🌚🌝
Серый асфальт блестит от прошедшего дождя и каждый шаг по нему отзывается тихими шлепками. Мелкие лужи, как и стёкла домов, окрашены ярко-оранжевым светом от солнца. Люди толпой идут по улице, уронив взгляды в землю или телефоны. Лишь некоторые укоризненным взглядом провожают молодого человека, что своей показательно злой походкой звучно топал по лужам и пыхтел, прокручивая в голове прошедшее прослушивание. — «Голос как у женщины! Как у женщины? Да что вы вообще понимаете в вокале!» — вопил Джисон в своей голове, вспоминая прослушивание. — «Слишком высокий? Слишком писклявый? Да у меня у одного диапазон голоса рабочий, у одного он выше двух октав. Я там один грамоту нотную знал! Скоты!» В районе бедра чувствуется вибрация и рука автоматически залезает в карман за телефоном. Не глядя звонок принимается. — Ну? Как всё прошло? От голоса сестры тело напрягается, сдерживая колкости, рождённые свежей обидой. На неё срываться нельзя. Совесть не позволяет и держит в уздах весь словесный понос, желающий вылиться на кого-нибудь. Джисон затихает успокаиваясь и протяжно выдыхает в трубку, роняя голову к груди. — Всё настолько плохо? — Идут эти студии в жопу, — жалостливо тянет Хан, пиная встречный камешек вперёд. — Меня в таком дерьме изваяли. Сказали, голос слишком женственный… не вокал, а писк комара. — От обиды он сильнее укрывается в кожаный бомбер. Рука тянется к переносице, разглаживая морщины. — Может и правда всё бросить? — Ни в коем случае! Ты с каких пор стал глупых людей слушать? У тебя красивый голос, а если продюсеры этого не понимают, то совершают самую страшную ошибку в жизни. — Ты меня переоцениваешь. — Нет, это ты себя недооцениваешь, братец. — Ухмылка Мины была слышна в голосе. Вдруг раздался звон и следом детский плач. Мина резко замолкает и, тихо ругнувшись, продолжает: — Я побегу, Юки уронила что-то. — Беги давай, — посмеивается Джисон, вспоминая племянницу. — Спасибо тебе большое. Может зайду сегодня. — Не вешай нос. После гудков, Джисон ещё какое-то время смотрел на номер сестры с поднятыми уголками рта. Уже с меньшей обидой на мир, Джисон даже чуть ускорился, пока не опомнился, что нужно идти на работу. Плечи сами собой опустились. Кислотно-зелёное поло с жёлтым воротником Хан терпеть не может. Работу консультанта Хан терпеть не может вдвойне. Люди, казалось, переходя порог магазина, тупели в мгновение. За один час на него свалилось два умника, пытающихся сдать товары по гарантии, которые возврату вообще не подлежали. Казалось, некоторые воспринимали покупку бытовой техники наравне с одеждой: не понравилось — можно вернуть. Только вот потом с оформлением новых документов, с тем, что техника теперь числиться как б/у, хотя в некоторых случаях даже не использовалась, мучаться Хану. Джисон ясно понимает, что сам себя мучает этим, но другого выхода, как браться за любую более менее оплачиваемую работу, он не нашёл. Деньги нужны. Пойти работать по специальности Джисону не удалось. Да и профиль его специальности был довольно распространён в музыкальном сообществе. Пианистов всегда было и будет больше всех. Из-за чего и уровень конкуренции был и будет выше. Педагогом на профильный инструмент, сразу после университета, таких как он не берут, а вести общее фортепиано он не хотел, так как знал, что там отдачи от детей можно не ждать. Да и из-за того, что он эстрадный пианист, а не академический, многие школы были, мягко говоря, не в восторге. Аккомпаниатором Джисон работать не хотел вдвойне. Возможно он зазнался, но несколько раз видя работу аккомпаниаторов, точно для себя это решил. Да и как бы не было прискорбно, но оплатой такого большого труда всегда были гроши. Возможно, можно подумать, что Джисон жалеет, что перешёл на эстраду, но нет. Отец с пелёнок привил ему любовь к джазу и, по желанию сына, отправил того в музыкальную школу. Играть этюды Черни и сонаты Гайдна Хану не нравилось, хотя некоторые классические произведения всё-таки западали в душу и он немного менял их гармонии и ритм, а после и придумывая импровизации на главные темы. Эта забава до сих пор очень любима ему, хотя в школе за такое его учитель ругал, мол, нельзя классику коверкать. — Прошу. Натягивая вежливую улыбку, Джисон проводит клиента в отдел с холодильниками, заранее чувствуя как этот мнительный старик высосет из него все соки. Пройдя уже не первый ряд техники, он хмурясь рассматривал каждый холодильник, раскачивая все дверцы и полки, строя такой умный вид, что хотелось прямо сказать, что выглядит это глупо. Понятно, хочется купить не дорого и качественно, но явно не полку на двери тогда нужно рассматривать. Слушая характеристики, старик лишь качал головой, явно не вникая в суть, и лишь отметал все хорошие варианты из-за ценников. Джисону остаётся лишь тихо вздыхать и, натягивая улыбку, предлагать другие варианты. Воротник поло настойчиво натирает шею. Сидя в подсобке, в обеденный перерыв, Джисон, не моргая, буравил стену глазами. Часы шли до скуки медленно, и каждая секунда ощущалась большим давлением. Валявшийся на пластиковом столе бейджик с его именем до неприятного колол глаза одним своим видом. Хочется швырнуть его в мусорку и притоптать поглубже. Единственное, что останавливает Хана от этого — неплохая зарплата. Но даже она временами кажется несоразмерной с его затратами энергии. В груди пустота. Тягостная и вязкая как тухлая тина.🌚🌝
Нотная тетрадь держится на весу, прижатая рукой с карандашом к пюпитру. Карандаш чиркает цифровки аккордов, выше слов песни; то что вылезает в интернете звучит криво, упрощённо и не в нужном жанре. Быстрее будет самому. Правая рука подбирает аккорды на стареньком рояле, еле касаясь клавиш, пока в наушнике играет джазовый кавер песни «closer». Спустя почти час работы, карандаш откладывается на бекенклёц к чашке чая. Глаза бегают по исписанный партитуре, которую Джисон должен скоро отдать заказчику. Партии голоса, контрабаса, секции духовых, фоно и барабанов были исчирканы исправлениями, местами нотный стан был дорисовал от руки, когда стёрка стирала чернила на бумаге. Неделя труда и тридцать страниц ручного письма. Осталось лишь отдельно проверить партии под запись. Джисон горд собой. Но как это будет звучать вместе по его нотам, он не знает. Нет в его окружении других музыкантов, которые могли бы помочь ему. Хочется найти людей, собрать хоть маленький коллектив, чтобы играть если не для