Клятва

В бальном зале снова струился нежный шелк изысканных платьев, сияли улыбки и драгоценности, тонко звенели алатские бокалы и звучали витиеватые тосты за Ее Величество. Катарина Ариго в день своего рождения была, как всегда, бледна и печальна, сложная прическа, перевитая жемчугом, подчеркивала длинную шею и хрупкие плечи. На груди сверкала алая ройя: подарок Ворона. Фердинанд не сводил с супруги влюбленных глаз, а вот Окделл сверлил королеву таким суровым взглядом, что кардинал невольно скривил тонкие губы в улыбке. С тех пор, как сын Эгмонта Окделла самым абсурдным образом стал оруженосцем Рокэ Алвы, кардинал только и думал о том, как бы использовать это во благо Талига. «Приручить» Север, склонить юного герцога к лояльности и, наконец, избавить Надор от бремени непосильных налогов. Ведь слабый Север — это уязвимость Талига, а сильный опасен угрозой нового мятежа и поддержки Ракана… Но надо же, как изящно все решилось, через постель! Вот, кто бы мог подумать?! — Ваше Высокопреосвященство!.. — раздался ленивый баритон. Дорак обернулся и протянул Первому маршалу руку для поцелуя. — Отчего Вы в черном, Рокэ? — упрекнул кардинал. — Все же, сегодня — День рождения Ее Величества, могли бы порадовать Катарину чем-то более, знаете ли, торжественным… — Есть другой способ утешить королеву, — снисходительно усмехнулся Алва. — Надежный и проверенный, да впрочем, Вы же сами видели, и не раз! Дорак привычно сделал вид, что не понял дерзкой фразы, но его вдруг осенила шальная мысль: а что, если подстрекнуть красивого наглеца?! Намекнуть, и увидеть, наконец, эту самую любовь по-гайифски с Окделлом, ведь Первый развратник Талига весьма охладел к прелестям Катари с тех пор, как его соблазнил собственный оруженосец. — Рокэ… — неопределенно начал кардинал. — Знаете, эти многолюдные торжественные приемы всегда не дают мне покоя. Празднование в самом разгаре, все изрядно пьяны. Особенно тревожит меня альков на галерее, из-за него столько уж вышло дуэлей… Не могу понять, отчего греховное вершится именно там? Да, от Создателя ничего не укрыть, но зачем же скандал? Во дворце — столько укромных комнат… этих, знаете ли, будуаров… — На все воля Создателя, — загадочно улыбнулся Рокэ, в глазах его плясали озорные синие искры. — Я поразмыслю на досуге о греховном, и непременно сообщу Вам результат моих изысканий! Ворон привычно петлял по анфиладе роскошных комнат с мебелью из марагонской березы, бесценными картинами и красивыми безделушками. Дорак уже не раз настойчиво намекал, что хочет полюбоваться на утехи Первого маршала по-гайифски, а мысль о том, что на них будут смотреть, заводила и пьянила Рокэ хлеще касеры. Тем более, что одной из фантазий Окделла было как раз-таки побывать в будуаре Катари. Что ж, раз уж кардинал и оруженосец сошлись в своих желаниях, почему бы и нет?!.. Наконец, дошли до неприметной двери под лестницей, Рокэ отпер замок — он всегда брал с собой ключ, когда посещал дворец. — Ну, вот, собственно, здесь все и происходит, — слегка охрипшим голосом произнес Ворон. — Полагаю, Ваша фантазия удовлетворена, юноша? — Я… я совсем не так представлял себе эту комнату… — с нехорошим интересом отозвался Окделл. Оглядел круглую кровать, застеленную алым шелковым бельем и странное кресло с ручками и опорами. — А это что? — Изобретение Его Величества Фердинанда Оллара Второго, — охотно отозвался Рокэ, ощущая, как в низу живота нарастает трепет. — Видите, юноша, можно удобно лечь, согнуть ноги и упереться ими вот сюда… — Понял, а мне нужно будет встать, взяться за ручки… — в глазах Окделла вспыхнуло хищное пламя. — Эр Рокэ! Да тут же столько еще столько всего будет удобно делать!.. И Вы не рассказывали?! Так. Раздевайтесь. Рокэ усмехнулся и принялся медленно