Холодное море точит ножи

Одна встреча, по мнению Сынмина, не могла изменить его жизнь в корне. Он верил в это до самого конца, возможно, даже не осознавая досконально, что произошло. Как и почему он позволил этому случиться, но его подавленное состояние поставило его перед выбором, который на самом деле был иллюзией. Его красивые глаза и глубокий взгляд — безрассудно так в открытую пялиться на незнакомца — он будто уже знает о тебе всё. Сынмин наблюдает за ним, за его пальцами, сжимающими стакан виски, за его улыбкой, которую не затмят даже самые яркие огни. Музыка становится громче, или у него обостряется слух, в общем-то, плевать. Крепко выстроенная стена Сынмина сейчас рассыпалась на кусочки, превращалась в песок. Он становился беззащитным, но почему-то это не сразу его напугало. – Ты выглядишь занятым, – Минхо садится рядом, слегка щурясь. Видимо, алкоголь всё же не его. – Чего ты хочешь? – Ким грубит, потому что… привык к этому. Да и не хочет он палить себя ещё больше, – давай сразу к делу. Тебе не стоит говорить со мной обо всём подряд, как это принято здесь. Лучше быстро. Просто скажи что-нибудь ещё, или задай вопрос, я отвечу. Хорошо? – О, ладно. Не хочешь выпить? – Ты угощаешь? Я с удовольствием. Сынмин не понимает, зачем соглашается. Даже имени его не знает, хотя, для знакомства в баре это нормально, ведь правда? Им по барабану друг на друга, а тут предлагают бесплатно выпить, конечно, он согласится. – Что ты предпочитаешь? – Водка? Красное вино? Джин? Виски? Какая разница, если это позволит мне опьянеть. – Плохой день? – Больше плохая жизнь. Я не хочу об этом говорить, поэтому давай выпьем и поменяем тему. – Хорошо. Минхо подзывает бармена, заказывает ещё два стаканчика виски и, по готовности, протягивает Сынмину. – Угощайся. Ким не колеблется и опустошает стакан залпом. Алкоголь жжёт и раздирает горло. От такой резкости у парня сводит зубы. – Так… что насчёт тебя? Почему ты сказал, что я выгляжу занятым? Ещё и выпить предложил. У тебя на это наверняка есть причины, помимо обычной болтовни. Ли усмехается и, делая небольшой глоток, смотрит куда-то в сторону от Сынмина. – Непринуждённые беседы не так уж и плохи. Я наблюдал за тобой, так же, как и ты за мной. Подумал, ты в отчаянии, решил помочь. Могу я узнать твоё имя? Ким застывает на пару секунд, переваривая услышанное. Да ладно, о нём заботятся? Это действительно ощущается так? – А… я даже не могу выразить, насколько я тебе благодарен. Меня зовут Сынмин, а тебя? Похоже, я задолжал тебе напиток. Хочешь чего-нибудь? – Минхо. И нет, даже не пытайся думать о каком-либо долге. Сегодня я оплачу всё, что ты захочешь. Итак… ты не хочешь говорить о своей жизни, что насчёт вещей, которые тебе нравятся? У тебя же есть интересы? Сынмин кивает, хотя не до конца уверен, что эта тема действительно стоит обсуждения. Разве это не обыденно скучно? Как, в общем-то, спросить о погоде. – Мне очень нравится музыка. Начиная с игры на инструментах, прослушивания различных жанров и заканчивая собственным производством или написанием песен. Я просто люблю быть погружённым в музыку полностью, – он улыбается, и этот момент особенно отпечатывается в памяти Ли, – а ты? У тебя есть то, что ты сильно любишь? – Не уверен. Я люблю этот бар и иногда выпивать здесь. – Ну, это неплохо. Часто здесь бываешь? Это место действительно уникальное, с изюминкой. Я не видел баров, похожих на этот. Тебе… – Сынмин выдерживает паузу, наверное, он переходит границы, – нравится бармен? Минхо моргает, облизывая нижнюю губу. Вкус алкоголя всё ещё чужой для него, но виски… он слишком любит виски. Нет никакой проблемы ответить честно, но Ли редко кто нравится в целом. – Что? Хах, нет, – он мотает головой и улыбается. У Кима мир вокруг начинает