— Скажи мне Настя, я плохая мать? — Я Кирилл.
Быстрый забег в магазин не удался — на кассе Олю стопорнула запруда из пенсионерок, с самого утра сбежавшихся на сладкое слово «скидка». Расплачивались они по старинке: неторопливо выгребали горы мелочи из недр кошельков, порой громко требуя отсчитать нужную сумму. Драгоценные минуты утекали на глазах, и Оля успела до глубины души прочувствовать весь мрак нынешней «Черной» пятницы. Нервно поигрывая желваками, она суматошно переминалась с ноги на ногу в ожидании своей очереди, которая настала лишь спустя долгие тринадцать минут. Продавщица, увидев ее дикий осатанелый взгляд и нездоровый румянец, даже не рискнула протараторить стандартный набор вежливостей и рекламностей и молча покидала продукты в пакет. Едва прошла оплата, как Оля с места стартанула к дверям, а потом со скоростью гепарда добежала до подъезда, едва не растеряв по дороге купленное. Легкие болели, пульс стучал в висках, сердце заходилось в ритме трэш-метал, а потом и вовсе почти выпрыгнуло из груди, стоило ей приметить припаркованную напротив своих окон знакомую лазурную пежошку. Пустую. Мама уже приехала. А она не успела ее встретить. И, судя по всему, дверь ей открыл Марик. Баста. Случилось абсолютно все, что могло случиться, и осознание этого обрушилось на Олю неумолимой неизбежностью. Очутившись в прохладной темноте тамбура, она бросила пакет на пол и обессилено прислонилась к стене, упираясь руками в колени. Кислорода критически не хватало. Оля жадно хватала губами воздух, судорожно пытаясь отдышаться, чтобы не заявляться домой в столь потрепанном состоянии. Выходило хреново. Хуже некуда. «Пиздец, приплыли! — Оля наконец выпрямила позвоночник, стремясь взять под контроль панически скачущие мысли. — Стоп. Отставить. Таких слов в мамином лексиконе нет». С минуту повоевав с собой, она сумела-таки намотать расшатанные нервы на кулаки, подобрала пакет и деревянной походкой начала взбираться по ступенькам, с оттяжкой передвигая ноги, как будто шла на плаху. Из-за входной двери квартиры доносились приглушенные голоса. Марик о чем-то активно разговаривал с Мамой. Оля невольно прислушалась, но ничего из диалога толком не поняла. Гадство! Впрочем, тембр и тональность обнадеживали — никто не орал, будто ему отрывают хвост. Поправив напоследок растрепавшиеся пряди волос, Оля громко потопталась на коврике, отряхивая грязь с ботинок, и несмело забрела внутрь. За чертой порога ждала лишь неуютная неизвестность, но она уже настроилась на полную боевую готовность к любому повороту судьбы. Защищать Марика. Защищать Маму. Или же защищаться самой. Но ничего такого и не понадобилось. В квартире царила живописная идиллия. Двое самых близких ей людей чинно сидели на кухне друг напротив друга и мирно пили чай. Судя по всему с теми самыми бутербродами, которые Оля торопливо настрогала с утра — кривыми, косыми и уродливыми бастардами французских тостов, обжаренных в яйце, что подала бы к завтраку сама Мама, которая, стоит заметить, к кустарному угощению почти не притронулась. Чорд! Плохой знак! Но это еще не все... Поперек коридора необъятной тушей громоздился пылесонстр, так и не убранный в кладовку. Видимо, гостья застала Марика в самый разгар уборки. Ай-ай-ай, спалились по-крупному! Радовало одно — Марик додумался упаковать свой серый инопланетный отросток в штаны, а голый торс спрятать под футболкой, прежде чем распахнуть перед ней дверь. А еще не растерялся и проявил гостеприимство — вскипятил чайник и нашел хоть какое-то угощение. Услышав шум, двое одновременно повернули головы, выглядывая из проема. — О, Оленька! Привет! — Мама мягко улыбнулась, помахав ей рукой. — Я так по тебе соскучилась! — Я