Прошлой ночью в Нью-Йорке

В последний раз, когда в доме Аддамсов звонил домашний телефон, дядюшку Фестера арестовали в Скопье за вандализм. Ему хватило ума, ну или что там еще, устроить ночлег в музее Матери Терезы. И не где-нибудь на входе у кассы, а прямо в ее кровати. Когда власти спросили зачем он это сделал, тот ответил, что Мать точно была бы не против. Она ведь всегда помогала нуждающимся. В конце то концов, абы кого в святые не посвящают. Словом, семейство уже успело позабыть как звучит их домашний, но августовский вечер им это напомнил. Ларч томно ответил и мрачно поприветствовал неизвестного на другом конце провода. Он отложил трубку и прошептал что-то Вещи, после чего они разошлись в поисках. Ларч вышел во двор, трижды обошел оранжерею, семейный склеп, могилу Нерона и даже секретный бункер, вход, впрочем, в который Уэнсдей запретила под страхом смерти. Но ни Вещи, ни Ларчу она не грозила, а потому, они так самоотверженно искали адресата. Мортиша, Гомес и Паксли гостили у Офелии — старшей сестры Тиш, оставив Уэнсдей на попечение дворецкого и Вещи. Найти неуловимую Аддамс в столь большом доме было той еще задачкой, но задорная конечность справилась. Вещь обнаружил ее в лаборатории, где та смешивала яды и подписывала образцы. Уэнсдей была крайне раздражена тем, что ее оторвали от работы и сыпала привычными угрозами, которые Вещь с легкостью игнорировал. «Что? К телефону? Девятого круга на вас нет!» — выпалила Уэнсдей, снимая защитную маску, перчатки и халат. Она поднялась в гостиную, чтобы самолично узнать, какой наглец посмел звонить в неподходящее время. У нее только-только начало получаться противоядие. — Я слушаю, — металлическим голосом говорит Аддамс. — Привет, Уэнсдей. Она услышала знакомый голос и в груди у нее все затанцевало. Несколько секунд Уэнсдей стояла, зависнув над резной подставкой для телефона с глупым выражением лица, которое она обычно видела у Энид, когда та общалась с Аяксом. Уэнсдей ждала звонка Торпа, но не подала виду, потому что все силы бросила на то, чтобы не думать о нем так часто. Ну и кроме того, как он посмел позвонить так невовремя? — Пока ждал, когда ты ответишь, я успел выпить кофе и даже перекусить, — иронизирует Торп в трубку. — Очень рада, что ты проводишь время с пользой, Ксавье, но сейчас я занята. — Что ж, я по делу, — говорит Торп и Уэсндей слышит, как тот улыбается. — Внимательно слушаю. — Как ты понимаешь, рукописные письма, самая настоящая почта и этот телефон на данный момент единственные способы связаться с тобой. — Это самоочевидно. — Такого слова нет, Уэнсдей. — Даже не начинай, а то будет как со спором про слово смертоубийство или всамделишный. — Это не слова, а насмешка над языком, — начинает ввязываться в спор Ксавье. — Ближе к делу, Торп. — Хочу пригласить тебя на свидание. Место выбираешь ты, так что… командуй. — Ничего не приходит в голову. — Ну же, Аддамс. Морг? Кладбище? Алькатрас? — Алькатрас в Калифорнии. — Ну, хорошо, Синк-Синк. — Была там на прошлой неделе. — Пейнтбол? — Если стрелять, то только боевыми. И в походе я исчерпала лимит на стрельбу летом. — Уэнс, почему у меня ощущение, что я навязываюсь? — А разве это не так обычно работает? У меня не очень много опыта в свиданиях. — Обычно кто-то предлагает время и место, ну или делает сюрприз. — Тогда… что-ж, тогда… хм, я пожалею об этом, но… удиви меня, Ксавье. Губы парня расплылись в улыбке, он взял сигарету подкурил ее, сделав первую и самую аппетитную затяжку. А затем ответил: — «Хорошо, Аддамс, когда тебе удобно?». — В любой день, кроме сегодняшнего. — Я заеду за тобой завтра в 8 вечера. Не надевай каблуки, — хохотнул Ксавье. — Очень смешная шутка, Торп, — без эмоций отвечает ему Уэнсдей. — Я знал, что ты оценишь. До завтра, Аддамс. — До завтра… Они попрощались, но никто не торопился класть трубку, как будто провода физически могли сократить между ними расстояние. Тишину нарушила Уэнсдей. — Ксавье, если