кружиться, под ногами абсолютно не чувствуется опора. Её нет, – сколько тебе лет? – Тогда… почему это место тебе так нравится? Если ты не приходишь сюда конкретно за выпивкой, или ради красивого бармена… любой бар не кажется особенным, на мой взгляд. Мне 22, а тебе? – Сынмину вдруг становится очень весело, он не понимает почему, это так странно — доверять тому, кого не знаешь. Но он хочет, – сыграем в игру? Попробуем отгадать возраст других людей здесь. Одним жестом он просит бармена повторить предыдущий заказ. Минхо лишь молча следит за ним. Абсурдно? Вполне. Но не критично, чтобы встать и уйти прямо сейчас. – Мне 29. Тебе нравится играть? – Да, почему нет? Мне нравится бросать себе вызовы, чтобы испытать свой острый ум, – он протягивает Минхо стакан виски, – ладно, забудь. Расскажи мне о себе. Всё, что хочешь. Ким слегка улыбается, отпивая алкоголь, уже более уверенно, нежели пару минут назад. Сейчас он даже может сказать, что крепкий алкоголь приятным теплом разливается по телу, пробуждая что-то ещё. – Как ты любишь проводить своё время, к примеру? Есть ли у тебя хобби? – Я люблю тратить деньги на привлекательных парней вроде тебя. Парень смеётся, качая головой. Снова делает глоток, виски всё больше берёт своё, затуманивая разум. – Неплохо, ты умеешь льстить, но можешь ли ты это подтвердить? Ли выдыхает, понимая, что с ним заигрывают. Сынмин ещё и подмигнуть успел. Какая нелепая смелость — стирать личные границы перед незнакомцем. Он наклоняется ближе к парню, слишком близко, чтобы Сынмин мог почувствовать что-либо, кроме его парфюма, и шепчет. – Ты бросаешь мне вызов? – Точно. Я бросаю тебе вызов, – Ким наклоняется навстречу и тоже переходит на шёпот, – о чём ты думаешь? Он сглатывает, потому что, фактически, провоцирует того, о чьих способностях ничего не знает. Но это так заводит, со всех сторон, интерес перевешивает всё остальное, даже если в воздухе уже пахнет опасностью. В голове Минхо зреет план. – Тогда ты очень смелый. С этими словами Ли подзывает к себе бармена, из-за давления в ушах Сынмин даже не может понять, о чём они говорят, лишь видит, как старший подмигивает парню, и как через пару минут перед ним появляется новый напиток. – Попробуй, сладкий. Ещё более абсурдная ситуация — ты не знаешь, что в стакане, тогда какого чёрта, Ким Сынмин, твои руки тянутся к нему и беспрекословно выполняют чужие просьбы? Он поднимает взгляд на Минхо, пока медленно отпивает неизвестное содержимое. – У этого вкус… какой-то другой. Что это? – Сынмин делает ещё один глоток. Нет, он не понимает ничего. Не чувствует, не ощущает на каком-то ином уровне, его интуиция молчит, чутьё — тем более. В дурной голове нет места страху. Минхо следит за его реакцией, выжидает нужного момента, затем ухмыляется. Сынмина это настораживает. Ну, наконец-то. – Как ты себя чувствуешь? – …странно. Что это был за напиток… – Кима ведёт в сторону, сильно кружится голова, он даже чувствует лёгкую тошноту. Сердцебиение учащается почти со скоростью света, лицо краснеет, – что… только что произошло? – Посмотрим, опиши свои ощущения, – Минхо улыбается, как-то совсем по-другому, но Сынмин не в состоянии заметить разницу. – Голова кругом идёт… и тело… немного немеет, – тонкие пальцы цепляются за столешницу, Ким клянётся себе, что готов упасть на пол и не вставать, – слишком… жарко… и… боже, я даже говорить толком не могу. Ли наблюдает за ним. Взгляд скользит с лица на шею, где капельки пота собираются в одну влажную дорожку и скатываются вниз. Ему действительно жарко. Значит, всё идёт как надо. Рубашка за несколько секунд пропитывается этим жаром, неприятно липнет к коже, и Сынмину хочется сорвать её с себя. – Вау, – Минхо наклоняется ближе к парню, снова используя свой обезоруживающий шёпот, – теперь