Расколотая скорлупа

Я не помнил, как в тот день уходил с поля. Не помнил, как присутствовал на ужине, и вообще не был уверен, что был там. Но очнувшись в кровати, по подбородок укрытый одеялом, есть я не хотел. Или, может, мое тело вслед за разумом впало в ступор. В голове, как на повторе, крутилось: "Я влюбился в Гарри Поттера. Я влюбился в Гарри Поттера. Я влюбился…" В какой-то момент меня переклинило, и ступор безо всяких переходов, резко сменился яростью. "Какого трахающего Мордреда Мерлина я втюрился в шрамированного идиота, как сопливая второкурсница?!" – я подскочил, садясь, и со злостью швырнул подушку в стену. – "Что с моим вкусом?!! Избранный, серьёзно?!." Еще одна ни в чем неповинная подушка со свистом разрезала воздух и, шмякнувшись о стену, упала обратно на покрывало. "Может мне теперь ещё в солистку “Ведуний” влюбится или в Виктора Крама?! Течь по знаменитости — великий Салазар, до чего ты докатился, Драко!.. Омерзительно." Меня передёрнуло, и я с отвращением растер лицо ладонями. Мне всегда претили люди настолько глупые и бесхребетные, что следовали за толпой и пускали слюни на каждого мало-мальски известного человека. Мне всегда представлялось, что уж я не окажусь среди этой толпы и выберу кого-нибудь оригинального и достойного, подходящего мне по всем параметрам не только как наследнику рода Малфоев, но и как умному человеку, руководствующемуся собственным интеллектом, а не примитивным стадным чувством. И вот я здесь. Влюблённый в Великого и Неповторимого Гарри Поттера. Мальчика-Который-Выжил. Избранного. Оригинальностью тут и не пахло. Я застонал и старательно приложил свою глупую голову о поднятые колени. – Ауч! Проклятый Потти! Все из-за тебя! Крик разбился о купол Заглушающего и вернулся ко мне звоном в ушах. Это немного отрезвило меня. Морщась и растирая уши ладонями, я судорожно думал. "Ладно, полагаю, Поттер мне немного приглянулся… Но это же не означает, что я жить без него не могу, планирую свадьбу и смерть в один день! Да я даже встречаться с ним не особо хочу. Разве меня не устраивает нынешнее положение вещей? Быть друзьями с Поттером на удивление неплохо, а как оно будем, стань мы парой (хотя этого, конечно, никогда не произойдёт), еще неизвестно… Вероятно, будет абсолютно ужасно: я не хочу так рисковать. А чувства сами как-нибудь себя исчерпают — не могут же они продлиться долго." Удовлетворившись размышлениями и успокоившись, я вернул подушки на их законное место, завернулся в одеяло и умиротворённо закрыл глаза. "Хотя влюбиться в Гарри Поттера всё-таки невероятно глупо", – догнала засыпающее сознание последняя мысль. ———— Я спешу вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки — почти бегу, отбросив прочь вбитые с детства правила приличия. Наконец передо мной замаячила арка и, сделав последний рывок, я оказываюсь на открытой площадке Астрономической башни. – Прости, я опоздал, – хрипло выдыхаю я, сгибаясь пополам и хватаясь рукой за косяк в попытках отдышаться. – Ничего себе, нынче аристократы позволяют себе и это! – звучит в ответ притворно-удивленное. Я поднимаю голову и раздраженно зыркаю на Гарри. Он пораженно качает головой, но веселые чертики в глазах выдают его с головой. – Иди к Мордреду, – советую я, отлипая от косяка и делая шаг к парапету, где стоит шрамоголовый засранец и громко смеется. Невольно любуюсь глубокими ямочками на его щеках, лучиками морщинок, разбегающихся от уголков глаз, что искрились неприкрытым весельем и оттого казались ярче и зеленее, чем обычно, и острым адамовым яблоком, дергающимся от смеха на запрокинутом — и потому полностью открытом и беззащитном — горле. Гарри