Корни тянутся к гробам

По рассказам Кристины в окрестностях Ливца существовало ровно два вида погоды. Серая и пасмурная, ливневая (не потому ли город так назвали?) и ураганная — могла показаться ненастной, но каков был воздух, когда дождь переставал… Непередаваемый. Подавляющую часть времени безраздельно царствовала туманная хмарь. Второй тип атмосферного поведения значительно проигрывал первому: лишь пару-тройку раз в неделю выглядывало солнце. Слишком яркое, тяжёлое и тягучее как мёд, оно цедило плотные лучи на мокрую зелень, отражалось в каплях, создавая во влажном воздухе парниковый эффект. Тогда становилось душно, нос заполняли запахи яблок (плодовые сады росли прямо за университетской оградой), скошенной травы (поля окружали лес с обеих сторон) и перегноя — всегда сладкие, душащие, напоминающие о забродивших грушах и винограде. Тлении и разложении. Ася радовалась тому, что первый учебный день встретил студентов вторым типом погоды. Она сидела на подоконнике за кружевной занавеской, подставив лицо рассеянному свету ранней осени, краем глаза поглядывая на уголок чемодана торчащий из-под кровати. Там спрятана вещь, которая может помочь найти брата. Пока она бесполезна, но у сегодняшнего дня есть все шансы это изменить. — Для первокурсников кураторы групп обычно устраивают экскурсию, — произнося это, Кристина одной рукой накручивала на утюжок очередную прядь, а другой растушёвывала румяна. — Читала буклет? — Мягко говоря — да. Ася даже в шутку жалела, что в этом вузе нет истфака. А то бы она без труда поступила на направление «краеведение», специализировалась бы конкретно на истории Ливецкого университета и непременно получила бы красный диплом за освоение этой программы. Ей казалось, что она готова защитить по ней, как минимум, кандидатскую диссертацию — настолько досконально она изучила злосчастный буклет. Впервые она прочла его от корки до корки пять лет назад, когда Антон ещё только собирался поступать. Потом пролистывала время от времени оставленный ей экземпляр, будто выцветшие страницы могли приблизить её к брату, по которому она скучала. Заново ознакомиться с основной информацией ей пришлось перед тем, как она подала документы. И последний раз она просмотрела его в поезде по дороге в Ливец. Соответственно, ей было хорошо известно, что Ливец находится на юго-западе России рядом с основанным в 1482 году Киприановским печорским монастырём, которому и принадлежали ливецкие крестьяне. В 1666 году монастырь получил ставропигию, а в 1703 году благодаря средствам, завещанным боярыней Репниной, ливецкое братство основало Ливецкую-Братскую коллегию по образцу иезуитских образовательных учреждений. В 1759 году коллегия была реорганизована в Ливецкую академию святого Киприана (лат. St. Cyprianus Livec Academia), которая считается одним из старейших высших учебных заведений в России. Академия процветала: в неё съезжались студенты из соседних южных уездов и губерний. В 1826 году академия была переименована в Ливецкий Университет св. Киприана. — Вот примерно то же самое они тебе и расскажут. Только ещё и описанные места в натуральную величину покажут, — продолжила Кристина. — Словом, скукота. Ася бросила мимолётный взгляд на красочный буклет, похожий на театральную программку. На обложке красовалось главное здание вуза, заботливо отфотошопленное (не реставрировать же его каждый год, ради фотографий для потенциальных абитуриентов). Надпись большими буквами гласила: «Ливецкий государственный университет — место с богатой историей и славным будущим!». — И как тут учиться вообще… Нормально? — теория у Аси от зубов отскакивала, а практика оставалась неведома. — На гуманитарных факультетах мрак, — Кристина перешла к макияжу губ. — Это на биохиме, будь он неладен, элитное сборище, а тут — болото. Про это была отдельная страница в буклете, но написанное там звучало более радужно. Биохимическое отделение — главная гордость университета. Оно считается одним из лучших в России и готовит высококвалифицированных