Flashback
После того как Ариэль ушел из готического зала ведущий решил задать вопрос, который по его словам интересовал его уже давно. Видит ли кто-то себя в финале или, быть может, заглядывал кто в будущее. На что Башаров получает тут же ответ от Череватого, которого вопрос забавлял. Тогда ведущий спросил его — кто с ним будет в финале. Влад недолго думая указал на меня и Лину, назвав нас серьезными соперниками, а после приписал к нам и Ангелину. Такой компанией я нас и видела в своем сне. Потом Башаров спросил мнение Лины, Ангелины и Елены. Каждая из них ответила, что не хотят заглядывать в будущее, чтобы не сглазить, кроме последней. Елена выказала желание наблюдать финал Битвы Экстрасенсов по телевизору с бутербродиками в руках. И такой ответ позабавил каждого, создавая уютную атмосферу вокруг. Но идиллию решил нарушить Череватый, сказав, что его ощущения с начала битвы, когда он был уверен, что в финале будет четверо изменились. Сейчас он спокойно говорил, что трое. Но кто эти троя, так и не назвал, лишь заставил Елену и Ангелину понервничать. Но до финала нужно было еще дожить. — Может Ленка раньше времени покинет нас. Сидя в отдельной комнате каждый из нас переводил дух, а затем переодевался. Мы часто давали небольшие интервью после съемок, но редко что-то попадала на экран, скорее это было для личного архива Битвы Экстрасенсов. И в этот раз редакторы решили, что пора бы и сделать небольшое шоу из таких моментов. А Влад лишь продолжил выполнять роль злодея. — Я говорю: может Ленка раньше времени уйдет. Просто теперь молюсь каждый день, думаю: чтоб тебя твоим посохом переебало. Всё, — смешок вырывается из его уст. Ангелина, Лина, Ариэль и Лена смотрели на него, словно в нем бес сидит — с испугом и небольшим недоверием: он серьезно это говорит или просто шутит, — Понимаете, Господи прости за слова такие дурные, я не специально. Вся ситуация выглядела не лучшим образом, но и также слишком комично и несуразно. Мне просто хотелось покинуть данное помещение и заняться чем-то более полезным.End flashback
После того, как я вкратце пересказала последние произошедшие события, Влад задумчиво смотрел на меня в течение нескольких минут. Потом он скривил губы, повернулся спиной ко мне и мы продолжили движение. Мы блуждали около пяти минут, прежде чем обнаружили могилу. Сегодня я старалась не вмешиваться в ритуал Череватого, который должен был действовать один, даже без своего «мастера». Когда колдун читал молитву, он не обращался к Анатолию, а вместо этого обращался к умершему, который уже давно лежал здесь и не нашел покоя. Когда парень закончил чтение молитвы и вонзил нож, который я ему подарила, он закончил шептать над горящей свечой. Я сидела рядом с чужой могилой и поглядывала по сторонам, наблюдая, как он собирается с улыбкой на лице. Некое неопределенное чувство бушевало во мне и заставляло сомневаться в своих действиях. — Пообещай мне, — прервала я его, когда мы пришли к закрытой калитке. Парень остановился и посмотрел на меня более внимательно, пытаясь понять, что я хочу от него. — О чем ты? — спросил он. — Просто пообещай мне одну вещь, — сказала я, опустив глаза на свои сапоги и чихнув. Череватый сел рядом со мной, засунул руки в карманы и начал осматривать окружающую местность, — Обещай мне, что не будешь использовать то, что я тебе учу, против кого-либо. Мы обмениваемся взглядами, и я замечаю, что Череватый легко улыбается и прищуривает глаза. Он наклоняет голову, как будто не понимает, о чем я говорю, и я продолжаю смотреть на него, не отводя взгляда и не улыбаясь, чтобы показать ему, что я серьезна. Наконец, Влад сдаётся, берёт меня за руку через перчатки, и начинает трясти её, словно мальчишка, которому запрещают веселиться. — Хорошо, я