на белом мой принц, в синем мой принц

Хенкин берет ее под локоть и тащит с лестницы — довольно грубо, и она знает, что завтра на этом месте появится синяк. — Больно, блять, — шипит Киса, когда они выходят из подъезда — Так можно вообще? — Жалобу напишешь, — он буквально заталкивает ее на задние сидение и, к Кисиному шоку, садится рядом. — А че… — Рот закрыла, — тон у него такой, что Киса невольное ежится. Обычно Константин Анатольевич ее бесил, а сейчас ей страшно — хотя в рот она ебала бояться мусоров. Но все равно страшно. Хуй знает, почему — не бить же он ее будет. Или что похуже. Киса неосознанно трет руку, на которой наливается синяк. Хенкин перехватывает ее взгляд и хмурится. Уж точно не от жалости. — Ты о чем думала, когда в моем доме закладки оставляла? — Да Константин Анатольевич! Киса не успевает придумать никакой отмазки, так как ее хватают за подбродок и заставляют посмотреть прямо в глаза. Она сглатывает. — Щас будешь правду говорить, поняла? Хуй знает, чему их там учат в ментовской школе, но Киса плывет. — Поняла. — Хорошо. Еще есть товар? Она заминается, но Костя не дает времени на размышления. — Я тебе вопрос задал, кажется. Товар-то, понятное дело, есть, но отдавать его очень не хочется. — Константин Анатольевич, меня убьют, если я процент не отдам! — В тюрьме не убивают, — невесеоло улыбается Хенкин. — Точнее, редко, особенно в женской. Так что либо выложила товар, либо идем оформляться. Ей, конечно, радостно с того, что он не собирается ее оформлять. Но бля, так она влетит косарей на 10, если не больше. Мамка даст, но это будет пиздец. — Хорошо, хорошо, отпустите. Хенкин убирает руку с ее подбородка и выжидающе смотрит. А Киса вспоминает про еще одну проблему. — Константин Анатольевич, отвернитесь, ладно? — Че, в лифчик наркоту спрятала? — Хенкин, блять, еще и ухмыляется. — Или в трусы? Киса потупляет глаза. Наркота была в лифчике — ей казалось, никто бы не додумался там искать. — Вытаскивай, я в другую сторону посмотрю. Не волнуйся, мне, что у тебя там под толстовкой, не интересно. — Не стоит, что ли? — Киса огрызается, не подумав, и сразу затыкается, словив взгляд Хенкина, не сулящий ничего хорошего. — Да простите, я просто нервничаю. — Поздно нервничать уже, Анна, — Хенкин отвечает удивительно спокойным тонном. — Выкладывай давай. Киса послушно лезет себе под толстовку и достает пакеты. — Нате. Константин Анатолевич невесело хмыкает. — Думаешь вот, их бы не нашли? Постеснялись в одежду лезть? Ты знаешь вообще, зачем резиновые перчатки в милиции нужны? — Догадываюсь, блять! — Кису бросает в дрожь. — И че, сами бы мне полезли в пизду, да? На лице Хенкина появляется что-то вроде растерянности. Впервые. — Для этого есть специально обученные люди. На сколько здесь? — На 10 где-то. — Как отдавать будешь? Киса злится. Как будто ему не похуй. — Натурой, блять! Придумаю что-нибудь, может, закончим, а? — Нет, Ань, мы еще не закончили. — Че еще? — В глаза мне посмотри. Сама, без рук. Киса смотрит. Хэнк тоже голубоглазый, но взгляд у него совсем другой. У отца глаза холодные, и смотреть в них совсем не просто. — Зуеву товар вернешь, поняла? Киса кивает, не веря своему счастью. — Следующий раз спалю — сразу в участок, никто там с тобой нянчиться не будет. Он замолкает ожидая ее реакции. — Я поняла, Константин Анатольевич! Я обещаю, блять, я больше не буду, хотите, поклянусь? — Не хочу. Давай иди. Киса смотрит на пакетики — сувать их обратно не очень хочется, но хранить товар в рюкзаке стремновато. Хенкин вздыхает и выходит из машины. Курит, пока она проводит свои манипуляции. Когда она вылезает, старается на нее не смотреть. Словно ему стыдно. — Давай иди, не задерживайся. Киса слушается. Ей тоже стыдно. Из-за того что она испугалась. Но по большей часть из-за того, что она чувствует, что у нее насквозь мокрые трусы. *** Киса даже не была уверена, хочет ли она снова видеть ебаного Хенкина — казалось, если встретит, то тот точно все поймет. А с другой стороны — хотелось убедиться, не привиделось ли ей это все. Не очень-то приятно ловить себя на краше в стариков, а тем более в старых мусоров. Поэтому когда Хэнк предлагает посидеть у него и попытаться написать сочинение, Киса соглашается. Может, стоит посмотреть на его батю без формы и все пройдет. Увы, вселенная восприняла ее желания слишком прямо. Она выходит поссать в коридор, а Хенкин выходит из ванны. В одном полотенце на бедрах. Киса успевает запалить не самую плохую фигуру для 50 лет, или сколько там этому старику, и дорожку волос, идущую от пупка к паху. И многообещающие очертания. Наверное. Если ей не показалось. — Ты тут что забыла? Киса поднимает глаза и видит, что Хенкин взбешен. — Сочинение с Хэнком пишу. — Понятно, — он проходит, задевая Кису плечом, и стучится в комнату Хэнка. — Ты хоть предупреждай, что у нас гости! Вдруг я голым походить хочу у себя дома? Киса смеется, и Константин Анатольевич недовольно зыркает. — Иди, куда шла, давай. Она закрывает за собой дверь в туалет и признается себе, что дело вовсе не форме. Возможно, с наркотой реально стоит завязать. Или подлечиться.