специалистов, востребованных как в отечественном государственном промышленном секторе, так и в престижных компаниях за рубежом. — Так, я готова, — Кристина крутанулась вокруг своей оси, отчего подол её платья в горошек, вздулся. — Но, вроде, ничего не изменилось? Ты и с утра была такой же, а полчаса красилась, — Ася почувствовала себя слегка обманутой, будто фокус не сработал. — Про «макияж без макияжа» слышала? — дождавшись утвердительного кивка, она продолжила. — Так вот им я владею в совершенстве. — Круть. А я стрелки так и не училась рисовать одинаковые. — Обращайся, если понадобится помощь, — Кристина подмигнула. Она надела замшевые туфли на каблуке. Ася, выбравшая привычные серые джинсы и, для приличия, нацепившая белую блузку, которую заставила взять мама, с ужасом представляла, как Кристина увязнет в грязи. Сколько ни пыталась, она не могла вспомнить ни одной асфальтированной дорожки, ведущей от их корпуса. Либо она вчера не внимательно смотрела, либо её соседка была настроена превозмогать трудности, чтобы нести в мир свою красоту. Впрочем, кеды так же запачкаются. Они договорились выйти пораньше, чтобы до начала пар забраться на холм: Кристина пообещала продемонстрировать Асе вид сверху на эту «обитель скорби», как она называла свою альма-матер. Поднявшись и запыхавшись, они вышли за ржавую зелёную ограду, к автобусной остановке, на которую вчера прибыла Ася. Она взглянула сквозь редкие толстые прутья и в голове всплыла строчка из буклета: «Ливецкий Государственный Университет окружён студенческим городком с развитой кампусной инфраструктурой и современными общежитиями. Корпуса расположены в исторических зданиях XVIII века, подвергнутых тщательной реконструкции». Ася насчитала не меньше десяти зданий, раскинувшихся в низине, позади них, в отдалении, виднелся лес. Большинство построек трёхэтажные, прямоугольные, грязно-белые или серовато-песочные, с простыми массивными колоннами — видно, что старые, как бы их не пытались отреставрировать. Среди них, в центре, нечто более древнее, из нетёсаных кирпичей болотного оттенка, округлое и с башенкой. Походило на храм, только без креста на вершине. — Это церковь? — Ася указала в сторону загадочного сооружения. — Раньше была. Сейчас библиотека. Это Асю не удивило, она помнила, что в 1924 году Киприановский монастырь был разорён, а университет упразднён. С 1925 года в его стенах располагалась детская трудовая коммуна для беспризорников и несовершеннолетних правонарушителей, а храм святого Киприана стал складом. Видимо, это он и есть. Теперь не склад, а библиотека — всё получше. — Живописно, конечно, — Ася попыталась сгладить углы. — Я тебя умоляю, — Кристина закатила глаза. — Пойдём. Они спустились и разошлись у первого учебного корпуса. Ася поспешила в нужную ей аудиторию. Обычная, как класс в школе — без поднимающихся рядов и прочих эстетических изысков. Собралось от силы человек пятнадцать — видимо, больше желающих изучать социологию здесь не нашлось. Четыре парня, остальные — девушки. По выражениям их лиц Ася поняла, что многих из них она видит в первый и последний раз, потому как избегать занятий — дело хоть и нелёгкое, но благородное. Явился блёклый и неинтересный куратор — преподаватель основ статистики с усами, залысинами и в коричневом костюме, который только для похорон сгодился бы. С первого же слова он занудил. Никто не хотел выдвигать свою кандидатуру на роль старосты (особенно Ася — у неё и других дел по горло!), поэтому рука судьбы посредством жеребьёвки ухватилась за шиворот некой Альбины. Она не являлась альбиносом в полном смысле слова, но, будто пытаясь оправдать данное родителями говорящее имя, всё в её внешности стремилось к этому. Прозрачная кожа, светлые глаза, белёсые волосы, брови и ресницы, а на контрасте с ними — полностью чёрный наряд. Скидывая свой телефон для связи с однокурсниками, она то и дело повторяла: «жесть, просто треш, убейте меня». После решения организационных вопросов куратор битый час