Однажды в Катамарановске

В комнате было душно, несмотря на крепкий вечерний мороз на улице. Вера Аркадьевна была привязана к стулу в своей собственной квартире и подвергалась допросу со стороны бывшего приспешника «Железных каблуков». Обездвиженные конечности уже затекли, голова трещала от боли, но пока всё это было терпимо. Удар палки пришелся по скуле, в этот раз было действительно больно. Вера стушевалась и почувствовала, как по лицу потекла струя теплой крови. — Дамочка, я таких, как вы, каждый день исполняю, что ж вы такая упрямая?! — Захара бесила равнодушность на лице девушки. Он присел на корточки перед ней, чтобы наладить зрительный контакт и, как говорится, давить авторитетом, — Я в последний раз спрашиваю. По каким дням к вам приходит товарищ президент на эту чёртову реабилитацию? — Ох-ох-ох-ох, товарищ зэк, думаете палками меня заставите говорить? Я в медицинском пока десяток лет училась меня даже под угрозой отработки не заставили рассказать весь цикл Кребса, что мне ваши палки эти дурацкие, ну ей-богу! — казалось, вся ситуация только веселила врача-невролога. — Так! Ты, дамочка, меня кажется совсем не поняла! Это тебе не цирк, чтоб сидеть смеяться! Мы с Марком Владимировичем нормальную войну делать будем так-то! Поэтому аристократически попрошу нормально рассказать во всех подробностях о лечении и здоровье товарища президента! Иначе… Захар не успел договорить. Вера тряхнула головой, чтоб раскинуть закрывающую взор рыжую растрепанную чёлку и продолжила истерить. — Иначе что? Пристрелишь? Не пристрелишь, слишком нужна. И я тебе не дамочка! И сидеть потом будешь ты, за все свои гадские дела, товарищ зэк! Наш президент самый лучший, и я никому его в обиду не дам! Я его вылечу до конца, он будет бегать лучше, чем марафонцы, и догонит вас всех негодяев гадских! Ни слова вам не скажу, вообще ничего! Идите делайте в радиоактивном болоте свою войну, подальше от всех! — пока слова лились с её уст, как скипидар с усов Катамаранова, в голове врача решалась клиническая задача о том, как спасти свою душу. И она всё придумала. Для Захара эти крики были последней каплей, он правда хотел всё решить более-менее спокойно, но с такими людьми, как Вера, надо по-другому. Он встал с корточек, резкими движениями смахнул с колен невидимую пыль и заговорил. — Значиться ты вот так, да? Ну значит и я так! Какая-то ты слишком нервная уж для невролога! Мы поедем в лес, в самый настоящий бункер. Там-то я тебе и покажу, что значит нормальная война, и как ты нам поможешь ее устроить. Уж там-то защебечешь как соловей по весне! — слова звучали дерзко, с вызовом, в глазах горело безумие. Вере стало жутко, но она не подала виду. «Вот сейчас. Самое время, пора!» Захар потащил ее стул в сторону выхода, держа за спинку. И она защебетала. — Товарищ зэк, прошу вас очень от души, очень сильно прошу, дайте мне шанс на последний звонок, а потом всё что хотите, хоть на край света поеду с вами! Это очень-очень важно! Она буквально в слезах вымаливала у Захара звонок. Он остановился и повернул стул так, что они опять были лицом к лицу. — Я тебе дурак что ли? Иш какая, ментам позвонить собралась, тварь ты лицемерная! — Нет-нет, вы что, не ментам! Не ментам, ну вы чего, товарищ зэк! Бывшему позвоню, — «бывшему, который мент», подумала Вера про себя, — Признаюсь, что не могу забыть его, а то так и не осмелилась сказать. Сами понимаете, дела сердечные… — у Захара сжалось что-то внутри. Он вспомнил свою Нателлу, с которой у них так и не получилось нормально поговорить о делах сердечных, — Люблю его очень, из упрямства не звонила, а тут уж ну… Была, ни была. Всё равно не встретимся больше… Захар ничего не сказал, только молча набрал номер со слов врача, приставил телефон к её уху, а сам отвернулся и нервно поднёс к губам сигарету, которую всё это время не мог нормально докурить из-за активной беседы. — Серёжа… Серёж, привет, ты