скажи мне, чего ты хочешь. Вопреки медленно утекающему здравому смыслу, Ким поддаётся и сходит с ума от этой близости. Сводит колени, чувствуя, как трясутся поджилки. И лучше бы от страха, чем от того, что овладевает им с каждым мгновением всё больше. Он пытается удержать равновесие, но это ему не по карману. – Я хочу… тебя… – Меня? – наигранно удивляется Минхо, – не кого-то другого в этом баре, именно меня? – Тебя. Только тебя. Ким цепляется за чужие плечи, побуждает наклониться ближе и глубоко целует. Забывается, нет, он даже не соображает до конца, что творит. Им двигает афродизиак, тело управляет разумом. И не то чтобы Ли против, в этом и был его план. Мальчик любит бросать вызовы другим? Любит самоутверждаться за счёт других, любит ставить себя выше остальных? Минхо опустит его на землю. Он хищно улыбается, уже сейчас уверен, что победил. Кусает чужие губы, не метит, не пытается сделать своим, но пытается проучить через боль. Его руки скользят по тонкой талии, хватают за бёдра, приподнимая вверх, и в одно мгновение Сынмин оказывается на барной стойке. Младший краснеет, тихо стонет, реагируя на прикосновения властных ладоней. Он оглядывается: музыка была слишком громкой, чтобы их кто-то услышал, да и люди, присутствующие там, активно отрывались. Им было плевать. – Что ты делаешь? Нас же увидят… – Тебя действительно это волнует? – Ли наклоняет голову в сторону, усмехаясь. – Ты… такой смелый, – Сынмин выдавливает улыбку, – …возможно, мне это даже нравится. Тянется к желанным губам, снова забывая обо всех вокруг. Его страсть движет им, безрассудно толкает его на дурацкие поступки, как, к примеру, позволить своему языку толкнуться в чужой рот, в надежде достигнуть самого пика аморальности происходящего. Минхо сжимает его бёдра, с силой, оставляя синяки, он охотно переплетает их языки, обмениваясь спектром вкусов алкоголя. Слышит очередной стон, парень в его руках весь дрожит, но снова не от страха. Он хочет большего. Всегда будет хотеть. Сынмин держится за его плечи, увлечённый поцелуем, который вскоре прерывает и пытается отдышаться. – Ты… отлично целуешься. И твоя смелость меня поражает. Дарит улыбку, хотя не особо понимает, зачем. – Как ощущения? Нравится быть под действием афродизиака? – Это… как… – он снова сильно краснеет, – я хочу тебя. Я хочу большего. – Какая жалость, что это всего лишь моя месть тебе. Ли отпускает парня, возвращается на свой стул и делает глоток виски. Сынмин отшатывается в сторону, удерживая себя на ногах, когда сползает с барной стойки. Не сводит глаз с Минхо, не зная, не понимая, не имея ни малейшего желания понимать, почему. Это его путает и причиняет боль. – Зачем? Зачем тебе это делать? Как это… может быть местью? – парень поджимает губы, хмурится, но на самом деле хочет разрыдаться прям здесь. Ему плевать на всех остальных, ему больно, – что я тебе сделал? – Ты бросил мне вызов, разве нет? Это запутывает ещё больше. Сынмин до сих пор не хочет это осознавать, будто ребёнок убегает от того, что может быть слишком болезненным. – Так… выходит, это ловушка? Ты обманул меня? Зачем ты это сделал? – Основная причина этого всего — далеко не твоё идиотское поведение, в котором ты так уверен. Это моё желание приковать тебя к моей кровати цепями или отыметь прямо здесь. Сынмин вздрагивает. Шок окутывает его тело. «Использованный». Как и все остальные, что попадаются на крючок таких, как Минхо. Его глаза дрожат, готовые вот-вот пролить слёзы. Он ожидал чего угодно, но только не такого ответа. – Для тебя это игра? Твоя извращённая фантазия, от которой ты получаешь удовольствие? – Я уже говорил тебе, мне нравится платить за привлекательных парней. – Это не ответ на мой вопрос. Тебе правда нравится наблюдать, как страдают другие? Как испытывают