живописал студентам о прелестях методологии социологических исследований, об упрямой статистике, демографическом кризисе и социальной динамике. Лексикон Аси не был испорчен научным понятийным аппаратом, она не имела представления о дискурсивных полях, спорных вопросах теории и гносеологических установках. Она не ведала о том, что постмодернизм уже сменился метамодерном, так и не успев усвоить, что такое обычный «модернизм» без каких-либо приставок. Никто бы не назвал Асю глупой: она много, по современным меркам, читала, грамотно писала, сносно говорила на французском, который изучала в школе, видела разницу между Швецией и Швейцарией и могла назвать столицу каждой из этих стран. Ей нравилось разгадывать ребусы и головоломки, решать кроссворды и судоку. К тому же она была в состоянии найти среди несъедобных грибов съедобный, а при чьей-то фатальной ошибке даже вполне прилично оказать первую помощь при отравлении. Ася вполне уверенно ориентировалась по сторонам света и, почти наверняка, не заблудилась бы в лесу, будь он даже не вполне знакомым. К тому же она была способна в одиночку развести какой-никакой костёр, подать сигнал бедствия, но… Едва ли эти знания и умения пригодятся ей при изучении социологии. По правде сказать, она никогда не мечтала стать социологом. Скорее уж каким-нибудь журналистом или, может, юристом. Но в Ливецком университете выбор невелик — этот факультет показался ей наиболее подходящим. Особенно после того, как за прошедший год она прочла тысячу и одно социологическое исследование о том, почему пропадают люди. Когда с формальностями покончили, перевалило за полдень. Вышли на воздух. Солнце скрылось, показались тучи. Водя редеющую на глазах группу между ветхих зданий, куратор вещал и без того известную Асе историю. Как вдруг выдал что-то интересное: — Теперь посмотрите налево, вон туда, где рядом с оранжереей… Да, это оранжерея, а не теплица! Там находятся корпуса биохима. В 1938 году комплекс зданий, принадлежавший сначала монастырю и университету, а потом трудовой коммуне, был занят противоэпидемическим учреждением, — про этот период в буклете говорилось мало, поэтому Ася навострила уши. — Оно включало в себя опытно-промышленную базу и Государственный научно-технический институт микробиологии и эпидемиологии Народного комиссариата здравоохранения РСФСР. В 1950 году база была отнесена к особо режимным предприятиям с превращением его территории в закрытую режимную зону… Ну вы и сами поняли, что это значит. В общем, Ливец был изъят из административного подчинения и исключён из учётных материалов по административному делению. Основным источником развития города с 1973 года был научно-исследовательский центр прикладной микробиологии, биотехнологии и вирусологии на базе института им. Л.А. Зильбера. То, что от него сейчас осталось — это и есть биохим. Кстати, не ходите туда без особой надобности: тамошние преподаватели очень не любят, когда чужие студенты там ошиваются. — Ага, да и студенты тоже, — шепнул кто-то из группы, и несколько человек приглушенно рассмеялись. Ася юмора не поняла, но про себя сделала пометку: значит, не только «гуманитарии» не переваривают «естественников», но нелюбовь взаимна. — Мм, ну, строго говоря, вы правы… Как бы то ни было, обратимся к хронике. Далее в 1996 году закрытое административно-территориальное образование было упразднено, а Ливец получил статус города. Сейчас его население насчитывает порядка семидесяти тысяч человек. А если быть точнее, статистика ведь не терпит приблизительности, — куратор поправил очки. — Семьдесят одна тысяча, шестьсот сорок четыре человека, без учёта студентов, проживающих в общежитиях и получивших временную регистрацию, — он удовлетворённо кивнул своей точности. — Так вот, то бишь, о чём это я… Произошла реорганизация вуза в соответствии с новыми образовательными стандартами. С 1997 он известен как Ливецкий Государственный Университет или ЛГУ, куда вы, собственно, и поступили. ЛГУ считается самым перспективным