Корни тянутся к гробам

Прошло несколько дней изучения местной топографии и попыток влиться в студенческую жизнь. Воздух, влажный и свежий, чистый и обжигающий до рези в лёгких, который больно, но приятно вдыхать, сделался необходим Асе. Она быстро привыкла существовать в нём. Подаренный ветрами и дождями, он бил, хлестал, но и целовал, и гладил. Девочки маялись с выпрямлением волос: они кудрявились как никогда в жизни, даже Ася неожиданно для себя обнаружила, что и её обрезанные до плеч пряди вьются, хотя раньше она этого не замечала. Каждый раз поднимаясь на холм, она чувствовала себя мокрой простынёй, трепещущей от порывов шквального ветра — ни больше, ни меньше. Как и все «социальщики» Ася жила в пространстве классицизма — то есть правых белых корпусов. В первом и главном, с портиком, бывшем здании коллегии, помещались ректорат и прочие административные единицы. Там же обитало отделение экономики и управления. А её коллеги социологи и политологи, вместе с будущими айтишниками, располагались во втором — колонны им достались поменьше, а мебель похуже. Перед продолговатой стеклянной оранжерей, перерезавшей территорию надвое, высилась библиотека, а слева царствовали «естественники» — их корпуса более новые, советской постройки, не отличаясь архитектурными изысками, представляли собой серые коробки и уходили вглубь студгородка. С их стороны, но ближе к подъёму, ютились два общежития — нечто среднее между панельными квадратами и барскими хоромами. Вид их скрашивали разве что огромные берёзы, но не всем нравилось, что из-за них темно в окнах. Добравшись до аудитории несмотря на нежелание вставать, накрапывающий на улице дождь и боль в шее, затёкшей от неудобной подушки, Ася недоумённо воззрилась на пустующие места. Никого. Совсем никого. Она, на всякий случай, проверила номер кабинета — вдруг не туда зашла? Всё верно. Просто остальные решили прогулять первую учебную субботу. Минут через пять к Асиной радости появилась насильно избранная на должность старосты Альбина. — Я хочу умереть, — произнесла она вместо приветствия. — А это что, всегда так будет? — Ася обвела рукой пустые парты. Она чувствовала себя форменной идиоткой, что пришла на первую пару, когда практически никто больше не потрудился этого сделать. — Чего ты ждала от местного соцфака? — пожала плечами Альбина. — Здесь недобор даже на бюджетные места. Тем более суббота. Явившийся минут через десять преподаватель невозмутимо начал лекцию для двух человек. К середине пары пришла ещё одна студентка, и прирост населения завершился. Говорили о французской социологической школе. Ася с гордостью отметила, что самостоятельно может перевести название выпускавшегося её членами журнала — «L’Année sociologique». На этом её приятные открытия иссякли. Лектор рассказывал о Дюркгейме, как тот в одной из самых своих известных монографий рассуждал о причинах суицида в разных обществах. Эта тема Асе не нравилась. Староста, наоборот, приняла её с энтузиазмом: — Наконец-то, хоть что-то актуальное. Смущённая безлюдьем и социологическими теориями, Ася побрела на вторую пару — иностранный язык. Поскольку из всего курса она единственная учила не английский, её персонально направили к преподавательнице французского. Та выдала ей несколько листков заданий и велела выполнить их до конца семестра. Получив нечаянную свободу, она решила пойти прогуляться, пока солнечное утро не сменилось грозовым днём. Выросшая на лоне природы Ася, в каждой рощице имевшая по любимому дереву, радовалась тому, что университет находится в таком живописном месте. Любовь к пышной растительности, узловатым корням, неприметным тропинкам, дальнему птичьему пению и землистым лесным запахам она впитала с детства. Не с молоком матери, но с семенем отца, которое он заронил в её сердце в те времена, когда она была крохой, и он возил её на плечах, а молодая листва гладила её по волосам. Чуть подросла — стала исследовать опушки вместе с братом. Они обожали наблюдать за муравейниками, рассматривать ямки, оставленные кротами и змеями и приносить домой ежей. Мама пугалась игольчатых комочков, но молока наливала, взамен на их скорейшее возвращение. Вика, дитя города, посмеивалась над подругой и говорила, мол, она ведёт себя как главная героиня «Сумерек». Но до Беллы не дотягивает — недостаточно загадочная, мимика слишком живая, а рот у неё не закрывается, потому что она страшная болтушка, а вовсе не из-за проблем с носовой перегородкой. Раньше