то глухо и скрипуче простонал. Яростно зарываясь и в без того взлохмаченные фиолетовые волосы, плюхнулся на диван, зажмурился и застучал ногами по полу. Уже готовый впасть в истерику. — Эй. Тише, ты чего? — Саш. Блин. Придется мне, видимо, все-таки в кафе на вокзале сидеть до Сапсана. — Это еще почему? Ты ж собирался к кому-то сейчас. — Серега мне сейчас написал, что у Маши температура поднялась высокая, почти под сорок. Так что мне к ним никак нельзя сегодня. Он дико извиняется, конечно. — Ясно. Ну все бывает. Останешься тогда у меня. — Сашк, черт, неудобно. Мы же не договаривались. Я собирался… — Неудобно на вокзале до утра сидеть. А у меня есть диван. И соседей сейчас нет. Хотя, они тебе всегда только рады. — Тебе же на репетицию завтра к десяти, тебе бы поспать. — А что ты переживаешь, Баярунас? Я и посплю. Ты тихо утром по будильнику встанешь и свалишь по-быстрому. Дверь просто захлопнешь. Я и не услышу. — А? Ну тогда ладно. Спасибо, Саш. Казьмин только рукой махнул и слегка улыбнулся. — А теперь «кыш» с дивана. Стелить тебе буду. Дуй в ванну. — Ой. Да, я мигом. Вспотел весь опять, понервничал. — Так, без подробностей, пожалуйста. А то будешь спать в углу на коврике. — Саш, да я не против. Ярик, наконец-то, облегченно улыбнулся и свалил с вещами в ванную. Какой же все-таки хороший и добрый Саша. И никто так о нем не заботился, как он. Пусть и делал это якобы через силу и в шутку. Но факт оставался фактом: Саша всегда ему помогал. А сегодня, так вообще, устроил настоящий сюрприз: сборы донатов ему на «Человека паука». От этой мысли все еще было непривычно тепло и легко в груди. Пусть и поиграть теперь получится ой как нескоро. Ярик не удержался, и все-таки намочил волосы, смывая с себя усталость длинного насыщенного дня, пусть и проведенного почти полностью за мониторами на стуле. Но зато по эмоциям он мог смело соперничать со многими остальными. Ведь помимо дружеских веселых посиделок, рядом с Сашкой у него почему-то постоянно рождались самые безумные творческие идеи. Идеи для дуэтов, да даже для целых концертов и мероприятий. И так сильно хотелось всего этого, что аж дыхание перехватывало. Чем-то он успел поделиться, сбивчиво и кратко, пока они выходили на улицу забирать диск, и показалось даже, что Казьмин немного заинтересовался, но столько всего еще оставалось пока лишь в его фантазиях, что даже самому становилось страшно. Не забыть бы, не растерять, не перегореть. Обязательно все записать и зафиксировать. И при первой же возможности поделиться с Сашкой. Но нет, уже не сегодня. Выйдя из душа, Ярослав почти сразу блаженно завалился на диван на прохладную свежую простынь, утыкаясь со стоном в подушку. И стараясь не прислушиваться, как Казьмин уже ворчит в ванной, жалуясь на воду на полу и незакрытый гель для душа. Ну невыносимый же просто человек. Но надо все-таки его дождаться, чтобы еще раз поблагодарить за ночлег. Да за все хочется поблагодарить. Но сон коварный, он вновь накрывает с головой и никак не дает открыть глаза. И подушка тоже не отпускает, мягкая и нежная, пахнущая свежестью. И все тело словно уже не его, пошевелиться просто невозможно. — Спишь, мелкий? Будильник завел? Конечно же, нет. — Забыл. Ярослав нехотя заворочался, слепо нащупывая телефон, и вдруг снова вспомнил, о чем думал, пока окончательно не отключился. — Саш. — М? — Спасибо тебе еще раз. За все. — Не проспи, смотри, руина. — Ага. Саша еще немного постоял в дверях гостиной, дожидаясь, пока друг снова ляжет и притихнет, и молча ушел в спальню. Усмехнувшись, поставил тоже на телефоне будильник на мерзкие шесть часов и с тихим стоном забрался в кровать. Коварный сон поглотил и его. Это было очень странное помещение, вроде бы и большое, просторное. Дышалось там удивительно легко, веяло прохладой даже, свежестью — словно за стенами царствовали зима и мороз, и сквозь щели частями проникали сюда. Но с другой стороны — все стены будто бы смазывались и искажались, обрывая и отрезая реальность, оставляя лишь небольшое видимое пространство. И там, за невидимыми стенами, будто бы тоже ходили люди, разговаривали, смеялись, даже пели, но рассмотреть их было