боль? Ты… садист? Минхо улыбается, смакуя это слово. Садист ли он? Со стороны, вероятно, это так и выглядит, но сам он никогда об этом не думал. – Возможно. Свет в баре глушится. Сынмин оглядывается по сторонам, но никого не видит. Нет, нет, нет… куда все делись? Куда они ушли? Афродизиак растекается по телу, но разум ещё проклёвывается, пытается напомнить о себе. И Сынмин, наконец, чувствует страх. Ему некомфортно находиться рядом с этим человеком, в животе завязывается липкое ощущение надвигающейся беды. Шок уже не описывает всё то, что он сейчас испытывает. Ему до сих пор очень больно. – Как ты… как ты можешь наслаждаться чужой болью? Ты считаешь это нормально…? Минхо не собирается играть в детскую игру «вопрос-ответ», ему не прельщает объяснять другим людям свои фетиши, всё равно не поймут. Но на Сынмина он смотрит иначе, он его забавляет. – Ты слишком молод, чтобы понять. Тебе нравится БДСМ? – Н-нет… Я никогда не пробовал… и не вижу ничего весёлого в этом. И всё же, я не понимаю… какое удовольствие можно получать, подавляя и унижая других людей? Терпение у Минхо… хрупкое, как сердца наивных влюблённых. Если бы его нервы были стальными канатами, он бы смог наплевать на любые высказывания в свою сторону. Но почему он до сих пор терпит? Между ними пеленой виснет тишина. Она пугает Сынмина и провоцирует Минхо. И в искусстве создания напряжения ей нет равных. Ли резко встаёт со стула и всем телом вжимает младшего в барную стойку, хватая его за запястья обеими руками. – Хочешь проверить? Ким глотает слюну, захлёбывается ею, сдерживает кашель, вдыхает и выдыхает. Неожиданная и до тошноты неприятная близость заставляет его оцепенеть. Сердце бьётся в разы быстрее, Сынмин каждой клеточкой чувствует давление. – Ч-что ты собираешься… собираешься со мной сделать? – Если продолжишь говорить со мной в таком тоне, задавая свои тупые вопросы, я сделаю всё, чтобы ты кричал. Оцепенение всё сильнее. Руки не двигаются, губы дрожат, пытаясь вымолвить хоть слово. Сынмин отчаянно цепляется за последние остатки разума — сложно, в голову бьёт стимулирующее вещество. Он снова оглядывается в надежде на спасение, но вокруг ни души. Он напуган. По щекам медленно катятся слёзы. – Пожалуйста… не делай этого со мной… мне не нравится… я умоляю тебя… – О, ты умоляешь… – Минхо проводит кончиком носа по чужой шее, вдыхая запах страха. Ким краснеет. Снова скидывает всё на треклятый афродизиак. Прикусывает губу, сильно сжимая её зубами, чтобы не заплакать. Он уже не знает от страха или от отвращения, а может из-за безвыходности ситуации. Он чувствует дыхание Минхо на своей шее, становится жарко. В глаза смотреть страшно, но он смотрит, пока его губы продолжают дрожать. – Бедный, маленький мальчик… Ты зашёл слишком далеко, играя во взрослые игры, – Ли держит запястья Сынмина в своих руках мёртвой хваткой, прижимая их к барной стойке. Наклоняется ближе, снова упиваясь чужим страхом, и целует шею. Сынмином овладевает стимулятор, заставляя издать стон от прикосновения к коже. Он медленно охватывает рациональную часть парня, оставляя только животный инстинкт, смешанный с боязнью человека, который измывался над ним. Не может думать, хоть и пытается, сердце разрывается, бьётся всё быстрее и быстрее. Он умоляюще смотрит на Минхо, но во взгляде читается ужас. Ли разворачивает его спиной к себе, наклоняя на поверхность стойки, и шепчет на ухо. – Ты боишься меня? – Д-да… я боюсь, – голос Сынмина дрожит, не помогает избавиться от страха, это становится невозможным. Он тихо всхлипывает, надеясь, что Минхо этого не слышал. В голове картинки как на гоночной трассе: проносятся без возможности их уловить, запомнить. Ким чувствует слабость в собственном теле. Его отчаяние можно уловить на расстоянии. – Тогда