Ася и впрямь бывала не в меру весёлой — из того типа раздражающих людей, у которых стакан всегда наполовину полон. Но пропажа брата сгладила её характер: стёрла слишком широкую улыбку, приглушила слишком громкий смех. В глубине души она оставалась жизнерадостным человеком, но дальше внутренней убеждённости дело не шло — она потускнела и будто вынужденно повзрослела не на год, а лет на десять. Или ей всего лишь так казалось. Задние ворота, ведущие в лес и располагавшиеся со стороны корпусов биохима, Ася миновала без опаски. Их запирали только на ночь, а в светлое время суток даже сторожа рядом не было. Это был первый Асин выходной вне дома, и она скучала. Тосковала по старому дубу с качелями, газону на заднем дворе, скрипучим оконным рамам, родному сосняку… А взамен эта чаща — таинственная и неизведанная, идеальная для её воскресных прогулок. Хотелось, чтобы они были не одинокими, но Ася понимала, что, например, Кристину сюда не затащишь. Она явно не из тех, кто любит проверять ветки на прочность, а ручьи на прозрачность. Ася пошла по широкой тропе, не выдумывая сложного маршрута — в незнакомом лесу немудрено заблудиться. А этот, к тому же, выглядел старым, частым, а в глубине, скорее всего, ещё и достаточно дремучим. Летнее буйство ещё не покинуло смешанные кроны, лишь кое-где виднелись начинающие выцветать листья. К середине осени лес вспыхнет и заалеет, окунётся в золото и оттенится бурым. Ася уже предвкушала это время, но сейчас было достаточно красиво. Правда, она ожидала встретить какие-нибудь особенные южные растения, но пока всё выглядело обыденно. Углубляясь всё дальше, Ася различала новые голоса птиц. Хотелось бы ей точно определять их вид по одному звуку, но орнитология — не её сильная сторона. Она шагала и шагала вперёд, прямо, не сворачивая, перепрыгивая торчащие из-под земли корни, примечая красные шляпки мухоморов и вслушиваясь в стук дятловых клювов. В воздухе парило, слышался дальний стрёкот насекомых, джинсовую куртку хотелось снять. Когда у Аси закружилась голова, и ей начало казаться, что ей сниться дурной сон, она, наконец, вышла на небольшую поляну. Почти идеально круглая, обрамлённая раскидистыми вязами и дубами, она делилась практически надвое упавшим наискосок стволом огромного дерева. Он зарос мхом, его обнимали молодые кустарники и… На нём лежала темноволосая девушка. В белой ночной сорочке, босая и с книгой в руках. Лёжа на животе, она читала и лениво болтала ногами. Ася опешила и несколько мгновений не решалась с ней заговорить, чтобы не спугнуть и не разрушить видения. Но та заметила её первая. — Доброе утро, — чёрные глаза остановились на Асе. Голос был бархатным как мох. — Привет. Прости, если нарушила уединение. — Ничего, я уже собиралась уходить, — когда девушка поднялась, Ася заметила, но она лежала поверх постеленного на бревне плаща. Девушка отряхнула его и накинула. Красный, лаковый. В голове промелькнуло воспоминание. — Волшебный лес, правда? — Да, отличное место для прогулок. И для чтения, — Ася силилась разобрать имя автора на томике в руках девушки. Ален Боске. Что-то знакомое. Кажется, это поэт. Ася к поэзии была равнодушна, но Антон просто обожал стихи. Стеллаж в его комнате с тремя покосившимися полками вообще являл собой странное зрелище. Книг было немного, и они существовали друг с другом в необъяснимом хаосе: лежали, стояли, поблёскивали заклеенными корешками, пестрели многочисленными закладками. Одни потеряли переплёты, другие были повёрнуты страничным срезом. Ася лишь примерно представляла себе их содержание. Справочники по ботанике и цитологии соседствовали с учебниками по органической химии, а между ними затесались Данте, Мильтон, Гёте, протестантская Библия из тех, что бесплатно раздают на улице, «Так говорил Заратустра», «Тотем и табу», что-то из Борхеса, Манна, Гессе и Майринка. И стихи. Куча поэтических сборников. Некоторые авторы, вроде Мандельштама, Пастернака и Бродского, были на слуху. Некоторые смутные потуги к узнаванию вызывали Рембо, Рильке и Лорка. Но не раз Антон возвращался из букинистических магазинов или с городских барахолок и развалов с потрёпанными изданиями, давно вышедшими из печати, с неизвестными именами на обложках. Боске, Кручёных, Фёдоров? На этом познания Аси заканчивались. А потом брат читал эти странные сонеты и поэмы, которые она не могла понять. Рифма, ритм, образы?.. Всё так эфемерно, ускользает и не схватишь. Но он ухватывал — правда