ты скажешь сейчас что-то вроде «ты клади первая», ты не доживешь до нового учебного года. — Не дождешься, Уэнс. Торп положил трубку и Аддамс знала, что он сделал это с ироничной улыбкой. После похода прошло два месяца и Уэнсдей держала связь со всеми при помощи самых обычных писем. Белладонны так втянулись, что стали писать их не только Аддамс, но и друг другу. За это время Торп успел послать Уэнс аж 6 увесистых конвертов с чудовищной орфографией и великолепными рисунками. Неделю после нашествия Хайда, Аддамс жила у Торпов, вернее, забегала принять душ и переодеться, потому что Энид лежала в местной клинике. Врач запретил ее транспортировать и Уэнсдей не отходила от подруги, пока той не стало лучше. Чета Аддамс приехала в Вермонт, чтобы лично забрать дочь домой и поблагодарить Джекилла за помощь. Трое о чем-то очень долго говорили, Мортиша то и дело прикрывала рот рукой, а Гомес качал головой, перекатываясь с пятки на носок. Уэнсдей вымоталась, врач впервые в истории семьи Аддамс поставил диагноз «физическое и психическое переутомление». Он назначил ей постельный режим, сон и минимум напряжения. Конечно, она ничего не сказала Ксавье, иначе тот бы примчался первым же рейсом, чтобы всячески заботиться. Все-таки бойфренд — это утомительно. А врач ясно сказал — никаких стрессов. Мысли Уэнсдей прервали Ларч и Вещь, выглядывающие из-за двери. — Это ты надоумил Ларча подслушивать, пятипалое ты недоразумение? — не глядя на них говорит Аддамс. Вещь проворно перебирает своими пальцами и подбирается к Уэнсдей. «Да, ты все верно понял, у меня завтра свидание», —сказала она, спускаясь в лабораторию, но Вещь не отставал. «Нет, я тебя не возьму с собой», — продолжала отбиваться Уэнсдей: «Наряд ты тоже мне выбирать не будешь!». Аддамс вошла темную комнату, уставленную склянками и штангласами. «Хэй, полегче с выражениями!», — отчеканила она, закрыв дверь перед носом у Вещи.

***

День свидания ничем не отличался от обычного дня Уэнсдей, но что-то внутри не давало ей успокоиться. Это раздражало и даже бесило. Что это еще за новости? Порезаться ножом для писем, серьезно? Уронить мензурку с образцами? Спутать карточки тестирования? Вместо соли насыпать на авокадо сахар? Аддамс не узнавала себя и почти была готова сделать себе лоботомию карандашом. Вещь злорадствовал и ликовал на тему причин ее рассеянности, чем еще сильнее выводил из себя. Чтобы успокоиться она отправилась на пробежку и одолев 8 километров, вернулась в приподнятом настроении. Музыка вернула ей привычную меланхолию и безысходность, а пробежка состояние покоя и равновесия. Уэнсдей не очень любила изменения, но питала страсть к развитию. Воспользовавшись постельным режимом Аддамс, Вещь уговорил ее сменить прическу и слегка обновить гардероб. А потому, приняв душ, она не стала заплетать привычные косички и тщательно расчесала волосы, разделив изрядно отросшую челку ровным пробором. Влажные локоны ниспадали на плечи естественной волной. От папы ей достались волнистые волосы, но, как ни странно, распуская их, Уэнсдей все равно была невозможно похожа на мать. А с новой прической даже больше. Аддамс не осознавала, что начала прихорашиваться и кокетливо двигаться, рассматривала наряды, укладывала пряди, пусть даже всего десять минут. Уэнсдей соскучилась, ей хотелось поскорее увидеть Ксавье и желательно, чтобы он при этом замер как тогда на вороньем балу. Часы уже как 20 минут назад пробили 8 и Торп ждал ее внизу. Среди всего традиционно женского, Аддамс питала слабость к нижнему белью, особенно в винтажном стиле. Вероятно, из-за невыносимых мук, которое оно доставляло. Она достала любимый корсаж с поясом для чулок, летние тонкие чулки. Уэнсдей буднично застегнула корсаж, подтянула лямки, надела чулки и закрепила их к поясу, достала простое платье с расклешенной юбкой чуть ниже колена и нырнула в него. Оставалась пара штрихов — пудра, немного туши и совсем капелька