почему ты не сопротивляешься, милый? Сынмин знает, что он усмехается. Ощущает чужое давление ещё сильнее, когда Ли вжимает его в барную стойку всем своим весом. Быть полностью в чьей-то власти пугает: ты не можешь пошевелиться, убежать, дать отпор. Он выдыхает, хныкает, роняя слезу на столешницу. Через плечо парень смотрит на Минхо, пытается подкупить его своим беспомощным взглядом и хоть как-то сопротивляться жару, что растекался по телу. – Признай, что тебе нравится это. Нравится быть подо мной, стонать, шепча моё имя, представляя меня глубоко в себе. Нравится? Ким мотает головой, пропуская стон сквозь губы. Не может быть, не могут одни слова на него так влиять, это точно всё ещё афродизиак. Тело начинает дрожать, испытывая шок. – Что… что ты со мной делаешь? Я… я не понимаю… – в его голосе снова отчаяние, крохотное, но заметное, – как это вообще может происходить… – Я не слышу ответа. Минхо хватает его за волосы, тянет на себя, движениями своих бёдер имитируя секс между ними. Сынмин охает, задыхается, закрывает глаза, терпя оцепенение вместе со страхом. Он кусает губы, ощущая, как стимулятор почти полностью завладел им. Он контролирует сознание, от чего Сынмин теряется, чувствует себя беззащитным и уязвимым. У него не получится сбежать. Не удастся оказать сопротивление. Он даже не может сказать ни слова. – Ты жалок. Но в то же время мне до ужаса интересно с тобой играть, – Ли липкой хваткой вцепляется в его бёдра, стягивая штаны и бельё. Младший вздрагивает, распахивая глаза. Почему-то осознание сработало молниеносно, где оно было всё это время? Ему не нравится это неожиданное действие, и он знает, что за ним не следует ничего хорошего. Он в страхе смотрит на Минхо. – Что ты делаешь…? – тревога формирует узел где-то в животе, тугой, Сынмин вряд ли его развяжет. Всё тело напрягается от ужаса, – ты не серьёзно… ты не можешь сделать из меня безвольную куклу и воспользоваться моей слабостью, верно? С этими словами перед глазами всё плывёт, афродизиак забирает всё больше контроля. Туманная пелена всё гуще. Она заставляет тело подчиняться, реагировать только на чужие прикосновения, на чужое тело, на слова Минхо. – Почему нет? Сынмин не верит. Он не может в это поверить. Ли действительно проникает в него с силой, достаточно глубоко, чтобы абсолютно игнорировать безопасность. Ему наплевать — это единственное, что Сынмин понимает, пока боль не застилает разум. Он выдыхает с болезненным стоном. – Чт… что ты сейчас… Шок парализует тело, страх растёт до предела. Ким действительно пытается осознать… пытается переработать происходящее в своей голове, но он даже не знает, как ему это сейчас удаётся. – Как… зачем ты… делаешь это со мной? – Чшш, теперь тебе придётся подождать, пока я закончу. Ли слишком жесток. Хотя нет, он больной садист. Его движения резкие, быстрые, наполненные немыслимой силой, что вдавливают Сынмина в барную стойку. Зубы вонзаются в бледные плечи, Ким терпит, оставаясь на грани. Но с губ срывается скулёж, он пытается избавиться от тела сверху, но тщетно. Минхо это видит и чувствует. Забавляет, пробуждает большее желание. – Почему… зачем… ты ведь знаешь, мне больно… пожалуйста, остановись… Сынмин вскрикивает, не в силах стерпеть новый укус. – Я не остановлюсь. Потому что не хочу, – вместо этого Минхо двигается ещё быстрее, ещё глубже. Он знает, что буквально разрывает парня изнутри. Младший не сдерживается, нет смысла, он стонет от боли в надежде, что от неё же и потеряет сознание. Сынмин кусает свои губы, пытаясь контролировать дыхание, но попытки оказываются безуспешными. – Ты… делаешь мне больно… пожалуйста, перестань… – Умоляй. Минхо шепчет это ему на ухо, оставляет укус на мочке, со всей силы вдалбливаясь в уже податливое тело. Снова стон