заработка, то для себя. Хотя деньги никогда лишними не будут. Но сейчас приходится довольствоваться лишь собственным голосом, роялем и гитарой. Испачканная графитом рука заглаживает выбившуюся из пучка прядь. Волосы довольно сильно отросли. Сначала Хан просто забил на них, решив отрастить свой родной чёрный, а потом длина стала привычной, да и отстригать их жалко было. Сев ровно и уперев руки в поясницу, Джисон смачно прохрустел позвоночником, чувствуя расслабляющую лёгкость от этого. Кинув взгляд на часы, он закрыл инструмент, бросил тетрадь в сумку и вышел из квартиры, накинув на водолазку вельветовый пиджак. На улице людей не много не смотря на хорошую погоду. В наушниках играет «Beeter git it in your soul», солнце греет и жизненные обстоятельства уже не так сильно гложут душу. Не успев на зелёный светофор, и не желая стоять минуту на месте, Хан продолжает идти по тротуару. Время не поджимает, а значит можно и посидеть в кофейне, что была поблизости. Просторный зал, уставленный круглыми столами, из-за времени был почти пустой, не считая нескольких рассаженных пар. За стойкой натирал чашки знакомый бариста, у которого Джисон покупал кофе уже около двух лет. Намджун поприветствовал его кивком, уже начав готовить американо с ложкой сахара для Джисона. Полюбившееся место у окна недалеко от барной стойки, к счастью, свободно. Вещи занимают стул, пока Джисон ждёт кофе, рассказывая о прослушивании и получая долю поддержки от бариста и круассан по дружбе; не редко Намджун угощал Хана выпечкой, что при транспортировке была немного помята — десерт не испорчен, но на витрину теперь не выставить, только в урну. Круассан принимается с обещанием сыграть что-нибудь, когда посетители разойдутся. Но сейчас наушники в уши и карандаш на проверку партий. Спустя время ноты стали ещё менее чистыми и понятными для не знающего человека. Всё же пара ошибок была и сейчас Джисон сидел, сверля взглядом конкретный аккорд, который он, не заметив, стёр. По слуху подходит одно, по записи другое, а ориентируясь на всю партитуру, третье. Раздраженно цокнув, он в который раз сам себе напоминает записывать такие корявые аккорды ручкой, чтобы не дай бог не стереть их случайно. Осмотрев зал, Джисон никого не заметил. Даже Намджуна не было за стойкой; вероятнее всего отошёл на склад за чем-нибудь. Сунув карандаш в пучок и встав из-за стола, он рысью подбежал к стоявшему у стены старому пианино. Чёрный лак местами потерт, а некоторые струны нижнего регистра были расстроены, но, в целом, на инструменте играть можно. Ещё раз окинув зал, Джисон стал подбирать потерянный аккорд, вслушиваясь в запись одни ухом и сверяясь с партиями всех инструментов. Но не получалось. Постоянно звучало криво из-за секунд которых не удавалось сбалансировать. Рук, чтобы взять весь аккорд, не хватало. — Бемоль, — звучит из-за спины, отчего Джисон одёргивает руки от пианино, как от утюга, так как был уверен, что посетители разошлись. Сзади, спрятав руки в карманы штанов, стоит молодой человек, по непонятной причине напоминающий чертами лица золотого ретривера. Каштановые волосы пострижены под горшок. — Си бемоль, — повторяет он, пальцем указывая на партию. — Ты тромбон неправильно транспонировал здесь, по этому и лажа звучит. Бери аккорд, — говорит незнакомец, укладывая руку на клавиши. Джисон, с сомнением, но выполняет просьбу и, честно признаться, удивляется, когда звучит то, что он искал. Он благодарит незнакомца, сразу записывая ноты под пытливый взгляд. Странный. — Вам что-то нужно? — Пианист? — спрашивает незнакомец. — Да. — Эстрадник? —… Да, — затылком Джисон чувствует как парень смотрит на него, о чём-то думая. — А вы? — Сыграй что нибудь. Незнакомец выжидающе смотрит прямо в глаза Джисона, заставляя его поёжиться из-за этого. Странный. Внешнее как добрый ретривер, а взгляд холодный какой-то. И не будь он таким, Джисон бы сыграл ему. Казалось, что Хан опять попал на какое-то прослушивание. — Зачем? — Слабо? — Вопросом на вопрос отвечать невежливо, — выдавливает Джисон сжимая кулаки от раздражения. — Ты первый начал. Так сыграешь? — Не хочу. — А зачем тогда за инструмент сел? — Не запрещено, — выплёвывает Джисон, хмуря брови. — Раз сел, так играй. Или не умеешь? — Умею, но тебе играть не стану. — Схватив ноты и телефон, Джисон рывком встаёт из-за инструмента, уходя гордо задрав нос. Он не собирается доказывать что-либо ему. — Значит так себе пианист. В тоне незнакомца не было желчи или насмешки, он говорил так, буду просто констатировал факт. И это взбесило Джисона намного сильнее. Он резко развернулся выпучив глаза и, с хлопком кинув ноты на стол, грозно затопал обратно к инструменту. Из эмоций лишь злость задетой гордости, в голове нет места рациональности, а пальцы уже наготове. Вспомнить что-либо времени не было, поэтому, единственное до чего додумался Джисон — сыграть выученное вдоль и поперек сольфеджио Баха. Мелодия единой волной полилась, руки постоянно прыгали друг над другом за ней, пока пальцы легко и быстро бегали, со злостью ударяя по клавишам. — Придурок? Классику от эстрады не отличаешь? — Заткнись и слушай, — гаркает Джисон не отвлекаясь от инструмента. Первая тема не отличалась от оригинала, но во второй Джисон разошёлся, ломая ритм, расширяя аккорды и добавляя импровизационные украшения. Незнакомца он не видел, но услышал хмык, от которого на губах заиграла самодовольная ухмылка, раззадоривая сильнее. Полностью погрузив внимание в инструмент он и не заметил, как пальцы уже прыгали по последним аккордам. Глубоко дыша и чувствуя удовлетворение от самоутверждения, Джисон, с довольно высокомерным взглядом, поворачивается к незнакомцу. Но у того, что в начале, что сейчас лицо — кирпич. Ухмылка дрогнула. Незнакомец некоторое время стоял недвижимо, а после прислонил руку к уху, будто прислушиваясь к чему-то. — Слышишь? Бах в гробу перевернулся. — Иди в жопу! Джисон вскакивает со стула, в охапку берёт сумку, агрессивно хватает недоеденный круассан и, гулко топая, уходит, прожигая взглядом незнакомца. Тот, кажется, уже забыл про него, ища что-то в телефоне. Дверь захлопывает и Джисон заведенный покидает кафе. — Короче, — говорит незнакомец по телефону, возвращаясь к своему столу, скрытому за другой частью бара, — отменяй того подлизыша. Там щекастый с круассанами за щекой тебе на встречу идёт, лови… В смысле зачем? Тебе пианист нужен или нет? Да… Пойдёт… Да насрать