видел во все этих строчках неизъяснимую красоту и глубокий смысл. Однажды он спросил её: «Неужели ты не ощущаешь стройной гармонии звуков? Разве тебя никогда не приводили в восторг сочетания слов? Они как соцветия, как узор крыльев бабочки, как паутина в капельках росы, отражающих зарю. Удачные словосочетания приводят в трепет, будоражат воображение, не правда ли?». Ася соглашалась, чтобы его не обижать. Но внутри себя знала: неправда. Поравнявшись с девушкой, когда та проходила мимо, Ася схватила яркие черты её лица: глаза как вишни, симметричное каре с чёлкой, фактурный нос как у древних цариц, усмешку как у Сфинкса. И плащ, этот плащ… В самом деле, чего он ей так дался? — Будет дождь, — вместо прощания сообщила девушка и медленно удалилась. Ася смотрела ей вслед, пока та окончательно не скрылась за деревьями. Потом несколько минут стояла в одиночестве, глубоко вдыхая тяжёлый воздух, готовый вот-вот наэлектризоваться и дать грозу. В итоге всё же сняла куртку и двинулась к студенческому городку, обмахиваясь ею. По дороге Ася наблюдала, как темнеют и наливаются свинцом тучи, небо становится ниже, а ветер злее. Ливень ударил, когда она поднималась по лестнице. Она остановилась у окна в пролёте между вторым и третьим этажами, заворожённо глядя, как гнётся под ураганными порывами росшая прямо напротив стекла берёза. Вернувшись в свою комнату и не обнаружив там Кристины, у которой были либо пары, либо дела поважней, Ася поняла, что настал долгожданный момент. Тот самый удобный случай, когда она могла всё разложить по полочкам, ещё раз изучить все улики и записать свои мысли, пока никто не видит и не отвлекает. За эту первую суматошную неделю она почти не продвинулась в поисках и даже тень разгадки не удалось ухватить. Решительно действовать Ася планировала со среды — когда снова встретит Женю. А пока… Она, на всякий случай, заперла дверь изнутри. Поплотнее сдвинула полупрозрачные шторы, едва не задев вазу с букетом, подаренным Кристине её поклонником, стоявшую на подоконнике. Вытащила из-под кровати чемодан и открыла потайной отсек. Там хранилось то важное, что она везла с собой из дома, не в силах оторвать от сердца. То, что, как ей думалось, может помочь в поисках брата. Его записная книжка. На протяжении учёбы Антон приезжал нечасто, но оставался подолгу — на две недели после Нового года и почти на два месяца летом. Полтора года назад, после зимних каникул, он последний раз приехал навестить их. Этот визит был короче предыдущих, а брат казался более замкнутым, чем обычно. Чужим. Родители не заметили: мама слишком радовалась его приезду, а отец и так всегда считал его странноватым. Но Ася почувствовала это по рассеянному взгляду, угрюмому молчанию и тому, как однажды он назвал её Настей. Она зашла в комнату Антона через день после его отъезда: помещение ещё хранило его запах — кедровый аромат Encre Noir, который мама дарила ему на каждый День рождения. Брат, как всегда, оставил за собой этот шлейф, порядок и пустоту. Но на этот раз ещё и книжку. Она не была уверена забыл он её или же спрятал специально, причём так, что внимательный взгляд Аси сразу выцепил её из обстановки — краешек торчал из-за обшивки книжной полки. Если не приглядываться — не видно. Мама, наверняка, не заметила, протирая там пыль. Маленькая и бордовая, под кожу, потрёпанная и разбухшая, будто её в воду роняли. Ася никогда не видела её раньше в вещах брата или в его руках. Из праздного любопытства она пролистала её той зимой и ничего не поняла в странных записях. Все страницы бессистемно исписаны его мелким неразборчивым почерком. Одни содержат разные сведения по предметам, информацию о растениях, химические формулы, какие-то записи на иностранных языках, стихи, цитаты, около дневниковые заметки, рисунки. Ася лишь плечами пожала — хаотичные штучки. Но когда брат пропал, она присмотрелась к этой вещице тщательней и сразу же записала её в категорию «улики». Прочтя её не меньше раз, чем буклет про Ливецкий университет, Ася пришла к выводу, что в записях содержится некое подобие шифра. Возможно, просто баловство, но если нет… Пока шли поиски и расследование обстоятельств исчезновения, Ася ломала голову: показывать книжку полицейским ли нет? Она то одёргивала себя, убеждая, что это глупости, то уверялась, что успех следствия зависит от корявых надписей. Но, так или иначе, показать свою находку кому бы то ни было, включая родителей, она не надумала. Внутри Аси созрела