меня помнишь? — Врач-невролог старалась звучать максимально ласково, хотя дико волновалась, — Не помнишь, да? А я всё не могу забыть тебя, мой хороший. Жилин, который как обычно перебирал бесполезные протоколы в участке, впал в оцепенение, когда услышал голос с другого конца трубки. «Серёжа» — так его звали только три человека в Катамарановске. Жила, Игорь и… Вера. Для других он был просто Жилин, или мент, или полковник. Даже Гриша не знал до сих пор, как расшифровывается «С. О.» в государственных документах. Руки начали трястись, кровь отлила от периферии к сердцу за считанные секунды. Голос дрожал, но он старался держать себя под контролем. — Вера, гадюка, это ты что ли? Ух-ух-ух-ух, ты чего это, ты меня по телевизору увидела, да? Такого красивого, важного, богатого, такого всего прям министра, да? Поэтому решила вернуться? Тако-о-о-го хорошенького меня бросила! Ну ничего, ничего, я сейчас приеду, ты сама увидишь, кого потеряла, и ещё сто раз пожалеешь, ага-ага. Вот прям сейчас приеду! Последние слова Жилина прозвучали уже из корридора. Захар резко обернулся и увидел ненавистного мента с телефоном подмышкой. «Ну идеальный бывший!» — подумала Вера. — Гос-с-с-поди, а что это у нас тут такое… — Жилин выронил телефон. Его сердце пропустило удар. — Ах ты мразь нервная, значит вот кто твой бывший! — Захар выкинул сигарету. Взгляды мужчин столкнулись. Жилин быстро оценил ситуацию и всё понял. Вера улыбалась самой невинной улыбкой. Захар схватился за палку. Все всё прекрасно поняли. Но времени на обдумывание не было, поэтому полковник интуитивно подбежал к преступнику и выхватил у него инструмент для пыток. Началась драка на кулаках. — Сначала на меня хорошего напали, потом на хорошего друга моего Гришу, на Жетона моего хорошего, так теперь ещё на змеюгу, на бывшую мою нападаем? — Сергей был зол. Очень зол. — Дурачок-мент я смотрю очень хочет эксперимент, да? Ну сейчас я тебе покажу как нормально исполнять обязательства надо! — Захар ударил Жилина коленом в пах, тот загнулся пополам от боли и упал, не удержав равновесие. Пока Захар отвлекся и ликовал за свою победу, а Жилин тихо ругался на него в своей манере, Вера резко подскочила на стуле, свалилась вместе с ним прямо на колени и впилась зубами в ногу преступника. Тот истошно закричал, икру свело судорогой, эта судорога распространилась на всё тело, глаза свелись к переносице, прям как у его союзника Багдосарова. Захар потерял сознание и упал рядом с полковником. Жилин смотрел на ногу бандита, перевёл взгляд на лежащую на полу Веру, поухухукал слегка, но так и не понял, что произошло. Но сейчас это было совсем не важно. Сергей быстро встал и подбежал к врачу, чтоб поднять её стул, начал развязывать ноги, руки, попутно расспрашивая обо всём, что происходило минуту назад. — Ты в порядке? — это был первый вопрос, который задал полковник, когда столкнулся с уставшим взглядом невролога. От былого блеска радужки не осталось и следа. — Пойдёт. Нормально. Сам как? — Вера заметила, что Серёжа сильно исхудал, хотя и раньше не отличался большим весом. Щёки впали, кожа вокруг глаз сочеталась с цветом формы. — Хорошо всё, хорошо. Ты как его так укусила, что он аж откинулся, а, голубушка моя? «Голубушка моя». Как же давно она не слышала этой тёплой фразы. Как же было приятно слышать это снова. — Яд впрыснула. Я научилась после того… случая… змеиный яд вырабатывать. — Вера немного замялась. Последнюю ссору они никогда не обсуждали. Не виделись даже ни разу с тех пор. Жилин всё помнил. Он помнил, как они расстались из-за этого пресловутого случая… *** Они были молоды и полны сил. Столько амбиций, столько мечтаний, столько выпитых крепких кофе по утрам и бессоных ночей в погоне за успехом. И всё это они переживали вместе. Вера Аркадьевна Катамадзе. Студентка 6 курса Катамарановского медицинского университета. Высокая, почти тощая девушка с волнистыми рыжими