невозможно, как Саша не старался. А еще все-таки дуло по ногам, потому что он стоял в футболке и в рубашке с коротким рукавом, и в домашних шортах, и босиком. И почему-то в желтой Пикачу-кепочке. — Ну привет, Гумба. Громкий, смутно знакомый голос. И такое четкое произношение, словно с издевкой, насмешкой, но при этом, кажется, что и с улыбкой. Но зачем гадать? Можно ведь просто повернуться к голосу. И посмотреть. Это был определенно человек. Уже хорошо. А то после компьютерных игр, кто только не приснится. А в шортах и футболке, без обуви, Саша чувствовал себя неловко и неуютно. Вряд ли у него в карманах или за пазухой припрятано мощное оружие. А может, сражаться не придется? Да нет, больше десяти часов в «Паука» играли, вряд ли. Тогда, хотя бы паутинку из запястий или на худой конец покемон-болл с Покемоном. Саша поворачивается к человеку и не сразу понимает, кто перед ним. Радует сразу одно, что тот немного ниже его и без оружия. Нападать никто не собирается. Из искаженной реальности формируется вполне себе отчетливая фигура. Какие-то темные классические брюки, ботинки, пиджак, белая рубашка с огромным воротником и яркий галстук. Вполне прилично, но до ужаса странно. Саша никогда раньше не видел подобного наряда. Мрачное что-то, классическое, на рукаве еще и бахрома длинная. А пиджак, похоже, кожаный. А галстук шелковый, сиреневый. Или это фиолетовый? Кто как называет. Внимательно изучив наряд незнакомца, Саше все-таки приходится поднять взгляд и увидеть лицо. Глаза. Что-то слишком знакомое, слишком. Но будто бы и новое. И едва только красивые тонкие губы растягиваются в легкой улыбке, Сашу будто молнией поражает озарением. Ну конечно, и улыбка, и глаза. Глаза-то все те же. Только взгляд изменился. — Ярослав? Это ты, Баярунас? Но как? Что с тобой стало? — Конечно, я. Хотя, тебе узнать меня немного сложнее, чем мне тебя. Я –то тебя помню. Хм, таким. — Каким таким? Ты совсем странный. И волосы. Это твой натуральный цвет? — Хах. Ну да, ты-то привык меня видеть то черным, то блондином… — Сейчас ты фиолетовый. Почти как твой галстук, кстати. — Да, припоминаю. Было дело. — Припоминаешь? Ты это…откуда? Сколько тебе лет, Ярик? — А на сколько выгляжу? Дерзит и совершенно странно усмехается, сверкает голубыми яркими глазами, явно немного подкрашенными, и нагло облизывает губы. Совсем другой Ярослав. Старше ведь, да? И не такой тощий и прозрачный, как призрак. Хотя, за последний год чуть подрос, но все равно не такой. А этот, вон, другой: подбородок и само лицо будто шире, красивые скулы теперь, шея. И прическа идет ему сильно, когда набок вот так зачесано, открытый лоб. Саша вдруг даже не заметил, а скорее почувствовал, что ему нравится рассматривать этого Баярунаса. И что даже отзывается внутри чем-то, приятным и теплым. Ярослав ему симпатичен? Он считает его красивым? Что-то определенно новенькое, кхм, да. Отмечает даже про себя аккуратное ухо, открытое из-за прически. И вдруг странным образом возникает желание его потрогать и даже прикусить. — На тридцать? — Ох, Саша, — Ярик скривил губы, прищуриваясь, но не выглядел по-настоящему оскорбленным. — Это, наверное, из-за грима. И костюма. — Тогда двадцать пять? Неважно, сколько ему лет, если он так будет выглядеть. — Двадцать семь. Я все еще младше тебя, Гумба. «Гумбу» слышать вполне даже привычно. А вот собственное имя, произнесенное этим Ярославом, как-то странно вызывало в теле легкую дрожь. Приятно, черт возьми. Никогда ведь такого не было. — А почему ты в гриме? И костюм этот. Мы сейчас типа в гримерке, на спектакле каком-то? Ты, получается, из будущего, да? Охренеть. — Типа гримерка. И типа из будущего. Не спектакль, концерт у меня. Сольный, концептуальный, с гостями. Но мы тут не для того, чтобы меня обсуждать, если честно. Хотя, я и могу дать тебе ответы на некоторые вопросы. Ты все равно ничего не будешь помнить, как проснешься. — А, вот оно что. Сон, значит? А как же ты такой ко мне пришел? Из будущего? — Не совсем сон. Понимаешь, есть такие люди и такие встречи, которые значимые…неслучайные. И из этих встреч что-то рождается очень важное и ценное для вселенной. — Дети? Тупая