помады цвета спелой сливы. Она подошла к зеркалу и всмотрелась в свое отражение. Уэнсдей поймала себя на мысли, что слишком вырядилась. С чего бы она хотела так разодеться? Вот этот ее наряд выглядит просто смешно. В голове смешались мысли, а внутри все сковывало от неловкости и приятного волнения. Аддамс ждала их встречи. Переодеваться было некогда. Она выдохнула, разгладила полы платья, надела черные кеды вместо туфель в надежде, что так она станет менее привлекательной и вышла из комнаты. Подойдя к лестнице, она увидела Ксавье, играющего на рояле в три руки с Вещью. Уэнсдей чувствует себя очень странно, потому что Ксавье стучит по клавишам фамильной драгоценности. Она рассматривает его внимательно словно встретила впервые. Волосы собраны в пучок, пиджак в мелкую гусиную лапку песочного цвета, светло-голубая рубашка и брюки цвета хаки. Она привыкла видеть его либо в форме, либо в домашней одежде, сверху до низу вымазанной краской. Сейчас он совсем другой Ксавье за пределами Невермор и собственного дома, сидит в ее гостиной и исполняет Шопена, будто делал это сотни раз. Ладошки вспотели и щеки вспыхнули жаром, ничего не произошло, но все тело Уэнсдей будто пронзила молния. Она решила, что пора объявиться, уже полчаса Торп ждал ее внизу. Аддамс спускается по лестнице совершенно не подозревая, что на ее лице гигантскими неоновыми буквами написано: «я очень скучала, как же я рада тебя видеть». Все же бойфренды — это очень утомительно. Ксавье услышал шаги позади себя и обернулся, невольно приоткрыв рот. Она спускалась по лестнице с сияющим видом и Торп не смог сдержать улыбки. Черт возьми, он соскучился, считал дни, часы и минуты, до момента встречи и с трудом сдерживался, чтобы не помчаться к ней и задушить ее в объятиях. Ксавье пытался сохранять спокойствие, а потому просто на просто замер в ожидании, когда Уэнсдей приблизится. Выглядит она просто потрясающе, новая прическа ей очень идет, она, как и прежде, смотрит исподлобья, но без челки взгляд кажется скорее загадочным, чем мрачным. Между ними остается каких-то три метра. Ксавье встает из-за скамьи рояля с очаровательными ямочками на впалых щеках. Глаза Уэнсдей улыбаются, а скулы слегка подскакивают. Он знает, что это значит — она тоже скучала по нему и это дарит Торпу невероятное облегчение. — Вот и ты, я уж думал не спустишься. — И пропущу ваш с Вещью концерт? — Надеюсь ты не против, это он меня уговорил. — В последнее время у него дурная привычка подбивать других на всякие шалости. — У вас это семейное, — подкалывает ее Ксавье, — прости, никак не могу перестать улыбаться как идиот. Аддамс уставилась на него и изо всех сил уговаривает себя сказать что-нибудь, но выходит только: — Мы так и будем терять время? — Ну что ты, нет, мы сейчас же уезжаем. — И куда же мы уезжаем? — Если скажу, то не смогу выполнить твою просьбу. Уэнсдей вопросительно поднимает брови и Ксавье продолжает: — «удивить тебя». Они сели в машину, Торп назвал адрес водителю и те тронулись. — Итак, если я не могу узнать место назначения, может хотя бы расскажешь, что мы будем делать? — Ну, хорошо, — говорит он, вставляя сигарету в рот, — сначала ужин, отвезу тебя в одно место, где делают лучшие стейки с кровью, потом у нас небольшая культурная программа и самая увлекательная экскурсия по Нью-Йорку от лучшего гида, то есть меня. — Заинтригована. — Надеюсь не разочаровать. Уэнсдей чувствует себя неловко, не в своей тарелке, будто вся естественность, которая была между ними два месяца назад испарилась. Она смотрит в окно и пытается понять зачем вообще согласилась на это свидание. Все как-то глупо. — Ты в порядке? — прерывает ее мысли Торп. — Да… да, в полном. Когда это она робела перед кем бы то ни было? И почему молчание между ними, которое никто не было таким тягучим и гадким, стало таковым? Ей хотелось провалиться. Она уже ненавидела себя, его, это дурацкое платье, чертову машину и саму концепцию