вузом юга страны. Вуз отвечает европейским стандартам высшего образования, предлагает международные программы для магистрантов и аспирантуру с большим количеством бюджетных мест. В настоящее время его структура включает в себя факультеты социологии и политологии, экономики и управления, информатики и IT-технологий, а также биолого-химическое отделение с его различными направлениями, о которых я вам рассказывать, пожалуй, и не буду. Зачем оно вам, правда? Понимай Ася больше в том, как работала система высшего образования в стране и имей она хотя бы приблизительное представление о бытии провинциального вуза, ничего в Ливецком университете не удивило бы её. Однако, справедливости ради, он всё же отличался от прочих региональных учебных заведений, пусть и наполовину. Гуманитарные факультеты, которые здесь именовались «социальными», не стояли у руководства в приоритете, на них было мало профессоров, а круг изучаемых дисциплин сужался с каждым годом. На эти направления стекались разве что местные ребята: из Ливца и городского округа, да ещё района. Они знали, что качественного образования по социальным специальностям ждать не стоит, но учёба хотя бы будет под боком, а низкие проходные баллы обеспечат психике энергосберегающий режим. Их более амбициозные товарищи, вырвавшиеся в обе столицы и другие крупные города, назвали бы их выбор недальновидным и бесперспективным, а жизненную позицию пораженческой. Биолого-химическое отделение — другое дело. Оно как Ватикан — государство в государстве, крутой вуз в вузе из разряда «не очень». Конкурс на место там внушительный, престиж в своей области значительный, а слава «естественных» факультетов вперед них идёт. Профессорско-преподавательский состав зубастый — начальники лабораторий, экспериментаторы, инженеры-разработчики и прочие поборники опытов и инноваций, пасшиеся на раздолье секретного НИИ, после распада Союза и реорганизации заведения не пожелали его покидать. Они были закалены, требовательны, компетентны и полны энтузиазма передать свои знания подрастающему поколению. За двадцать пять лет существования вуза, они смогли наладить работу отделения и успели вырастить новое поколение молодых учёных, воспитанное на их идеалах и нацеленное на продолжение карьеры в Ливецком университете. — Я уж думал, он никогда не заткнётся — как по написанному шпарил, — снова зашептал кто-то в толпе. — Как будто у него текст на стёклах очков проецировался, — все согласно зашуршали. Наконец, экскурсия закончилась. Ася так ни с кем толком и не познакомилась. Запомнила, разве что, старосту, да и то вынужденно. Её намного больше интересовало другое собрание — первое в году заседание какого-то там книжного клуба. До самого этого внеурочного развлечения ей дела не было, но его участники могли оказаться весьма полезны для дальнейшего продвижения её расследования. Расследование… Употребляя это слово Ася каждый раз сама же снисходительно хмыкала. Да, пусть она мечтала в детстве стать детективом, но сейчас это звучит просто смешно. Она приехала сюда не в «C.S.I.: Место преступления» играть, а заниматься конкретным делом. Жизненно важным. Почему полиция и поисковые отряды не смогли, а она сможет? Потому что они сторонние люди, а она знает своего брата лучше всех. Аудитория №109 второго учебного корпуса, по словам Кристины, которая раньше часто туда захаживала, не была похожа на остальные. Угловая, дремлющая на перекрестье здания — душная зимой и прохладная летом. В мае под её окнами цвела сирень. Приторный запах тёк через раскрытые настежь форточки, старые рамы с облупившейся белой краской, мушиные тельца, застрявшие в межстеколье. Усечённая, вполовину меньше других аудиторий. Её никогда не использовали для настоящих занятий — только сгружали туда лишние парты и стулья: поломанные, ненадёжные, исписанные и разрисованные. Доска в ней висела чёрная, советская, с царапинами и разводами. Вышедшая из употребления, но такая трогательная, что отвезти её с прочими отжившими предметами