вдруг перестает смеяться и прямо смотрит мне в глаза серьезным и внимательным взглядом. И как тогда в Хогвартс-экспрессе у меня перехватывает дыхание, и я застываю, беспомощно ощущая, как краска заливает сначала щеки и уши, а затем перебирается на шею. Гарри лукаво щурится и медленно ухмыляется, скользя взглядом вниз по моему телу и снова возвращаясь к глазам, пригвождая меня к месту. Он шагает навстречу неспешно и двигается так лениво, что меня начинает потряхивать от нетерпения. Нервно сжимая и разжимая кулаки, я завороженно слежу, как Гарри постепенно приближается, пока наконец не оказывается вплотную ко мне. Ровное дыхание касается моего подбородка, и дрожь пробегает по телу с головы до ног. Я с трудом выдерживаю пронзительный взгляд зеленых глаз. Гарри чуть-чуть ниже, но невзирая на данный факт мне кажется, что это я смотрю на него снизу вверх. Его ладони ложатся мне на щеки и слегка поворачивают голову так, что теперь мои рваные выдохи щекочут губы напротив. Которые плавно приближаются, и я затаиваю дыхание, загипнотизированно следя за тем, как его рот медленно приоткрывается и красный кончик языка на секунду мелькает между зубов, сразу же исчезая. Я зажмуриваюсь так крепко, что пляшут звезды под веками, и поддаюсь вперед. И не вижу, но чувствую улыбку на чужих губах, прежде чем возглас за спиной рушит болезненно краткое мгновение. – Гарри! – восклицают сзади, и я резко отстраняюсь, широко распахивая глаза. О чём тут же жалею, когда ничем неприкрытая радость вспыхивает на его лице. – Мелани, – мягко произносит Гарри и делает шаг навстречу девушке, появившейся в проходе. Он задевает меня плечом, когда обходит, но даже не замечает и ни на секунду не отрывает нежного взгляда от её лица. Мелани Панкейк. Она училась на Хаффлпаффе на год младше и всегда заливалась ярко-алым румянцем, стоило ей столкнуться с Гарри. Я наблюдал это с тех пор, как мы стали проводить время вместе, но Поттер никогда не придавал значения их случайным встречам. В тот единственный раз, когда я завел разговор о Мелани и полувсерьез поинтересовался, не боится ли он, что девушка ему от отчаяния подольет Amortentia, Гарри ответил, что если он будет опасаться каждой своей фанатки, то ему придется запереться в гриффиндорской спальне за пологом и провести там остаток жизни. «К тому же», – заметил он тогда, – «не думаю, что Мелани из таких». Я в тайне был с ним согласен, но именно это меня и пугало: хрупкая и изящная Панкейк отличалась от других Поттеровых последователей, толпами бегавших за Избранным лишь от факта его пафосного прозвания. Хаффлпаффка казалась искренне влюбленной, и, вероятно, поэтому отношение Гарри к ней всегда было намного осторожнее и внимательнее, чем к остальным парням и девушкам, выражавшим интерес. Но всё же он никогда не проявлял к Панкейк ответную симпатию, только уважение к чужим чувствам. И вот Гарри стоит рядом с ней, придерживая одной рукой за талию, а второй аккуратно заправляя выбившуюся прядь ей за ухо. И я благодарю Мерлина за то, что не вижу выражения его лица, наверняка выражающее любовь и нежность. Но я могу видеть, как Гарри склоняется к ней и что-то шепчет на ухо, отчего девушка тихо и счастливо смеется. В груди сдавливает болезненными тисками, но я все равно продолжаю смотреть, даже когда Мелани обвивает шею моего друга и своего парня руками, и они целуются. Мир пронзительно звенит, с каждой секундой всё громче, пол под ногами шатается, я начинаю задыхаться, как рыба беспомощно хватая ртом бесполезный воздух, но не могу отвернуться и смотрю-смотрю-смотрю… – Гарри… – удается мне выдавить наконец осипшими губами. – Гарри, – повторяю