Res Publica

      Пять миллионов битов и эквестрийский паспорт — за столько я продал Эпплджек содержимое своего сейфа в Генштабе: все бумаги по «разоружению», обнародование которых поставит крест не только на планах королевы, но и подставит под удар всю Олению, если король не разберется должным образом с церковью, все имена и фамилии, адреса, «пароли и явки», остатки планов по сотрудничеству с Северяной — ценнейшие бумаги, попади они не в те копыта, то лишь они одни могли бы окончательно поставить Рой на колени. Точнее, они уже вот-вот попадут не в те копыта. Мне было приказано сидеть в кабинете и ждать звонка. По команде я должен был спокойно забрать заранее заготовленный портфель с документами, не подавая виду спуститься на первый этаж, проследовать к оговоренному запасному выходу, откуда меня уже отвезут в аэропорт. К обеду я уже буду лететь посольским бортом, ужинать я буду в Кантерлоте, сразу же, как только отвечу на все вопросы разведки.       Указания я выполнял исправно. Уже с раннего утра я сидел в своем кабинете, активно изображая бурную деятельность и будто не обращая внимания на заранее положенную кем-то на стол записку о служебном несоответствии. Теперь это уже было совершенно не важно. Я машинально отвечал на звонки, подписывал приказы, которые даже не удосуживался читать — в общем, делал все то, что делал бы в любой другой день. Будто меня когда-либо вообще интересовала жизнь армии, существующей только для виду. Настоящая армия собиралась за границей, ее кулак должен был коваться в Северяне, мускулы надежно хранились в Олении, ее друзья собирали силы в Мустангии и Зебранде, а живая сила изо-всех сил делала вид, что ничего не происходит, и только ехидно подмигивала, когда разговор заходил об «общем деле». Сегодня я убью эту армию. Так же, как они хотели убить меня.       Дверь моего кабинета чуть не сорвало с петель от резкого удара. В комнату ворвался Тисбе с пистолетом наперевес. Сразу же он направил оружие мне в голову. В его глазах я видел лишь ярость и… растерянность… — Ты что же, сука, решил нас продать?! Тебе того, что дали, мало, тебе еще надо?! — Дали?! — я уже не видел никакого смысла скрываться и увиливать от ответов, — А что же вы мне дали?! Поимели и выкинули на мороз?! Чуть не убили, а теперь еще и засадить хотите — это вы мне дали?! Что я, по-твоему, должен делать, скажи на милость? Проглотить и лапки кверху?! — Да, черт тебя дери! Не поверишь, но да! Ты сделал свое дело, получил свою долю, теперь спасибо тебе большое — отправляйся на заслуженную пенсию! Но нет! Тебе же, гаду, мало! Тебе же все и всех продать надо! — Вот уж от кого бы мне такого не слышать! С какой радости ты тут решил концерт устроить?! Завидно, что не ты?! Завидно, что все это время пони в рот смотрел, а тебя продинамили?! — Ты… — Тисбе с недоумением опустил пистолет, задумался на мгновение и тут же истерически рассмеялся, — Ты идиот, Торакс! Самый настоящий кретин, ты об этом знал? Нет, я конечно, понимал, что такие, как ты умом не блещут, но… Ты действительно думал, что я за эти погоны игрушечные Родину продал? Ты реально в это поверил? А теперь представь себе, хотя бы на минуточку, что мы здесь не идиоты, что мы могли предполагать, что что-то такое произойдет, и… Ну-ка, дай мне то, что у тебя в левом кармане. — О чем ты… — к своему ужасу я извлек из искомого места подслушивающий амулетик. — Какой у тебя был балл по сопротивлению допросу? — Проходной… — Вот именно. Документы на стол, сволочь. — Что со мной теперь будет? — Трибунал решит. Я бы на твоем месте был паинькой, как бы не повесили… Ну, живее! И выкладывай все, что ты знаешь о Триммеле. Вы с ним заодно? Куда он направляется? Численность войск? — Ты вообще о чем? — Не юродствуй! Последний раз его видели с вами, а потом он пропал. А сегодня по всем каналам гудят, что восьмой погранпереход с Оленией обстреляли, и с ними связь пропала. — Впервые слышу… — Глава Генштаба, твою мать! Не слышал! Повторяю: погранпереход! Обстреляли! Границу прорвали, дурак, а ты не слышал?! — Нет. — Еще раз спрашиваю, что ты знаешь о Триммеле? Лучше скажи мне, чем из тебя это будут выбивать у королевы. — Что я могу сказать, если я действительно ничего не знаю. — Это Вороных его надоумил? — Я говорю же, не знаю! — Господин маршал, — в дверь просунулся мой секретарь, — там… — Дверь закрой! — рявкнул Тисбе. Я успел воспользоваться его заминкой: когда маршал обернулся, я уже направлял на него свое оружие, — Ты совсем с ума сошел? — Нет, не сошел, Тисбе. Если хочешь жить — не дергайся. Мы просто посидим, потом я выйду. С тебя не спросят. — Какой же ты урод, Торакс. До чего же мы докатились, что такое делается… — Всегда так было, Тисбе. Тебе просто за титулом не видно. — Я ей говорил, что нельзя чернь привлекать. Говорил, что вас на выстрел пушечный к власти подпускать нельзя, но меня никто не послушал. Конечно, это ж целый брат Фаринкса! Вот Фаринкс-то за родную землю и в тюрьму сядет, и репутацию свою на корню зарубит, значит и этот…

БУМ!