на того! Он тряпка, а этот с характером и делом себя показывает, а не болтает без умолку. Вздохнув парень уселся, закинув ногу на ногу, допивал чуть подстывший кофе, пока глубоко оскорблённый Джисон, как таран, шёл по улице. Из-за чего на одном из перекрестков чуть не влетел в прохожего. Брошенное извинение зажёвывается из-за круассан, который он зло ел, и не смотря на человека, Джисон уходит дальше. — Прошу прощения, — раздаётся из-за спины. Джисона оборачивается, всё ещё хмурясь, и видит как к нему рысью подбегает мужчина в которого он влетел. — Ещё раз, извините, — повторяется Джисон, чуть кланяясь головой подошедшему. — Нет, вы не поняли. Подождите. — Мужчина мнётся, вероятнее всего, не знаю как задать волнующий его вопрос. Он был располагающим. Черты лица крупные, но при этом аккуратные и гармоничные друг с другом. От приветливой улыбки на его щеках появляются ямочки. Сам он хоть крупный и выглядит достаточно мощно, имел такую светлую ауру, что это вызывало диссонанс с его внешностью. Хотя и реакции его очень разнились с внешностью: тёмные глаза в извинении прищурились, руки в замок сомкнулись у груди, а плечи поднялись к голове. — Простите, возможно я странный вопрос задам, но… вы случайно не из кафе за углом? Брови Джисона сдвигаются к переносице, а губы смыкаются. —… Вы следите за мной? — Нет-нет, просто… Вы же пианист? Джисон напрягается, крепче сжимая лямку сумки и отходя на шаг. — Нет-нет. Простите. Вы не правильно меня поняли. — Блондин испуганно машет рукой и жмурится, ища что-то во внутреннем кармане кожанки. — Я Кристофер, менеджер в частном клубе и нам требуется пианист в бэнд. Мне друг позвонил, сказал, что увидел вашу игру в кафе и был очень ей доволен. Поэтому, вот, возьми пожалуйста. — Кристофер протягивает визитку, которую Джисон настороженно принимает, всё ещё не сильно доверяя ему. — Если вас заинтересует предложение, позвоните мне. И извините, что побеспокоил. До свидания. Удаляющаяся спина уже через пару секунд скрылась за поворотом, оставляя Джисона статуей стоять с круассаном в одной руке и визиткой в другой. Матовый картон слабо отсвечивает бликом в центр, где была изображена лиловая луна и название заведения — «Moonlight». Либо его хозяин фанат Дебюсси, либо совсем не смыслит в музыке, так как визитка больше наводила мысли о стрип-клубе. Только, что это за стрип-клуб, где нужен живой инструментальный ансамбль? Да и что за «друг» которому так понравилась его игра? Уж явно не тот индюк. Не найдя ответов, Джисон суёт визитку в сумку, уходя в сторону нынешней работы. Он подумает об этом позже. А сейчас на смену в магазин.🌚🌝
Возможно, в работе консультанта есть хорошие моменты, но они явно обходят Джисона за километры. Вечерняя смена, на которую он вообще-то приходить не должен был, прошла, мягко говоря, плохо. Их несколько часов донимала звонками женщина по поводу недавно купленной плиты, от которой вырубался свет в квартире, и узнав о проблеме с проводной в её доме, она все равно хотела оформить возврат и обвиняла консультанта в обмане. Кто виноват? Конечно Хан. Кому потом с документами сидеть? Опять Хану. Кому объясняться, что проблема не в плите, а в хреновой проводке дома? Естественно Хану. Так ещё в рядах последних покупателей был мужчина, настойчиво выращивающий скидку, со словами — «у вас с же есть скидки для сотрудников, тебе жалко что-ли человеку помочь?!» Жалко? Нет. Просто не положено и желание остаться при работе явно выше, чем помочь какому-то непонятному мужику. В общем и целом, к концу рабочей смены у Хана начались головные боли и, кажется, стал дёргаться глаз. Только закрыв входную дверь, Хан вздохнул. В квартире прохладно несмотря на относительно тёплую погоду. Стянув кеды, он, шаркая пятками, поплёлся в зал, бросая пиджак на диван. Казалось, что на плечах лежала гора. Ноги еле двигались, руки не хотели подниматься, а в висках давило. Подняв взгляд, он будто впервые осматривает пустую квартиру. Просторная с большими окнами. Всё в тёплых светлых тонах, но краска уже потрескалась, посерела и местами отслоилась от сырости. Плинтуса, казалось, можно было оторвать только докоснувшись до них. В углах потолка виднелась паутина. Если Хану не изменяет память, то ремонта здесь не было больше десяти лет. А ведь он всё ещё помнит её другой. Той в которой жила бабушка. Тогда всё было чистым, тёплым и уютным. На окнах красовались белые, в мелкий цветочек, шторы. Пол был застелен мягким ковром, на котором красовался пухлый диван с оборками по низу. Сейчас же его заменял дешёвый серый, который любил колоть поясницу пружинами. Упав на него и уместившись так, чтобы пружины не впивались в поясницу, Хан откинулся на подлокотник. Может всё не стоит этих сил? Может проще продать квартиру и на вырученные деньги взять что-то попроще, подальше, но с ремонтом, а остальное вложить куда-нибудь?.. Голова поворачивается в сторону натыкаясь на рояль светло фисташкового цвета, стоявший почти в середине зала — единственное, что не поменялось в этой квартире. Со внутренней стороны грудной клетки будто кошки заскребли. В голове слишком отчётливо видится то, как на банкетке сидит бабушка и играет ему маленькому вальсы и любимые романсы. Как она улыбается и радуется такой любви внука к музыке. А потом Джисон с родителями переехал в другой город и видеться они стали намного реже. Вернулись лишь когда её уже не стало. Со вздохом Джисон отворачивает голову от инструмента. Грусть накатывала слишком сильно даже спустя три года. На обшарпанном потолке красовалась трещина шпаклёвки. Нет. Может сейчас опустить руки и бросить всё звучит максимально заманчиво, но Джисон знает, что потом будет жалеть об этом всю жизнь. Нужно собраться. До момента как он сможет собрать полную сумму выкупа осталось немного. Какие-то полгода, может год и разделённая завещанием квартира перейдёт к нему. Диван скрипит, когда Джисон встаёт с него, уходя на кухню. Из-за завала он не успел нормально поесть за день и сейчас желудок готов начать петь китовые оды. Паркет поскрипывает под ногами. Когда-то белый гарнитур, теперь безвозвратно пожелтел. Некоторые дверцы он лично чинил, когда те выпадали с петель. Наполнив чайник водой и включив новую плиту, Хан со вздохом рассматривает скудный выбор чая и пряников которые у него есть. Честно говоря, единственный плюс его места работы — возможности выкупать б/у технику со скидкой сотрудника. Таким