локонами, большими зелено-карими глазами и внушительными мешками под ними. Нос с горбинкой давал знать о грузинских корнях. Вера работала по вечерам помощницей Инженера в НИИ, занималась с ним разработкой лекарств. Она всегда впадала в различные передряги и приключения в силу своей невезучести, ужасно уставала, но всё равно горела желанием спасать людей. Сергей Осипович Жилин. Старший лейтенант, которому коллеги сулили блестящую карьеру сторонника правосудия. Чёрные волосы закручивались в завитки, которые вылезали из-под фуражки, форма неуклюже висела на худощавом теле, лицо было гладко выбрито, выделялись только усы, между бровями уже успела залечь морщина от задумчивости. Серёжа горел желанием спасать людей не меньше Веры. Но больше всего ему нравилось быть защитником своего любимого врача. Они были молоды и красивы. А еще очень ревнивы и вспыльчивы. Халат слишком хорошо сидел на Вере, синий цвет был слишком к лицу Серёже, сотрудники НИИ были слишком доброжелательны, сотрудницы милиции слишком мило улыбались, претензий было слишком много, это всё порой сводило их с ума. В конце концов напряжение между влюблёнными настолько возросло, что один абсолютно нелепый случай разрушил всё то, что они строили годами… У Игоря в лесу гадюка впала в депрессию. Она разучилась кусаться, брызгаться ядом. Весь день она только и делала, что лежала и жаловалась Игорю на свою никчемную жизнь. Катамаранов перепробовал все методы вытаскивания змей из депрессии (с ними такое часто случается), но ничего не помогало. Тогда он решил рассказать всё своему однокласснику Инженеру, который умел делать «растворчики как таковые» в надежде получить от него разработку, которая вернула бы его ненаглядную змейку к прежней жизни. Инженер дал слово помочь: «Ра-раствор будет готов к чет-четверг-, ну то есть к- к пятнице, да, будет готов, пе-пе-передам тебе через Жилина, а то ты же бе-е-е-шеный, я ж тебя не-, это самое, не найду!» Как и было обещано, раствор был готов к пятнице, уже в шприце, лежал на столе Инженера. Рядом лежал шприц с витаминами, которые он ставил раз в неделю Вере. Это частично компенсировало ей недоедание и недосып. Лаборатория юных учёных была небольшой, но уютной. Все столы были обставлены различными колбами, трубками, коробочками и флаконами. Из окна выглядывало весеннее солнце. Свет проходил через стеклянные сосуды и на полу появлялись солнечные зайчики. Студентка была в хорошем расположении духа и уже была готова к процедуре. Она подтянула рукав халата, оголила локтевую ямку и беззаботно уселась рядом со столом своего наставника. Сегодня Жилин обещал сводить её погулять в лес, чтоб устроить пикник и полюбоваться закатом. Катамадзе прикрыла глаза и представила, как возьмет его за руку, как он поцелует ее в лоб, как они соберут друг для друга букеты полевых цветов и будут хвастаться, у кого красивей. Как они зальются потом своими фирменными смешками и все птицы разлетятся подальше от этих «ух-ух-ух» и «ох-ох-ох». Она любила слушать его смех, его странные шутки, хотя всех остальных людей это раздражало. Он любил слушать её истории про пьяных пациентов и смотреть в её сверкающие глаза, которые становились зеленее днём, чернее ночью. «Вот с чем мне в жизни точно повезло, так это с Серёжей!» — тёплая мысль ускорила удары сердца. Из воспоминаний Веру вырвал укол в вену. Жидкость постепенно перетекала из шприца в кровь. Когда процедура была закончена, взгляд Инженера зацепился за второй шприц, который всё это время находился на столе. Его глаза забегали из стороны в сторону, кожа резко побледнела. Студентка уловила панику наставника и поинтересовалась, в чём причина его беспокойства. Тот начал что-то неразборчиво и шумно бормотать про «ра-раствор для змеи, Жилину, Жилину нужно было отдать, она в дерпре-деспре-депрессии! Змея в депрессии!» После этих слов, как говорится, в здании НИИ начался сущий кошмар. Вера