шутка, Казьмин. Очень тупая. Но как удержаться-то? Если Ярослав вновь блещет двусмысленностью и косноязычием. Но так мило морщится вновь и вздыхает, что аж сердце екает, черт возьми. Что, наконец-то, чувствуешь, что это действительно он. Пусть и двадцатисемилетний. — Рождается творчество, Саш. И много больше, так как вслед за творчеством идут многие другие невидимые цепи. И все растет, как снежный ком. Но вот часто таким людям, после их встреч, нужна помощь. Потому что … — Типа божественное вмешательство? Судьба? Рок? — Ты все равно забудешь, что я тебе говорю. Ты ничего не будешь помнить. — Тогда зачем я тут? Мы — тут? — Надо. Кое –что все-таки останется в тебе от этой встречи, этого сна, если хочешь. — Ясно. Понятно. Хотя, нет. Стой, вообще нифига непонятно. — Ну извини, Саш. Так вот оно работает. Не я придумывал и писал алгоритм. И вдруг вновь послышались такие знакомые нотки в голосе. В таком красивом и привычном голосе. А еще легкое смущение, привычное одергивание рукавов, опущенный взгляд. От Ярослава было сложно оторвать глаза. И пусть тот замолчал, но словно продолжал чего-то ждать и совсем не собирался исчезать и растворяться в воздухе. И Саша рискнул сделать к нему шаг, чтобы получше рассмотреть. И правда, красивый профессиональный грим, очень выгодно подчеркивающий глаза и скулы. А огромный воротничок немного подогнулся под пиджаком с одной стороны. И Саша по велению одного лишь неведомого желания потянулся к нему и вытащил наружу, слегка пригладив. Ткань на ощупь, как обычная ткань, немного шершавая. А вот пиджак и правда кожаный, гладкий, красивый такой. И на жилете сером какие-то узоры. Ярослав вдруг поднял голову и вновь посмотрел на Сашу. И вот теперь стало неловко. И, наверняка, уши и щеки покраснели. И вдохнуть стало вдруг труднее. И очень захотелось подойти еще ближе и дотронуться не только до рубашки, но и почувствовать теплую кожу. Настоящий же, верно? — Я ведь могу задавать вопросы, да? Баярунас молча кивнул, и Саша будто бы отмер и поспешил отойти. Все-таки странно он себя ощущал рядом с Яриком. Будто бы тянуло к нему. Близко. Очень близко. И эта постоянно горящая красным в голове мысль: «Привлекательный и красивый, черт возьми, почему я вдруг оцениваю его как сексуальный объект?», не давала сосредоточиться. Пора бы уже как-то отвлечься от откровенного пожирания глазами, а то, глядишь, натворит дел, сорвавшись. — А я гость у тебя на концерте? — На этом — нет. Но был на других. — Значит, карьера у тебя сложилась удачно. Ладно. А у меня? — И у тебя все хорошо, Саш. Ни минуты свободного времени. — А «Тетрадка»? Как все прошло? Это ведь мы после нее стали известны в мюзикловой среде, да? Мы ведь так ждем ее с тобой. Не зря, верно? — А, «Тетрадь смерти». Да, она нам помогла, конечно, но…ее не было, Саш. И мы все еще верим. — Как это не было? В смысле, верим? У Саши такие удивленные округлые глаза сделались, и брови поползли вверх, что Ярослав не удержался и засмеялся. Хотя, наверно, плакать стоило. Ведь про «Тетрадь» объяснить было сложнее всего. Именно благодаря работе над нею, все и сложилось у них и между ними. Хотя сам мюзикл так и не состоялся. — Постановки не случилось. И я не буду сейчас тебе долго рассказывать, по каким причинам. Ты все равно забудешь. — Пипец, конечно. А этот, Рей… Рейстлин твой. «Испытание» случилось-то хоть? И тут вдруг Саша заметил, как в глазах загорелся огонь, настоящий, магический, а губы тронула улыбка. Наверно, здесь он задел Ярослава буквально за живое. Неудивительно, он слушает про этот мюзикл с самого их знакомства, наверное. И такой любви и преданности можно только позавидовать. Только, наверно, «Иисус Христос Суперзвезда» где-то рядом стоит. Надо бы и про него спросить. А вдруг? — Рейстлин Маджере, Саш. О, ну тут все прекрасно. Я сначала в ансамбль попал, потом в Даламары. И ты в Даламары, кстати. А потом я играл какое-то время Рейстлина. А сейчас, новая версия грядет, я второй режиссер. И там уже ты Рейстлин. И Даламар, которому я дал больше действий и слов. Я чуть попозже тоже сыграю. Так что, да, здесь все случилось. Ну почти. Аранжировки не мои. Но это пока что. Не