***
у Эшли дела обстоят не самым лучшим образом: ее окружают чрезмерной заботой в президентском дворце все, кому не лень. и ей это ужасно надоело! уже целую неделю с нее не спускают глаз, не дают пройтись по улице одной, охраняют даже у дверей кабинки туалета! и это, как бы, правильно… но после всего пережитого Эшли необходимо побыть одной со своими мыслями без ощущения чужих ушей за дверью ее комнаты. через еще одну неделю она будет восстанавливаться обратно в университет, соберет долги и вновь окунется с головой в учебу. может, хотя бы теперь она обо всем забудет? но до этого еще надо дожить. а сейчас Грэм пытается отвлечь себя любым делом, стараясь выбросить из головы его. она правда каждый день пыталась отвлечь себя всем: чтением книг, комиксов, плетением из бисера, лепкой милых чашек из полимерной глины, в конце концов, Эшли даже купила курсы по раскладам карт таро, но ничего из этого не вывело ее из воспоминаний о той ночи. мысли пожирали ее с головой. Эшли не чувствует себя в безопасности дома. и она не хочет задумываться, почему. и все же давление ее мыслей оказывается сильнее. она сдается и обессиленно плюхается на кровать, отдавая все свое существо размышлениям о Леоне. как он там?.. вспоминает ли о ней? или все забылось, как кошмар… ее взгляд бессмысленно бегает по потолку, вечерние сумерки делают обстановку еще более одинокой. ей кажется, что она опустошена. «наверное, для него это был просто пустяк… девушки ну сто процентов выстраиваются в огромные очереди, чтобы побыть с ним. ну да… я просто была одной из них. да я просто была его заданием! еще та женщина в красном… уф!» — Эшли перевернулась на левый бок, раздраженно хватая подушку и закрывая ею свое лицо, пытаясь отгородиться от надоевших воспоминаний. маленький ночник освещает комнату.***
как бы сильно Эш не убеждала себя, что теперь она для Леона — никто, и пора идти дальше, она все равно не могла отпустить. но никто не знает, что на самом деле творится в голове у Кеннеди. как и он сам. если посмотреть на него со стороны, то кажется, что он знает абсолютно обо всем. его мысли разложены по полочкам, он ничего не забывает и успевает быстро реагировать сменой планов, если что-то вдруг пошло не так. но оставаясь наедине с самим собой, в тишине, дома, где ты никому не нужен, наступает хаос. заслужив очередные выходные, Леон возвращается в свой дом, где бывает достаточно редко. уюта здесь никакого нет: холодный свет ламп заставляет думать, что ты в старой больнице ранним зимним утром, а отсутствие хоть какого-то знака, что здесь живет человек не первый год, остужает желание возвращаться сюда снова и снова. Кеннеди, включив свет только в коридоре, направляется в померкшую кухню, глотает обычной воды из-под крана, потому что в фильтре она уже давно застоявшаяся. он уже давно не помнит, что такое личная кружка в доме — зачем, они же все одинаковые. оказавшись в тускло освещаемой светом из коридора гостиной, он решает просто прилечь, может, немного вздремнуть перед походом в душ. диван не позволяет мужчине полностью вытянуть уставшие, ноющие ноги в полный рост, поэтому он кладет их на дальний невысокий подлокотник, расслабленно откидывая руки назад над своей головой. мысли накрывают его сознание, возвращая в ту ночь. сколько людей погибло… Краузер, Луис… если бы только… зажмурившись и мотая головой, откидывая мысли прочь, шумно вздыхая, Леон направляет взгляд в потолок. он спас Эшли. хоть кого-то в этот раз. и это главное. он не любит задумываться о том, что чувствует по отношению к Аде, не хочет рассуждать, потому что мысли о ней причиняют боль, ковыряют раны прошлого, бередят травмы и возвращают в Раккун-Сити. ему не нужно много думать, чтобы понимать одно: между ними ничего не может быть. она скрытна и не вселяет доверия, рядом с ней расслабляться - то же, что и повернуться спиной к врагу. к тому же она работает на Вескера - человека, который готов пожертвовать миллиардами людей ради своей цели. Леон больше не хочет интересоваться ей, как было раньше, в далеком девяносто восьмом. Эш вытесняет ее из его израненного сердца и лечит своими теплом и нежностью, которых так не хватает мужчине. он думает, что ему было бы хорошо с ней, он смог бы доверить ей все: вплоть до тяжелого детства, и это одна из главных причин, почему Леон решает отказаться от Ады Вонг - женщины, которой восхищался когда-то давно, но которая стала такой недосягаемой и нежеланной. кроме Эшли ему никто не нужен. Эшли… мысли о ней греют израненное замерзшее сердце, а воспоминания о том рассвете заставляют чувство вины снова просыпаться. перед глазами мелькает то утро: как Эшли замолкла, хотя нужно было радоваться своему возвращению, как она проспала весь полет в самолете, оперевшись головой о стенку возле окна, а не о такое манящее в тот момент плечо Леона, как Грэм отвела взгляд от него, негромко говоря «спасибо», когда он смотрел на нее в последний раз перед тем, как вернуть ее отцу. Кеннеди поджимает губы и сглатывает, понимая, что натворил своим молчанием. она не получила того отказа, который помог бы ей справиться со своими чувствами. брови снова опускаются под тяжестью, делая «пролежни» у глаз немного темнее обычного. в тихой полутьме голова работает лучше и мужчина с неохотой признает, что ему не хватает ее быстрых мелких шагов позади себя, ее вздохов одышки после бега, ее комментариев на тему новой обстановки, ее «ты что, делаешь мне комплимент?» со сладкой невинной девичьей улыбкой, ее такого приятного для Леона беспокойства после битвы, после неострых вил, так больно вонзившихся под ребра, хоть и не глубоко. никто не беспокоился о нем так сильно за всю жизнь, как Эшли Грэм за одну ночь. иногда он мельком смотрел на нее, когда разбирался со своим снаряжением: Эш ничего в этом не понимает и дает себе минутку передохнуть, не отвлекая занятого Леона, устало потирает глаза, как умывающийся котенок, задумчиво смотрит на развешенные ковры по стенам замка, на книги на непонятном для нее языке в высоких шкафах, и все это кажется Леону милым. ее сохранившаяся детская наивность и теплый свет в глазах заставляют Леона приподнять уголок губ. он, кажется, скучает по ней. для Эшли Леон — чертов перикард, без него ее сердце не бьется. в то время как для Леона — Эшли — одна из трудных ситуаций, в которую он изначально не хотел бы вмешиваться. его предназначавшиеся когда-то для Эшли слова «бежать — нельзя. надо идти вперед» он посвящает в этот раз самому себе. и теперь он уходит прочь от прошлого, не останавливаясь ни на шаг, иначе это захватит его цепкими когтями, утащит на глубину вечного разочарования. Кеннеди решительно кивает самому себе, все еще хмурясь. он уверен — несколько недель, и он забудет ее.***
если бы все было так просто… прошел целый месяц, а Эшли все еще в голове у Леона: в любую свободную минуту даже на очередной миссии он вспоминает о ее маленькой ладони, которую сжимал и тянул на себя, чтобы помочь взобраться на высокий подъем, вспоминает о ее игривом настроении после победы над старостой деревни, об обнажившихся узких, угловатых плечах, когда та лишилась оранжевого пиджака. он чувствует жалость по отношению к ней, такой человек, как она, не заслуживает пережитого кошмара, а затем сразу и неразделенных чувств. он хочет забыть каждую деталь о ней, но не может. Леон не хочет задумываться о том, что, возможно, привязался к ней. он взрослый, и способен контролировать себя. нет, он не позволил бы себе влюбиться в кого-то так просто. только не снова! постоянные мысли о ней изматывают его, ему уже начинает казаться, что он выдумал Эшли Грэм — настолько та ночь кажется несуществующей. просто сон. он думает каждый день: «я просто чувствую вину.» и в один из таких вечеров, с этими наглухо прибитыми в его кору головного мозга словами, Кеннеди втридорога покупает в одном из ювелирных магазинов жемчужные серьги обтекаемой, каплевидной формы, неброские, но по-настоящему красивые. те, которые подойдут только ей. в комплект к переливающимся серебром и жемчугом серьгам Кеннеди помогают подобрать стеклянную, покрытую бархатистым материалом шкатулку теплого, закатно-розового оттенка, так приятно ассоциирующуюся со смехом Эшли. стоя у кассы и не задумываясь о своих действиях, Леон оплачивается, ни на миг не сомневаясь в своем решении и выборе. он почти не смотрит на внушительные нули после первой цифры на ценнике. он выбрал именно эти, потому что когда-то Эшли уже упоминала о так сильно понравившихся ей похожих серьгах… обыскивая комнаты великого замка рода Салазаров сначала на присутствие врага, а затем на наличие полезных и важных вещей, Леон с Эшли наткнулись на вполне безопасную комнату. от нее так и веяло спокойствием и они решили довериться ей. через каменную стену стоит торговец, так что, возможно, это место действительно сгодится для отдыха. Леон как обычно принимается проверять, полностью ли заряжено каждое его оружие, сколько еще осталось патронов… в общем, занимается всеми теми делами, которые уж точно не интересны Грэм. она не спешит садиться на мягкую софу, обшитую бордово-красной мягкой тканью, а решает осмотреть некоторые шкафы со стеклянными дверцами. многие из них уже разбиты, да и сама комната выглядит так, будто о ней забыли. здесь давно уже никто не живет. в одном из ящичков некоторого трюмо из темного дерева девушка замечает нетронутую бархатистую шкатулку — такую, от которой тяжело оторвать взгляд. она завороженно медленно открывает ее и видит настоящее сокровище. девственный блеск открывшегося ее взору украшения отражается в ее зеленоватых глазах и превращается в такое восхищение от увиденного роскошества, которое подбрасывает ее натуру до седьмого неба. она восторженно охает и прикрывает рот ладонью, резко оборачиваясь к Леону, который стоит, оперевшись о тот стол руками, и ожидающе смотрит на Эшли, как бы спрашивая, чего такого она там нашла. она подходит к нему и протягивает открытую ладонь, на которой покоится розоватая шкатулка с серьгами внутри. — хочешь забрать себе? — Леон видел, даже слышал ее восторг этим серьгам, так что сразу отметил для себя, что продать это торговцу за неплохие деньги точно не получится. — на самом деле, нет… если я заберу их с собой, они всегда будут напоминать мне об этом страшном месте. — Эшли досадно смотрит на коробочку в