ушедшей эпохи на свалку почли бы за святотатство. У дальней стены молчаливое расстроенное пианино переглядывалось с геранью и декабристами на подоконнике. В этой аудитории и собирался литературный клуб, ранее безымянный, а теперь названный «Ветви». Все знания о нём Ася почерпнула из подготовительной лекции Кристины. Соседка стояла у истоков основания клуба, провела в нём два года, ведала подноготную каждого участника, пароли, явки, нюансы и так далее. В лучшие времена в его состав входило семь человек. Ася вежливо постучала и вошла, лишь услышав «войдите». В тот день её встретили оставшиеся три человека и один замученный доцент. Облокотившись о доску, скрестив руки на груди, стояла Дина. «Её сразу узнаешь» — говорила Кристина. Дина стриглась под андеркат, носила джинсы с подворотами и всевозможные мужские рубашки — такие огромные, что утопала в них, и было невозможно понять, какая у неё фигура. Немного картавила, вела себя нагловато, не могла избавиться от привычки перебивать и часто говорила громче, чем следовало. Называя себя социалисткой и фем-активистской, она могла спорить до хрипоты, когда дело касалось принципиальных для неё вещей, отчего и без того выпуклые её глаза ещё больше выкатывались. На стуле у пианино сидела Варя. Она вся состояла из копны каштановых кудрей и всякого рода округлостей — там, где они предусмотрены природой и даже там, где нет. «Мечтательная, милая, совсем не обидчивая, но ленивая и безынициативная — просто до фатализма» — так охарактеризовала её Кристина. Кудрявая девчонка никогда не противоречила своей словоохотливой подруге Дине. Треволнения текли мимо неё, а она лишь кивала и улыбалась дымной, смазанной улыбкой. Джинсовый сарафан с цветочной вышивкой лишь усугублял инфантильный образ. Женя сидела на повернутой боком к выходу парте. Она была худощавой и высокой, а уж клешёные джинсы и вовсе делали её ноги бесконечными. Тугой тёмно-русый хвост на макушке, синий джемпер, массивные белые кроссовки и сумка на длинном ремне — в толпе не заметишь. Вытянутое лицо было бы лишено всякой изюминки, если бы не гетерохромия: зеленоватый глаз контрастировал с ярко-голубым. Ради неё-то Ася сюда и заявилась. Женя училась на биохиме, на одном курсе с Антоном. И, по словам Кристины, дружила с ним. Подробности не разглашались, но, судя по её поведению после его исчезновения, они были достаточно близки. Последний в этой компании, сидевший на покосившемся стуле у доски, Олег Вячеславович Родченко, числился доцентом на кафедре русского языка. Он считался «мужчиной в цвете лет» по меркам университетских преподавателей — ему ещё не исполнилось сорока. Родченко был склонен к грузности, темноволос, бородат, а глаза скрывал за очками. Он вёл предмет «Деловой русский язык в сфере профессиональной коммуникации» и писал докторскую диссертацию, о чём при каждом удобном случае не забывал напоминать. И если его пытались привлечь к чему-либо сверх той рабочей нормы, которую он себе отмерил, он всегда надеялся сомнительной этой радости избегнуть. Когда ему навязали организацию литературного клуба, он брюзжал больше месяца. Но желающих оказалось так мало, что не наберись до конца семестра хотя бы пять человек, о клубе пришлось бы забыть. Изначально Родченко такой развязки страстно желал, поскольку ничего не занимало его так, как написание диссертации — и ей он хотел посвящать как можно больше времени. Но постепенно он прикипел сердцем к своему детищу, к тому же оценил преимущества в виде доплат за «проведение социально значимой воспитательной работы». Поэтому, когда зашла Ася, он взглянул на неё с благодарностью. — Здравствуйте все! В клуб вступить можно? — Добрый день. Разумеется, — Родченко поднялся. — Меня зовут Анастасия. Но лучше просто Ася. — Это в честь тургеневской? — предположила Варя. — Почему сразу она? — фыркнула Дина. — Есть же Настасья Филипповна. Вот это нормальный персонаж, волевая женщина. — Но её всё равно убили, — флегматично заметила Женя. — Не разбрасывайтесь такими