Чернильные линии

      Тишина оседает на плечи, лицо и даже кончики пальцев прогорклым пеплом. Раон останавливается, превращаясь в слух, и пытается расслышать хотя бы что-то. Его настораживает и выводит из себя эта тишина, она скребёт по позвоночнику ощущением опасности и тревоги. Зря он решил проверить окрестности, заверил Уджу, что сможет сам сходить за сливками и сахарной пудрой. Сама планета Раона не пугала, за месяц пребывания здесь он привык и к шуму ветра, раскачивающего кроны деревьев, и перестуку дождя, барабанящего по крышам и стёклам. Но сейчас было слишком, просто до отвратительного тихо для такой шумной планеты.       Раон улавливает движение сбоку, слишком резкое и быстрое для человека, но совсем неаккуратное для опытного преследователя, которых послали за ним. Значит есть и всякие мелкие сошки, плохо обученные и не знающие, с кем будут иметь дело. Инопланетянин прячется за дерево, выхватывает из-за пояса штанов своё оружие, нажимает на кнопку перезаряда и мысленно начинает отсчитывать восемь секунд: слишком безрассудно с его стороны было выйти с неактивированным бластером, но его бдительность буквально усыпил этот слишком спокойной месяц, позволивший им с Уджу наладить отношения. Всего проходит три секунды, как он ощущает, что его бок обжигает будто огнём: для светового мощного луча древесина – как развевающийся на ветру тонкий зелёный листочек. Раон пригибается и перемещается за угол ближайшего дома, прикладывая руку к ране – неглубокая, но неприятная.       – Ваше Высочество, мне нет смысла вас убивать, Вы нужны живым, сдавайтесь, – инопланетянин слышит насмешливый голос – так странно и глупо, будто он охотится не на будущего правителя целой планеты, а на простого мальчишку – значит действительно мелкая тупая сошка, не знающая, с кем имеет дело.       – А у меня есть смысл, – проговаривает себе под нос Раон, когда набегает восьмая секунда, и он выскакивает из-за угла, попадая точно в цель: в точку самоуничтожения, расположенную у всей их расы между ключиц. После попадания в неё инопланетянин не просто умирает, но ещё и исчезает: внеземная жизнь так и должна остаться для всех тайной.       Раон тяжело выдыхает, наблюдая, как рассеивается лёгкая дымка, и прячет бластер за пояс, направляясь к заново отстраивающейся пекарне. И пусть они с Уджу восстановили часть, поэтому посетители могли взять десерты и кофе с собой, но сам зал, где стояли маленькие, аккуратные столики, был ещё в полной разрухе.       Он обходит здание сзади и, оглянувшись в последний раз, прошмыгивает внутрь, активируя невидимый купол, который не позволял инопланетным радарам его засечь. Сегодня противник был только один, что очень-очень странно, но Раону не хочется в этом разбираться прямо сейчас, ему нужно в капсулу на пару часов, чтобы восстановиться. Вот только на пороге он почти сталкивается с обеспокоенным и взволнованным Уджу, который буквально бросается к нему.       – Где ты так долго был? Я начал волноваться, закрыл пекарню и собирался тебя идти искать, – он нервно расхаживает из стороны в сторону, активно размахивая руками. Раон иногда поражался тому, какой огромный у людей запас энергии, раз они готовы тратить его впустую на такую вещь, как эмоции. И нет, у его расы тоже была способность что-то чувствовать и ощущать, но это было не так ярко и экспрессивно и, соответственно, не так выматывающе.       – По дороге у меня возникла... неприятность, – подбирает удачное, по его мнению, слово Раон и проходит мимо, только сейчас вспоминая, – прости, я потерял пакет с продуктами, – но он больше не успевает сделать ни шага, как Уджу хватает его за руку и рассматривает на ладони красные, подсохшие и взявшиеся корочкой разводы.       – Это что, кровь?! – парень шокировано округляет глаза и переворачивает руку, пытаясь найти рану, – что случилось, Раон?!       