способом у Джисона появилась стиральная машина и плита. Холодильник поменять он пока себе позволить не мог, да и смысла особого не было, он почти всегда был пустым: пара соусов, яйца, масло и жухлые овощи по мелочи. Но знает и даже не заглядывает туда. В мыслях Хан делает заметку поехать на рынок и купить хоть какой-нибудь еды. Гадкий Молочный улун бросается в чашку. В ожидании чайника Хан уходит к сумке. Партии нужно сдать через пару дней, а у него ещё не проверен конец и не написан чистовой вариант для ксерокса. Только свисток начинает издавать звуки, кипяток наливается в стакан, роняя за собой хвостик пакетика. Секунду посмотрев на это, Хан лишь плюёт, забивая на это болт. И так сойдёт. Вынимая тетрадь, Джисон заметил, как на пол упала визитка полученная сегодня днём. Замерев на месте с кружкой, Хан буравит взглядом лиловый картон. Интерес побеждает. От тусклой потолочной лампы отсвечивает блик на луне. На обратной стороне красуются контактные номера и время приёмов звонков. К удивлению, оно до полуночи. Взгляд бросается на настенные часы. Ещё двадцать минут есть. Стоит ли попробовать? Может на собеседование сходить, а том видно будет. Хотя зная примерные зарплаты музыкантов, желание отпадает. Да и конкуренция на этом рынке выше. Визитка зависает над мусорным ведром. Но он же всегда хотел этого. И для души, и деньги будут. Но положение давит, заставляя выбирать в сторону материальной выгоды. С цоком Хан откладывает визитку на стол. Сейчас нужно думать о насущном. Это подождёт. При виде тетради, под нос бросается ругань. Не та. Пару секунд он, не глядя, роется в сумке. Рука замирает. Кружка отодвигается так, что часть чая выливается на стол, образуя лужу на чистовой тетради. Глаза даже не моргают, всё ища другую взглядом. Руки тревожно ворошат содержимое, после вовсе вываливая всё на пол. Пластмассовый пенал от удара открывается, разбрасывая заточенные карандаши. На ним летит зарядка, кошелёк, пара папок и мусор из забытых фантиков. Но тетради среди всех вещей нет. Пропала. Если раньше у Хана не было проблем с сердцем, то ныне он готов поспорить, что только что пережил микроинсульт. Если это не проёб века, то что? В голове в ускоренном времени проходит весь день, в попытке вспомнить, где Хан вынимал партии. В кафе? Если так, то Намджун должен был написать ему, так как такое уже случалось. Но проверив телефон, сообщений там не нашлось. Судорожно дрожа пальцы ищут номер охранника их магазина. Пары гудков хватает, чтобы накрутить себя ещё сильнее. Ноготь большого пальца на автомате зажевывается меж зубов. — Ало, — звучит усталый и удивлённый голос в динамике. — Мистер Пак! Извините, что отвлекаю, но очень вас прошу, проверьте комнату отдыха. — Забыл что? Гляну конечно, но уборщица ничего не приносила мне. — Очень вас прошу. Это очень важная тетрадь. Большая такая, нотная, с Моцартом на обложке. — Это кто? Вопрос от неожиданность выбивает из колеи. В мире Джисона такие вопросы даже не задавались. Все величины классической музыки были известны ему с детства, но он иногда забывал, что не все знакомы с ней хотя бы поверхностно. Но… — К… Композитор… — Но не на столько же чтобы не знать Моцарта… Тряхнув головой, он возвращает мысли в русло. — Неважно. Мм… Парень с белом парике, — наотмашь придумывается первое описание. Мистер Пак ничего на это не говорит. Слышно как гулко стучит его обувь, а после щелчок замка и копошение. Джисон топчется на месте, кусая от нервов заусенец на пальце. — Не, парень. Тут чисто и тетради твоей нет. Руки зарываются в волосы, корябая кожу ногтями. Ноги подгибаются и тело оседает, роняя грудь на колени так, что вздохнуть становится трудно. Из рта вырывается вздох. Да такой отчаянный, что мистер Пак замолк на пару секунд и принялся успокаивать Хана, мямля в трубку. — Не переживай так. Эт всего то тетрадка. Ммм… Я сегодня ещё обход буду делать. Поищу. Сил хватает на то, чтобы угукнуть и тихо поблагодарить охранника, после отключив вызов. Это самый проёбный проёб века. Многодневный труд и хорошая оплата за него летит в… Вскочив, Джисон убегает в спальню, где кроме кровати, вешалки и тумбы ничего не было. Просторно, но очень пусто. Нижний ящик выдвигается до конца и все старые ноты шелестят, пока он ищет первые записи. Привычка сохранять исходники не раз ему помогала. Папка с нотами находится почти сразу. Здесь только партия фортепиано, голоса и ударной секции. От остальных только наброски. Хоть что-то. У Джисона слишком сильное предчувствие того, что сегодня он не ляжет спать.🌚🌝
Голова тяжёлая как гиря, глаза слипаются и горят так, будто в них песка насыпали, из-за чего утренняя смена в магазине проходит ещё более тяжко чем обычно. Некоторое спокойствие давало то, что он вспомнил и записал почти все партии духовых инструментов. На всякий случай, утром он написал Намджуну с просьбой поискать тетрадь и каждый раз проверял телефон, когда находилось время. Пока тишина. Рабочий день шёл слишком туго. Единственное облегчение было в том, что сегодня он, из-за болезни коллеги, сидел на пункте выдачи их магазина. Не в первой, так что систему работы он знал. В какой-то момент Хан даже подумал, что есть нормальные люди. Подумал… Где-то в середине рабочего дня, когда до его обеда оставалось меньше часа, на горизонте появилась фигура не внушающая доверия. Таких клиентов было видно сразу: нос гордо поднят вверх, а в глазах скука смешанная с высокомерием. Улыбка натягивается автоматически, когда средних лет полноватый мужчина останавливается у стойки. — Здравствуйте. В ответ тишина и взгляд исподлобья, явно говорящий, что беседу вести он с работником не хочет. Джисон привык. Бывало и похуже. Нужно лишь молча всё отдать, поблагодарить и попрощаться с такими клиентами. Спустя минуту поисков сканер пикает, распознавая штрихкод и на компьютере показывается идентификационный номер и фото белого тостера. Запомнив номер, Джисон уходит на склад. Но из всех имеющихся тостеров нужного не находится. Проверив ещё раз, он возвращается к стойке. — Тебя только за смертью посылать. Уголок рта дёргается, от обращения. Хан молчит, вновь смотря на идентификационный номер. Помять не подвела, а значит заказа на складе нет. — Скажите пожалуйста. Заказ сегодня прибыл или раньше? — А ты сам не видишь что ли? — Нет, к сожалению. У меня выходит только номер заказа и сведения о товаре. Недовольно цокнув, будто это вина Джисона в