фактами, Евгения, — встрял Родченко. — Возможно, Анастасия ещё не читала «Идиота». — Здорово! — в дверном проёме за Асей возник высоченный парень и так громко заорал своё приветствие, что она схватилась за уши. — Серьёзно? И ты тут, — Дина цокнула языком. — Дамы, как я мог пропустить такой малинник? Вам здесь не хватает мужчины, — парень встретился взглядом с Родченко. — То есть ещё одного мужчины, я имею в виду Олег Вячеславович. Звиняйте, — он протиснулся мимо Аси и устроился за партой, на которой восседала Женя. Несколько мгновений он довольно лыбился, вертя головой. Потом заметил какой-то подвох. — А где Кристиночка? — Она ещё в прошлом году от нас ушла, — со злорадной усмешкой сообщила Дина. — Я думала, ты знаешь, Ярослав, — его имя она произнесла с нажимом. — Как так-то? Ну тогда мне тут… — он начал было вставать. — Сидеть, молодой человек, — Родченко упёрся кулаками в парту. Ярослав осел. — Понимаете, в чём дело: два человека ушло, значит двое должны их заменить. Закон сохранения энергии или как там его. Вы второй, поэтому остаётесь, — он сверлил Ярика взглядом, пока тот обречённо не разжал ладонь на лямке рюкзака. — Хорошо. У нас существует традиция: новые члены клуба предлагают произведения для чтения на год. Когда список составлен, я ознакамливаюсь с ним, чтобы исключить случаи вопиющих непотребств, аморальщины и форменной макулатуры. Итак, Анастасия и Ярослав, можно сказать, альфа и омега нашей компании, предоставляю вам составить список на пару, предварительно посоветовавшись с остальными членами. А Евгении я поручаю модерировать это мероприятие, — та кивнула. После этого Родченко оправил твидовый пиджак, взял свой портфель и, довольный собой, удалился. — Каковы шансы, что Кристи вернётся? — осведомился Ярослав. Варя сложила из пухлых пальчиков нолик и захихикала. Ярослав совсем сник. Дина жестом пригласила Асю сесть, а Женя взяла блокнот и ручку, чтобы вести протокол. — Итак, первое в этом году заседание литературного клуба «Ветви» объявляется открытым, — деловито объявила Дина, хотя формально не считалась лидером. — Кстати, а почему именно «Ветви»? — Ася подняла руку, как на уроке, чтобы задать давно мучивший её вопрос. — Можно было бы назвать поэтичней. «Лунный свет», например. — В честь группы Måneskin, что ли? — Варя часто заморгала. — Вообще-то я думала о детективном агентстве, но ладно. — Название придумала Женя, оно поэтично и глубокомысленно. Почему? Потому что «Ветви» — прогрессивное сообщество, основанное на принципах товарищества и инклюзии. Мы расширяем рамки восприятия, как ветви тянемся к свету знаний, понятно? — Дина очень серьёзно относилась к этому объяснению. — У нас демократия: рассматриваются все предложения, но есть некоторые правила, касающиеся контента. За учебный год в клубе мы читаем восемь книг — по одной в месяц, исключая сессионные январь и июнь. По настоянию Родченко для нашего вящего развития список обязательно должен включать один сборник стихотворений или поэму, не менее одного произведения русского писателя и географически совмещать авторов из не менее, чем трёх разных стран. А по нашему с Варей настоянию — в список необходимо включать хотя бы одну книгу, написанную женщиной. Дальше на выбор. Приветствуются небольшие сочинения. Ася, начнёшь? — Ну, я люблю детективы, — Ася потупилась, будто признаваться в таком в приличном обществе литературного клуба было зазорно. — Есть детективная классика, которую я ещё не читала. Например, «Ведьмино логово». — Хорошо, Женя записывай, — та молча законспектировала. — Ещё «Лунный камень» впиши, тоже детектив, я хотела его прочесть. И страна другая — отлично подходит. — «Имя розы», — продолжая писать, подала голос Женя. — Детектив, Италия. — Я вообще-то тоже здесь! — помахал рукой Ярослав. — Мы так одни детективы и будем читать весь год? Предлагаю антиутопии — «1984». — Женя, пиши «Мы» Замятина, — невозмутимо распорядилась Дина. — Нужно соблюдать квоту на отечественных авторов, — она вскинула руку, предупреждая