и укоренилась глубокая убеждённость, что эта «подсказка» оставлена братом именно ей и не предназначена для чужих глаз. С этими мыслями она и прятала книжку у себя, с ними же поступала в ЛГУ и везла её сюда. Из всего корпуса текстов больше всего Асю заинтересовали описания нескольких людей, имена которых Антон не называл, но использовал символические обозначения, когда писал о них, иногда иллюстрации. Структура вообще такова, что повествовательные записи предваряет список, кого-то обозначающий, вроде действующих лиц в пьесе. Но понять из него, о ком речь — невозможно. Теперь же, переваривая информацию о том, что Женя — подруга Антона, Ася подумала: может, речь об университетских друзьях? Просто они изображены иносказательно. Звучало логично: а зашифровано, чтобы они ненароком не подсмотрели. Или ещё почему-то. Оглядевшись по сторонам, будто она не была одна в запертой комнате, Ася открыла записную книжку, отыскала нужную страницу и воззрилась на список, в очередной раз намереваясь заняться дешифровкой. Она уже пыталась и не единожды. Сперва она предполагала, что обозначения людей связаны с этимологией их настоящих имён, но картинка в таком случае не складывалась. Проблема заключалась также в том, что одни лица были обозначены словами, а другие рисунками. И как это понимать? В любом случае, Антон предлагал такой перечень персонажей: 1. Рисунок двух львов — они были изображены в профиль, стоящими на задних лапах, словно на гербе. Иногда с этим рисунком соседствовали маленькие весы, нарисованные как бы в скобках. Иногда они отсутствовали, а порой и вовсе употреблялись без львов. 2. Рисунок киля корабля. Асе понадобилось очень много времени, чтобы разобраться, что именно изображено. Киль — такая вещь, которую с наскоку не признаешь. Но она сравнила сотни рисунков в сети — киль и есть. Иногда рядом писалось словосочетание «милый друг», но чаще оно использовалось без рисунка. Хоть немного понятно — звучит по-человечески, в отличие ото львов. 3. Рисунок одного льва с крыльями. Иногда он заменялся просто словом «лев». 4. Рисунок короны и слово «благородная». Чаще просто одно слово. 5. Рисунок (скорее отпечаток пальца в чернилах) и слово «тень». Чаще просто тень. Ася решила перечитать всё это именно сегодня из-за прогулки в лесу. Девушка с красным плащом её встревожила. Она вспомнила, что этот образ ей где-то встречался. Где же… Ася листала страницы. «Эта весна началась так же, как все прочие до неё — бесцветно, беззвучно и бестолково» — писал Антон в начале своей книжицы, в начале учёбы и эти слова ни на что не проливали свет. Вот! Ася едва не подпрыгнула. Под заглавием «милый друг» и килем корабля было несколько недатированных записей: «Я давно не читал сказок, но всё выходит прямо по Шарлю Перро. Красный плащ. Видно сначала его, лишь потом владельца. На лице алые губы и глаза как две Маракотовы бездны. Цвет кричит об опасности. Как стоп-сигнал. Обворожительно и притягательно». И чуть ниже: «Одинокие фейри отличаются от бродячих тем, что предпочитают одежду красного цвета, тогда как бродячие носят зеленую». Оба предложения Ася сочла довольно бессвязными. Они ничего не проясняли, напротив, добавляли тайн. Много ли существует людей, у которых есть красный плащ? Наверно, тысячи, если не миллионы. Многие ли студентки Ливецкого университета являются их счастливыми обладательницами? Неизвестно. Речь могла идти как встреченной утром девушке, так и о ком-то ином. И, в конце концов, пол обладателя плаща в записях не фигурировал. «Милым другом» вполне мог оказаться и парень. Под этим же заглавием было много записей, но больше ни в одной из них не упоминалась красная одежда. Ася разочарованно отложила книжку. Так ничего не понять. Нужно либо поговорить с Женей, либо ловить лесную незнакомку. Когда Кристина вернулась, Ася уже замела все следы мозгового штурма. Она развернула бурную деятельность по благоустройству своей половины комнаты: повесила над кроватью карту мира, украсив по периметру искусственной лианой, прицепила на вощёную нить фотографии с эволюцией Пуаро от слепого котёнка до ленивого толстяка, открытки от друзей из заграничных поездок, подаренный Викой ловец снов в форме совы. На тумбочке, рядом с фоторамкой, появилась лава-лампа, на столе резной гарцующий пони папиной работы, у двери пенни-борд — кто знает, когда выпадет шанс покататься? — А ты времени не теряешь. Пары отменили? — Кристина снимала длинные серьги и аккуратно укладывала