тоже, мама! — хрипло выдавила Оля, скидывая верхнюю одежду, и натянула ответную улыбку, хотя на душе скребли кошки, больше похожие на злобных дятлов. — Мы с Мариком уже познакомились и пьем чай, присоединяйся. И руки помой. — Конечно, уже иду! Быстро покидав купленное в холодильник, Оля на минутку спряталась в ванной, перевела дух перед зеркалом и с каменным лицом вернулась на кухню. Марик вел себя прилично, как и обещал. Не нарывался и помалкивал, пока к нему не обращались, и изображал примерную гостеприимную душеньку, но вот чаем так и сербал, предатель! Научили же культурно пить, но нет. После каждого глотка в уголках его губ играла едва уловимая улыбка, отчего у Оли создалось впечатление, что он это специально. В награду за то, что она не дала ему нормально поесть с утра. Мстительная задница! — Я яйца купила, — сообщила Оля, доставая себе кружку из шкафчика. — Мам, ты же проголодалась с дороги? Давай что-нибудь приготовим посерьезнее бутербродов? — предложила она, кинув Маре многозначительный взгляд из-за плеча. — Ой, нет, не надо! Я худею и плотно поела дома, — возразила Мама, сорвав на корню их стратегически важную операцию под названием «Блинцы». Обидно, блин! — Лучше, родная, расскажи, как у тебя дела? — Путем, как обычно. Приболела немного недавно с горлом, но уже почти выздоровела, не переживай. — Хорошо. А я так рада познакомиться с Мариком, — Мама склонила голову набок, вежливо улыбнувшись. А это была именно улыбка вежливости, а не какая-то иная. От нее остро веяло искусственностью. — Он так много мне рассказал… О вас. Оля туго сглотнула, замерев на миг от нехорошего предчувствия, отчего чуть не перелила чай, наполняя свою кружку. Вдоль позвоночника колкой дрожью скатилась холодная волна. Сердце сделало какой-то нереальный кульбит в груди, секунду побарахталось в невесомости, а затем стремительно стукнулось об пятки. — Что именно? — сочла важным уточнить она, слегка покачнувшись на внезапно ослабших ногах, а потом медленно отставила заварник в сторону от греха подальше. Пальцы предательски задрожали от мрачных мыслей, и она спрятала руки в задние карманы джинс. — Ничего такого! — пожал плечами Марик и снова громко отхлебнул чай, а потом вдобавок звонко грохнул чашкой о тарелочку, заставив Олю болезненно поморщиться. — Алена Семеновна спросила, кто я такой и что я здесь делаю. А я ей рассказал, что я твой друг — Марик Котовский. Что знакомы мы два года, но приехал я сюда только недавно. Что ты учишь меня русскому языку, а еще что мы теперь будем всегда вместе жить, потому что ты меня любишь. А я люблю тебя! И словно для наглядного подтверждения своих слов сцапал ее за талию, незаметно сделав подсечку ногой. Оля резко потеряла равновесие и почти не поняла, как оказалась сидящей верхом на его коленках и надежно прижатой к груди парой крепких рук. А точнее наглых лап! Потом в ухо уткнулся наглый нос, а следом в щеку чмокнули наглые губы. А-а-а! Срань хосподня! А-а-а! Оле безумно захотелось провалиться прямиком на месте, ведь даже адовы муки не казались пыткой по сравнению с тем, что творил сейчас скотофей. Стало конкретно стыдно, а удрать не получилось — Марик спеленал ее цепко и не прекращал ласково тискать, будто совсем не обращая внимания на их компанию. Йокарныбабай! Оля оголтело вылупилась, прожигая его взглядом, но не нашла в себе сил вымолвить и слова против. Лишь хапнула воздуха побольше, помирая от неловкости. Йошкинкот! — Что ж, интересные новости, — буднично сказала Мама, которая отчего-то совсем не изменилась в лице, даже бровью не повела, и абсолютно невозмутимо отхлебнула глоточек чая, глядя на их сладко трепыхающуюся парочку. — И это правда? Потому, что если вы