все сразу. И забегая вперед, сразу скажу, что Иисусом и Иудой мы тоже с тобой были. Вместе. — Вау. Офигеть. Получилось сказать гораздо тише, чем следовало, после такой-то речи. Такой красивой, связной и абсолютно фантастической. И Ярослав весь в Сашиных глазах будто бы тоже еще немного преобразился, пока говорил. Потому что Казьмин одновременно верил каждому его слову и в то же время абсолютно не мог поверить в услышанное. От какой-то в миг накатившей радости и восторгов сильно захотелось обнять Ярослава. Он, похоже, многого добился. Они вместе. Что? Он играет сейчас Рейстлина? С ума сойти можно. А Ярослав ставит. И как случился Иуда? Роль-мечта. Столько вопросов. — Выдыхай, Гумба. Хочешь, можем присесть на диванчик? И ты еще поспрашиваешь. Что еще тебя волнует? — Нет, я постою, пожалуй. Так легче переварить услышанное. — Саш, мы много работали. Мы шли к своим целям. И все случилось. — А мы…ну, с тобой, мы вместе шли? Мы по-прежнему дружим? Хотя, я наверно, старый и толстый стал, да? Какой из меня Иуда. Ярослав выгнул брови и усмехнулся, складывая руки на груди. И окинул Сашу внимательным изучающим взглядом с ног до головы. Саша даже физически его почувствовал на себе и одернул футболку. — Самокритичный и загоняющийся по пустякам Гумба. Ох, Саша, Саша. Все в порядке у тебя с весом. И с формой. Ты самый красивый и страстный Иуда. Ты — мой самый любимый Иуда. Вновь от голоса и интонаций Баярунаса стало как-то неловко странно. Никогда таких реакций не было. Мелкий частенько восхищался им, говорил все прямо и открыто, но в ответ просто хотелось похлопать по плечу и поблагодарить, искренно и по-дружески. Но сейчас слова и взгляд Ярослава почему-то производили совсем другой эффект. Хотелось прикоснуться и поглубже заглянуть в глаза, в которых так много всего скрывалось и читалось одновременно. И к которым так влекло. Тянуло к Ярославу физически. Саша засматривался на выступающий кадык на шее, залипал на усмешку, опускал взгляд на руки с аккуратными красивыми пальцами и тонкими запястьями, изредка мелькавшими под широкими манжетами рубашки. Представлял невольно, что все еще мог обхватить их двумя пальцами, пощупать пульс. А вот шея стала заметно толще. И плечи шире. Или, это только из-за одежды? Надо как-то избавляться уже от этого наваждения. После рассказа о достигнутом, в груди стало еще чаще биться сердце. И волна уважения и восхищения захлестнула с головой, на миг прерывая дыхание. А вот вместе ли они ко всему пришли? — Мы общаемся, Ярослав? Поем вместе на концертах? — Да, Саш. Я тебе делал два сольных концерта. Один — даже с настоящим оркестром. Это было грандиозно, пусть и трудно, и нервно. Но я горд. — Ты? Мне? С оркестром? Как ты мне концерт делал, я не понял. — Выступал, как организатор и продюсер, Саш. Твой. И вопрос теперь сам буквально напрашивался. Хотя теперь сформулировать и произнести его вслух было еще труднее. Еще волнительнее. — Ярослав, а какие у нас с тобой отношения сейчас? Ты женат? А я? Дети у кого-нибудь есть? — Я ждал этих вопросов, Саш. И кажется, мы, наконец-то, поговорим о том, о чем следует. О нас. — А есть какие-то «мы»? — Определенно. — У нас есть жены? Девушки? — Все очень сложно, Саш. — В смысле? Как и с «Тетрадкой»? И ты не расскажешь? Ярослав откровенно засмеялся, откидывая голову и показывая зубы, и долго не мог остановиться. Саша невольно засмотрелся. И поймал себя на мысли, что залюбовался. Вот же черт. И что происходит между ними? После приступа смеха Баярунас резко сократил расстояние между ними, но не стал подходить совсем вплотную. И вновь скользнул изучающим взглядом, закусывая губы. — А, ты же ведь из восемнадцатого, еще ничего не было. Ты даже не целованный, Гумбочка. — Чего не было? Ярослав? — Сашка и не заметил, как повысил голос и сам шагнул вперед. И даже не успел пожалеть, потому что Ярик уверенно опустил руки ему на плечи, вроде бы и соглашаясь с новым расстоянием между ними, но при этом и удерживая на месте. — Ничего, между нами, еще не было, Сашечка. Ты же ведь чувствуешь это, да? Тебя безумно ко мне тянет. И ты пытаешься сопротивляться, осмыслить, но ничего не можешь поделать