своих руках. по ее раздосадованному лицу Кеннеди видит, что ей тяжело расставаться с такой понравившейся роскошью. — тогда положи их на место. — мягкий тон Леона немного утешает девушку. он кивает головой на то трюмо позади Эшли. и она, отворачивая взгляд от того блеска, закрывает шкатулку и относит обратно в ящик, стараясь не думать слишком много о последнем прикосновении ее кожи к ласковому бархату. неосознанно для себя Леон отпечатал эту картину у себя в памяти: узкая ладонь, держащая будто уже свою собственную шкатулку, серьги, покоящиеся в ней не первые десятилетия, но не утратившие свой былой притягательный свет, серебристый перелив отражений. Леон тоже был того мнения, что они действительно красивы и неплохо бы смотрелись на Эшли, но та права. это не то путешествие, в котором хочется покупать сувениры домой. совсем не то. из-за непрекращающихся воспоминаний об этом всю последнюю неделю Леон не находил себе места и смог успокоиться только сейчас, когда выходил из небольшого здания с заветной шкатулкой в руке, которую вскоре положил в карман брюк.***
спустя буквально несколько дней Леон начинает приходить к мыслям, что эта покупка была одной из самых необдуманных решений, на которые он когда-либо был способен. ну, купил он эти серьги и… что дальше? придет к Эшли и скажет: «вот, держи, это тебе»? после всего, что произошло… этот вариант находится на самом последнем месте в его списке возможных способов, как достучаться до девушки. но Леон не будет заниматься всей этой ерундой с придумыванием каждой мелочи во всевозможных ситуациях — он реалист, и просто хочет загладить свою вину. если быть совсем честным, то Леон не любит признавать в своем сознании ту сохранившуюся мальчишескую робость, которая осталась в нем со времен старшей школы. она проявляется в невольных улыбках и неловком отведении взгляда в сторону, когда дело касается девушек, у которых сердце трепещет при виде мужчины. и если многие нагло идут напролом (что Леону совсем не нравится), пытаясь завоевать его сердце, то Эшли — просто восхищалась им со стороны, не смея отвлекать и загружать его и без того уставший мозг. Леон не любит показывать людям, что он все еще способен на те теплые и мягкие чувства, что для него счастье — просто выспаться после тяжелого рабочего дня. у него есть определенная грань своего «я», которую он показывает на работе, — жесткая, не терпящая никаких отказов и лишних вопросов, «только по делу». конечно, шутки, юмор без смеха — это неотъемлемая часть его привычного поведения, которую Эшли знает как свои пять пальцев. и если тем многим девушкам не суждено было увидеть Кеннеди со стороны его чувствительной натуры, потому что для преодоления той пропасти, которую он выстроил после случившегося в Раккун-Сити, нужно немало усилий, то Эшли смогла построить мост из своих искренних переживаний, остановившись в двух шагах от Кеннеди, потому что он почти что сказал ей, что ему не нужна ее любовь. вернее, он заставил ее так думать. вертя увесистую коробочку в руках, хмуро глядя на нее и не решаясь еще раз посмотреть внутрь, Леон с тяжелым вздохом безвыходности оставляет ее на краю низкого стола у дивана. теперь он понимает, что просто взять и забыть не получится. нужно что-то делать с тем фактом, что он уже сам признает, что хочет видеть Эшли Грэм. обреченно вздыхая снова и колеблясь между «просто ворваться в ее жизнь» и «не огорчать ее снова», мужчина решает просто… написать ей письмо. это не напугает Эшли так сильно, как если бы он явился к ней сам, и это не будет настолько неловко для самого Леона.***
ссылаясь на «неотложные дела», Леон доверяет конверт с написанным на скорую руку, но при этом искренним письмом одному из телохранителей президента и его дочери. и в тот же день неподписанный конверт достигает получательницу в общежитии ее университета. Эшли, не удивленная таким разворотом событий (неподписанные письма приходят к ней довольно часто), небрежно откладывает конверт в дальний угол своего рабочего стола, думая, что это очередной незнакомый для нее парень, решивший, что именно он станет ее единственным. но для Грэм уже существует один такой «единственный», о котором она пытается забыть каждые двадцать четыре часа в сутки. только ближе к вечеру, когда многие дела завершены, Эшли от скуки решает заглянуть в тот конверт, уже готовый покрыться легким слоем пыли. текста там не много, и почерк не самый аккуратный, что уже вызывает у Грэм предвзятое отношение. но случайно мелькнувший в конец письма взгляд, там, где написано имя отправителя, заставил ее бедное сердце содрогнуться и пропустить удар. она подскакивает с полулежащего положения и нервно сглатывает, по ее спине проступает холодный пот, а брови сводятся к переносице. крепко схватив тонкий лист желтоватой бумаги, она бегло вчитывается в слова, боясь дышать и думать, что это письмо от него. «Привет. Я не уверен, что ты вспоминаешь обо мне с хорошим настроением и, возможно, это письмо прямо говорит о том, какой я эгоист, но я хотел бы разъяснить некоторые наши недомолвки. Встретимся завтра в девять у набережной недалеко от твоего общежития? Буду ждать.»Твой герой.
