Часть 2
1 сентября 2023 г. в 08:19
Фукудзава был убийцей — может быть, со своим кодексом, принципом и идеалами, но за красивыми обертками из моральных вопросов и чести скрывался самый простой факт: он все еще отнимал жизни людей и делал это очень хорошо и временами жестоко. Фукудзава мог верить сколько в угодно в то, что он убивал хотя бы ради определенной высшей цели, пытаясь провести так границу между собой и обычными серийниками или маньяками, но ничего не мог поделать с черствостью сердца, связывающей их крепким узлом.
Мори мало волновало это. Когда Фукудзава встретился с ним, он уже был человеком, готовым идти по головам, если считал такое необходимой мерой, и вопрос убийства стоял для него всего лишь вопросом следующего хода в решении системы уравнений. Мори правда относился ко всему миру как к глобальной задаче и распоряжался людьми подобно переменным, и потому Фукудзава привык считать его таким же бессердечным, как и он сам.
И когда Фукудзава увидел тот взгляд Мори, что-то в нем дрогнуло впервые за несколько долгих лет. Под вечными масками и ухмылками оказался обычный человек, способный на доверие и не готовый к предательству; обычный человек, но первый, чье неприкрытое разочарование ударило его под дых, коснулось чего-то забытого и до боли сжало в тиски; обычный человек, жизнь которого Фукудзава разрушил так же, как и других своих жертв.
Переработки это плохо, ночные переработки из-за бессонницы — еще хуже, но Фукудзава не может уснуть и предпочитает закопаться в рабочих бумажках, чем в мягком одеяле в бесплодных попытках отдохнуть.
Перед ним на столе лежит обезличенная и заключенная в цифры и иероглифы целая жизнь Йокогамы: отчеты о поставках и вывезенных с порта товарах, акты по сотрудничеству фиктивных организаций мафии с прикрытиями других синдикатов или группировок, доклады исполнителей и информаторов, сводные данные по черному рынку, сухая статистика преступлений и скучные планы политиков.
По документам все сравнительно хорошо, по ощущению — ни разу. Спокойствие в Йокогаме — штука относительная, зыбкая и очень-очень кратковременная, но все же вполне возможная и сравнительно безобидная. Спокойствие в преступном мире Йокогамы — абсолютно противоположно; это ложное затишье, которое звучит тихими обсуждениями тайных встреч за дверьми, пахнет озоном перед грозой, отдается неприятным покалыванием и означает только неизбежные разрушения. Фукудзава чувствует скребущееся беспокойство и не может справиться с ним, ровно как и облечь в слова, потому что его волнует множество мелких не связанных друг с другом вещей, но подозрительно оказавшихся одновременно в одном месте.
Первая деталь в списке — недавно прибывшая в Йокогаму делегация американцев со способностями, часть из которых прилетела единой группкой под предлогом исследования рынка для своей компании, часть — отдельными лицами в качестве простых туристов.
Иностранные эсперы ощущаются мешающей мухой: раздражающе шумят, мельтешат перед глазами, стараясь усесться где-то и полакомиться тем, на что не имеют право, а как приблизишься смахнуть или убить — резво улетают.
Пока неясно, для чего они здесь, не доказано, что затевают что-то плохое, и это самое худшее. Из улик у мафии только смазанные образы предположительно эсперов на уличных камерах в не самых благоприятных районах Йокогамы да тревожное скребущееся ощущение подставы, но на прямой контакт американцы идти отказываются: прячутся за посольством и многочасовой волокитой бюрократии — в общем, мухи как есть.
Фукудзава знает, что когда они придут к нему на личную встречу, будет слишком поздно для чего бы то ни было, а значит, до этой самой встречи остается только своими силами собирать досье на иностранцев, выслеживая их по всему городу. Конечно, можно намекнуть должникам мафии среди государственных служащих, чтобы добиться аудиенции первыми, и… получить ничего: годы в кресле босса портовой мафии во всей красе показали ему, насколько изящно может изворачиваться человеческий ум. Лучше выбрать меньшее из больших зол и встретить американцев на собственной территории. Уязвимость уверенного в превосходстве врага именно в его уверенности; возможно, Фукудзава не был гениальным манипулятором, но он научился читать людей.
Второй вызывающей беспокойство вещью является небольшая вспышка активности мелких преступников в трущобах Йокогамы. Может быть, внешне ничего необычного, но Фукудзава не видит причин для такого поведения. Верить в общее обострение очень хочется, однако детей и подростков пропало слишком много, а на такое закрывать глаза уже опасно. Портовая Мафия существует именно для того, чтобы сдерживать размахи бесчинства и контролировать черный рынок, который сейчас, похоже, отбился от рук. Фукудзава уже сообщил о своих подозрениях Хироцу — в формальном порядке, и исполнитель хоть и отнесся скептически, все же согласился проследить за ситуацией.
Легкие шаги по ковру отвлекают его от мыслей. Фукудзава поднимает глаза на остановившуюся темную фигуру возле себя — Дазай сонно зевает и кутается в свой темный плащ. Третья причина беспокойства проявляется привидевшимся силуэтом мертвеца вместо молодого исполнителя. Мысль-ассоциация царапает по ребрам, слабое сожаление о том, что для таких ситуаций с тонкими играми разума подошел бы лучше Мори, подло мелькает где-то на подкорке сознания, раздражая собственным появлением.