с этим. А если я сделаю вот так? И с этими словами Ярослав снял кепочку, отбросил ее в сторону и коснулся взъерошенных волос. Сначала, совсем легко и невесомо, а потом ощутимо потянул назад, зарываясь сразу всей пятерней и одновременно приближая к себе лицо ошарашенного Саши, который не смог вымолвить ни слова. Но даже не пытался оттолкнуть, а лишь жадно всматривался в лицо, то и дело спускаясь на губы и вновь выше, забывая дышать. — Ярик. Ты что? — Не женился ты, Казьмин. А мы с тобой уже давно не друзья. Потому что нельзя называть другом того человека, которого хочешь. Согласен, Гумба? Ярослав жестко и резко прижал Сашу к себе за талию и вновь облизал губы. У того аж в глазах потемнело: от ситуации, в целом, но больше даже от реакции своего тела — глупо отрицать, здесь и сейчас он чувствовал влечение к Ярославу. И его голос, его рука в волосах, его губы, почти касающиеся кончика его носа, жар от его тела — все буквально сводило с ума, заставляя терять разум. И Саша первым поцеловал, чувствуя сначала улыбку, а уже через мгновение и ответное движение губ, и вторую руку на затылке, фиксирующую голову. Сам же он прижал вспотевшие ладони к гладкой ткани пиджака, показавшимся сейчас огромной преградой между ними. Руки сами начали бездумно стягивать его с плеч, и Ярослав не стал сопротивляться. И это еще больше начало сводить с ума. Потому что, какого черта, Казьмин, ты сейчас так жадно и отчаянно целуешь своего друга, мелкого и трогательного Баярунаса, едва не стонешь, чувствуя его язык и ответное желание, его горячие ладони, сминающие рубашку и футболку на пояснице, и думаешь только о том, как бы поскорее его раздеть. А ведь еще жилет, рубашка, галстук, брюки. Кто-то явно хотел над ним поиздеваться. Сам Саша был не в силах оторваться от внезапно столь желанного Ярика, поэтому безумный поцелуй, грозящийся перейти во что-то явно большее, прекратил Баярунас. И громко выдохнул. — Еще вопросы есть по поводу наших отношений, Александр? И не смотрите так на меня, словно раздеваете взглядом. — А я не взглядом хочу тебя раздеть. Ты как? Почему ты такой? Почему я так тебя хочу? Мы же ведь дружим просто. Ярик, ты мне как брат младший. — Ну Саш. Так бывает. Сначала люди дружат, а потом что-то появляется. Большее. Не сразу. — А мы с тобой, что, вместе типа? Я вот чувствую, что ты пиздец как мне нужен. Во всех абсолютно смыслах. — Оу. Как приятно это слышать. Давно ты так откровенно мне не признавался. Ярослав чуть одернул жилет и брюки, расправляя складки, поправил прическу и облизал распухшие губы. Кажется, продолжения не последует, и Саше тоже надо слегка поумерить свой пыл. Сорвался, как влюбленный школьник, почти набросился на Ярослава, пусть тот и грамотно спровоцировал и совсем не сопротивлялся. И так хорошо было в его объятиях, так понравилось его целовать, таким все правильным ощущалось, таким важным и необходимым. Но голова быстро пошла кругом. Потому что помнил Саша свои чувства, настоящие, совсем другими. И теперь все очень смешалось и запуталось. Они ведь просто кайфовали от игры в Паука и совсем немного от совместных выступлений. А сейчас, вновь глядя на Баярунаса, снова нежно улыбающегося, такого взрослого и такого красивого, желанного, чувства затапливали совсем иные: глубокие, яркие, страстные и сильные. И вновь хотелось его обнять, поцеловать, развязать этот странный шелковый галстук. Почувствовать Ярослава так близко, как только возможно. Но ведь он все забудет: и слова, и запахи, и ощущения, и чувства. Бессмысленно, но при этом так необходимо. — Слушай, Ярик. Но наверно, если я все это сейчас чувствую, то и Саша Казьмин из будущего — тоже, ведь так? — А что конкретно ты сейчас чувствуешь, Саша? И снова появились эти дразнящие нотки в пониженном голосе, и улыбочка, и совершенно невозможный потемневший взгляд, глубокий, пробирающий до мурашек, с вызовом и неподдельным интересом. Мелкий никогда еще так на него не смотрел: с явным осмысленным желанием и неприкрытой похотью. И вновь в один миг захотелось просто поцеловать и отдать себя этому человеку без остатка. — Хочу тебя. С ума просто схожу, глядя на тебя такого. Ответ явно