«Леон!..» — отчаянно кричит ее поцарапанная душа, когда она прижимает лист бумаги к груди, пытаясь то ли успокоить бешеный ритм сердца, то ли отпечатать эти слова на грудине и ребрах. — как же так, как же так?.. — ее глаза бегают по комнате и взгляд фокусируется на серебристо-розовом телефоне-раскладушке… звонок подруге точно должен спасти Эшли. — хэй, Бэкки! ты… ты не спишь еще? — из динамика телефона слышится уставший вздох. — что случилось? опять потеряла крысу и проверила все места, кроме ее клетки? — прыснула от смеха ее подруга. — хватит мне напоминать об этом! — Эшли стушевалась и на ее щеках проступил румянец, потому что тот случай… просто рассеянность! вот и все! но все позабылось и настроение вновь поменялось, когда Грэм снова посмотрела на письмо. — на самом деле… Леон отправил мне письмо. со стороны динамика слышится скрип кровати и шуршание одеяла: Бэкки села на кровати. — что? — один лишь вопрос передал всю серьезность в голосе девушки. — Леон… он написал мне письмо, в котором просит встретиться завтра… ты понимаешь? завтра! ты вообще видела мои синяки под глазами? я не смогу убрать их за ночь, как мне быть? — ты беспокоишься только об этом, серьезно? — нет, я… — она вздыхает, не зная, как собраться с мыслями. — я не знаю, что ожидать от него. письмо очень расплывчатое… может, лучше одеться как на похороны? похороню свое сердце… — успеешь еще похоронить свое сердце! до этого, мать его, Кеннеди просто только дошло, кого он потерял, понятно? он тебе не ответил тогда и ты весь месяц страдала, а мне пришлось весь месяц тебя успокаивать! я, конечно, не жалуюсь… извини меня, но он повел себя, как мудак, а ты должна знать себе цену. — уверенно закончила Бэкки так, что сама Эш сразу с ней согласилась в своей голове. — но я… — да-да, ты любишь его и бла-бла… и даже если я посоветую тебе не идти завтра, ты все равно пойдешь. я не виню тебя, но просто постарайся не пищать от счастья, когда увидишь его, ладно? — эй! я не веду себя так, ясно? — Эшли на некоторое время замолкает. — но, знаешь… стоило ему дать о себе знать и я… потеряла себя. то, к чему я привела себя за этот месяц… все разрушено. и твои старания тоже… мне так жаль, Бэкки. наверное, я ужасная подруга, если снова возвращаюсь к прошлому после всей твоей поддержки двигаться дальше?.. — не говори так. если он тебе так нравится и ты даже спустя месяц его отсутствия думаешь о нем каждый божий день, то вперед, на свидание! — с чего ты взяла, что это свидание?! — Грэм возмущенно воскликнула, надув губы в негодовании и смущении оттого, что Бэкки так шутит над ней. — да-да, я уже представляю ваших будущих детей… — тут Бэкки понимает, что за такие слова при встрече ей отвесят неплохой такой подзатыльник, поэтому прочищает горло и пытается сменить тему: — в общем! удачи тебе там с парнем твоей мечты, а мне уже пора, ладно? — Бэкки бросает трубку, не дождавшись ответа, потому что знает, какова Эшли Грэм, когда злится от смущения. так что гораздо лучше свалить сейчас, чем слушать ее возгласы! после ее очередной выходки бровь Грэм нервно дергается, обещая, что эти слова не сойдут с рук Бэкки просто так. отложив телефон в сторону, девушка возвращается к письму более спокойно, перечитывает, обращая внимание на мелкие детали. теперь, зная отправителя, этот почерк кажется ей самым красивым. эти не всегда ровные линии и размашистые, но кажущиеся такими мелкими буквы становятся для Эшли роднее всего. в мыслях появляется образ мужчины в полутьме, который пишет эти слова на бумаге, иногда замирая, чтобы не написать лишнего. и это «твой герой» в конце письма, боже… сводит ее с ума. в воспоминаниях всплывает то, как девушка назвала его таковым, когда он поймал ее с большой высоты в очередной комнате замка, перед этим победив почти десяток паразитов, спрятавшихся в рыцарских доспехах… ее щеки заметно начинают алеть, выходя из-под контроля. все возвращается на месяц назад, и Эшли кажется, что только вчера она высадилась с того самолета и наконец встретила отца, друзей, знакомые лица и родные места. но та боль прошла, а сейчас в животе оживают те бабочки, которых она так долго пыталась убить. Грэм становится жалко от самой себя: стоило Леону дать о себе весточку, как Эшли уже снова открывает ему свое сердце. «в этот раз… все будет иначе, — девушка решает для себя, что вспоминать сейчас то, каким Кеннеди может быть прекрасным, — самое худшее на данный момент, поэтому она скорее ложится спать, отмахиваясь от мыслей.»***