разозлилась не на шутку, подумав, что Жилин представил её всем друзьям как «змею в депрессии». Под действием злосчастного раствора эта злость усилилась в три сотни раз, если не больше. Инженер бегал из строны в сторону и искал «антираствор», чтоб спасти Веру, которая вот-вот могла превратиться в самую настоящую змею, но понял, что не успел, когда почувствовал мощный укус в ногу. Инженер упал, на него посыпались все склянки с верхних полок. Силы покидали его, но их хватило, чтобы позвонить Жилину. Лейтенант влетел в лабораторию, но не смог оглядеться, потому что клыки рептилии в эту же секунду вонзились ему в руку. Жилина и Инженера откачали, Катамадзе вернули из змеиного облика в человеческий. История должна была закончится благополучно, но Вера отказывалась верить, что всё произошедшее — сплошное недоразумение, и была убеждена, что Жилин её разлюбил, захотел «пойти по бабам» с Игорем, поэтому попросил Инженера превратить её в змею. Вера бросила Серёжу прямо в здании НИИ, на глазах у всех сотрудников, покрывая его всевозможными оскорблениями, напоминая обо всех предыдущих ссорах, вылила на него весь свой гнев, а также жидкость из первой попавшейся под руку пробирки. Серёжа даже не успел открыть рот, не то чтобы возразить или вставить пару слов. Синяя форма позеленела под действием реактива. Вера Аркадьевна взмахнула волосами и быстрым шагом покинула здание. Жилин несколько минут стоял как вкопанный. Его пытались привести в чувства, но тщетно. Он даже не моргал. Просто развернулся и ушёл своим ровным солдатским шагом. Сергей Осипович пил пепси с водкой, курил и плакал всю ночь. В последний раз такое было после смерти Жилы, но тогда он был не один. Рядом была она. Гладила его по растрепанным волосам, обнимала, крепко прижимала к груди и тихо убаюкивала хриплым голосом. Сейчас же его поддержкой было только эхо, которое отзывалось от стен квартиры в ответ на мучительный плач лейтенанта. Вера Аркадьевна этой ночью пообещала больше никогда не любить. Никого и никогда. Было так больно, так обидно, что справится помогли только разбитая посуда, зеркала, разбросанная по всему дому одежда, порванные в клочки фотографии, которые в 4 часа утра были выброшенны с балкона. В последующем она прекратила общение с друзьями, стала до жути раздражительной, подозрительной, беспощадной. Нервы сдавали. Вера приняла решение доучиться до врача-невролога и помочь самой себе, в первую очередь. С тех пор она часто видела Жилина по телевизору, скучала, но пыталась задавить в себе это чувство. Особенно тяжело было во время сессии, потому что больше никто не подвозил её с утра в день экзамена, заливая при этом, что она самая умная и у неё непременно всё получится, попутно закидывая шоколадку в пакет с халатом и успокаивающе держа за руку… Сергей пару раз видел Веру в машине у Малиновского. До того, как основать своё ОПГ, он был просто привлекательным «мальчиком на девятке», на которого вешались девочки (по крайней мере, Серёжа так думал). Жилина расстроило, что его, «такого хорошего», променяли на какого-то бандюгана. Но он и не мог подозревать, что в машине Малины юный врач оказалась не по своей воле. Она в очередной раз вляпалась в беду, увидев то, что ей не следовало видеть. У врачей в маленьких городах часто бывают такие проблемы, особенно у таких невезучих, как Катамадзе… Так и прошли все эти годы для врача и полковника. В скуке, усталости, угрозах смерти и одиночестве. *** — Так а чего же ты сразу не укусила его, а решила позвонить мне? Небось, действительно заскучала, ух-ух-ух-ух-ух. — Жилин почти развязал последний узел на руках, пока кокетничал с бывшей. Катамадзе оценила шутку, но решила пропустить её мимо ушей. Она начала растирать затёкшие запястья. — Я не могу так сразу. Мне нужно было сконцентрироваться, а его болтовня мне мешала. А тут ты пришёл, отвлёк его и мне хватило времени на весь процесс. — И сколько