свиданий. Ксавье видел, что с ней что-то не так. Он узнал это лицо: напускное спокойствие и еще более неестественная неподвижность, именно с таким выражением она пряталась от него в его собственном доме после их поцелуя. Точно! Поцелуй! Как же он мог забыть поцеловать ее при встрече? Пауза затянулась и стала осязаемой, она вдавила каждого в противоположные окна автомобиля и беспощадно поглощала любой намек на сопротивление. Кто-то должен был это остановить, вернуть непринужденность, к которой они пришли у костра, там, в Вермонте. Неловкость душила. Он вдруг снова 10-летний мальчик в теле взрослого парня: пухлый, нелепый и тихий, смущенный чертиками в глазах худенькой девочки с косичками. Ксавье уже был на свиданиях и времена мокрых ладошек и неуклюжей немоты давно в прошлом. Теперь в его нагрудном кармане лежат презервативы, он спланировал идеальный вечер, но при этом Торп готов спрятаться в шкаф, исчезнуть, ну или хотя бы выпить чего-нибудь. Он по-черному завидует спокойствию Аддамс и даже не подозревает, что в ее голове мексиканское противостояние. Уэнсдей сидит неподвижно. Для нее свидания — это трата времени. Если эти встречи так необходимы, почему бы не заняться чем-нибудь полезным? И зачем она вообще дала Торпу полную свободу действий с пометкой «удиви меня». Теперь они сидят как два идиота в полной тишине кожаного салона под звук мотора. Когда не знаешь, что сказать, лучше вообще ничего не говорить. Тот, кто придумал это явно не был в подобных ситуациях. «Нужно заговорить», — подумала она. «Мы слишком долго молчим», — подумал он. Собравшись с мыслями, они заговорили одновременно. — Я хо… — Ты уже… Лучше не стало, неловкости только прибавилось и ничего не оставалось, кроме как расхохотаться. Торп смеялся, глядя как Уэнсдей удивленно улыбается и смотрит на его поднимающиеся плечи и белоснежные зубы. — Боже, Аддамс, что мы делаем? Я — это я, ты — это ты. Почему так неловко? — Значит, тебе тоже? — Ну, конечно, мы молчим уже половину дороги. Нет, я знаю, что ты любишь молчать, но эта тишина ничего общего не имеет с той, что была, например, в библиотеке, ну или в походе. — Пока я не готова говорить о походе. — Извини, я просто привел пример. — Ксавье, я девственница во всем, что касается свиданий. Делать что-то новое всегда интригует, а я предпочитаю добиваться успеха в том, за что взялась. — А в конце будет тест, профессор? — улыбается Торп. — Только развернутое эссе с конструктивной критикой и предложениями, — подкалывает его Аддамс. Они подъехали к ресторану. Ксавье сам открыл ей дверь машины. Метрдотель проводил их к столику, справившись у Торпа о здоровье отца, а затем подал меню и налил воды в бокалы. Аддамс сразу же попросила лед. — Тебя тут все знают? — спросила Уэнсдей, когда официант принял заказ. — Это ресторан близких друзей семьи. Милый пожилой мужчина подошел к паре, за ним следовало трое официантов с бутылками вина в руке. Это был сомелье. — Добрый вечер, мистер Торп и… — Аддамс, — вежливо, но холодно произнесла девушка. — И Мисс Аддамс. К вашему заказу я посмел подобрать несколько вин, чтобы вы могли выбрать. — Майрон, я же просил. Мистер Торп — это мой отец, зови меня Ксавье. И я полностью тебе доверяю, выбери на свой вкус. — Никак не привыкну к непринужденности молодежи, — смущается седовласый мужчина. — Я бы послушала о винах, что вы подобрали, — вдруг вмешалась Уэнсдей. Торп с любопытством посмотрел на свою спутницу не ожидая, что ей будет интересно. «С удовольствием», — обрадовался сомелье и с упоением начал свой рассказ: — «Я остановился на винах старого света, но решил еще предложить кое-что из нового, в данном случае Италия и Новая Зеландия. Первый претендент, конечно, Кьянти 2016 года, очень харАктерное с итальянским темпераментом. Вкус насыщенный и многогранный. Сухие шелковистые танины, послевкусие долгое и многослойное, с благородными нотами выдержанного вина. Следующий лот — сицилийский