неудобной работе их системы, мужчина называет дату, добавляя, что сегодня крайний день когда заказ можно забрать. Усилием воли вздох сдерживается. Клавиши быстро стучат, проверяя список товаров пришедших за неделю, но даже среди них нет нужного заказа. Бросив взгляд на сведения и увидев фирму из Германии, догадка появилась сама. — Можно пожалуйста посмотреть заказ с вашего телефона? — Это ещё зачем? — Тогда проверьте адрес доставки, пожалуйста в приложении. — Я по твоему уже умом тронулся? Я человек занятой и лишний раз бегать не буду. Только сюда заказываю. «Что ж ты доставку домой не заказал, раз такой занятой…» — Нет, конечно, — «однозначно тронулся», — просто ваш тостер немецкой фирмы, а значит доставка из-за границы. — И-и? Это что-то меняет? — Да. — Рука оттягивает воротник поло. Джисон уже предчувствует бурю. — При оформлении заказа у вас должно было появится оповещение, что такие посылки доставляют не во все пункты нашего магазина. Если всё так и вы не поменяли адрес сами, то заказ автоматически отправляется в ближайший пункт выдачи, который поддерживает такую доставку. Поэтому, пожалуйста, проверьте адрес доставки заказа. — Пацан, адрес правильный и никаких оповещений мне не приходило. Иди ищи снова. Глаз задёргался, а вздох всё же вырвался. — И не вздыхай мне тут. Что за молодёжь пошла. В мыслях Джисон огрызается, но в реальности вновь уходит на склад. Только дверь закрывается, скрывая его от глаз недовольного клиента, как с губ срывается смачная порция матерных ругательств и в дверь показывается с десяток средних пальцев. Зубы скрипят от злобы. Отчаянно хочется пнуть что-то. А лучше кого-то. Через некоторое время, что было потрачено на дыхательную гимнастику и перепроверку наличия отсутствующего тостера, Джисон резко выдыхает, поправляет давящий воротник и выходит к стойке. Стоявший у зоны с духовками коллега с сочувствием проводил его взглядом, примерно представляя происходящее. — Простите, но вашего заказа на нашем складе нет. Поверьте, пожалуйста, ад… — Да ты издеваешься?! Мне сколько тут торчать? — Я пытаюсь вам помочь, но… — отвечает Джисон даже не разжимая челюсти, но мужчина не останавливается. — Я сейчас твоего менеджера позову! Я имя твоё запомнил! Жалобу такую напишу, что тебя выпрут от сюда! — «Да я сам не прочь уйти от сюда…» Видимо «менеджер» является волшебным словом, так как произнеся его со стороны главного зала послышался стук каблуков. Будто материализовавшись за ближайшим углом, из-за витрин рысью выходит их менеджер. Внешне стройная и располагающая женщина. Свой возраст она отчаянно скрывала (будто морщины его не выдавали), говоря, что её слегка за тридцать (если ей слегка за тридцать, то Джисон по её меркам двадцатилетний младенец). Приторно улыбаясь и спеша к стойке, Джисон уже видел как в одном брошенном ему взгляде читалось крайней степени недовольство. Только завидев женщину, мужчина притих и даже попытался втянуть пивной живот. — Здравствуйте. Я главный менеджер Ким Дживон. Могу ли я быть полезной вам? «Как сладко говорит. м-мм…» Обратив внимание на клиента, Хан даже усмехнулся, заметив как его уши порозовели. Выпрямившись и растянув губы в улыбке мужчина заговорил, понизив голос. — Знал бы я, что тут работают такие девушки, сразу бы к вам обратился. Менеджер Ким посмеивается, прикрывая рот ладонью и явно радуется тому, что её назвали девушкой. — Так чем я мог вам помочь? — Этот работник не хочет отдавать мне мой заказ, — почти тыча пальцем в Хана говорит мужчина. — Расскажите пожалуйста, что произошло и я вам помогу. — Миссис Ким, — пытается объяснить ситуацию Хан, но перед ним появляется женская рука, заставляя замолчать. — Подожди. Говорите. — Я показал штрихкод, а мне говорят, что заказа здесь нет. А у меня сегодня последний день чтобы забрать его. — Я поняла вас. Позвольте пожалуйста посмотреть ваш заказ с вашего телефона. — Конечно. Челюсть Джисона сжимается до скрипа зубов, глядя на то, как этот… клиент услужливо отдает телефон менеджеру. Быстро просмотрев заказ, миссис Ким объясняет абсолютно ту же информацию по поводу доставки товаров: что не все их пункты выдачи могут принимать посылки из-за границы, что адрес его заказа автоматически был изменён на подходящий для доставки. Она даже своим бежевым ноготком показывает новый адрес доставки, написанный в заказе. Тот самый который Джисон пытался узнать около семи минут. Всё тоже самое, но с лицемерной улыбкой, декольте и хлопающими глазками. Джисон буквально чувствует как в нём заканчивается всё человеческое. Сил уже нет. Хочется прямо здесь провалиться под пол, лишь бы не видеть этот цирк. Выслушав менеджера Ким и даже извинившись перед ней за неудобства, мужчина уходит. Взгляд мегеры стрелой врезается в Джисона, который уже предвещает взбучку. — Это что сейчас такое было? От той услужливой женщины и следа не осталось. Вместо сладкого голоса шипение. Казалось, что вот вот и её волосы вылезут из-под заколок встав дыбом. — Миссис Ким, я объяснил клиенту всё тоже, что и вы, но… — Меня это не волнует твоё «но». Ты не должен позволять таким ситуациям происходить. Не приди я, он бы жалобы написал и рейтинг магазина испоганил. Твоя задача делать всё, чтобы люди даже придраться ни к чему не могли! — Её челюсти буквально не разжимались, постоянно держа лицо в напряжении. От многочисленных «уколов красоты» её мимика была пластиковой, из-за чего любая эмоция больше походила на то, как тужатся коты в лотке. — Он меня даже слушать не хотел. — Не. Вол. Ну. Ет. — чеканит каждый слог мегера, чуть ли не топая каблуком. — Мне важен результат и плевать как ты тут стелиться будешь. Хоть под ноги им подай, но клиент должен быть доволен обслуживанием. Это твоя работа! Если ранее Джисон чувствовал, что заканчивается как человек, то сейчас черта была пересечена. — … Теперь нет. Бейджик одним движением руки снимается и швыряется на пол под ошарашенный взгляд мегеры. — Ты что себе позволяешь? Быстро поднял! — Миссис Ким, — Хан чуть склоняется вниз, опускаясь до уровня головы менеджера и сильно артикулируя произносит то, о чём хотел сказать давно. — Идите нахуй. Лицо женщины багровеет, вызывая у Джисона лишь счастливую улыбку, от наблюдений за дёргающейся бровью. Таких громких криков об увольнении магазин наверное не слышал с самого открытия. По поводу отработки последних двух недель Хан сказал прямо, что приходить не будет. Либо увольняйте одним