обещаю не злоупотреблять твоими обрядами бездельно, — произнёс Влад, закатывая глаза и щёлкая языком, — А сейчас давайте садиться в машину, у меня уже задница прилипает, а тебе скоро рожать. — Это что, намек? — хихикаю, прикрывая ладонью рот, понемногу смягчаясь и сжимаю большую ладонь парня. Влад поднялся и посмотрел на меня сверху вниз, но на этот раз он не закатил глаза и не щёлкал языком, лишь молча глядел на меня своим хмурым взглядом, таким же, каким общался через Толика. И от этого взгляда меня берет тремор, а ладони под перчатками потеют. — Не неси чушь, этот мир не выдержит ребенка от двух колдунов. Особенно, если мать бывшая жрица святого храма. Это что за полудемонический полусвятой ребенок? Как нам с ним быть — я хочу жить на кладбище, вряд ли ты согласишься, — Влад смотрел на меня со смешком, а я по какой-то причине чувствовала себя странно. Какое-то чувство теплилось внутри, но я пока ничего не понимала, — Пошли давай, вон у тебя уже губы синие.***
Я была доставлена на испытание в Первоуральск, город, покрытый снегом, расположенный в Свердловской области. Меня доставили на машине от отеля, где я заселилась самостоятельно, до частного дома в деревне. Этот дом оказался красивым и просторным, а окружающие пейзажи приятно удивили меня. Может самой приобрести здесь домик? Зайдя в сам дом я ощутила сильное тепло, где-то явно была растоплена печка. Сказав об этом одному из редакторов, та засмеялась, а мне хотелось прикрыть глаза и еще немножко погреться. Снимая с себя пуховик вешаю на крючок, на который мне любезно предоставили сами хозяева «усадьбы». Подхожу к двери, что отделяла прихожую и сам дом и открываю ее. Комната встречает меня тусклым светом, но редакторы мне указывают рукой, что мне нужно налево. Поворачиваю голову и вижу сегодняшнего ведущего — Андрея Кислицына, который не очень мне симпатизировал, мягко говоря. Делаю несколько шагов внутрь, примечая, что сегодняшние герои одни женщины. — Какая интересная семейка. Помнишь мы семейку Адамс смотрели? Вот, только здесь — гребаное веселье и без мистики, — Астарот хохотал во всё горло, заставляя меня глазеть на него и пытаться заткнуть, — Но демонов наших чую здесь. Родненькие, они прямо здесь поселились. — Здравствуйте, София, — направляю свой короткий взгляд на ведущего, а после смотрю на женщин. Не все здесь родственники, скорее их объединяют мужчины, чьи фотографии лежать на столе, — Расскажите про этих мужчин на фото, всё что сможете. Кладу сумку на пол и достаю из нее свечку и зажигалку, поджигаю фитиль и сначала смотрю на общую картину этой семьи. — Я считаю, что сейчас остались сильнейшие. Они смогут нам сказать что-то, чего мы не знаем. Смотрю сначала на фотографию более старого мужчины, потом на мужчину в синей куртке и такой же шапкой, ощущая родственную связь. Мужчину в красной ветровке не вызывал во мне этого чувства, а значит родство между ними мнимое. Поднимаю глаза на женский род и вот у них я чувствовала родство с этими мужчинами. Жены, сестры, дочери — все они как-то или иначе знали друг друга: — Семейка у вас странная. Будто бы сериал по Первому каналу — глупый, наполненный драмой и странностями. — Сериал по Первому каналу, — смеется девушка с каштановыми или русыми волосами. — На самом деле так и есть, — блондинка улыбается, кивая головой, — Если вникнуть и вправду кажется, что мы из какого-то сериала. Поднимаюсь с предоставленного стула и прошу подняться блондинку с формами. Беру ее за руку и наклоняю голову: — Странное у вас такое отношение было. Очень парень странный: принеси, купи, дай. Парень на один день, сегодня здесь, завтра нет. Да и его ты боялась, — поднимаю глаза на девушку, встречаясь с серыми, — Боялась и слова сказать не могла. — Правда, у