— Все закончилось успешно? — Фукудзава не позволяет недовольству на себя не просачивается в голос — это непозволительная больше роскошь.
Мори должен был остаться в прошлом безрассудных решений, стать печальным символом вереницы неправильно сделанных мнений и его личным дамокловым мечом. Фукудзава искренне думал, что Мори и сожаления не станут мешать ему, но Рандо и недавний сон показали обратное — рана, оказывается, до сих пор кровит, а уверенность расходится подобно ниткам истончившейся ткани при любом прикосновении. Фукудзава знает абсолютное правило в мафии: воспоминаниями мертвых не вернуть, зато они вполне могут убить; Рандо был предупреждением, что его слабость может стоить многого. И все же Фукудзава ничего не может поделать с тем, что в ровной и бесшумной походке юноши узнает чужую манеру.
— Наркотрафик, ничего нового, но среди товара оказались барбитураты и миорелаксанты даже не запрещенные в мире. Странный набор, однако, к сожалению, для того чтобы разузнать больше не хватило времени и теперь часть контрабандистов греет собой комнату допроса законников, часть разглядывает дно токийского залива.
Безразличное выражение лица и спокойный тон могут легко обмануть, и только легкий сарказм, намеренно пропущенный между слов, выдает настоящее недовольство. Фукудзава знает, что он значит: Дазай раздражен и собирается отыграться на ком-то, и сообщает ему так об этом. Раздасованность исполнителя несвоевременным вмешательством полиции понятна — пришлось спешно уходить, чтобы не оказаться арестованными самим, не удалось выяснить, какая из группировок решила наживаться втихую, — по сути, потраченное впустую время.
— И все же тебя это беспокоит? — Фукудзава хочет верить, что распознает подозрения подчиненного из-за того, что знает хорошо его, а не того, кто преследует Фукудзаву призраком.
Дазай фривольно облокачивается бедром о стол в попытке скрыть свою усталость после бессонной ночи. Фукудзава молчаливо смотрит на него и словно видит сразу двух людей. Они проходятся взглядом по комнате, словно подбирают слова, но по факту думают о чем-то гораздо более далеком, чем произошедшее: о вещах, ясных пока только им самим и заговорщикам, даже не догадывающимся, что их уже раскрыли. Мори в такие моменты мог легко усмехнуться какой-то догадке или оскалиться в предвкушении, а потом обернуться к Фукудзаве и, совершенно не пытаясь разъяснить хода своих мыслей, сплести новую ложь, но Дазай, в итоге остановивший взгляд на столе Фукудзавы, лишь цепляет одну из фотографий американцев перед ним.
— Люди нелогичны и непоследовательны, — говорит юноша, возвращая фото обратно без особого интереса и подобно своему наставнику обходясь без объяснений своих мыслей. Фукудзава краем глаза смотрит на расплывчатое изображение женщины, неуверенный, правда ли Дазай нашел что-то в нем или взял его от скуки, но все равно на всякий случай делает себе пометку усилить слежку за иностранкой. — Возможно, завезти вместе с контрабандой снотворные оказалось безобидной прихотью какого-то богача, возможно, за спиной Портовой Мафии намереваются провернуть незаконное дело. Политики, фармация, другие преступные группировки — может быть кто угодно, босс. Если вы скажете, я расследую это дело.
Фукудзава задумывается. Новая нелогичность, слишком неудобно добавившаяся к другим бессмыслицам, с малой долей вероятностью может быть совпадением; складывается впечатление, что некто методично проверяет Портовую Мафию со всех сторон в поисках лазеек в ее власти. С другой стороны это правда могло бы быть глупой выходкой отдельного человека, решившего позволить себе больше, чем имел право, если бы не…
— Но полиция не должна была вмешаться, будь все как обычно. Отчет должен быть у меня на столе к вечеру этого дня.
Дазай корчит недовольное лицо и поджимает губы. Ребяческое поведение расходится с воспоминаниями о педантичности Мори и его тщательно неразборчивым записях, на которые он мог потратить сколько угодно времени. Несоответствий слишком много, и все же его ум почему-то упорно пытается вернуть мертвого к жизни.
— На то чтобы найти имя настоящего покупателя снотворных, у тебя неделя. Можешь отчитываться в любое время о прогрессе расследования.
Фукудзава смотрит, как Мори и Дазай запрокидывают голову, подставляясь рассвету, который нежно подсвечивает лицо и вьющиеся волосы, очерчивая мягкую красоту молодости. Никаких острых линий, никаких иссиня-черных волос — только юношеская нескладность и темные кудряшки. Призрак Мори в образе Дазая сходит на нет, растворяясь в солнечных лучах, и перед Фукудзавой остается только юноша.
— Хорошо. — Напоследок Дазай лениво мажет взглядом по отчетам о наблюдении за американскими эсперами, замирает на мгновение на фотографиях и, зевая, отходит от стола.