пришелся Баярунасу по душе. Он подошел и погладил Сашу по плечам, скользнул горячими пальцами ощутимо на шею, царапнул загривок. И Саша тут же запрокинул голову, не в силах сопротивляться, подставил шею и буквально весь превратился в ожидание новых прикосновений. И Ярик не стал его мучить: склонился и слегка поцеловал шею сбоку, потом под кадыком, мягко провел языком по линии челюсти, заставляя вновь сглатывать и часто дышать. И Саша тонул в этих ощущениях, чувствуя язык и теплые мягкие губы у основания шеи, и выше, к уху, замирал, когда мочки касались зубы и горячее дыхание. Он стоял и покорно принимал нехитрые ласки, не в силах пошевелиться. И не сразу смог вновь обнять Ярика за талию, и попытаться все-таки избавить его от одежды. Но пока тот продолжал нагло и умело исследовать его шею, беспардонно стянув рубашку и оттягивая футболку, и жадно расцеловывая плечи и ключицы, Саша смог расстегнуть все пуговицы на жилете и следом же на рубашке, потянул за кончик фиолетового галстука. Жилет удалось даже снять почти наполовину, и ловко дернуть рубашку из брюк. Ярослав все чувствовал, но не мешал и не помогал, заставляя буквально вздрагивать от новых поцелуев и укусов. Когда жилет упал на пол, следом приземлилась рядом и Сашина футболка. И вот тут, наконец, окатило волной волнения и предвкушения одновременно. Ладони Ярика мягко прошлись по плечам, по груди, спустились к животу. И смотрел он при этом так жадно, что едва мелькнувшая мысль о недостатках собственного тела исчезла, как искра от костра в воздухе. При этом сам Баярунас все еще оставался в наполовину расстегнутой рубашке, соблазнительно открывающей ключицы и грудь с верхушкой алой татуировки, и с развязанным галстуком, ярким пятном напоминавшим о волшебстве всего происходящего. Но плевать, где это все происходит, во сне или наяву, в подпространстве или между мирами, когда так хорошо и не хочется, чтобы все заканчивалось. Ведь все забудется. Он проснется в две тысяча восемнадцатом и не сможет по-другому взглянуть на Ярика, на мелкого талантливого парня, с которым нравится дружить и вместе мечтать, строить планы, постепенно претворяя их в реальность. А сейчас этот Ярик, нет, другой, Ярослав с красивыми скулами и русыми волосами, плавно опускается на колени, оглаживая и зацеловывая подрагивающий живот, и совершенно без стеснения сжимает полувставший член через ткань, спускает по бедрам шорты вместе с бельем и продолжает жадно касаться. И ни о чем не спрашивает, все знает и угадывает сам. Саше остается только покорно расставить ноги шире и схватиться за прямые плечи, сминая идеальную рубашку, чтобы не упасть. И громко выдохнуть, почувствовав мягкие губы и горячий юркий язык на своем члене. И бояться прикрыть от удовольствия глаза, потому что, «а вдруг, все исчезнет»? Как в осознанных снах. Лучше трогать и касаться самому, хвататься за эту реальность всеми силами, ощущать под ладонями и подрагивающими пальцами жар тела. Или смотреть широко распахнутыми глазами на плавно покачивающуюся макушку и собственные подрагивающие руки, и изредка ловить темный и опасный, как предгрозовое небо, взгляд. И постепенно падать в это бездонное небо, теряя связь с реальностью. Со всеми возможными сразу. Тело дрожит от сладких судорог и не может расслабиться. Ярик уже вновь стоит напротив и лениво, тягуче зацеловывает искусанные губы, оглаживая взмокшую спину. Он прижимается к груди, не жалея рубашки, он трется грубой тканью брюк, не скрывая ответного желания и тихо постанывает, умудряясь ласково повторять «мой Гумба». Саша в какой-то момент открывает глаза, чтобы снова увидеть Баярунаса именно такого: ненасытного и теряющего контроль от желания, и видит, как начинают дрожать стенки реальности, как они искажаются и идут рябью, как за ними ярче и четче начинают проступать силуэты людей. И вот, уже можно рассмотреть девушку в странном холщовом наряде с ветками в светлых длинных волосах. И ее лицо кажется смутно знакомым, хоть она и загримирована под что-то пугающее и потустороннее. Она гость у Ярослава на концерте, получается. После девушки взгляд вылавливает еще людей, но они пока только очертания, фигуры