нас такое отношение и было. Потому что я боялась его, и слова лишнего сказать не могла. — Быстро же ты его забыла, молодец. Казалось, что там ему лучше, — девушка кивает на мои слова, — Наркотики, медленно Костю убивали и он не отрицал проблем. Ты же тоже знаешь, что бывших наркоманов не бывает. — Она прям точно сказала, как оно и есть. — Но умер он не своей смертью, угорел, что ли. Кладу фотографию обратно и беру мужчину постарше, чья жизнь была довольно-таки «веселее». Какое-то странное чувство у меня возникло, когда я взяла фотографию. Поднимаю глаза и смотрю на шатенку: — Дед ваш, Сергей. Лучше бы спился, чем так умереть. Должен был раньше уйти из жизни — любил пьяным ездить за рулем. Но за ним Асмодей стоит... — Извините, кто стоит, покойник? — вмешивается в мой рассказ ведущий и я мысленно закатываю глаза. — Не покойник, — кладу фотографию обратно на стол, — Демон. — Демон? — ведущий оглядывается на женщин, которые возможно могли что-то знать, но куда им. — Демон похоти и прелюбодеянии, — поглядываю на женщину рядом с Кислицыным, — Сначала от одной сестры к другой ушел. К матушке вашей, подросла и полюбилась... — Раньше он был с моей теткой, а потом мама моя подросла и он ее полюбил. — Но потом и от нее он к другой ушел. Такая кучеряшка, стрижка короткая, она и убила его. А кто такая Лора? Лариса? — Мать моя... — Чё не пришла? Стыдно ей? — шатенка кивает головой, — Ну, ты ей передай, её уже все там ждут. — А как его убили? — и снова проверки от ведущих Битвы. — Ножевое, она будто вообще ни о чем не волновалась. Зарезала, а потом легла спать. В мои руки попала последняя третья фотография. И по ощущением мужчина был женат на Ирине, той, что сидела напротив: — Ваш ревнивец. — Ревнивец, да, у меня был молодой человек, которого я не дождалась с армии и встретила... Вот его. А он все равно боялся, что я уйду к нему. — И такой же, как ваш дед, — всматриваюсь в фотографию и вижу следы Асмодея, — Белокурая такая, старше него, но у нее муж был. И как-то он собирался уже уходить от ее. — Он приходит ко мне и такой: че-то вообще не туда меня ведет... От вещицы, что мне также дали в пакетике явно исходил неприятный, трупный запах: — В пруду нашли, в одежде. От вещички водой несёт и труповиной. Вижу, что на нем одежда какая-то другая. Из дома выходил в шортиках в черных и футболке, а там лежал уже в белой. Поднимаю глаза на женщину рядом с Ириной и долго всматриваюсь: — Мать, горе ваше. Ненавижу кресло это, как пуф, а сейчас смотри как пригодился. Сижу на нем за тобой смотрю... А тебе, — и снова к Ирине обращаюсь, — Спасибо, что детей вымаливаешь. Он слышит тебя. — Откуда она знает, что я для своих родственников и друзей детей вымаливаю. — А для чего вы меня позвали, собственно? — обращаюсь, как бы не хотелось, к Кислицыну и наклоняю голову в бок. — Дело в том, что эти милые дамы думают, что на их семье есть проклятие. Пробегаюсь глазами по каждой женщине, но не вижу ничего темного, никакого следа, даже намека. Лишь встревоженное лицо жены последнего: — За сына боишься, что следующим станет? Девушка кивает и закрывает ладонями лицо. Не сдержалась — заплакала. — Не станет, если тебе спокойно станет сделаешь вон с Изосимовой обряд, — тушу свечку двумя пальцами, — Она уже здесь была? Мне кивают головой каждая, а я пожимаю плечами, будто бы говоря, что все будет с ними в порядке. А потом чувствую какую-то странность и смотрю на рядом сидящего оператора, долго всматриваюсь на единственный «свободный» глаз: — Ангелина и Лина... Следят за нами? Кислицын переглядывается с женщинами, которые прекрывали рты ладонями, а я собирала уже свою сумку: — Если вы на кладбище еще поедете — я с вами, вы не против? Вам можно на мужика сделать, если