Шираз 2017 года. Очень элегантное, ласкающее вкус, насыщенное вино. В нем сложно сплетенные ноты джема из красных ягод, пряные финальные оттенки ванили раскрываются под укрывающими танинами. Новый свет я оставил напоследок. Новозеландский Пино Нуар 2020 года. Вино сравнительно молодое, но перспективное. В букете ноты вишни, клюквы и клубники, дымные древесные нюансы. Оттенки пряных трав и солоноватые минеральные ноты украшают устойчивое послевкусие.» Майрон провогаривал описания вин с упоением, увлечением и нежностью, удивляясь, что столь молодая особа слушает его очень внимательно. — Я бы остановилась на Кьянти, Майрон, но прежде хочу спросить, подаете ли вы вина Вайра? — абсолютно спокойно спрашивает Уэнсдей. Торп наблюдает за диалогом, пытаясь понять взаправду ли это происходит. Он приятно удивлен и ухмыляется как довольный кот. Майрон поднял брови, приятно шокированный знанием девушки о винодельне Вайра. — О, разумеется! У нас есть превосходное Баролло 2018 года. — Думаю, с его пряным и сложным букетом, сухих цветов, корицы и старой кожи, баролло лучше подойдет к мясу, приготовленному на открытом огне. — Признаться, я поражен, что вы знаете об этой винодельне. Их вина сложные и многогранные, но при этом бархатистые, деликатные, с долгим послевкусием нежных оттенков шоколада. Обычно их ценят люди постарше. У вас превосходный вкус, Мисс Аддамс. — Благодарю, Майрон, — сказала Уэнсдей и даже легко улыбнулась статному сомелье. Мужчина удалился. Ксавье разглядывал Уэнсдей с огоньками восхищения в глазах. Он никогда не думал, что она могла бы разбираться в чем-то таком. С ее характером спартанского бойца, буржуазные разговоры о вине совершенно не монтировались. — Вижу немой вопрос на твоем лице, — словно читает его мысли говорит Уэнсдей. — Не знал, что ты разбираешься в вине, я вот совершенно нет. Отец все пытается меня приобщить, но я только разочаровываю его. — До того, как США завладели Долиной Напа, моя семья владела виноградниками. Сейчас осталась одна небольшая винодельня, я бываю там время от времени, меня очень увлекает. — Вино и правда превосходное, — говорит Ксавье, покручивая бокал в руке, — обычно я не пью баролло. — Обычно никто не пьет баролло. Вино слишком сложное, к нему нужен подход, особое настроение и… компания. — Тогда я не удивлен, что тебе оно нравится. В твоем стиле. Уэнсдей держится очень уверенно, неловкость растворилась. Возможно из-за вина, но скорее всего, она просто расслабилась в компании парня, по которому скучала каждый день. Ресторан полон, но столы расставлены так, что гости не мешают друг другу. Спокойная музыка и полумрак создали атмосферу комфорта, а блеснув своими знаниями, она и вовсе ощутила почву под ногами. Чего не скажешь о Ксавье — он сыпался, хоть и держался очень достойно, не показывая виду. Они довольно быстро опустошили бутылку вина, щеки Уэнсдей приятно горели, тепло расплылось по ее телу. В свете мерцающей свечи лицо Торпа выглядело еще красивее, особенно когда он опускал голову и слегка поджимал губы, прежде чем что-то сказать. Прядь светлых волос сползла на его лицо и Аддамс невольно потянулась, чтобы убрать ее. Ксавье хотел сделать тоже самое и их пальцы встретились. Вот оно. Разряд тока ударил в голову и вышиб из легких воздух. Он не касался, не целовал ее уже два месяца, а кажется будто 1000 лет. Торп почувствовал горьковатый аромат ветивера от ее волос. Аддамс не пользовалась парфюмом, но это был ее аромат, он узнал бы его где угодно. Ксавье позволил убрать волосы за ухо и взял ее миниатюрную руку в свои ладони, почти механически приложив к теплой впалой щеке. «Я скучал по тебе, как сумасшедший», — прошептал Торп. Сердце бьется птицей в грудной клетке. Долгожданная встреча наконец перестала создавать напряжение. Время затерялось в вечности. Мир сузился до зеленых ласковых глаз Ксавье. Они наслаждались друг другом и молчали. Но на этот раз они молчали без неловкости.