собираясь впопыхах, Грэм чувствует холодную пустоту внутри себя, ей так страшно, но так любопытно… руки потеют и дыхание сбивается, когда Эшли спешно садится в машину одного из своих охранников, опаздывая уже на четверть часа. на улице прохладно и уже рано темнеет, но снег еще ни разу не выпадал. кровь приливает к щекам девушки, даря ощущение горения, и Эшли начинает осознавать, насколько абсурдна эта ситуация… может, это все-таки сон? сейчас она приедет и там никого не будет. либо он уже ушел, подумав, что Грэм вовсе не собирается приходить. из-за этого она начинает волноваться еще больше… «вперед, на свидание! — возникает голос Бэкки в голове, как назло дразня этим явно не подходящим к их встрече названием, и Эшли хмурится, трясет головой по сторонам, выкидывая эти мысли из головы. девушка не замечает, как светлые пряди волос цепляются за кожу ее щек, выходит из машины и глубоко вздыхает прохладным воздухом в последний раз. — перед смертью не надышишься…» медленно направляясь к набережной, Грэм оглядывает людей, ища в их лицах Леона. она вся напряжена и ступает осторожно, но старается сохранить уверенность и осанку, невольно сжимая кожаные ручки маленькой сумочки. цокот каблуков отдается в ее голове эхом, на фоне мельком слышатся голоса людей и шум машин, а мягкое, но такое внезапное прикосновение к плечу создает электрический импульс, который проходит вдоль позвоночника, неосознанно заставляя Эшли вскрикнуть и замахнуться сумкой, резко оборачиваясь и отшатываясь назад, в страхе, что ее вот-вот закинут на плечо и отведут к Сэдлеру… мужчина также отшатнулся от неожиданности, выставив ладони перед собой, искренне желая успокоить. — Эш… — девушка поднимает свой взгляд и видит перед собой Леона. и она его только что чуть не ударила своей сумкой… вспомнив о ней, она поспешно возвращает свою замахнувшуюся руку с сумочкой в прежнее положение, чуть отряхиваясь и делая вид, что вовсе не испугалась. она прочищает горло, вторую руку сует в карман пальто и отводит взгляд с крапинками холодной стали в сторону. — необязательно было так подкрадываться, — строго упрекает Эш и, не поворачивая головы, возвращает изумрудный взгляд на его лицо, думая про себя, что в желтоватом свете фонарей его очертания лица выглядят еще более очаровательными. — прости, я не хотел тебя напугать, — слыша его голос, она осознает, насколько скучала по нему. по его доброму, иногда грубому и строгому тону, по его глубоким теням под бровями, по его широким плечам. видеть его ладони без перчаток совсем непривычно, и Эшли в принципе никогда не видела его в другой одежде и без портупеи (конечно, она уверена, что где-то под пальто прячется пистолет и нож (он спецагент или кто?)) — так… о чем ты хотел поговорить? — выдержав паузу, Эшли идет к набережной, сменяя свой строгий шаг на более прогулочный, как бы говоря Кеннеди, чтобы тот не отставал, что он и делает. поравнявшись с девушкой, Леон сглатывает, отмечая про себя, что она взволнована не меньше. она почти не смотрит на него, как было раньше в ту ночь, не старается заглянуть в лицо, чтобы запомнить каждую деталь его такой прекрасной усталости. они поменялись местами и теперь всем перечисленным занимается Леон. кто бы мог подумать… и если тогда, на миссии по спасению дочери президента, спецагент искренне пытался не обращать внимание на неловкие «подкаты» Эшли, потому что на тот момент он ничего не чувствовал по отношению к ней, то сейчас Грэм просто носит маску безразличия, скрывая за ней небывалое любопытство. — прошел целый месяц… — с какого момента — говорить не нужно, они оба прекрасно понимают. — и с тех пор не было ни одного дня, чтобы я не вспоминал о тебе. — сердце Эшли вскакивает до глотки и не хочет опускаться обратно, она нервно сглатывает и не понимает, что чувствовать — счастье или злость, как реагировать — обнять или убежать прочь, что, в конце концов, ей сказать? — я… — Леон теряется в своих мыслях, ему тоже волнительно. раньше он не страдал от проблем в общении с девушками, но перед Эшли… перед ее почти что презирающим взглядом ему кажется, что он превращается в крошечную пылинку, и ей глубоко плевать на него, но волнение на ее лице, хрупкая маска равнодушия с дребезгом