днём по обоюдному согласию, либо он берёт законный больничный или отпуск на это время, спокойно просиживая его дома. Закон позволял, а выплачивать плюсом и больничный или отпуск Миссис Ким явно не хотела. Уже спустя час Джисон забрал расчёт за месяц, документы и лёгкой походкой брёл домой. Ещё никогда он те был так рад увольнению. С шеи будто ошейник сняли. На улице прохожие то и дело оборачивались на него, из-за прыгающей походки и слишком счастливого лица. Но зайдя домой пришло осознание, что без работы долго сидеть ему нельзя. Уже скоро сроки выкупа квартиры и больше времени брат давать ему явно не будет. Отмахнувшись от этих мыслей, Хан уходит на кухню. Он себя знает — парень от рукастый, без работы не останется и ко всему приспособится. На плиту ставится чайник, а из закромов шкафчиков лапша. Единственное о чём сейчас по настоящему мечтает Хан — поспать и поесть. Чайник уже свистит, когда в тарелку высыпается всё содержание пакета лапши. Конечно хотелось бы домашней лапши с наваристым бульоном и маринованным яйцом, но сил не было даже чтобы зайти в кафе за домом. Пару минут и желудок будет сытым. Залив лапшу кипятком и накрыв тарелку крышкой, Хан откинулся поясницей на стол, прикрывая глаза. Сонливости снова начинает набирать силу, от чего он даже неосознанно покачивается, чувствуя слабость. Голова поворачивается к столу, замечая визитку. Где-то с минуту рассматривая её, Джисон достаёт телефон. Будь что будет. Номер набирается быстро и в динамике уже звучат гудки. — Ало? Из динамика раздается знакомы голос. На заднем фоне слышны голоса людей и вакханалия мелодий. Видимо музыканты разогреваются перед репетицией. — Здравствуйте… Вы недавно дали мне визитку у кафе. Говорили, что требуется пианист в бэнд и я хотел бы узнать, открыто ли предложение? Волнение от звонка не ощущалось совершенно, вероятнее всего из-за того, что мозг слишком переутомился и находился в энергосберегательном режиме. Глаза постепенно тяжелеют. — А-а! Я вас помню! Очень рад, что вы позвонили. И да, открыто. Так. Смотрите, нам нужно встретиться, всё обсудить и заполнить пару бумаг, если вас всё устроит. Простите, секунду. — В трубке звучит шуршание будто телефон прислонили к ткани и заглушенные голоса. В ожидании Джисон проверяет лапшу на готовность и прохаживается по кухне перекатываясь с пяток на носки ступней, в попытке убрать сонливость из тела. — Извините, у нас сейчас идёт репетиция к вечернему концерту, все дёргают. — Ничего, я всё понимаю. Я могу прийти в любой день для собеседования. — … А давайте поступим так. Если вы свободны сегодня вечером, приходите на концерт. Как раз посмотрите на наше шоу и после всё обсудим. Что скажете? — Х-хорошо… — губы непроизвольно растягиваются в улыбку, — даже отлично. — Прекрасно, — по голосу, кажется, Кристофера, слышна ответная улыбка. — Начало будет в девять и закончится концерт ближе к одиннадцати. У входа будет охранник, вы просто скажите, что пришли ко мне на собеседование и вас проводят. — Хорошо. Скажите, — рука тянется к смоляным волосам, ослабляя хвост на затылке, — а как мне к вам обращаться? — А, извиняюсь. Кристофер Бан Чан. А вы? — Хан Джисон. — Отлично. Тогда я предупрежу охранника и буду ждать вас. До скорой встречи. — Спасибо, до скорой. Телефонный звонок завершается и Джисон чувствует радость от того, что всё так хорошо складывается. Ещё и концерт посетит — этот бонус хорошо поднимает настроение. Поедая свой обед, Хан решает в обязательном порядке сегодня позаниматься и вспомнить пару пьес, что бы не облажаться если попросят показать навыки игры. Но вспоминается утерянная тетрадь с партитурой, которую уже через пару дней он должен был отослать заказчику. От Намджуна пришло сообщение, что в кафе тетради нет. Настроение падает. Работы не так много осталось, но заново подбирать и выстраивать партии дело поганое и трудное. Горячий бульон залпом выпивается вслед за лапшой и тело окутывает большая слабость, что не удивительно, ведь Хан не спал уже больше суток. Идея вздремнуть хотя бы пару часов выглядит слишком заманчиво, а ранее неудобный диван кажется очень даже удобным. Прикинув в голове время и осознав, что около четырёх часов на сон у него есть, Джисон плетётся к дивану. Голова умещается на подлокотнике, а шерстяной плед как кокон оборачивает тело до самого носа. Пара часов и он как огурчик бодр и свеж. Пара часов. Пара часов…🌚🌝
Какие нахрен пара часов? Ну никогда не получается так, что после такого сна ты бодр и свеж. Сколько раз Джисон, да и не только он, наступали на эти грабли? Думается, за сотню уже давно перевалило. В голове туман, а глаза вообще не хотят открываться, не смотря на то, что мозг проснулся. Во рту сухо, а из-за слишком теплого пледа Джисон вспотел как после бани. На часах почти десять вечера. Джисон готов поклясться, что пережил второй микроинсульт в своей жизни. Осознав ситуацию и мигом проснувшись, он выскакивает, убегая в ванную. Лицо опухло, волосы растрепались, порепетировать не удалось, а про написание партий и речи не шло. Второй проёб века. Уже спустя десять минут, натянув на себя первые попавшиеся джинсы с футболкой и наспех собрав из волос пучок, Джисон пулей выбегает из квартиры, на ходу натягивая вельветовый пиджак. Это будут самые нервные двадцать минут поездки. Ориентируясь по картам, Хан сворачивает в переулок, знакомый каждому человеку, любившего проводить вечера в компании громкой музыки и алкоголя. Честно признаться, Хану перспектива работать и отдыхать в подобных заведениях никогда не нравилась. Но проходя всё дальше, яркие вывески постепенно исчезали, толпы людей редели, а вибрирующие басы затихали. Перепроверив адрес, он с сомнением завернул за угол, находя взглядом тихую и чистую улицу, единственным ярким пятном на которой была подсвеченная массивная резная дверь, с охранником рядом, и лиловая вывеска «Moonlight». По обочине стоят пара иномарок, а чуть дальше виднелся шлагбаум, за которым, видимо, была парковка заведения. Если посетителями этого заведения являются влиятельные люди, то возможно, всё не так плохо как казалось раньше. Отодвинув нерешительность на задний план, Джисон зашагал ко входу, сжимая лямку сумки до скрежета. Почти сразу на него обратил внимание охранник, что в высоту и в ширину был почти одинаков по габаритам. Ей богу, ходячий шкаф. Глаза с недоверчивым прищуром смотрят в упорна Хана, который отчаянно скрывал чувство