боли, Ким хнычет, скулит, всхлипывает и давится своими слезами. Перед глазами расплывчатая реальность, этой боли слишком много, чтобы её вынести. Он снова смотрит на Ли, влажные дорожки обжигают щёки. – П-пожалуйста… остановись… – Я сказал, «умоляй». Старший теряет рассудок, срывается с цепи, как самый опасный зверь. Его кровожадность проявляется в нетерпении, чем глубже его толчки, тем лучше ощущается чужое тепло внутри. – С-стой, пожалуйста! – он снова кричит, почти в агонии, умоляет ли? Минхо так не думает. Больше слёз, больше дрожи в теле, – я не могу больше… – Сынмин тянется руками в тщетной попытке остановить этот кошмар, – …делаешь больно… п-пожалуйста… м-мне правда больно… Ли толкается глубже, резче, причиняя боль. Намеренно, с огромным удовольствием, каждым своим движением всё больше стирая Сынмина как личность. – Не слышу должного уважения ко мне в твоих словах. Младший громко всхлипывает, его руки настолько слабы, что просто опускаются вниз и висят вдоль бёдер. Недоумение съедает его: зачем это нужно? Что он сделал такого, чтобы это заслужить? Долго думать он не может — всё осознание забирает афродизиак. Но тело запоминает, от чего дрожит от страха. Голос наполняется отчаянием, печалью и ужасом. – Пожалуйста… я умоляю тебя… перестань… это очень больно. – Я подумаю, – Минхо усмехается, крепко хватает чужие бёдра и с силой насаживает парня на себя. Сынмин уже не может кричать и плакать, ему слишком плохо. Его неравномерное дыхание, быстрое сердцебиение — олицетворение комбинации кучи эмоций. Паника, боль, страх и злость. – Пожалуйста… останови… эту… боль, – голос дрожит сильнее прежнего, Ли это только подстёгивает. – Тогда скажи, что любишь меня. Минхо не думает останавливаться, он использует все доступные ему преимущества, лишь сильнее вжимая Сынмина в барную стойку. Тот давится своими слезами, Ли замечает на его лице невыносимую боль — она говорит о том, насколько парню на самом деле тяжело. Он дрожит и плачет без остановки, уже инстинктивно, ощущая эту боль всем телом. Сынмин едва дышит, но усердно пытается сформулировать предложение. – Л-люблю… я… я люблю… т-тебя… – Громче, – он проникает глубже, достигая чувствительной точки и продолжая двигаться лишь в неё. Младший сжимает губы, стараясь сдержать болезненный стон, но не может, он слетает с его губ. От невыносимых ощущений он закатывает глаза. Боль продолжает терзать его тело, невозможно с ней справиться. – Л-люблю тебя! Я люблю тебя! Останови это… ты причиняешь мне боль… Он ненавидит себя за эти слова. Это не правда, он лжёт, чтобы спастись. И он сделает всё, чтобы закончить ужасную пытку. – Ещё громче, – Минхо бесцеремонный, ему хочется играть в собственные игры, во взрослые игры, полные аморальных действий. Он продолжает мучить чужое тело, разрывая его изнутри, двигаясь глубоко. Дрожь больше не поддаётся контролю, боль становится только сильнее, ситуация — хуже. Туман перед глазами приобретает белый оттенок, Сынмин ничего не видит. Наверное, уже ничего и не чувствует толком, но Ли не даст ему что-либо забыть. Сынмин продолжает думать об этой неприятной просьбе, собирает последнюю волю в кулак, делает глубокий вдох сквозь слёзы. – Я… люблю… тебя! – глубокий взгляд в чужие глаза. Отчаяние, страх. Прошу, заметь их. За что ты меня наказываешь? Что я сделал? – Странно, почему я тебя не слышу? Ты шепчешь что ли? Издевательство. Минхо тянет время, чтобы каждый его глубокий толчок ощущался невыносимо больно. Он не отпускает парня ни на секунду. Его руки — клетка. – Я люблю тебя! Ты доволен? – снова этот голос, наполненный болью и страхом, – нравится причинять мне боль? Зачем… зачем же ты это делаешь…? – Да, ты прав. Мне действительно нравится видеть твои страдания. Мёртвой хваткой пальцы впиваются в кожу