громче, потому что он не обращает внимания. Но он вновь игнорирует, и я уже кричу, пугаясь отчаяния в собственном голосе: – Гарри! Он наконец отстраняется от Мелани и оборачивается, но не убирает рук с ее талии, по-прежнему прижимая девушку к себе. И я чувствую, как меня захлестывает волна ненависти к милой и доброй хаффлпаффке, что выглядывает сейчас из-за Поттеровского плеча и недоуменно смотрит на меня своими теплыми карими глазами. – Да, Драко? – говорит он, и в его голосе слышен упрек. Я перевожу взгляд с Гарри на Мелани в его объятиях и снова на Гарри. Он смотрит на меня, приподняв брови, и в его взгляде и позе постепенно прорисовывается нетерпение по мере того, как я продолжаю молчать и пялиться на него. Наконец ему надоедает, и Поттер, раздраженно вздохнув, отворачивается, и я испуганно выкрикиваю, не успевая себя остановить: – А как же я?! Гарри медленно поворачивается обратно, всем видом выражая глубочайшее замешательство. – Что “ты”? – спрашивает он недоуменно. Я мешкаю, но всё же произношу едва слышно: – Ты оставишь меня одного? Как же наши отношения? – Наши… – Гарри растерянно моргает, но затем расплывается в улыбке. – Ах, ты имеешь в виду нашу дружбу! Не беспокойся, она никуда не денется. Я всегда буду твоим другом. Почему-то от этих слов не становится легче. Даже как будто наоборот: в груди еще сильнее наваливается тяжесть. Гарри, словно заметив мое состояние, склоняет голову на бок и спрашивает мягко: – Разве ты не этого хотел, Драко? Я вскидываю глаза. Он по-прежнему стоит, обнимая Мелани, девушка прижимается к нему, и они смотрят на меня одинаково удивленным взглядом. И я чувствую это, чувствую себя лишним. Чувствую, что мне стоит уйти и оставить их одних; чувствую, что мне здесь нет места. И от этого становится так больно, что мир начинает расплываться, и прежде чем я успеваю осознать, по лицу уже градом катятся слезы. – Нет… – шепчу я, пытаясь разглядеть размытые фигуры сквозь пелену. – Нет, не этого… ———— Я просыпаюсь с резким вдохом, ощущая на щеках подсыхающие дорожки слез. Несколько секунд пялюсь пустым взглядом в изумрудный потолок, прежде чем заторможено стереть ладонью следы своей слабости, хотя палочка и лежит рядом. Настроение поганое с самого утра. Оно остается таковым на протяжении всего дня. Несмотря на довольно приятную погоду и давно запланированный поход в Хогсмид, который я с нетерпением ждал. Тео поглядывает с беспокойством, замечая, что я не наслаждаюсь шопингом, как обычно, Блейз пытается меня растормошить, но всё бесполезно. Я без интереса подбираю рождественский подарок матери, в итоге просто доверившись вкусу Нотта и купив зачарованную на иллюзии молодости и красоты заколку для волос в виде нарцисса. Самому Тео прямо на его глазах покупаю набор для зельеварения, который тот просил, и, также не заморачиваясь конфиденциальностью, велю Блейзу выбирать подарок себе. «Так вот каковы правила в этом году», – хмыкает Забини и требует добыть ему экспериментальную продукцию близнецов Уизли. – «Я слышал, они разрабатывают пилюли, которые могут помочь слинять с урока, но пока не дают их некому. Так вот, будь другом, достань мне их.» Я мрачнею. Если Блейз при его хорошем знакомстве с дабл-Уизли не смог заполучить эти пилюли, то единственный, кто мог мне помочь — это Поттер. Собственно, именно поэтому Забини и попросил такой подарок у меня: вероятно, думает, что это не будет мне особо затруднительным. Вот только встречаться с Гарри сейчас у меня нет никакого желания. "Мог бы и сам у него попросить", – раздраженно думаю я, в одиночестве шагая по извилистой улице: с Тео и Блейзом мы разделились, потому что они отказались