он будет тут спать вот так? — Жилин кивнул в сторону Захара. — Сколько я захочу. У меня есть, так сказать, связь с ядом. Могу оборвать действие по своему велению. — Серёжа в ответ только удивлённо вскинул брови. Полковник помог врачу подняться на ноги, осторожно положив её правую руку себе на плечо. После долгих посиделок и мощного падения колени ослабли. Да и вообще Вера была очень уставшей, приняла помощь исключительно по этой причине. — Спасибо тебе, Серёжа. — она прошлась ладонью по спине полковника. Всё это было неловко, странно и абсурдно. — Да всё уже, всё, забыли, забыли всё, не надо меня смущать. — Сергей слегка покраснел и улыбнулся. — Сильно болит? — уточнил Жилин после того, как Вера восстановила равновесие. Руку он не убирал, на всякий случай. А может просто потому что не хотелось совсем. Катамадзе этому не сопротивлялась, тоже держала руку на спине полковника. — Пройдёт. — только сейчас Вера посмотрела прямо в лицо Жилину и как будто бы тоже слегка покраснела. Она заметила, как много у него появилось морщин, как потемнел цвет глаз, побледнели губы, но он всё равно был очень красив. Черты лица Веры тоже изменились за эти годы. Серёжа любовался новыми вкрапинами и полосками в радужке, заострившимся подбородоком, аккуратно вписавшимися морщинами вокруг губ, а когда его взгляд зацепился за ровные скулы, он заметил запёкшуюся кровь, прикрытую длинной чёлкой. — А это ещё что тут такое у нас нехорошее, — нахмурился Жилин и свободной рукой заправил волосы за ухо, чтоб открыть взор на пренеприятнейшую картину — синяк, который расположился по всей боковой части лица до самого уха, и не так давно кровоточащая рана чуть выше скулы. Струя засохшей крови доходила почти до края нижней челюсти. Полковник взрогнул, быстро заморгал, пока пытался подобрать слова, чтоб не выглядеть нелепо. — Это вот этот бандитник тебя так избил?! Палкой вот этой? — злость возвращалась к Жилину с такой же скоростью, с какой успела покинуть его несколько минут назад. — Пытался у меня информацию выудить. — Катамадзе была слишком спокойна, как будто побили не её, а кого-то совсем другого. — Какую еще информацию? Голубушка моя, что ты тут такое говоришь? Не пойдёт так, не пойдёт. Надо разобраться. Ты мне всё расскажешь. Это была не просьба. Это был приказ со стороны министерства внутренних дел. Невролог провела Жилина на кухню, заварила чай, достала пряники и принялась рассказывать о том, как по невезучему случаю познакомилась с Григорием Стрельниковым, когда тот ещё был руководителем ОПГ. Он посчитал Веру грамотным врачом и попросил полечить его ноги и нервы в обмен на сохранение её жизни. После становления президентом он стал обращаться к ней ещё чаще. Рассказала, как с тех пор за ней следят люди Багдосарова, пишут письма с угрозами, заявляются на работу, а теперь всё дошло до того, что Захар собственной персоной явился пытать её, чтобы получить поддержку в свержении президента. За всё это время Жилин даже не притронулся к своему чаю. Он навис над Верой и обрабатывал рану на лице врача, ужасаясь с её рассказов. Полковник аккуратно вытер запёкшуюся кровь спиртовыми салфетками, прошёлся по краям раны зелёнкой и уже доставал лейкопластырь из аптечки. Вере было до умопомрачения приятно чувствовать эту заботу с его стороны. Пришлось приложить много усилий, чтобы речь не сбивалась и желание поцеловать не уступило здравому смыслу. А Серёже было больно. Больно за то, что не смог оказаться рядом раньше, не смог предотвратить последствия, не уследил за Захаром, который сбежал из тюрьмы. Совесть душила его. Он сильно переживал. Вера это почувствовала. Она помнила, что он — нежное ранимое существо, с ним надо осторожно. — Серёж, я знаю, о чём ты сейчас думаешь. Не надо. Всё хорошо. Я привыкла к этим приключениям. — она призадумалась, а потом тихо добавила, — Я рада, что ты пришёл вовремя. — Я рад, что с тобой всё хорошо, моя