их в шкатулку у зеркала. — Ну, почти. А ты целый день училась? — Ася критически оглядела плоды своих трудов. Вышло не так уютно, как дома, но сойдёт. — У нас по субботам выходной. Я была на свидании. — С Яриком? — Боже упаси, — её передёрнуло. — У меня есть нормальный молодой человек. Если он начнёт приставать с вопросами, так ему и передай. — Договорились. Последним штрихом в инсталляции «уголок Аси» были цветные булавки, разбросанные по карте. В детстве они с братом любили мечтать о том, как будут путешествовать, когда вырастут и разбогатеют. В первые месяцы после его исчезновения, Ася успокаивала себя тем, что придумывала истории про то, куда он отправился и почему. Наверное, Антону осточертела серость этого провинциального городка, он купил билет до Рио-де-Жанейро, и теперь веселится там на карнавалах. Или его не удовлетворило качество отечественного образования, и сейчас проводит опыты в лучших лабораториях Оксфорда. Или, вполне вероятно, он пережил душераздирающую любовную драму — бессердечная интриганка (не в красном ли плаще!) оставила его ради кого-то другого и, чтобы забыться, он укатил с одним чемоданом очищать разум и постигать дзен в Гималаи. В какой бы стране на карте ни поблёскивала цветной глазурью булавка, Ася легко могла поверить, что брат именно там: попивает коктейли в Бразилии, гуляет под дождём в Англии или медитирует в Индии. И в то же время чувствовала, что Антона нет ни в одном из этих мест. В воскресенье Ася снова отправилась в лес не ради праздной прогулки, но в надежде застать там девушку в красном плаще. Она хотела прийти примерно в то же время, что и вчера, но проспала. По поляне ей пришлось бродить лишь в сопровождении белок: то ли она упустила свою цель, прогадав со временем, то ли чтение поэзии на брёвнах не было излюбленным хобби незнакомки, а лишь разовой акцией. На обратном пути Ася заглянула в библиотеку. Там она надеялась найти труды Конта, по которым дали задание, но первоочередной задачей была экскурсия: куратор мало рассказал про это сооружение, а внутрь и вовсе не пригласил. Библиотека гордо высилась в сердце территории — древний корень и начало всего, прочие корпуса были разбросаны вокруг неё как яблоки вокруг яблони. Округлое здание, сложенное из тонкого обожжённого кирпича, потемневшего и замшелого от времени, казалось небольшим. Из буклета она знала, что первоначально это был крестово-купольный храм св. Киприана Антиохийского, четырёхстолпный, трёхапсидный, с одним куполом. Он навевал на мысли о Святой Софии в Константинополе. Вернее, Айя-Софии в Стамбуле. Только маленькой. Внутри было сумрачно. Свет из узких высоких окон не достигал книжных шкафов, расставленных вдоль стен, а концентрировался наверху — под куполом. Разобрать текст на пожелтевших страницах было возможно лишь благодаря настольным лампам на немногочисленных столах. Все они пустовали, за исключением одного — уткнувшись в книгу, в угол забился какой-то парень. Слушая свои шаги, гулким эхом отдававшиеся под сводом, Ася отметила про себя, что это помещение мало подходит для читального зала. Алтарь и жертвенник здесь смотрелись бы уместней. Советские рабочие, строители и маляры, самозабвенно растаскивали содержимое здания по кусочкам, отдирали оклады, закрашивали фрески — преобразовывали помещение под нужды склада. И с такой же тщательностью потом, уже в девяностые годы, пришедшие им на смену реставраторы и консерваторы счищали шпаклёвку, обновляли краски и всячески восстанавливали утраченное историческое наследие. На откосах окон сохранился полустёртый растительный орнамент. А на западной стене удалось извлечь из-под слоя пыли и времени фрагмент росписи по мотивам васнецовского «Страшного суда». Прежде, чем подойти к библиотекарю, Ася остановилась напротив этой фрески. На ней ангел гнева с возведёнными горе очами, грозно сдвигал брови и помогал судить мир. В руках он держал весы, отчего ей сразу вспомнился рисунок брата. Для сохранности роспись поместили под стекло, на котором в неверном свете играли блики. И глаза ангела сверкали как живые. Асе стало не по себе. Она поспешила взять нужную книгу и выйти на улицу. К назначенному на среду заседанию «Ветвей» Ася готовилась с понедельника. Продумывала тактику налаживания контакта и сближения с Женей. Лесть открывает многие двери, но стоит только с ней переборщить, как весь план насмарку. Сойдёт пара комплиментов, брошенных между делом. Ненавязчивый разговор, ни к чему не