трескается, но все еще не разбивается. — я понял, что мне не хватает твоего тепла, я слишком привык к твоей заботе, чтобы вот так расставаться. за этот месяц я спасал несколько других девушек и я надеялся, что дело не в тебе. я правда пытался заменить тебя, потому что думал, что я просто… слишком одинок. — останавливаясь посередине тянущейся вдаль набережной, Кеннеди останавливается и поворачивается к Эшли, чья душа сейчас где-то «вне зоны доступа». она невольно поворачивается к нему в ответ, не решаясь поднять взгляд. — ты нужна мне, Эш. дыхание Грэм учащается и ее глаза начинают бегать, не зная, за что зацепиться. сердце ухает, проваливается куда-то в пятки, кажется, больше не бьется. сдержанность Эшли прекрасно говорит Кеннеди о том, что это препятствие на пути к ее сердцу, воздвигнутое у нее в груди, между ребер, — полностью заслуга самого Леона. он видит ее растерянность, он снова так нагрузил ее, бедную девушку, тяжелыми, тернистыми размышлениями о своих, видимо, уже когда-то запретных чувствах. девушка отшатывается назад на один шаг, не вынося давления его тусклых глаз с промельком надежды, и готова уже убежать, надо лишь вдохнуть поглубже, но Леон успевает среагировать, мягко хватает ее за ладонь в тонкой перчатке, пресекая попытку побега от происходящего. ему жаль ее, но если она уйдет прямо сейчас, будет только хуже для обоих. — Эш, послушай- — нет, это ты послушай! — она перебивает его и грубо отдергивает свою руку от его. наконец она, нахмурившись, смотрит ему в глаза. — думаешь, что пришел сюда весь такой красивый, рассказал мне, как тебе было невыносимо больно весь этот месяц, ласково назвал меня — и все? думаешь, я сразу кинусь к тебе в объятия? да ты, наверное, просто привык: стоит тебе пальцем поманить, как все женщины побегут к тебе! и вообще, кто тебе разрешил так обращаться ко мне? я не помню, чтобы ты об этом спрашивал! ты даже не можешь прямо сказать мне, что я тебе нравлюсь, ходишь вокруг да около, а конкретики никакой! — Эшли тяжело вздыхает, переводит дыхание и сжимает крепче свою маленькую сумочку. — мне тоже было больно все это время, я пыталась забыть тебя, и вот у меня почти это получилось, как вдруг я получаю неподписанное письмо! интересно, от кого же, а? знаешь, тебе стоило начать этот разговор с извинений, тогда, может быть, я бы подумала о твоем прощении. — Эшли высокомерно задирает подбородок, от этой гневной тирады кровь в ее теле начинает ускоряться, ее щеки горят и она чувствует некую самоуверенность перед мужчиной. он действительно удивляется ее словам, но ему это в какой-то степени нравится, ведь Эшли была бы не Грэм, если бы молча согласилась остаться с ним. у нее тоже есть честь и гордость. никогда раньше девушка не влюблялась так сильно, оттого она сейчас закрывает свое сердце, отгораживает его стеной, чтобы снова не ранили — действует на инстинктах. она не знает, что обычно делают в таких ситуациях, когда… когда тебя похищают и увозят в другую страну, к тебе на помощь приходит симпатичный спецагент и ты за несколько часов успеваешь влюбиться в него, он заботится о тебе все это время, но только как об Орлёнке, возвращаясь домой — отталкивает от себя, а спустя месяц молчания объявляется в глупом письме, просит о встрече и признается в том, что тебя ему чертовски не хватает… — я знаю, что поступил неправильно, промолчав тогда. сейчас все изменилось… я не хочу еще больше ранить тебя и поэтому пытаюсь все исправить. да, я не сказал еще тот факт, что ты мне нравишься, но… если бы ты была мне безразлична, думаешь, я стоял бы сейчас здесь, перед тобой? — глаза девушки округляются от этой простой правды, которая лежит на поверхности. Леон — человек, который выражает свои чувства поступками, а не словами. и до Грэм дошло это только сейчас. ее щеки краснеют и она отворачивает голову, маска отрешенности дает непоправимую брешь, когда девушка вспоминает все те прикосновения, хоть и случайные, но которые предназначались для эмоциональной поддержки вместо слов. она молчаливо опускает глаза, погружаясь в раздумья, когда Кеннеди продолжает: — во время задания я не мог думать о тебе, как о девушке, понимаешь? твоя безопасность — задача первостепенной важности, но сейчас, когда тебе ничего не угрожает, я осознал главное… ты мне нравишься и даже больше, чем ты думаешь. — он смотрит на Эшли, не отрывая