демонстрировать, что собираются покупать мне и разбежались по разные стороны деревни. – "Вряд ли бы он отказал". Перед глазами вновь всплывает сцена из сна: Гарри обнимает Мелани за талию, она закидывает руки ему на шею, и они страстно целуются. Я с силой мотаю головой, пытаясь вытряхнуть картинку из мыслей. Но она кристально четко отпечаталась на сетчатке, как будто я видел всё это наяву, а не в каком-то глупом, неправдоподобном сне. "Не таком уж и неправдоподобном", – шепчет изнутри предательский голос, и я снова трясу головой. "Ещё каком неправдоподобном!" – уверенно возражаю я противному голосу. – "Гарри никогда бы не начал встречаться с кем-то настолько робким. Он слишком беспокоится за хрупких людей; боится им навредить." И не обращая более внимания на диверсантов в собственной голове, я с фальшивой уверенностью направляюсь в очередной магазин. Следующими в списке стоят Крэбб и Гойл. Закупившись кучей сладостей для Винса и Грега, я, изрядно поколебавшись, всё-таки направляюсь за подарками для Поттеровских друзей. Всё же они наверняка тоже приглашены к нему на Рождественские каникулы, и было бы слишком неловко столкнуться с ними с голыми руками. Вместо этого я избираю диаметрально противоположную тактику: купить настолько дорогие подарки, чтобы они еще полгода ходили и глаз на меня поднять не смели. Шахматную доску для Уизела из слоновой кости с безграничной верностью фигур своему владельцу и птичью клетку с эффектом успокоения и приглушения звуков для его бешеной карликовой совы (это было и для меня тоже: за те немногие разы, что я сталкивался с питомцем рыжего остолопа, мои уши чуть не оглохли). Для Грейнджер, после долгих раздумий, я взял учебную сумку, зачарованную вечным заклятием Незримого Расширения, которая, если захотеть, разворачивалась в целый книжный шкаф — сначала я хотел подарить какой-нибудь редкий фолиант, но потом решил, что это слишком банально, — и ошейник для ее книзла (раз уж мы пошли по подаркам для питомцев), предохраняющий не только от банальных насекомых, но и настроенный на очищение животного, когда тот переступал порог помещения, и на чары слежения. Я сам не заметил, как увлекся, кропотливо выбирая подарки, с привычной придирчивостью отметая недостаточно продуманные или слишком дешевые. Вернув интерес к шопингу, я даже пополнил список подарков для матери, заказав для нее музыкальную шкатулку, в которой должны были вальсировать юные копии родителей, как на колдографии с их свадьбы, под музыку, что иногда исполнял для нее на фортепиано отец, с каждым годом всё реже. Шкатулку как раз должны были успеть сделать к середине декабря, и, заплатив аванс, я отправился за последним подарком — для Гарри. Я обхожу магазин за магазином, но ничто не кажется мне достойным внимания. Продавцы растекаются сладкой патокой, нахваливая свой товар, но я ясно вижу, что всё это не то, не то… Мы снова собираемся вместе с Ноттом и Забини. Блейз вприпрыжку скачет по дороге, Тео удовлетворенно прокручивает на пальце перстень-хранилище — они оба уже закончили с покупками. Вру, что ещё не выбрал презент для матери: почему-то не хочется рассказывать, что я уже сорок минут бесцельно брожу, не зная, что подарить Поттеру. Тео понимающе кивает, мне кажется, он даже успокаивается, услышав, что заколка (пусть и безумно дорогая) окажется не единственным подарком. Блейз тоже не прочь помочь с выбором, и втроем мы по новому кругу отправляемся шопиться. Но магазин снова сменяется магазином, а мне по-прежнему ничего не нравится. Друзья сбиваются с ног, сыпя самыми разными идеями и предлагая всё: от ювелирных украшений до зачарованных дневников. Единственное, чего