обязывающие шутки. Ася решила мимикрировать под среду: надела самые неприметные джинсы и клетчатую рубашку, рукава которой закатала до локтей — и не так жарко, и браслет с «вечностью» видно, а он выглядит по-детски. В её облике не улавливался лишь реверанс в сторону стиля Ярика, но угождать ему в её планы не входило. Рассчитывая прийти в аудиторию №109 первой, поскольку их (то есть её и старосту — остальные снова отсутствовали) пораньше отпустили с четвёртой пары, Ася удивилась, что все уже были в сборе. Кроме Ярика. — О, пришла! А то мы уже спорить хотели, вернёшься ли, — Дина зажигала ароматическую свечку, украшавшую пианино. — Я же говорила, что всё будет нормально, — Варя, рисовавшая на доске зайца, приветливо улыбнулась Асе. Женя, скользнула по ней отсутствующим разноцветным взглядом и никак не прокомментировала её появление. — Дамы, приветствую! — Ярик тоже не заставил себя ждать. — И этот явился… — Дина шумно вздохнула. — Не понял, почему мне не рады: вам пятый нужен или как? Ну да, проспал немножко, с кем не бывает? О, огонёчек! — Ярик прошествовал к пианино, извлёк из-за уха сигарету и нагнулся с явным намерением прикурить. — Рассейся, — Дина звонко ударила его по руке. — Это для снятия эмоционального напряжения. — Хрень какая-то, — пожал он плечами. — Нет бы просто книжки читать — им ещё и театральщину подавай. — Запахи розмарина и чайного дерева действуют как антистресс, — Дина поджала губы и поправила свечу. — Я-то ничего не имею против курения, потому что мы придерживаемся принципов социал-анархизма, но вот увидит тебя Родченко — мало тебе не покажется. — На кой он вообще сдался? Он что-то типа училки литры: объясняет, почему занавески синие, а дома жёлтые? — Он наш ментор, — подала голос Женя, вознамерившись оправдать его существование. — Помогает понять культурный контекст, поясняет за литературную критику. — Ментор-дементор, — хмыкнул Ярик. — Пасти приставили, ясен пень. Небось, следит, чтоб вы тут революционную ячейку вместо клуба не развели. — Чтобы мы собирались не в ущерб учёбе, — поправила Варя. — Кстати, а у меня одной сегодня была четвёртая пара? — крик души вырвался из Аси помимо её воли. Несколько пар глаза уставились на неё. — Какой? Четвёртой? О-о, — Ярик вальяжно присел на край парты и закинул ногу на ногу. — Послушай меня, малая, только наивному перваку простительно задавать такие вопросы. Настоящий студент знает на собственном опыте, что универская жизнь состоит из пар, которые отменились по независящим от нас причинам, прогулянных пар, занятий, на которых преподы болтали за жизнь о посторонних вещах и горсточки нормальных пар, — он показал пальцами пару миллиметров. — Говорят, ещё бывают такие штуки, как «саморазвитие» и «самоподготовка», но мало кто лично убедился в их существовании, — вставила Женя. — Давайте уже перейдём к повестке, — Дина спихнула Ярика с парты. — Нужно решить, с какого произведения начнём. — Голосую за «Имя розы», — выпалила Ася, едва все расселись. Ей хотелось выказать приверженность вкусам Жени, хотя она в душе не ведала, о чём эта книга. — Ты видела этот кирпич? Он явно создан не для сентября! — Дина замотала головой. — Тогда, может, тот поэтический сборник? — Ася сделала вторую робкую попытку подмаслиться. — Ну, нее. Стихи не хочется, — скривился Ярик. И впервые Дина ему не возразила. — «Мы», — лаконично предложила Женя. — Я согласна, — сразу солидаризировалась с ней Варя. — Я тоже! — тут же поддакнула Ася. — Вроде, по объёму подходит. Если возражений нет, то читаем «Мы», — Дина обвела присутствующих пытливым взглядом. Все молча закивали. — Решено единогласно. К следующему заседанию каждый должен иметь на руках текст в удобном для него формате, а также ознакомиться с биографией автора и историей создания романа. Всё ясно? Персонально тебе, Ярик, всё ли ясно? Не будешь готов к обсуждению — заставим тебя читать нам вслух. — Ой, да понял я, понял. — Желательно попробовать прочесть пару глав — будем высказывать о том, какие у вас впечатления от языка, героев и как мы видим дальнейшее развитие сюжета. На этом предлагаю закончить, — Дина поднялась. — Нафига мы уже второй раз собираемся на грёбаных пятнадцать минут? — Ярик рассчитывал на большее. — Начало года, мы решаем организационные вопросы! — назидательно произнесла Дина. — Дай войти в режим. — Ну хоть не в ресурс, — паясничал Ярик. Все спешно засобирались. Асе отметила про себя, что клуб трещит по швам. Скоро настанут его