хорошая. Ну чего же ты раньше не пришла ко мне, не рассказала всё, ну? — Жилин отклеил пластырь. — Стыдно было. Ну… я тебе тогда много чего нехорошего наговорила. Прости, пожалуйста. — Катамадзе плохо умела выражать свои чувства через слова, но всегда была честной, это было неизменно. Вот и сейчас она решила не изменять своим принципам. — Ну что ты, ну моя хорошая, ушла уже история, Госссподи, надо было прийти. Я бы сразу простил, ты чего. Вера улыбнулась. Было ощущение, что гора спала с плеч, стало легче дышать. Серёжа улыбнулся в ответ. Этот красивый момент мог бы продолжиться, если бы не претензия врача. — Ты пластырь не так клеишь, полковник. Рана так долго будет затягиваться. Надо перпендикулярно. — Уж извиняйте, врач-невролог, я свои раны всегда сам клеил как мог, некому было помочь. Не было докторов всяких у меня. — Жилин окинул Веру осуждающим взглядом и передал пластырь под покровительство её умелых рук. — Уж прям совсем никого не было? Ох-ох-ох-ох-ох, — Катамадзе хитро заулыбалась, доклеивая пластырь и стреляя глазами в Серёжу, — вы же такой кокетка, полковник, ну. Жилин наконец-то присел и сказал немного грустным тоном: — Никому не нравится ухухукающий, вечно уставший, вечно бегающий за Игорем, ленивый и неуклюжий мент. Вера смогла буквально почувствовать его боль, потому что её ситуация сильно не отличалась. — Никому не нравится охохокающая, вечно нервная, вечно недосыпающая из-за смен, не умеющая хорошо готовить врачиха. Наступило неловкое молчание. Хотелось взяться за руки, держаться крепко-крепко и долго-долго признаваться в любви, говорить, как скучали, как было одиноко друг без друга, но всё это казалось очень далёким и чем-то невозможным, ведь прошло много времени. Ужасно много. Всё осталось в прошлом. — Вера, я разберусь с этими бандюжками. Изобью их, всю дурь выбью из них, честное милицейское. Хочешь даже я тебя с собой возьму? — заговорил Жилин после долгой тишины. — Нет, Серёж, не хочу. Ты там как-нибудь уж сам. Я уже по-своему отомстила. Да и знаешь ты меня, не могу я… Ну, смотреть там… Я столько лет отдала, чтоб лечить людей, а не калечить. И неважно, каких людей. Катамадзе была смелой женщиной, но терпеть не могла физическое насилие, и при любом упоминании со стороны Жилина о каких-то пытках ей становилось не по себе. Серёже было неловко за своё предложение. Он любил людей, но пытать ненавистных ему людей доставляло чувство удовлетворения и справедливости. Жилин достаточно мягкий человек по своей природе, но совсем не терпит, когда его любимых и хороших обижают. Полковник позвонил Стрельникову, рассказал всю ситуацию и попросил приставить охрану возле дома невролога, на всякий случай, и отдельно телохранителей, чтоб на работе её тоже не беспокоили. Григорий Константинович быстро всё организовал. Вскоре люди прибыли и унесли тело Захара. Жилин и Катамадзе снова остались одни. Вера провела Серёжу до дверей подъезда. — Спасибо тебе ещё раз. Удачи на работе! — И тебе, голубушка моя, и тебе! Они пожали друг другу руки. «Ну что-то совсем как не родные» — пронеслось у Жилина в голове. Когда Вера попыталась отнять руку, он еще раз крепко сжал её и притянул к себе, оставив на повреждённой щеке невесомый поцелуй. — Это чтоб быстрее зажила, ух-ух-ух-ух-ух! Вера тоже рассмеялась, поцелуй её взбудоражил не на шутку. Щёки запылали: — Ой ну что ты, что ты, кокетка, ей-богу кокетка! Катамадзе хлопала Жилина по плечу, пока тот покидал здание через дверной проём, мило ухухукая. Они оба почувствовали неожиданный прилив какой-то светлой энергии, которая вернула блеск глазам и прежний задор голосу. Усталость уходила на второй план, если не на третий. Как мало нужно было для счастья. Как здорово непутёвому человеку иметь бывшего-полковника. В эту ночь крики из пыточной милицейского участка звучали настолько громко, что даже Катамаранов проснулся после скипидарного угара на дне болота.