без наполнения, без лиц, в темных одеждах. У одного парня угадываются тонкие аристократические черты лица и пронзительные глаза. А в самом углу сидит еще один мужчина с черными гладкими волосами до плеч. Он очень внимательно следит за остальными и легко улыбается. И вот его лицо вдруг проявляется более отчетливо. И Саша даже дергается и вскрикивает от неожиданности — он узнал его. Это не кто иной, как Алексей Горшенев. Он тоже гость у Ярослава на концерте?.. И вдруг за мерцающими стенами появляется и Ярослав. Он немного другой, во всем черном, но такой же невероятно привлекательный. Он подходит к девушке, теперь Саша понимает, что это Даша Январина, улыбается, берет за руку, нежно целует в щеку, а потом они о чем-то начинают переговариваться. И выглядят такими милыми и счастливыми рядом друг с другом. Неужели Ярослав теперь с Дашей? Но как, ведь она же в отношениях? Хотя, почти пять лет прошло. А как же тогда объяснить все, что здесь было? Эта страсть необузданная, чувства, откровенные ласки и безграничная нежность во взгляде. Не показалось ведь? Саша смотрел на пару во все глаза, и вдруг встретился взглядом с Баярунасом. Тот абсолютно точно смотрел теперь прямо на него. И вдруг сказал. — Обними мелкого, мой Гумба. Ему это нужно. Саша не просто понял или прочитал это по губам: он услышал голос Ярослава как будто бы сразу сверху и ото всюду. Очень громко и, одновременно, почти шепотом. И кивнул Ярославу. Тот мягко улыбнулся в ответ. Глаза не открывались ни в какую. Он уже встал, почти наощупь добрался до ванной, включил свет и зажмурился с такой силой, что аж больно стало. Прохладная вода на лице, определенно, помогла проснуться, но все равно он пока существовал в другой реальности, одевался и чистил зубы почти на автомате. Времени же совсем мало, нельзя медлить, будильник был поставлен почти впритык перед планируемым выходом. Ярик, все еще слегка пошатываясь от скорого пробуждения и привычной тошноты от недосыпа, поплелся на кухню поискать вчерашнее печенье и заварить себе чая. Он как раз все рассчитал: минут пятнадцать на какой-никакой, но завтрак, и десять минут на окончательные сборы. Зарядка все еще валялась на тумбочке, кажется. — Доброе утро, выглядишь ужасно. Сыр со вчера остался, я бутеры в микроволновку засунул. И с собой тогда заберешь. — Саша? А ты чего встал? Казьмин во всей своей отвратительно бодрой красе уже колдовал на кухне, заваривая чай. Ярослав даже присмотрелся к нему повнимательнее: он спал, вообще? Нет, лицо было слегка опухшим со сна, но футболка с шортами сменились на кофту с длинным рукавом и джинсы. А Сашка-то куда собрался в такую рань? Неужели. — А кто гостя проводит и проследит, чтобы он все-таки свалил? — Ну Саш, правда, тебе бы спать и спать еще. Неудобно, блин, — ответил Ярик, уже откусывая от горячего бутерброда и принюхиваясь к ароматному чаю. Просто небывалая какая-то роскошь и внимание со стороны Казьмина. И правда неловко до ужаса и даже до покрасневших щек и шеи. Итак у себя оставил, а теперь еще и завтрак. Если Саша его провожать до вокзала решится, то Ярик точно поверит во все чудеса мира сразу. Потому что реальнее встретить на кладбище призрака, чем Казьмин, который поедет его провожать на утренний Сапсан. Все это очень странно. Но как же чертовски приятно. Главное, не обольщаться и не додумывать ничего лишнего. Два бутерброда с расплавленным сыром быстро исчезли, а неловкость осталась и даже немного возросла. Потому что Сашка сидел напротив и тоже пил чай. — Ну ты все? Такси вызываю? — Саш, да я сам. Пойду вещи проверю. Не надо меня провожать, не пугай меня так, ладно? — Ярик, я уже встал и поел. Я больше не усну. Так что не возникай и собирайся давай, я вызываю. — Саш, мне неудобно. — Баярунас. Я все решил. Машина приедет через семь минут, зарядку не забудь. Препираться совсем не имело смысла. Если в Казьмине проснулась столь сильная забота и чувство долга проводить друга, то кто Ярик такой, чтобы его останавливать? Он покорно собрал все вещи, накинул кофту и вышел осторожно в коридор. Саша уже завязывал шнурки на кедах. — Ты поедешь со мной до вокзала, Саш? — И на поезд