захотите, — смотрю на женщину, которая была дочерью Сергея и ее родственницы смеются. — Мне? — указывает бабушка на себя, а я киваю. — Рядом с вами ошивается, чего нос воротите? — женщина отмахивается, а после хихикает. Через пару минут мы уже все вместе стоим в коридоре и обговариваем какие-то личные моменты, которые нужны только им. — Я конечно не Лина, которая не верит в проклятия и считаю, что они есть, но не каждая работает так, как нам бы хотелось. Но воздействие на твоего ребенка не будет, там был отпечаток демонический, но компания у вас, сами знаете, веселая. — Порча могла бы быть, если бы ребята были бы другие. А у нас то и вправду компания веселая. Редакторы ведут меня по улице к машине, где меня ждали две девушки, попивая горячий чай и следили за прохождением испытании. — За пиар не благодарим, потом отдадите в денежном эквиваленте, — сажусь рядом с Линой и удобно устраиваюсь, пока Ангелина с улыбкой на лице на меня поглядывает. — Как ты почувствовала нас? — кладя мне на руку свою ладонь Лина заблокировала экран своего мобильника. — Не знаю, у меня как-будто вместо оператора и его камеры были ваши лица. — Ну, теперь послушаем, что скажет наш Толик.***
Владислав выражал схожие мысли с нами, однако пропускал моменты и не замечал незначительные детали. Например, в какой позе обнаружили тело Кости, Владислав утверждал, что он лежал на диване с головой в углублении, в то время как жена нашла его на полу. Когда Ирина перешла к самому важному вопросу испытания — передастся ли проклятие на ее единственного сына. Череватый сразу же посоветовал отправиться на кладбище, ибо все-таки видел какое-то воздействие. — Вот тут то мы его и накроем, — бормочу себе под нос, надеясь, что это никто не услышит, ну или как минимум не поймет — я ела печеньку. Но мой шепот оказался слишком громким, заставляя девушек улыбнуться. И я больше, чем уверена, что эти две змеи готовы показать перед ним свою силу. Буквально через пару минут нас пересадили в машину и мы поехали за небольшим фургоном, в которой сидела съемочная группа, герои программы и сам Влад, скорее всего с Толиком за пазухой. — Ты же с ним ходила на кладбище? — отвлекаюсь от любования в темное окно, в котором скорее отражалась я, а не дорожные пейзажи меня отвлекла Ангелина. Девушка приблизилась ко мне, будто бы так она сможет услышать меня лучше. Но вопрос поставил меня в тупик: — С чего вы взяли? Вы же, наверное, видели, что этот парень никого к себе близко не подпускает. Женщина отпрянула, возвращаясь в прежнее положения и начинает хихикать, как обычно это у нее бывает во время испытания. Транс, что-ли. — Чернухой от тебя пахнет, — женщина надевает на запястье перчатки и застегивает заклепки куртки, — Не внутри, конечно, но рядом, очень рядом. И я даже не знаю, что ответит, чувствует ли она Череватовского Анатолия или моего Астарота. — Да не меня это чернь чувствует, свое гнильцо. Сама привороты шаманит для девочек-дурочек, а на нас, великих, гонит. Дура старая. — Ему не нравится делать это на камеру. С Линой особенно не хочет, даже в личное время... Машина останавливается и первая выходит Лина, я за ней, а Ангелина с другого края. И судя по всему Владу этот перфоманс не очень понравился, даже ненависть, скорее всего. Ангелина была за присутствие порчи со стороны бабки и воздействие на ребенка Ирины месту быть (хоть в чем-то она была согласна с Толиком), Лина была уверена, что никакого проклятия не было. — А вы София... Зачем с нами приехали? — Кислицын как мой личный надзиратель стоял около меня. — Я не Лина и верю в проклятия, но я не видела ничего, что могло быть связано с чернухой. Защита для мальчика, пожалуйста, делайте — лишним не будет. Но здесь я скорее по своим причинам... И сейчас мне