они добиваются, так это моего прозрения, что проблема с выбором подарка кроется не в недостатке ассортимента, а в моей предвзятости к конкретному презенту для конкретного человека. Мы вышли из замка сразу после завтрака, но начинает смеркаться, и у Забини вяло бурчит в животе — мы, конечно, пообедали в “Трех Метлах”, но и с того перекуса прошло уже достаточно много времени. Замечаю, как Тео и Блейз переглядываются, не решаясь прервать затянувшийся шопинг, ведь думают, что я столь дотошно и придирчиво выбираю подарок для матери. А я, испытывая стыд за то, что вру им, и всё более накатывающее бессилие оттого, что это бесполезно, неумолимо прихожу в отчаяние. Неизвестно, кончилось бы это хоть чем-нибудь, если бы не прозрение, озарившее меня по чистой случайности. Толчком к нему стал, конечно же, Блейз. Мы шарились в какой-то темной и невзрачной антикварной лавке, набитой скорее древним хламом, нежели старинными реликвиями. Все уже устали, и из нас троих только Тео ещё пытался отыскать в окружающем мусоре что-то достойное миссис Малфой. Блейз же, развалившись в кресле, откровенно забил и бездумно крутил в руках какой-то помятый кубок. Я бесцельно перебирал книги в высоком узком шкафу, уже зная, что ничего здесь не найду, но боясь так быстро разочаровывать друзей. – Знаешь, – произнес вдруг Забини, и я перевел на него усталый взгляд, – а здесь герб Прюэттов. – Настоящий? – поинтересовался я без энтузиазма. Блейз вынул палочку и, сделав несколько пассов, отрицательно покачал головой: – Не-а, подделка. Я кивнул и снова вернул измученный взгляд книгам, которые по-большей части являлись плохонькими дамскими романами прошлого столетия и не представляли из себя ничего интересного. Но уже протянув, с усталым вздохом, руку за следующим фолиантом, я застыл: какая-то мысль забрезжила на краю сознания. Мысль казалась важной, но я никак не мог поймать ее за хвост, она всё время ускользала. Прикрыв глаза, я прокрутил в голове последние несколько минут: пыльные страницы с глупым текстом и пошлыми картинками; заявление Блейза, что он обнаружил герб Прюэттов в этом Магией забытом месте; Забини делает проверку, герб оказывается фальшивкой; кубок бесполезен… Кубок. Медленно оборачиваюсь. Блейз по-прежнему сидит, развалившись в кресле и крутя в руках помятый кубок — торжественную чашу, из которой на важных мероприятиях отпивает алкоголь глава рода, после чего она пускается по кругу в знак доверия между присутствующими. "Ну конечно! Чаша! Чаша Хельги Хаффлпафф! Как я мог забыть?!" Подарить Гарри реликвию Основателей, учитывая, что он уже имел две из них, — идея, тягавшаяся с безумием, но я знал, это лучшее, что могло прийти мне в голову, даже будь потрачены на размышления месяцы. Озарение вспыхнуло в сознании и прочно поселилось там, не давая ни шанса более избавиться от него. Впрочем, я и не пытался. Звенящим от радости голосом я сообщил Тео и Блейзу, что придумал подарок для матери, и, рассказав им о музыкальной шкатулке, велел им подождать, пока я сбегаю в соответствующий магазин. Выждав достаточно времени, чтобы выглядело правдоподобно, я вернулся, и мы торопливо зашагали по темным улицам, освещенным только фонарями — если поспешить, то мы еще успевали к ужину. Под счастливые вопли Блейза и редкие понукания Тео я быстро шагал к виднеющемуся впереди замку и ясно осознавал, что только одна вещь могла заставить меня без всяких сожалений передать редчайшую реликвию другой семье. И может быть именно это подразумевала мама, когда отдавала Чашу в мои личные владения. Я не просто влюбился в Гарри Поттера. Я собирался заставить его влюбиться в меня в ответ.