взгляда, надеясь выжечь на своем сердце каждую деталь, потому что если она откажет ему, то это будет их последняя встреча. Леон хочет запомнить ее такой, какая она сейчас стоит перед ним — растерянная, тронутая до глубины души, отчаянно пытающаяся вернуть прежний холод во взгляде, с коим пришла сюда буквально пятнадцать минут назад; но не способная сдержать своих наворачивающихся слез. — нравлюсь?.. — отринув свое показушное благородство, Эш неверящим взглядом смотрит на него, пытаясь найти правду, и находит ее в его уверенном, коротком кивке. и о чем она только думала?.. он ведь уже говорит это во второй раз, а та обращает внимание только сейчас, когда маска равнодушия осколками канет в бездну. — Эшли, ты дашь мне шанс все исправить? — Леон протягивает ей руку, предлагая. за ней стоит выбор: отказаться и обрести их взаимную влюбленность на провал, снова страдать от собственных глупых чувств, ненавидеть весь мир или… согласиться и в скором времени полюбить друг друга, преодолеть проблемы и сложности вместе, согреть друг друга своим теплом. — я… — слова застряли где-то в глотке, перед глазами все плывет из-за густой пелены слез, которые вот-вот начнут скатываться вниз к подбородку, обжигая. все это время она пыталась отказаться от своей любви к нему, запрещала себе думать о нем, а теперь… все это можно? правда можно смотреть на него, не пряча влюбленности в малахитовых глазах, и обнимать его в любую минуту? Эш не верит своим ушам. все внутри нее рушится, дает сбой, главная побочка которого — неконтролируемые слезы, по телу бьет лихорадка, руки дрожат от просунувшегося под рукава холода, сумка бесшумно падает на сырую землю и Кеннеди ласково прижимает ее дрожащее тело к себе, предлагая надежную опору в своем лице уже в который раз. Эшли не хватает сил оттолкнуть его, разум внутри нее кричит о том, что от этого человека нужно бежать как можно дальше, а сердце говорит оставаться, позволить себе снова довериться, снова рискнуть и снова показать ему свои настоящие чувства, те, которые хранились под надежным замком с той самой ночи. и все-таки она позволяет своей любви вырваться на свободу, где не нужно прятаться, прижимается к разгоряченному телу так, как неосознанно мечтала целый месяц, сжимает пальцами тонкую ткань на спине его кофейного цвета пальто, судорожно вздыхая. Леон молчит, пристраивает щеку на ее макушке, поглаживает по спине, боясь снова спугнуть. она много всего натерпелась и он как никто другой понимает, как тяжело иногда приходится в жизни. вскоре ее тело больше не дрожит так сильно, и приглушенные слова прерывают умиротворение Кеннеди: — ты просто… — Эшли с заминкой пытается подобрать подходящее слово. — дурак, ясно? — это значит «да»? — Леон ухмыляется, бережно кладет руки на ее плечи, чуть отстраняя от себя, чтобы заглянуть ей в лицо, на ее смущенную улыбку, на ее трепещущие светлые ресницы. в радужках ее глаз сосредоточены пятнышки болотного цвета, и Леон думает, что увяз в них по полной. Грэм тихо угукает, шмыгает носом, прячет застенчивый взгляд, на что мужчина искренне смеется.***
спустя несколько часов, проведенных вместе на набережной, Эшли тревожит ближущийся конец этого вечера, она не хочет отпускать Леона, но он думает, что сейчас ей нужно отдохнуть одной после всего, что случилось между ними. весь вечер он греет ее замерзшие ладони у себя в карманах, быстро целует в покрасневший носик, улыбается ей, как будто ему всего лишь девятнадцать и он безвозвратно влюблен, чувствует себя так, как не чувствовал еще очень давно. — подвезти тебя? — Кеннеди кладет руку на ее плечо и притягивает ее к себе, прижимая о свой бок. Эш кивает, смиряясь с тем, что действительно пора домой, иначе совсем скоро тишина между ними станет неловкой. Леон открывает Грэм дверцу машины и она садится на переднее кресло рядом с водительским, в ее нос мягко бьет аромат дорогого мужского парфюма, ее дыхание углубляется и она на миг прикрывает глаза в наслаждении. она не замечает, как они трогаются с места и несущийся навстречу ветер из приоткрытого окна обдувает ее горящие щеки. дорога не привлекает ее внимание, как было раньше, когда слева от тебя сидит тот, кто спас твою жизнь, рискуя своей собственной, тот, из-за которого ты не могла спать без снов о нем, тот, кто помог тебе принять отвергаемые целый месяц чувства за один лишь вечер. украдкой