нужна только одна. Делаю несколько шагов ближе к небольшой компании героев и внимательно смотрю на мать погибшего сына и мужа Ирины. Протягиваю ей руку и та не спеша с опаской вкладывает в мою. И в момент мы срываемся с места, я несу её между чужих могилок. — И вы верите в это, не так ли? — периферийным взглядом вижу оператора, который бежал вместе с нами и множественный хруст снега шел прямо за нами, — Верите в проклятия или родовую порчу? — Отрицать нельзя, — прикрывая рот шарфом, приговаривала женщина. — Ваша родовая порча — сильное слово ваших мыслей. И то что памятник дал трещину, например, это просто совпадение, физика, а не родовое проклятие. — Куда именно привела вас София? — София привела меня к могиле моего сына. Я ей не показывала... Мы обходили раньше другой дорогой, плутали, а она целенаправленно, как танк... — А там твоя мама... Худая, мерзлявая... Из Узбекистана как будто бы. — Откуда она могла это знать? Я никому сегодня об этом не рассказывала... Не постила, только своим родным, друзьям и все. Мы делаем несколько шагов с женщиной и останавливаемся около серого камня. — Мамин памятник начала чистить от снега и я просто упала... Мы шли она рассказывала мне, что родового проклятия нет, скорее мы просто думаем, не отпускаем и это всё происходит, вот и все. Ставит в пример росколотый памятник.... И только она от снега чистит я тут же вижу, что памятник стрелой пошел. — Вы думаете это проклятие, — женщина отмахивается рукой. — Физика, обыкновенная трещина, будет повод почаще навещать маму. Замерзла просто, бедненькая.***
— Оглянитесь вокруг, ничего не замечаете? — и только сейчас я замечаю, что в нашем составе из пяти человек только четверо. Не хватало Ивашиной, — Она здесь, слышит и видит нас. — Я не чувствую ее, — пожимая одним плечом произносит Череватый, стоя здесь, словно ангел — в белом свитере. Это что такое? А где, темные оттенки — круто, а белый цвет — для лохов? Как оказалось, Елена Ивашина по причине здоровья, а конкретно из-за проблемы с ногой, покидает проект и отдает свое место. И скорее это был камень в огород Череватого и Анатолия, которые в этот раз под женским напором не справился и поддался, оттого стал слабейшим. Но сейчас нас осталось четверо и это дало почву для новых порций разговоров Башарова с экстрасенсами. — А насколько я помню, Владислав, вы с самого начала говорили, что в финале будет четверо... И вы говорили, что уйдет именно Лена. — Все может быть... — А не вы ли приложили к этому руку? — Ни в коем случае, — парень повторил несколько раз эту фразу. — А помнится, вы говорили, что прикопаете Елену. — Я никогда никого не прикапывал. Это, наверное, Толик нашкодил, зараза, — усмехается парень и я кошусь на него. Почему-то мне все это не нравилось. Лина начала не то, чтобы заступаться за колдуна, но и оправдать отсутствие порчи. Что Ивашина хотела смотреть битву перед телевизором с чаечком — ее слова материализовались. И что Череватый не смог бы прикопать всех. — Эх, ей бы к нам... Таким была бы хорошим распределителем. А то у нас в котельне уже полная чертовщина. — Да на Лене работа, это же сразу видно, — переступая с ноги на ногу, Ангелина прижимала ладонь, которую сжала в кулак к подбородку и будто бы обдумывала что-то. — Человек практикующий. Поэтому, если мы говорим, что там что-то сделано, якобы это моя работа, то не пойму — зачем вы так переживать, если она может с себя это снять, — Влад вёл себя, как всегда, как веселый мальчишка, который то и дело любил шкодить, и по этой, глупой, на самом деле, причине, я верила ему. — Мне стыдно за тебя. Ты запорчевал женщину, ты сказал слова за ее спиной. Владислав, это неправильно. Она инвалид. — Что мне сделать? Если я ничего не делал. — Как минимум снять