бёдер. Минхо продолжает двигаться без остановки, без передышки. Откуда только в нём столько выносливости… что его мотивирует? Глубоко. Непозволительно глубоко. Сынмин задыхается в тысячный раз. – Что с тобой не так? – он сжимается, чувствуя острую боль в животе, – ты… ты поехавший… ты садист! – ему не следует кричать, каждый крик превращается в стон чудовищной агонии, – тебе… тебе слишком это нравится… моя боль заводит тебя? – В точку, милый. Ты так прав… Ощущение, что он может делать это весь день. Он не думает останавливаться, лишь делает свои движения более резкими. Сынмин не может. Не может больше. Ни стоны, ни всхлипы, ни тяжёлое дыхание — ничего из этого его не спасает. Боли просто… слишком много. – Ты сумасшедший… ты больной… – он чувствует, что его тело на грани. На пределе своих возможностей, – ты делаешь это только ради удовольствия… я не понимаю… зачем? – Зачем? Это некорректный вопрос, – в наказание за это Ли толкается болезненно глубоко. Касается чужого живота своей ладонью и надавливает, – чувствуешь меня в себе? Так глубоко… Нет, Сынмину всё равно. Пусть делает что хочет, его забава — только его забава. Это и так зашло слишком далеко, так в чём разница? Ему стоит только подумать, что хуже уже не будет, как боль перетекает в новый уровень. Совершенно необъяснимо как, но Сынмин чувствует всё заново. Едва дыша, пытаясь устоять на ногах, он мучительно выдыхает. Его тело продолжает отвечать на все прикосновения, но всегда стонами от боли. – Я… чувствую тебя… но мне плевать… Ещё пара минут. Всего лишь пара минут, и Ли отстраняется, он отпускает парня, делает шаг назад и взаправду любуется проделанной работой. Одними губами шепчет «это шедевр, ты так не думаешь?». Сынмин падает на пол, хватается за живот, терпя боль. Его разум всё ещё поглощён агонией и действием афродизиака, поэтому не в состоянии выдать хоть что-то осознанное, он льёт слёзы, его тело, красное, истерзанное, горит от боли, а капельки пота стекают с кожи. Даже сейчас страх не отпускает его, только растёт внутри. – Б-боже мой… – он кашляет, задыхаясь, – что… что ты только что со мной сделал…? – Я подарил тебе лучший опыт в твоей жизни. Разве ты не благодарен? – взгляд Минхо абсолютно пустой, незаинтересованный. Он довольствуется немощностью Сынмина. Тот кусает губы и смело смотрит на Ли глазами, полными боли и страха. Его омывают воды безумия, этого не должно было никогда произойти в его жизни. Но произошло. По какой причине? Чёрт, Сынмин до сих пор понять не может. Стимулирующее не даёт ему расслабиться, оно обжигает его волной. – Мне… наплевать. Я не знаю, что со мной такое… но ты пугаешь меня. Ты не в себе… то, что ты сделал… – Ким выдыхает от большого количества слёз, – …зачем это? Сынмин пожалеет о том, что вообще задал этот вопрос, потому что для Минхо это лишний повод показать своё превосходство. – Знаешь, думаю, я хочу ещё. Ты слишком соблазнительный, милый, – он берёт его за запястье, помогая подняться. – Нет… нет… я не могу… только не снова… Ким дрожит. Его тело всё ещё задыхается от боли. То, что Минхо сделал с ним, действительно было не просто чересчур, это было невыносимо. Но чёртов афродизиак… его эффект никак не пройдёт, и на каждое прикосновение виновника он заставляет отвечать взаимностью. Даже если поломанной. – Как ты… можешь делать такое с чистой совестью? Как тебе может нравиться… моя боль… – он снова кусает губы, от обиды. И чтобы сдержать новую волну болезненных слёз. – Ты задаёшь слишком много вопросов. Сынмин пятится, даже пытается вырваться из рук Минхо, но у него нет сил сопротивляться. Снова. Он снова жертва своей глупой доверчивости. Это просто невозможно терпеть. Легче умереть. Но он и это не может, пока Ли удерживает его рядом, он ничего не может сделать.