не уюта от компании этого человека. Представившись и озвучив причину его прибытия, Джисон замолкает в ожидании. Простояв пару секунд в молчании, охранник еле качает головой в сторону двери, после сразу теряя к Джисону интерес, который поблагодарив его скоро нырнул в проём. Массивная дверь открывается, позволяя зайти в прихожую с гардеробом. Из арки, закрытой бархатной тканью, звучит соблазняющая, но с тем и яркая песня. Несколько голосов поют вместе в сопровождении инструментального ансамбля. Серая бархатная ткань отодвигается и на лицо сразу же падает красные и белые лучи софит со сцены. Дыхание замирает вместе с телом, а глаза распахиваются от увиденного. Огромный зал был заставлен круглыми столами с белыми скатертями, за которыми сидели важного вида люди в дорогих одеждах. Меж них, то и дело, как мышки пробегали редкие официанты. Кто-то из зрителей пил вино, кто-то курил сигары из длинных мундштуков, наслаждаясь программой. На высоком потолке виднелись отблески хрустальных люстр и тонкие еле светящиеся гирлянды. Стены закрыты той же бархатной тканью, собранной на манер штор, которые обрамляли картины или фрески; приглушённый свет не позволял нормально рассмотреть интерьер зала, но прекрасно подсвечивал выходящую вперёд сцену. Это чёртово кабаре… Кабаре в клубном районе Сеула. В глубине сцены сидел небольшой бэнд, а спереди, под самыми софитами, синхронно танцевали пятеро девушек. Пышные чёрно-красные юбки, как веера, описывали окружности от резвых взмахов ног и рук. На голове каждой, вместе с кудрями прыгали блестящие перья. Глаза всё бегали от яркого танца к блестящим инструментам бэнда по зади девушек. Сейчас Джисон чувствовал себя вороной, что не могла отвести взгляда от блестящих вещей. В груди салютом взрывается какой-то детский восторг, заполняющий привычную пустоту в груди. То было настолько завораживающе, что Хан и не заметил того, как застыл у самого входа и не двигался, пока его тихо не окликнули. С правой стороны, по винтовой лестнице спустился Кристофер, держащий на лице приветливую улыбку. Рука протягивает вперёд для рукопожатия, которое Джисон незамедлительно принимает. — Я уже побоялся, что вы не придёте. — Извините. Не уследил за временем. — Ничего. Давайте на второй этаж поднимемся. Вид от туда намного лучше. Приглашающим жестом руки Кристофер показывает на лестницу и спешит сам подняться. Джисон молча следует за ним, когда музыка замолкает и раздаются овации, под которые девушки благодарно кланяются, скрываясь за закрывшимся занавесом. Лестница выводит на округлый балкончик, что уходил по стенке коридором с дверьми. По середине зала, на втором балконе также были размещены места с диванами и столиками. Масштаб заведения поражал настолько, что грудную клетку распирало от восторга. — И как вам у нас? — Честно признаться, — начинает Джисон, не отводя глаз со сцены, — я впервые в таком заведении и не знаю, как оценить его по достоинству. — Скажите как чувствуете. — … Просто невероятно. — Рад слышать, — с горделивой улыбкой говорит Кристофер. — Вы к самому концу пришли, но, думаю, этого номера будет достаточно, чтобы вы поняли наше заведение. Наша звёздочка, Линория. — Вы заставляете меня повысить ожидания, — со смешком говорит Хан, упираясь руками в перила в нетерпении. — Уже поверьте, они оправдаются. Будь у Джисона собачий хвост, то тот пропеллером крутился бы от одного взгляда на сцену. Только сейчас до него доходит осознание того, что он по ней соскучился. Не только как зритель, но и как артист. Пальцы сжимают перила, а губа закусывается зубами. Мандраж такой, будто это он сейчас выйдет на сцену. Свет зала вновь приглушается и цвет софита меняется на белый. Из ниоткуда появляется барабанная отбивка, за которой следуют волнообразные аккорды рояля и прозрачные партии электрогитары и баса. Занавес медленно открывается и луч падает на лопатки оголённой спины, на которой блестели крупные перламутровые жемчужины бус. С плеч спадает пушистая меховая горжетка, достающая почти до самых блестящих лодочек, когда руки, закрытые длинными чёрными перчатками, медленно поднимаются вверх. Бёдра, обтянутые чёрным бархатом платья, покачиваются в такт вступления. С последним аккордом голова Линории поворачивается в пол оборота, откидывая блестящие волосы с плеч и показывая залу точеный профиль. Высокий лоб, слегка закрытый волнистой челкой, ровный нос, длинные ресницы, отбрасывающие тень на скулы, и в меру пухлые, блестящие от помады губы, что были растянутые в игривую усмешку.I don't like your little games Don't like your tilted stage Fade in role you made me play Of the fool, no, I don't
От мягкого голоса по телу пробежали мурашки, заставляя тело Джисона на мгновение поёжится от волны. Во рту пересохло, а губы закололо. Непроизвольно ноги движутся вперёд, упираясь в перила. Со внутренней стенки грудной клетки чувствуется лёгкая щекотка, загоняющая дыхание и пульс в несвойственный им темп. С расслабленных полуоткрытых губ срывается вздох, опускающий грудь до тянущей боли в плечах. Хан отчетливо понимает причину этих чувств. Каждый взмах бархатных перчаток Линории заставлял взгляд следить за ними. Движения, плавные, но чувственные давали песне больше эмоций. А мягкий голос, что уходил в рычащие низа, срывающиеся вскрики и чистый фальцет не оставлял в голове и места други мыслям. Линория просто не может оставить кого-то равнодушным к себе. Она одним взмахом своих ресниц околдовала бы каждого. Джисон уверен. На себе проверил. В момент песня начинает набирать больше оборотов, увеличивая давление и громкость, на которых Линория, чуть ли не агрессивно топая, всем телом качалась в такт, выбрасывая руки в стороны.I don't trust nobody and nobody trusts me I'll be the actress starring in your bad dreams I don't trust nobody and nobody trusts me I'll be the actress starring in your bad dreams
Её колени чуть подгибаются, а руки веером раскрываются над головой, когда всё давление в миг пропадает, оставляя некую недосказанность и тонкий фальцет Линории переходящий в вибрато. Всё затихает. Гитары издают прозрачные аккорды, звучит тихий звон металлических тарелок. Линория гладит горжетку и поправляет рузу за ухом, оглядывая зал. Она подносит кулак, сложенный на манер телефона, к уху и придав лицу непринуждённо выражение начинает говорить, отыгрывая целую сценку.«I'm sorry, the old Linori can't come to the phone right now.»