работу... — черный маг будто бы и не слышала Влада, веря полностью в свои слова. — Я ничего не делал... — Я презираю тебя, Владислав, — было явно видно, что женщина уже на грани и эта грань явно дошла до пика, — Я тебе скажу больше: я не делаю порчи, но... — Вы что? — в это не верила даже я. Ангелина Изосимова — ярая оппозиционерка порч и темной (по-настоящему) магии решилась на подобное... — На последнем испытании... Я не буду делать порчу, это будет божественный непрогляд. И ты посмотришь... — Какую хуйню мелит эта женщина? Откуда у колдуньи связи с Богом? — Астарот дико хохотал, — Эта старуха совсем сошла с ума. — Какую хуйню вы выдумали, честное слово... — Ты меня еще попомнишь... — Влад, вам только что поступила угроза, — решил вставить свои «пять копеек» Башаров, пока я просто мысленно перебирала все известные матюшки́ на иврите. Потому что по-другому это не назовешь. — Это разве угроза? — Нет, показалось, что... — Ну это хуйня из-под коня... Ничего она мне не сделает... За собой пусть следит. — Ангелина... — Все со мной будет в порядке. Мои ноги целы, как никогда. И сколько меня не порчевали, сколько не прикапывали...***
Pov Vladislav.
— Зря ты конечно придумал всю эту чухню, Владик. Дверца шкафа ударилась об полки внутри него с громким стуком. В зеркале, что висело на дворце я увидел парня, который был очень похож на меня: мы имели одинаковый цвет волос, рост, телосложение и лицо. Он был одет в обычную домашнюю одежду, но его глаза были красные как пламя адского огня. Я называю его Толиком — мой демон, чтобы хоть как-то общаться и обращаться к нему. У него есть имя, которое я когда-то помнил, когда он впервые со мной встретился, когда увидел меня висящего на ремне и спас. Спас ценой жизнь за жизнь. Я в его руках и я делаю то, что он мне велит... Но теперь я его не помню. Я даже не могу вспомнить тот день, когда я его забыл. Был ли это вторник, а может вечер субботы, скорее это была среда — самый мой нелюбимый день, тот день, в который я пытался забыть даже себя. Скоро я забуду и про других людей, которых встретил на Битве. Так я думал... Когда битва только началась я признал своими конкурентами только троих: Елена — таролог, махающая палкой; Ангелина — колдовка с серпом и Лина — неверующая в порчи медиум. Среди оставшихся девяти (в этот раз) участников я не видел чего-то столь сильного, как во мне или угроз, как в Ангелине или слишком бесящего, как в Лине. Не знаю по какой причине, но от Джебисашвили у меня дрожь раздражения и злости по спине пробегала, как только ее рот открывался. Но потом Башаров указал на блондинку, которая скрывалась среди людей повыше. «— Хрупкая дурочка-блондинка, которая поверила в себя и решила засветиться на телике», — так я подумал, когда эта малявка поздоровалась с Маратом и тот чуть ли не облизывался, когда его взгляд пробегал по молочной коже в открытых участках ног и живота, стоя, словно школьница, в костюме. «— Она уйдет, свалит первая же.» Прошло первое, второе, третье, четвертое и она до сих пор стояла рядом со мной. И мало того, что она находилась где-то рядом, так мне приходилось делить белый конверт вместе с Фрамп. А потом я не выдержал, мне захотелось узнать, что она скрывает — я, блять, просто не мог почувствовать ее энергетику. Ни я, ни мой Толик. И единственный способ чтения информации я знал только через касание. А как это случилось? Ну так и получилось. Пришлось немного перейти грань... После чего я очень сожалел, но и это не стоило потраченного времени — я все равно ничего не ощутил. И это меня бесило. Но потом информация сама упала мне в руки. Схожая сила и сблизила нас — я даже стал брать ее с собой на кладбище, а потом это происходило всё чаще и чаще, и я даже привык к ней. Привык к