расстегивать черный бархатный камзол, глядя, как его пылкий юноша нетерпеливо срывает с себя антрацитовый колет с гербом Повелителя Ветра и белоснежную шелковую рубаху. Дорак, конечно, уже здесь, любуется через умело замаскированы дыры в дубовых панелях с витиеватой резьбой. От этой мысли в низу живота скрутило горячим пульсирующим узлом… — Нет-нет, не на само кресло, мой эр. — властно приказал Окделл. — Сначала на ложе, что под ним, лицом вниз. Вы мне кое-что должны! — Что?.. — не понял Рокэ. Скользнул на приятно холодящее шелком ложе, улегся так, что мраморно-белые ягодицы его были соблазнительно приподняты на специально задуманном для этого валике. В голосе Окделла звучало что-то нехорошее… — Наша игра в амфоры, помните? — довольно усмехнулся Ричард. — Я вытащил из мешочка 3 карты, «Уста», «Свеча» и «Рука». В виду Вашей неопытности воспользовался только первой, и то, не в полной мере. — Но ведь горели свечи, я сделал губам, как умел... и рукой я Вас тоже ласкал… — растерянно отозвался Ворон. — Третья карта обозначает кое-что иное. — хищно произнес Окделл. Обошел кресло и опустился на колени перед Рокэ, схватил эра за тонкое запястье и ловко примотал сверкнувшую сапфировыми перстнями руку к ножке кресла для утех своим темно-синим шелковым платком. Другую привязал черной лентой, которую бережно стащил с волос Алвы. — Юноша… — слабо запротестовал Рокэ. От осознания полной своей беспомощности накрыло волной остро-сладкого возбуждения, в низу живота требовательно и жарко заныло. — Третья карта, «Рука», означает наказание, мой эр, — страстно прошептал на ухо Ричард, опалив скулу тяжелым горячим дыханием. — А Вы не только проиграли мне это желание, но и заслужили порку. Как Вы могли скрывать от меня существование такого замечательного кресла? — Окделл!.. — в отчаянии позвал Рокэ, ощущая, как оруженосец устраивается между его разведенных ног. — Дикон, не надо… — Вам понравится, обещаю, — усмехнулся Ричард, нежно разминая мраморно-белые ягодицы своего эра. — Готовы к наказанию? — Нет!.. Звонкий шлепок глухим эхом отозвался в стенах будуара. Рокэ вскрикнул скорее от неожиданности, чем от боли, но тут же ахнул от второго, более сильного — Окделл ударил с оттягом. — Вы так долго мучили меня своей красотой и недоступностью, мой эр… — довольно произнес Дикон и снова припечатал тяжелой ладонью. — Вы мне сполна за это заплатите! Еще один умелый удар — Рокэ дернулся, кожу саднило, но от ощущения было так сладко и приятно, что застонал, выгнулся… Каррьяра, это совсем не то, что должен был увидеть Дорак! — Окделл, прекратите, немдленно!.. — Ни в коем случае, мой эр, Вам явно нравится быть наказанным! — ухмыльнулся оруженосец, снова и снова ритмично впечатывая большую ладонь в покрасневшие ягодицы извивающегося в шелковых путах Ворона. — Вам ведь никто не указ, ни король, ни кардинал… Никто не может должным образом проучить Вас. Только я… — А-ах!.. — вырвалось от очередного звонкого шлепка, и тут же сладко застонал, ощутив проникающие в пульсирующую узость намасленные пальцы. — Окделл!.. — Вот теперь — развяжу Вас, и на кресло, эр Рокэ. — приказал оруженосец. Дорак тяжело дышал, прильнув к дубовой панели. Леворукий и все его кошки, это — не сон?! Мальчишка отшлепал Алву, а теперь имеет его на кресле, не позволяя и слова сказать, вгоняет свой внушительных размеров член до основания — умело, размеренно, с оттягом!.. Никакие игры с Катари не сравнятся с этой огненной страстью… Рука сама собой скользнула под подол черной робы, кардинал талигский и марагонский рвано вздохнул, обхватив тонкими пальцами обильно сочащуюся предсеменем головку, и в несколько движений довел себя до пика, глухо услышав страстный крик Рокэ и низкое рычание Окделла… Грех… Но до чего же сладкий!