последние месяцы, если в коллектив не вольются особо инициативные книжные черви. Первыми, махнув на прощание, вышли Варя и Дина, следом за ними Женя, а вот Ярик никуда не торопился и исподтишка поглядывал на Асю. — До меня дошла инфа, что ты соседка Кристины, — он загородил собой дверной проём до самого косяка. — Допустим, — пригнувшись, Ася пролезла под его рукой. Нельзя упустить Женю! Она пришла сюда сегодня только ради того, чтобы завязать с ней если не дружбу, то хотя бы приятельский разговор. — Скажи, когда она точно бывает в комнате. — Ночью. — Нормально ответь, чего ты такая противная, — Ярик проследовал за Асей по коридору. На её скорые, но мелкие шаги приходилось по одному его размашистому шагу. — Это чистая правда, — через плечо, на бегу, отвечала она. — В остальное время она занята: учится, либо тусит со своим парнем. — Парнем? — Да, вот ты и узнал эту душераздирающую правду, — Ася обернулась и похлопала его по плечу. — Прими свою судьбу. — Нет, стой-ка, — он продолжил её преследовать. Между тем, они уже спускались по лестнице. — Кто он? Я его знаю? — Не знаю, знаешь ли ты его, потому что сама я его не знаю, — протараторила Ася, стараясь не терять из виду Женю. Они вышли на улицу — та заворачивала за угол корпуса. — А ты меня не дуришь? — Посмотри сам — скоро они обязательно попадутся тебе на пути. — Блин, это, наверное, Ложкин с четвёртого курса, да? — игнорируя её ответы, вслух размышлял он. — Не исключено, — Ася следовала за Женей, пытаясь в равной мере не отстать и, по возможности, остаться незамеченной. Они пересекли круглый двор, прошли мимо библиотеки, а беглянка уже нырнула за оранжерею. — Хреново, что я могу сказать, — философски заключил Ярик. Ася остановилась. Пойти дальше или нет? В корпусах естественнонаучного отделения она совсем не ориентируется — как тогда продолжать погоню? К тому же куратор предостерегал, что там не любят чужаков. А они их за километр отличают, тут без сомнений. Но верность делу пересилила — Ася сделала несколько шагов по дорожке, которая огибала оранжерею. — Слушай, — протянул Ярик, после того как постоял напротив Аси, застывшей на несколько секунд в нерешительности. — А ты тоже ничего, — он будто впервые её увидел. Или разглядел. — У тебя-то нет парня? — Ой, уйди, а? — Ася замахала на него руками. Она терпеть не могла парней, которым лишь бы прибиться, а к кому — неважно. — Не, реально, ты довольно симпатичная. И не такая зажравшаяся как Кристи. Тем более у нас с тобой общие интересы — вон в одном клубе состоим. — Ты издеваешься? — Неа, я серьёзно. Давай мутить? — он обогнал Асю у торца стеклянной постройки. — Спасибо, не давай, — она попыталась его обойти. — Да ладно, — он преградил ей путь. — Чего ты ломаешься-то. Вконец растерявшись, Ася запаниковала. Она впервые зашла так далеко на территорию биохимиков — и земля их оказалась бесплодной: кругом не наблюдалось ни единого студента. Кроме Ярика. Но он, хоть и выглядел безобидно в обычное время и в безопасной ситуации, сейчас не казался ей тем человеком, которого бы ей хотелось видеть рядом. — Оставь меня в покое, пожалуйста, — произнесла она сдавленным голосом. — Я недавно поступила, у меня и так стресс. Вон, даже свечи не помогают. — Так я могу его облегчить, — Ярик подарил ей сальную улыбочку и потянулся, чтобы приобнять за плечи. Ася аж вся сжалась. — Если девушка попросила оставить её, то будь мужчиной и сделай это, — позади послышался низкий голос. Ярик поднял недовольный взгляд на незваного свидетеля его позора, который к тому же и вмешаться посмел. С его губ уже готовы были сорваться ядовитые слова, как вдруг он неожиданно сник. Рот его открылся и закрылся. Потупившись, Ярик, стал оправдываться: — А чего я? Моё дело предложить… Я пошёл так-то… Не хочет — как хочет, — он сунул руки в карманы и нарочито расслабленной походной двинулся прочь, будто девушки здесь вовсе и не было. Несколько шагов спустя он даже стал насвистывать, но по его сгорбленной спине Ася догадалась — он страшно напряжён. — Ты в порядке? — незнакомец осведомился очень участливо, обойдя её. Теперь Ася могла разглядеть своего спасителя. Он оказался очень высок (выше Ярика!), крепко сложен, лицо, немного вытянутое, с простыми, но с правильными чертами, навевало на мысли о расстрелянных князьях. Его обрамляли словно нимб светло-золотистые волосы и борода. Глаза он имел янтарные, а брови слишком тёмные, настолько, что они придавали ему сумрачный вид. «На льва