ее голосу, присутствию, к дебильным еврейским шуткам и привычке, которая раньше раздражала. Я полюбил ее. Как мальчишка хотел взять ее за руку, искал лишний повод встретиться с ней, провести время. Мне хотелось все чаще слышать ее голос, стоять рядом с ней, ощущая ее запах карамельных духов и вдыхал их. Если бы у меня была возможность я бы вместо кислорода дышал бы ею. И ходил бы с ней на кладбище и вечность бы прожил с ней рядом. Но такому как я жить счастливо — не суждено, но оттолкнуть так и не смог. Поэтому пришлось искать повод... Точнее вести себя, как этот самый повод. — Череватый, почему ты такой вредный? — Я не вредный, — упираюсь спиной об дверцу машины и тяну руку к ней, обхватываю ладонь и притягиваю к себе. Блондинка подается ближе, — Я просто настырный... Ее зеленые глаза казались очень тёмными на фоне бледного, словно фарфор лица. Мне казалось, что я попал в густой лес — собственный оазис, в котором мне спокойно и хорошо. Но на мгновение ее зрачки исчезают за веками, а из уст раздается такой привычный звук языком. — Ты не настырный, Влад, а вредный. Ты едешь за мной с другого района, думаешь, это правильно? — А почему нет? Я хочу тебя подвозить, ну и что, что мне приходится 40 минут сворачивать до тебя, хотя я спокойно мог доехать за двадцать — мне же несложно. Тем более в такой компании, — и снова эти зеленые глаза исчезают с поля моего зрения. И мне это не очень нравится, хочется поставить их самому в одно положение и смотреть и смотреть. Наблюдать, как эмоции, как душа внутри ее тела меняется. Глаза — зеркало души, твоя, София — прекрасна. Будто непреодолимый лес, где я наконец-то один. Я просовываю свою руку на ее талию и прижимаю еще ближе, она оказывается между моих ног. Между нашими лицами не такое уж и большое расстояние, благодаря тому, что я согнул ноги и это позволяет мне коснуться ее. Раствориться на ее губах и вкусить всю ту сладость, что осталось на ней — малиновый блеск, который она наносит, когда собирается выходить на улицу. Не раз видел, наблюдал, как она его наносит, а потом сжимает губы, чтобы получше размазалась. И я был больше, чем уверен, ее блеска на ней больше не было. Ее рука поднялась на мое плечо, а после и на щеку, которой я ощутил приятную ткань ее явно дорогих перчаток. София была словно олицетворение слов: эстетика, роскошь и удовольствие. Когда смотрел на ее наряды не мог оторвать и взгляда, я запоминал каждую деталь, а потом как завороженный прокручивал в голове. По-моему, я даже рейтинг составил ее лучшего образа. Ладонь ее медленно перешла на мою шею, а затем и на затылок. Улыбка само собой появилась на моих устах — она так же этого хотела, как и я. Хотела быть ближе и чувствовать... Я притянул ее еще ближе, пока между нами не осталось ничего. София сжимала в своих ладонях мои волосы на затылке, а я продолжал целовать ее, слушая редкие стоны из ее уст. Эта была, словно музыка... Музыка для моих ушей и души. Но внутри меня тут же все поменялось, когда в наших легких не осталось воздуха и блондинка медленно отпрянула от меня, делая шаг назад. Ее раскрасневшееся лицо было для меня словно удар под дых — я не должен был этого делать. Не сейчас, не на этом этапе, не тогда, когда я столько прошел и победа почти у меня в руках. Нет, мне нужно отказаться от нее, я не могу предать себя и не забрать Кубок — свою победу. Не так ли? Не могу. Я сажусь на диван в зале и боком падаю на мягкую набивку. Голова несильно отпружинивает и я чувствую легкую усталость — веки быстро закрываются. Темнота под ними начала принимать какой-то силуэт, образ. Ее образ. — В этот раз мы пришли биться до конца ради победы? — я поднимаю взгляд на глаза алого цвета и демон мне кивает, — Тогда нам придется чем-то жертвовать...