наблюдая за тем, как ловко управляет Леон этой далеко не дешевой машиной, Эш отмечает, что впервые серьезно обращает внимание на его кисти рук без черных натертых перчаток, на его не нахмуренные брови, даже когда он сосредоточен… их маленькая поездка проходит в молчании Леона и созерцании Эшли: она, уже не скрывая, наблюдает за его крупной ладонью, которая основанием упирается в руль и поворачивает его, заезжая на парковку. Грэм, увидев это собственными глазами, поджимает губы, сдерживая свой писк восхищения, по сути, обычному, но такому красивому действию, и чувствует, как ее сердце пропускает удар, снова крича о том, насколько она влюблена. оторвать взгляд от Леона Кеннеди тяжело, но Эшли пришлось это сделать и затем выйти из машины, время в дороге так обидно быстро пролетело… она видит знакомый, почти уже родной вход в общежитие, проходит чуть вперед и оборачивается к Леону, который застыл у дверцы автомобиля. смотрит на него с надеждой, что вот-вот произойдет то, о чем она так мечтала весь вечер. ручки ее сумки снова сдавливаются ее пальцами. — Эш, ты… целуешься на первых свиданиях? — неуклюже потирая затылок, Леон переводит свой взгляд на мгновенно покрасневшую, но не способную сдержать свой мягкий смешок девушку, которая умиляется этой картине: такой опасный спецагент США Леон Скотт Кеннеди неловко спрашивает девушку о том, чтобы поцеловать ее. — вообще-то, я целуюсь только на вторых, — Грэм медленно подходит к нему, в ее глазах искрится баловство, которое не может не заставить Леона улыбнуться. — но для тебя я сделаю исключение. — девушка кладет ладонь на его грудь, мельком переводя взгляд на чужие губы, и сердце в ее груди замирает. Леон замечает ее скользнувший чуть ниже его глаз взгляд, хмыкает, быстрым движением одной руки притягивая ее к себе за талию, другой рукой любовно заправляя ее выбившуюся прядь за ухо, и медленно наклоняется, поворачивает голову для удобства и прикрывает глаза только после нее. когда между ними остается пара сантиметров, она хочет встать на носочки, но каблуки только мешают. Эш сжимает его надплечье, когда губы долгожданно соприкасаются в томном поцелуе, а Леон гладит ее затылок, чуть притягивая выше, утопая в тепле ее мягких губ. эти несколько долгих, но скоротечных секунд запомнились им навсегда. отстранившись, Леон заглядывает в глубокие глаза напротив, и благодаря их блеску вспоминает кое-что очень важное, давит ухмылку и отводит взгляд в сторону. Эшли вмиг становится обеспокоенной. — что? что ты смеешься? — Грэм начинает думать, что дело в ней: может, она как-то странно выглядит после поцелуя? — я долго думал, когда лучше подарить их тебе, но обо всем забыл, когда встретил тебя на набережной, — Леон достает из кармана ту бархатистую коробочку, открывает ее перед ожидающей девушкой, предлагая. ему становится спокойно, когда Эшли с нескрываемым восторгом осторожно берет их и рассматривает ближе, как когда-то рассматривала сокровища в замке Салазаров. — вау… — вместе с роскошеством в ее голову приходит мысль, что наконец Леон относится к ней как к своей девушке, а не как к Орлёнку. это становится гораздо дороже, чем какие-либо серьги. — спасибо… спасибо, Леон, — она поджимает губы, сдерживая всхлип, и поднимает на него взгляд, в которых Кеннеди может увидеть собственное отражение почти в полный рост. он тихо смеется на ее расчувствованность, обнимая в последний на сегодня раз. — давай, беги домой, — Леон подталкивает ее, уверяя ее в том, что действительно стоит вернуться. — береги себя, — Эш кивает и с неохотой возвращается в свою небольшую комнатку, на стенах которой обязательно скоро расклеит фотографии Кеннеди, обведенные красными сердечками. он дожидался, оперевшись о машину, пока силуэт девушки не появился в окне на одном из верхних этажей. она помахала ему из окна на прощание, улыбнувшись, но он этого не заметил. он вздохнул, наконец, с облегчением, и сел обратно в автомобиль, по привычке поправляя зеркало. быстро метнувшийся взгляд вернулся обратно к зеркалу, когда заметил что-то непривычное. рассматривая подробнее, Леон замечает полупрозрачный персиковый отблеск на своих губах и вспоминает точно такой же у Эшли. она снова заставляет его улыбаться, даже не находясь рядом, и он возвращается в свою холодную квартиру, которая однажды обязательно расцветет с приходом Эшли Грэм.