      От мощного взрыва во дворе задрожали окна. Мы оба инстинктивно бросились на пол, боясь повторных ударов и смертоносных осколков, но таковых не последовало. Поднимаясь обратно на ноги, мы зацепились взглядом. — Что это было? — Вот, видимо, и Триммель нашелся. — прошипел Тисбе. Не успел он и слова добавить, как по комнате разнесся резкий телефонный звонок, — Что смотришь?! Бери, тебе звонят. — М-маршал Торакс у аппарата. — Выгляни в окошко. — в трубке я услышал знакомый строгий голос генерала Триммеля. Это действительно был он. — Что вы делаете? — во дворе стояло несколько танков, на одном из которых, куря сигарету за сигаретой, пытаясь успокоить трясущуюся ногу, сидел Ларинкс. Триммель, одетый в старую черную форму, как ни в чем не бывало говорил через телефон на КПП, прямо рядом с телом убитого караульного. — Ты только не пугайся. Танки сейчас нацелены прямо на твой кабинет, поэтому я тебе рекомендую все немного спокойнее воспринимать. Ты хороший парень, Торакс, вроде как в какие-то хорошие вещи веришь, поэтому, думаю, я должен объясниться: видишь ли, мы с Ларинксом и еще несколько доверенных чейнджлингов думаем, что вы, ребята, немного заигрались. Тебе, наверное, из такого кабинета крутого не особо понятно, что вокруг тебя происходит, ну так я тебе расскажу: ты, Торакс, такие, как ты и ваша королева — вы все ведёте нашу страну в пропасть. Нам, по-моему, уже хватило одной войны, чтобы понять, что мы не сдюжим — как бы не хотелось, но не сдюжим. Не сейчас, по крайней мере, Торакс. Вы действительно думаете, что вот тем, что вы успели собрать, можно победить всю эту махину? Нельзя. Даже с Мустангией и Зебрандом, Торакс, все равно нельзя. Нас эти сволочи сожрут и не подавятся. Я это вижу, Ларинкс это видит, мы все здесь это видим и понимаем. Не понимает только Кризалис, которая уже не знает, куда свои ущемленные амбиции девать. А вы ей потакаете. Знаешь, почему? Потому что для вас выслужиться важнее, чем то, что с Роем будет. Я так считаю, по крайней мере, может я и не прав, может ты, к примеру, действительно заблуждаешься. Но вот та сволочь, которая у тебя за спиной маячит, вот ему действительно королева дороже всего на свете. Я не хочу, чтобы ту страну, за которую наши деды кровью умылись, цветные ублюдки разорвали только из-за того, что у одной суки свербит, понимаешь? Я не хочу, да и ты тоже не хочешь. — Триммель, это безумие… — Безумие — это то, что вы сейчас делаете. Я больше разглагольствовать не стану: мы едем во дворец — арестовывать Кризалис. Там мы объявим республику, и пускай народ решает, какой она будет. Потом в посольство к пони — накажем их немного за все то, что они с нами творят. Думаю, Селестия не обидится, если от ее лучшей ученицы домой только голова приедет… Ты, Торакс, все еще начальник Генштаба: гвардия тебя, конечно, слушать не станет, но мы с ней и так управимся. А вот сделать так, чтобы остальная армия нам не мешала, ты вполне сможешь. А лучше, чтобы она присоединилась. Думаю, это тоже в твоих силах. Минуту тебе на размышление. Если надумаешь — открывай окно настежь и выкидывай фуражку — она один черт скоро ничего не будет стоить. — Триммель, я… — Думай, Торакс. — Что он говорил? — Тисбе явно уловил мое озадаченное выражение лица, — Что молчишь, скотина, выкладывай! — Они устраивают переворот. — Что?! — Что слышал! Если я сейчас не дам команду, нас тут всех взорвут. — Не посмеешь. — А не то что? — А не то я тебя наизнанку выверну и ни на какие приказы не посмотрю. — То есть, лучше мы тут сдохнем, но твоей любимой королеве… — Да! Да, трусливая ты тварь, да! Мой дед за эту страну погиб, моя мать полжизни в подвале прожила за эту страну, и я не позволю всяким выскочкам ее рушить! — Рушить?! А что если они правы, Тисбе? Что если это мы ее? — Мы?! Мы, те, кто все на кон ставим, чтобы ее спасти?! Ты серьезно?! — Значит, ты так и не понял… — Да пошел ты. — Я звоню. — Что, заиграло? Сдохнуть испугался? — Тисбе снова направил на меня пистолет, — Трубку положи! — Да, испугался! Если тебе так помереть охота, то будь добр, без меня. — Я сказал, трубку положи! — Начальника гарнизона к телефону позовите! — Я сказал… — за дверью раздались выстрелы. В этот же момент в комнату ворвались… пони.       Вооруженные автоматами спецназовцы не задумываясь пустили очередь в сторону Тисбе. После крепкого удара прикладом я потерял сознание.