Уджу кажется, что у него спёрло лёгкие от недостатка кислорода, а тело бросило в жар. Он видел в своей жизни кровь, когда падал в детстве и разбивал колени, или наносил себе увечья, когда что-то готовил, но с инопланетянином явно произошло не что-то из этого.       Раон тоже смотрит на свою руку и вздыхает, но не пытается высвободиться из чужого захвата: прикосновения этого человека были приятными, немного обжигающими прохладную кожу, но такими, которые хотелось продлить. Он не понимает, что это за ощущение, но продолжает разрешать пекарю себя трогать.       – Меня нашли, но он был один. Небольшая царапина, в капсуле всё...       Уджу вскидывается, всё так же ошарашено смотрит в чужие тёмные глаза, а на его красивом лице отражается паника. Вот и минус сильных эмоций людей: негатив они тоже ощущают слишком остро и ярко, буквально утопают в нём.       – Где? Где тебя ранили? – пекарь буквально силком стаскивает с плеч Раона пальто и видит в ткани небольшую продольную дырку, оплавленную по краям. Инопланетянин чувствует себя почти куклой, когда его правую руку нагло приподнимают и рассматривают прожжённую водолазку и рану на рёбрах. Он внимательно наблюдает за действиями парня, на лице которого эмоции сменяют одна другую со скоростью света, а руки мелко дрожат.       – Я же говорю, что в капсуле всё заживёт, не...       – Её нужно обработать! Снимай, – Уджу всеми силами пытается унять дрожь и тянет за подол водолазки, а потом убегает на второй этаж за аптечкой. Раон смотрит ему вслед со странной смесью умиления и тепла, удивляясь тому, какие всё же эмоции в нём самом может вызывать простой человек, неконтролируемо эмоциональный, странный, слишком доверчивый и чересчур тактильный. На своей родной планете инопланетянин старался избегать прикосновений своих собратьев, не испытывая от них ничего приятного, но касания Уджу были какими-то... иными.       И пока он пребывает в ворохе мыслей, парень возвращается обратно с аптечкой наперевес.       – Ты почему ещё не разделся? – звучит почти возмущённо, и если Уджу бы сейчас был не так обескуражен и напуган, он бы смутился от того факта, что буквально призывает оголиться красивого... не человека. Вызывающего такую бурю под рёбрами и в голове, которую пекарю и хотелось бы запереть под замок, но он просто физически это сделать не может. И если в самом начале он испытывал чистейшую ярость, когда дело всей жизни его родителей буквально рухнуло в один миг, то по прошествии этого времени он начал ловить себя на мысли, что засматривается на Раона, хочет касаться его больше и дольше смотреть прямо в тёмные глаза.       Инопланетянин вздыхает и на автомате отворачивается, понимая, что с человеком проще согласиться, пусть сделает все свои какие-то там манипуляции, а потом он спокойно пойдёт в капсулу. Раон хватается за ткань между лопатками и тянет её вверх, не слишком резко, потому что бок всё же простреливает болью. А Уджу опускает аптечку на столик и зависает, рассматривая, как из-под чёрной плотной ткани появляются ровные длинные чернильные линии, которые расходятся от свода лопаток вниз на спину по рёбрам и позвоночнику, вверх на плечи и кажутся трёхмерными, когда под кожей перекатываются тугие мышцы. Линии разной толщины создают рисунок механических, высеченных на коже крыльев. Уджу загипнотизировано подходит ближе, будто его тянет невидимой, неизведанной силой, и касается заходящимися в треморе пальцами одной из чёрных полосок.       