вопросы оскорблённого Ярослава. — «Пятый персонаж», говорят, ничего роман, — словосочетание из заглавия книги постоянно вертелось у Аси в голове. Она услышала о ней случайно и это число «пять», и слово «персонаж» засели на подкорке. Автора она не помнила. — Окей, ещё три надо. — От женщины-автора можно «Ребекку», — полушёпотом проговорила Варя, словно секретом поделилась. — Из стихов «Бесплодная земля» Элиота, например, подойдёт, — сказала Женя. — Так, последняя. Выбирайте мудро, — Дина назидательно подняла палец. — Малую прозу желательно. — Я знаю, знаю! «Рассказ о семи повешенных», — выдал Ярик с довольным видом. — Автор кто? — Забыл. Но название крутецкое, а? — Ладно, впишем, Родченко разберётся. Всё равно переделывать придётся — как пить дать. Помянутый всуе, он действительно явился довольно скоро, пока Дина и Ярослав, которого она теперь упорно величала Яриком, спорили из-за очередной мелочи. Ася молча наблюдала за происходящим. По её ощущениям Ярика только так именовать и следовало — полная форма имени слишком уж не шла к его расхлябанному виду и несерьёзному характеру. Когда он шагал вразвалочку, подёргивался как шарнирный. Когда взлохмачивал и без того торчащие во все стороны волосы, становился похож на воробья после драки за хлебные крошки. Когда смеялся (а посмеяться он мог буквально над чем угодно, даже в пылу ссоры), напоминал Асе гиену. Она мысленно одёргивала себя, говорила, что нельзя так к людям относиться. Тем более сама, чем лучше? Может так же хохотать по поводу и без. Но более пристально она следила за Женей. Та черкала и исправляла что-то в блокноте, кивая на тихие замечания Вари. Лицо её не выражало ничего. Ася не смогла разглядеть в её разных глазах узнавания — что ж, неудивительно, они с братом не так уж и похожи, да и вряд ли Женя приглядывалась к какой-то прибившейся к ним первокурснице. Но Асе это было на руку. Стоило изучить её издалека, понять, можно ли ей доверять. Её брат доверился, а в итоге?.. Причастна ли она к его исчезновению? Знает ли что-то важное или полезное? Не исключено. — Так-так, что тут у нас! — Родченко вернулся, принеся на лацкане запах кофе, повествовавший о его недавнем обеде. Он взял у Жени лист со списком. — Благодарю, Евгения. О, что за эстеты, Леонида Андреева вспомнили. Молодцы! — Поняли? — вскинулся Ярик. — Я вам тут не лаптями деланный. — Не пальцем, — Женя предпочитала точные формулировки. И как её с элитного биохима занесло в этот кружок? — Неважно, — Ярик передёрнул плечами. — На следующей неделе, — Дина хлопнула в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание. — В среду, после четвёртой пары собираемся решить, в какой последовательности будем читать. А пока все свободны. Выйдя вместе со всеми, перебрасываясь незначительными репликами, Ася узнала, что Дина и Варя — второкурсницы и соседки по комнате. Первая учится на политологии, вторая на управлении. А Ярик, которого девочки сразу же от себя шуганули — с третьего курса информатики. — Держись подальше от этого придурка, — Дина не назвала имени, но Ася поняла, что речь именно о нём. — Знаешь, какое у него хобби? Он просто обожает исподтишка фоткать девушек. Но тебе повезло, если в галерее его смартфона хранится только твоё смазанное личико, выглядывающее из-за учебника. По-настоящему его интересуют фотки, сделанные под юбками у ничего не подозревающих студенток, которые сегодня решили одеться более феминно, чем обычно. — Кошмар, — согласилась Ася в надежде услышать комментарий Жени, но та прошла с ними лишь до выхода из корпуса, а попрощавшись, ушла в свою биохимическую сторону. Не настроенная слушать сплетни, Ася тоже поспешила ретироваться от новообретённых подруг в свою общагу. К счастью, они жили в другой. Те взяли с неё обещание передать привет Кристине. Что Ася и сделала, едва ввалившись в их комнату. — Тебе привет от девочек из «Ветвей», ой, — Ася шарахнулась от отражения Кристины в зеркале — та наносила на лицо маску. — Тоже мне, «веточки». — Ярик был. Пришёл туда