«Why?» «Oh, 'cause she's dead!»
По взмаху все инструменты вновь взрываются, выжимая максимум громкости и вбивая каждый аккорд как гвоздь в стену. Пульс сошёлся с ритмом песни, отдаваясь в тело волнами и сбивая дыхание. Во рту пересохло, в груди постоянно щекочет, а по телу, застывшем ещё в самом начале, то и дело пробегают волны мурашек, поднимая на затылке волосы. Звучит последняя отбивка, и всё затихает. Овации звучат оглушительно, но в ушах Джисона всё бьёт пульс загнанного сердца. Песня закончилась. Но хочется ещё. Её голос как дорогой шоколад, от которого, попробовав лишь раз, уже не захочется отказываться. Занавес уже начал закрывается. Хочется ещё. — Ну? Что скажете? Наша звёздочка смогла оправдать ваши завышенные ожидания? Несколько раз моргнув, Джисон поворачивается к Кристоферу, вспоминая, за чем он пришёл на концерт. В теле крутилось множество чувства Хана, но с губ срываются лишь нечленораздельные звуки. Их просто не возможен было выразить. Достойных слов не находилось. Сухие губы быстро облизываются, и глаза вновь устремляются к сцене. Линория кланяется, осматривая публику, и, кинув взгляд на балконы, останавливается на Кристофере, что аплодировал со всеми. На её губах читается более искренняя улыбка, и это добивает Хана точным попаданием. То был уже не артист, а человек, что на миг показал истинное лицо. И оно было прекрасно. Джисон хочет её узнать. До покалывания в пальцах, хочет, чтобы её улыбка была направлена ему. Занавес уже скрывал плечи Линория, когда её взгляд нашёл Джисона, пуская целую молнию по телу. Он наверняка выглядел странно. Все улыбались и аплодировали, а он, как статуя, застыл с открытыми глазами, жадно хватая воздух ртом. Занавес закрылся. — Превосходна… Кристофер заражается низким смехом и похлопывает Джисона по плечу, вновь привлекая внимание. — Я же говорил. Пройдёмте ко мне в кабинет, обсудим всё по поводу работы. Рука Кристофера приглашающе показывает на одну из дверей за спиной, уходя вперёд, прежде написав кому-то. Открыв тёмную дверь, взору открывается небольшой кабинет с огромным стеллажом с бумагами. Тёмно синие стены позволяли глазам отдохнуть от ярких софит. Джисон присаживается в гостевое кресло у рабочего стола, пока Кристофер искал что-то в столе, вороша бумаги. — Смотрите, график работы у нас относительно свободный. Большую часть недели у нас проводятся репетиции и подготовка к шоу. Само шоу проводится каджые выходные, где мы обкатываем номера и в конце месяца выходим с полномасштабной программой. Понедельник отдыхаем, но можно собираться группами по договорённости. Залы для репетиций всегда открыты и я почти всегда на рабочем месте. Если появятся вопросы, всегда можете обратиться ко мне. Вот. Нашёл. Выудив из стола небольшую папку с документами, Кристофер отдаёт из на изучение Джисону, усаживаясь в кресло за столом. Честно признаться, Джисон уже согласен. Даже не уточнив о зарплате, он хочет здесь работать. Но, будто прочитав мысли Хана, Кристофер озвучивает сумму. И Джисон еле сдержал удивление, ведь предложенная ставка была выше той, что была у него на прошлой работе раза в полтора. И опять опережая вопрос, Кристофер продолжает, растягивая улыбку на губах. — Наши клиенты — люди с хорошим достатком, готовые платить за билеты хорошие суммы. Плюсом ко всему, в Сеуле таких заведений как наше больше нет, по крайней мере хорошего уровня, а людям оно нравится. К нам приходят, чтобы увидеть качественную программу и получить эмоции, которые мы с радостью дарим. Что скажете? — Всё просто прекрасно. Мне… мне нужно вам сыграть что нибудь, чтобы вы посмотрели мои навыки? — Не стоит. Мой друг, что порекомендовал вас, до ужаса критичный и придирчивый, а если он сказал, что вы хороши, то я ему верю. Я оставлю вас на минуту, если позволите, проверю как в зале обстоят дела и вернусь. Просмотрите пока договор и, если вас всё устроит, оформим вас уже сегодня. Согласившись, Джисон устремляет всё внимание в договор, слыша из открытой двери голоса людей. Если сказать, что Джисон доволен предложением, то это и в малой части не опишет то, насколько его всё устраивает. Зарплата отличная, график работы прекрасный и сама работа — дело любимое им… Но внутри есть какая-то неуверенность. Всё слишком гладко. Хотя, вспоминая слушателей и само шоу, Хан начинает верить, что такое возможно. Богатеи и правда готовы отдавать много за качественное шоу. Когда ещё удача так повернётся к нему? От одного представления, что он вновь выходит на сцену, тело пробивает дрожью мандража. В школе и колледже его нередко выдвигали на конкурсы и концерты, из-за чего у Хана даже развилась некая зависимость от сцены. И мысль, что это может возобновится, радует его ещё сильнее, чем в юные годы. Из сумки вынимается папка со всеми заранее заготовленными документами. Уловив звуки шагов из коридора, Джисон уже знал ответ. Он хочет здесь работать.