Раон вздрагивает от прикосновения, но снова не избегает его и не отстраняется, а просто позволяет своей коже ощущать чужие касания. Пекарь нежно, почти невесомо ведёт пальцами по короткой линии на лопатке, сходящей в пунктирную на конце, прослеживает путь другой вниз по позвоночнику и гладит полосу, которая закругляется на боку и, видимо, перетекает на живот. Парень ощущает гладкую, прохладную кожу, вспоминая свою шутку о том, что к Раону можно будет прижиматься летом, в самую жару, чтобы охладиться, и ведёт кончиком указательного пальца по позвоночнику вверх прямо до кромки волос. Инопланетянин резко вздрагивает от этого прикосновения и поворачивается, встречаясь с Уджу потемневшим взглядом. Но парень не прерывает своего исследования, видит, что татуировки есть и здесь. Одни с боков тянутся вниз по косым мышцам живота, теряясь за поясом брюк, а вторые стекают со спины по плечам и переползают на ключицы, соединяясь в овал в ключичной впадине. Ещё несколько тонких, почти незаметных линий тянутся от ключиц вниз на широкую, крепкую грудь, не достигая тёмных сосков. Пекарь прослеживает их сначала взглядом, а потом и кончиками пальцев, ведя по бледно серой полоске.       – Некоторые линии с возрастом исчезают, другие – появляются, – отчего-то хрипло замечает Раон, заставляя Уджу замереть и поднять голову. Он смотрит инопланетянину в глаза, на которые падает несколько тёмных прядей, а потом отвлекается на то, как Раон облизывает губы. Жест механический, не несущий под собой никакого скрытого смысла, но парню становится жарко. Только сейчас до него доходит вся абсурдность ситуации: он буквально облапал Раона, трогая его спину, ключицы и грудь, но не получая никакого протеста и отпора. Именно поэтому он снова поднимается ладонью вверх, переходя на шею и замечая почти уже исчезнувшую линию, ведущую до кадыка.       – Эта тоже скоро исчезнет? – так же сипло интересуется Уджу, когда Раон шумно сглатывает.       – Нет, эта только появляется, – он в теории знает, что есть слово «нервничать», но до сегодняшнего дня ни разу не испытывал его на себе, оставаясь всегда спокойным и почти равнодушным. Но этот мальчишка делал с ним что-то непонятное, что-то такое, от чего, может быть, даже хотелось сбежать.       – А у тебя... у тебя всё тело покрыто такими татуировками? Они у тебя от рождения?       – От рождения только эта, – Раон описывает линии овала и нечаянно сталкивается пальцами с чужой ладонью, заставляя Уджу вскинуть голову и замереть. Раон стоит так близко, на расстоянии выдоха, снова облизывает и так блестящие от слюны влажные губы, неосознанно подталкивая пекаря к тому, о чём он может потом пожалеть.       Уджу рассматривает тонкие, правильные черты лица, тёмные глаза и острые скулы, и думает о том, что если инопланетяне все такие красивые, тогда это прямо идеальный мир идеальных существ. Которые охотятся на своего принца. Но сейчас парня это волнует меньше всего, когда он делает шаг вперёд и касается чужих прохладных губ своими в невинном, невесомом поцелуе, потому что больше не выдерживает этого притяжения. Раон не отшатывается и не пугается, но не знает, что он должен делать и как себя вести, стоит каменным изваянием, ощущая жар от чужих приятных прикосновений.       Уджу не получает никакого отклика, чувствуя разливающуюся в груди досаду и покрываясь пятнами стыда, отстраняется немного, боясь открыть глаза, но слышит тихое:       – Что это? – пекарь смотрит как раз в тот момент, когда Раон касается кончиками пальцев своих губ, хмурясь от непонимания.       – Это был... – румянец жжёт щёки и скулы, но Уджу стойко терпит, заварив эту кашу, – это был поцелуй. Вы у себя на планете так не делаете?       – Нет... – инопланетянин продолжает касаться своих губ, а потом тянется к мягким губам Уджу, слегка оттягивая вниз и добавляя, – хочу ещё...       