ради тебя, по-моему, — Ася плюхнулась на свою кровать. Стена над ней всё ещё выглядела пустой — не успела украсить. О том, что она здесь живёт говорила лишь фотография с братом, стоящая на тумбочке. — Вовремя я оттуда улизнула. — Кстати, почему ушла? Там, вроде, весело. И, судя по всему, отношения у вас неплохие, — Ася старалась выведать причины исподволь. — Клуб мне нравился, когда он был безымянным. Всё испортилось из-за Евгении, — Кристина прогнусавила её имя в стиле Родченко. — После того, как она пришла и установила свои порядки… Короче, я такое терпеть не стала. — И что она сделала, кроме того, что название сменила? — Она почти в одиночку выбрала весь список чтения для прошлого года. И Родченко его утвердил! Ну, ты и сама заметила, что он к ней неравнодушен, — она понизила голос. — Книжки плохие оказались или что? — Ха! Посмотри сама, я тогда протокол вела, — Кристина метнулась к своему столу, перерыла два верхних ящика, но всё-таки нашла помятый лист. Она предъявила его Асе как доказательство вины. — Почитай-почитай. Эти-то две, Дина с Варей, тогда новенькие были, только пришли. Не поняли и давай радоваться, во всём её поддержали. А мне и ещё паре человек того года хватило. Ася вглядывалась в изящные буквы с вензелями и ненужными загогулинами, которые, видимо, выражали представления Кристины о красивом почерке. Написано было следующее: Список чтения на учебный год литературного клуба «Ветви»: 1. «Скорбь сатаны» М. Карелли 2. «Кельтские сумерки» У. Йейтса 3. «Великий бог Пан» А. Мейчена 4. «Ангел западного окна» Г. Майринка 5. «Огненный ангел» В. Брюсова 6. «Сивилла» П. Лагерквиста 7. «Волхв» Дж. Фаулза 8. «Клуб Дюма или тень Ришелье» А.П. Реверте Этот список не впечатлил Асю, поскольку знакомыми ей показались всего две фамилии: Брюсова (потому что его проходили в школе) и Майринка (потому что какая-то его книга была у Антона). Сути негодования Кристины она не уловила и подняла непонимающий взгляд на соседку. — И что не так? — Не видишь, что ли? Все эти ангелы, боги, волхвы, сивиллы и сатана в сумерках… Курс эзотерика широкого профиля, а не репертуар книжного клуба. И ладно бы мы просто читали всё это как художественную литературу, но нет. Женя каждый раз влезала в обсуждение со своими: «как вы думаете, такое возможно?», «может ли это случиться на самом деле?», «вы верите в сверхъестественное?». А я верю только, если речь о сериале, понимаешь? Причём о первых трёх сезонах. — Я думала биологи и химики верят в научный метод, — пожала плечами Ася, возвращая листок. Ася мистикой не интересовалась и суеверной себя не считала. Иногда они с Викой смеха ради читали гороскопы для своих знаков зодиака или проверяли совместимость с понравившимися парнями. Шутили, что все проблемы из-за ретроградного Меркурия или коридора затмений. Но ни минуты всерьёз не верили, что небесные тела хоть каким-то образом влияют на человеческую судьбу. Слово «эзотерика» казалось синонимом фантастики. — Если бы, — Кристина разорвала лист и бросила в ведро. — Я тебе говорю, они шизанутые на своём биохиме. Глядя на обрывки списка, Ася подумала о Жене. Сразу составить о ней внятное мнение сложно – похоже, она очень закрытая. Но, получается, в клуб она вступила в тот год, когда Антон пропал. Скучала? Искала новых друзей? Почему не на биохиме? Чутьё подсказывало, что Женя – не ключ к разгадке сама по себе, но может помочь найти подход к настоящему ключу, который, как думала Ася, у неё имеется. — Сегодня она предложила всего пару книг – вполне обычных, насколько я поняла, — Ася попыталась реабилитировать Женю. Не хотелось думать, что брат дружил с какой-то сумасшедшей, помешанной на мистике. — Не принимай мои слова всерьёз, — Кристина махнула рукой. — Женя, может, ещё не самая чокнутая из биохимовского зверинца. Спросить у неё про брата вполне нормально, наверно. О, маска осталась… Намазать тебя? — Давай, — неуверенно ответила Ася, глядя на зелёно-голубую жижу. — Только лицо умой сначала. А то пыльца с «Ветвей» попала.