посажу. Чтобы ты вдруг не передумал и не заявился ко мне вновь. — Так у меня ж репетиция в Питере… — Пошли. А то кто тебя знает? Билет проверил? Паспорт. Деньги. Телефон. Зарядку. — Да, все есть. Свободные дороги, кажущиеся еще более широкими, пустые улицы — утром даже в Москве немноголюдно. И странно. Так же странно, инородно и нереально, как и сидящий рядом Сашка на заднем сидении, слегка нахохлившийся и уже во второй раз пытающийся скрыть зевок. Да уж, сон нормальный будет еще нескоро. Ярославу и вторую ночь трястись в плацкарте, без возможности понежиться в мягкой постельке в полной тишине и темноте. Ну ничего, он-то знает, что медлить и откладывать нельзя. Пока есть работа — бери и не жалуйся. Мотайся между городами, недосыпай, недоедай, уставай, мучайся от головных болей и постоянной нехватки времени на бессмысленный отдых. Но будь счастлив, что занимаешься любимым делом. А еще получаешь вдруг такие подарки судьбы в виде странного заботливого Казьмина, что так и не дал никаких внятных ответов, какая сила вытащила его в шесть утра из кровати и заставила вызвать такси и поехать провожать друга. До отправления оставалось всего ничего, да и Ярику хотелось как можно скорее упасть в кресло и отрубиться, забыться вновь крепким сном, чтобы не смотреть на Сашку, пытаясь найти в его глазах ответы на свои вопросы. И не волноваться лишний раз, все еще чувствуя неловкость и странность всего происходящего. Не договаривались они о таком никогда. Иногда Казьмин даже не знал обо всех перемещениях Ярика, тот просто лишний раз не сообщал, что вновь приезжал на один день в Москву по делам. Ночевал иногда у знакомых, ни в чьей помощи и поддержке не нуждался. У Саши там своя насыщенная жизнь: спектакли, репетиции, стримы, друзья, девушки. Хотя, совсем уж о личном они почти не говорили. Бывало только пару раз, наверно, когда оба были не совсем трезвые, а в остальном темы их ограничивались работой и играми. Поэтому до сих пор непонятно, откуда в Сашке такой альтруизм проснулся вдруг. — Я пойду тогда в вагон, наверно. А ты домой езжай, еще поспи. — Это ты поспи, ладно? Ну бывай, Ярослав, до встречи. Скорой. — Ага. Ярик кивнул, слегка улыбаясь, и хотел было уже направиться в вагон, как Саша вдруг взял его за руку и притянул к себе, обнял сразу крепко, прижимая обеими руками. И не отпустил в первые же секунды, как, бывало, раньше. А заскользил ладонями по лопаткам и ниже, поглаживая, даря настоящее тепло и уют. Ярику ничего не оставалось, как тоже обнять в ответ, утыкаясь лицом в плечо, вдыхая запах толстовки с едва различимым ароматом парфюма. И глаза закрылись сами собой. И в этот раз не из-за желания уснуть в любом положении. Сколько они так простояли, Ярик ни за что бы не сказал. Но он точно ответил бы, коснулся ли Саша ненароком губами его щеки? Определенно, «да». А потом нехотя отпустил, вновь оглаживая спину, и ласково улыбнулся. Ярослав даже не смог от неожиданности поднять до конца на него глаза, и быстро скрылся в вагоне, бросив почти шепотом «пока». Сердце стремилось сломать ребра, а руки подрагивали. Ярик быстро сел в кресло и прикрыл глаза. Хорошо, что рядом пока никого не было, и можно хотя бы попытаться проанализировать то, что сейчас произошло. Одно хорошо, утренние бутерброды и как бы случайно брошенная на стол шоколадка из запасов со словами: «в дорогу», просто померкли перед этими объятиями. Дружескими, да, но какими-то совсем уж нежными, трогательными и странными. Потому что уже через пару дней они с Сашкой вновь увидятся на репетиции. Тогда, что там у Казьмина перемкнуло в голове? Да, не выспался. Но зачем такое творить? Он, блин, чуть по заднице Ярика не погладил. И так горячо выдохнул в шею, что Ярослав аж вздрогнул в объятиях. Но Сашу не оттолкнул. Даже не попытался. А теперь вот сидел в кресле, пялился в окно и улыбался, как придурок. И думал, что в следующий раз сам так же ласково захочет обнять Сашу. На поцелуях мысли пока обрывались. Все-таки, странно. Очень странно. Но определенно приятно. И хочется тут же еще. Не задумываясь, почему же так, и главное, куда это все приведет и захочет ли Ярослав туда идти. Один точно «нет».