Парень несколько раз заторможено хлопает глазами, и опускает дрожащую руку на сильное плечо и шепчет:       – Тогда закрой глаза и повторяй за мной, – Раон слушается и сам подаётся ближе, хватаясь рукой для равновесия за чужую талию. Пекарь сначала просто то прижимается губами, то отстраняется прочь, но потом целует уже нормально, наклоняет голову в бок, прихватывая чужие губы своими и ощущая, как быстро инопланетянин учится всему, в какой-то момент даже делает то, что Уджу не показывал: кусает за нижнюю губу, слегка её оттягивая и вырывая из парня тихий стон, который его и отрезвляет. Он не понимает, что творит, до сегодняшнего дня успешно убеждающий себя, что ему не может нравится тот, кто прилетел с другой планеты, разрушил его пекарню, перевернул его жизнь с ног на голову и был мишенью для преследователей, но сердце в груди трепещет, стучит гулко-гулко, говоря таким образом – может.       Раон дышит чуть поверхностно, не понимая, что это за странное тепло разливается по груди и животу, согревает изнутри и буквально подталкивает к Уджу, чтобы начать ещё один... поцелуй?       – А для чего люди целуются? – спрашивает, замечая, какого непривычного цвета стала кожа парня. Розовая, с красными пятнами.       Уджу прокашливается и краснеет ещё гуще, осознавая, что он не знает, как объяснить.       – Для того, чтобы... Ну, чтобы это... Когда люди испытывают что-то... Короче, – он набирает в грудь побольше воздуха и выдаёт, – люди целуются с теми, кто им нравится.       – Получается, я тебе нравлюсь? – меланхолично замечает инопланетянин, не понимая, почему сердце на этих словах пропустило удар.       Уджу весь покрывается холодным потом, совсем не готовый говорить о таком вслух.       – Нет, конечно нет, – он дурашливо улыбается и нервно чешет подбородок, но не может отойти, потому что чужие руки всё ещё сжимаются на его талии.       – Но ты же меня поцеловал, – замечание резонное, и Уджу хочется удариться о что-то головой, но вместо этого он нервно смеётся и опускает взгляд вниз, замечая окровавленный бок и только сейчас вспоминая, что Раон снимал водолазку не для того, чтобы его облапали и поцеловали. Рана небольшая и действительно неглубокая, но она становится для Уджу настоящим спасением, за которое он готов благодарить кого-то там, наверху.       – Твоя рана! – парень рьяно выпутывается из чужих рук и подходит к аптечке, чтобы взять антисептическое средство, которым он пропитает вату. Уджу снова возвращается к немного безучастному инопланетянину, наклоняется, аккуратно промакивая края и наблюдая, как белый становится красным. И хоть это неправильно, но Уджу немного радуется, что они сменили тему, правда радуется до того момента, пока Раон не произносит:       – А целоваться всегда так приятно или только с тем, кто нравится? – и прямолинейность, которую пекарь начал по-настоящему ценить в инопланетянине, играет с ним злую шутку, и он снова краснеет так сильно, что даже сам ощущает этот жар. У него не находится правильного ответа на этот вопрос даже если бы он задал его сам себе, поэтому он ещё раз промакивает рану и спешно выпрямляется. Уджу нервно отходит назад, едва не споткнувшись о столик, забирает по дороге аптечку и бормочет, выскакивая в другую комнату:       – Мне нужно обратно открыть пекарню. Очень срочно, а то люди ждут, – и позорно сбегает, ощущая себя одним сплошным смущённым пятном.       Раон смотрит ему вслед, а потом пожимает плечами, решая, что он и вечером может снова спросить, а пока ему всё же стоит пойти в капсулу, потому что когда он двигается, бок немного тянет и отдаёт тупой болью.       Уже закрывая над собой крышку устройства и собираясь погрузиться в лечебный сон, Раон касается своих губ кончиками пальцев, вспоминая, как ощущались на них мягкие пухлые губы Уджу, и скупо улыбается, понимая, что ему понравился и поцелуй, и странные, новые ощущения внутри, и прокатившиеся по коже мурашки ещё и от того, как пекарь касался рисунков на его коже. И если это то самое, присущее людям «нравится», тогда он ни капли не против его испытывать.