похож» — почему-то подумалось Асе. Когда он улыбнулся, проливая на Асю мёд понимания и сочувствия, тягостное впечатление прошло. Она бы разревелась и упала в его объятия сию же секунду, если бы не одно обстоятельство. Накинутый поверх рубашки белый халат выдавал в нём студента биохима. Предубеждение против них, насаждаемое Кристиной, сыграло свою роль. Белые одежды делали его почти небожителем, нагоняя на Асю священный трепет. Она невольно ассоциировала его с каким-то Врачом: фигурой мистической, ведающей рождением и смертью, одновременно причиняющей боль и облегчающей страдания. Но чего, в сущности, так испугался Ярик? Габаритов? Уверенного тона? Халата? — А, да, спасибо, — Ася стряхнула с себя оцепенение. Вежливость — прежде всего. — Пойду в общагу. Думаю, теперь он ко мне не сунется, — она попыталась как можно быстрее закончить разговор. Присутствие незнакомца её смущало, а факт принадлежности к биохиму угнетал. — Будь осторожна, — дружелюбный тон и внимательная улыбка имели магический эффект. Асю кольнуло странное ощущение: хотелось ещё. Чтобы он улыбался шире, дольше и, желательно, только ей одной. Непрошенные мыслишки из разряда: «надо его отблагодарить», «стоит его задержать», «вот бы его порадовать» зароились в голове со скоростью света. — Постой…те, — окликнула она, когда он уже собирался уходить. После пропажи брата она совсем потерялась в возрасте окружающих её молодых людей — не с кем было сопоставить. Вот и он казался ненамного старше Антона, но при этом производил впечатление кого-то взрослого и мудрого. Она не посмела обратиться на «ты». Простое обращение ему не подходило. — Вы же с биохима, правильно? — он кивнул этой очевидной догадке. — А вы не знаете Антона Чермных? Незнакомец молча вперился взглядом в землю, несколько секунд помолчал, а когда поднял глаза, Ася заметила, как они потемнели. Он сдвинул брови, и вид его сделался суров, он напомнил ей ангела гнева с фрески Страшного суда. Ася испытывала два противоречивых чувства: ей было боязно продолжать смотреть на него, но она не могла даже сморгнуть, будто он был удавом, загипнотизировавшим свою жертву. — Нет, теперь — нет, — наконец, произнёс он. И фраза эта прозвучала слишком весомо, тяжеловесно, будто в ней заключалась некоторая истина — сложная, которую Ася не могла познать. — Доброго дня, — он слегка поклонился и ушёл. На Асю снизошло откровение: она помчалась в свою комнату и, не потрудившись, как в прошлый раз, запереть дверь, извлекла из чемодана записную книжку Антона. Он должен быть, должен быть кем-то из них… Из тех пяти, которых он описывал… Это не может быть кто-то случайный — это тот, встречи с кем Ася ждала. Она предугадывала его раньше, была знакома заочно. Она читала о нём или о ком-то очень похожем… Где же… Она лихорадочно перелистывала страницы, сминая их, оставляя заломы. Не то, всё не то… Вот! Под заголовком с двумя львами она прочитала: «…босой и нищий, на краю горной дороги я ждал небожителей, милосердных и лучезарных, и ветер, как предчувствие чуда, играл в моих волосах… случилось чудо: один из ангелов обернулся и тихо приблизился ко мне… слились в единый чудесный лик его изгибы, лучи и прелесть всех любимых мною лиц… на мгновенье обняв плечи мои, ангел молвил единственное слово, и в голосе его я узнал все любимые, все смолкнувшие голоса… слово, сказанное им, пролилось благовоньем и звоном по всем жилам моим, солнцем встало в мозгу, и бессчётные ущелья моего сознания подхватили, повторили райский сияющий звук…». Асе подумалось, что это не слова её брата — лишь чья-то чужая цитата: абстрактная, ничего не проясняющая, зыбкая. Но Антон уловил в ней какую-то правду о себе и том, что он пережил при встрече с неким загадочным человеком. И Ася чувствовала, что сейчас получила опыт настолько схожий, что она просто отказывалась воспринимать его как совпадение. Если речь в записях идёт не о её спасителе, то о ком вообще она может быть? Девушка в красном плаще, лучезарный небожитель — как могут они существовать в этой прозаической обыденности, как могут быть случайными прохожими? Ася решила быть смелее: не мяться да выглядывать из-за угла, боясь заговорить с Женей, но подойти к ней прямо и целенаправленно. Спросить и про Антона, и про встреченных ею людей. Про записи упоминать она бы повременила, но в остальном… Пора выяснить что-то наверняка. Ася была уверена, что Женя знает их обоих, и ей известно, каким образом они были связаны с её братом.