решили меня разыграть… — Да! Мы любим друг друга! — невольно сорвалась Оля, не вытерпев столь аномального спокойствия, но уже значительно тише добавила: — И будем вместе жить. Повисла неуютная тишина. Стало слышно, как капает недозакрытый кран в ванной. — Не может такого быть, — Мама беззвучно отставила кружку на тарелочку, а потом аккуратно сложила ладони одну на другую поверх скатерти и подняла глаза. — Может, — Оля стойко вынесла испытующий взгляд, хотя выдержка едва ли не трещала по швам. Она продумывала этот диалог сотни раз, но страх никуда не исчез. — А если ты ошибаешься? — размеренно поинтересовалась Мама и, взяв кончиками пальцев ложечку, насыпала сахара в чай, а потом стала неторопливо его помешивать, не касаясь краев чашки. — Что ты можешь знать о любви. Ты ведь еще так молода. Ты… ты в этом уверена? — интонация чуть сбилась под конец. Оля кивнула, не желая повторять очевидное, и просто покрепче прижалась к Марику, положив руку поверх его ладони. Секунда, вторая, третья… — Как ты могла скрывать, я же родной тебе человек?! — басом громыхнула Мама, молниеносно взлетев из-за стола, и грозной тучей нависла над ними. Ну-у-у, понеслась! Показное безразличие наконец спало, явив ее внутреннюю фурию во всей красе. Какой там «гнев» в череде стадий принятия? — Для тебя это ничего не значит, да?.. — Ладонь с размаху опустилась на стол, отчего зазвенела посуда, расплескался чай, а они с Мариком вздрогнули единым целым. — Хотя, почему я спрашиваю? Ты же мне честно не скажешь! Два года от меня его скрывала! Ты совершенно… Пока мадрэ чихвостила её на все лады, Оля мечтала уткнуться лбом в столешницу и несколько раз хорошенько о нее долбануться, но вместо того выпрямила спину, сцепила челюсти и вообще старалась держаться настолько мужественно, насколько могла, пока сидела в кругу мариковых лап на его уютных коленках. Хотя это мало спасало. От перегруза задрыгалось веко на правом глазу, а вот Владик с его отцом из Администрации наверняка громко икали где-то там — их помянуть в своем яростном монологе Мама тоже не забыла. Впрочем, иного и не ожидалось. — …Господи, это ведь я виновата! — вдруг громко всхлипнула Мама, закрыв лицо ладонями, и рухнула обратно на стул. — Я виновата, что ты… что он… что вы... Плечи ее начали подрагивать от невидимых рыданий, губы поджались, а по щеке скатилась крупная капля, с тихим шлепком упав на стол. А за ней следующая, а потом еще несколько. — Ты не причем, мам, — решилась подать голос Оля, не в силах терпеть вид слез, и сконфуженно поерзала на чужих коленях. Марик отпускать ее явно не собирался, но и не шибко-то хотелось. Его истинно кошачий пофигизм невольно придавал уверенности. — Как ты можешь быть виновата, что мы… — Нет, ты не понимаешь! — перебила Мама, а затем встала, смахнула влагу со щек, подбоченилась и уставилась на Олю, будто на юродивую. Марик тем временем молча взял недоеденный бутерброд с тарелки и начал увлеченно жевать. — Я во всем виновата! Именно я! Твой отец — такая свинья, такая скотина, — начала ругаться она, расхаживая по кухне, — такая сволочь, такая… такая… — Пфина, — мявкнул Марик с набитым ртом. — Псина, да! Тот еще кобель. Не хочу даже вспоминать! Я с ним измучилась и после развода каждый день молилась, чтобы тебе такой козел в мужья не достался. А когда тебе тринадцать лет стукнуло, я к колдунье сходила, которую мне одна знакомая хорошая порекомендовала. Она заговор на тебя наложила и обещала, что ты вырастешь замечательной женщиной и выйдешь замуж за красивого иностранца, не козла, но никого не сможешь полюбить, пока не встретишь своего единственного. Ух, сколько денег содрала, стерва! Вспомнить страшно. И ведь не обманула! Я ее… Ничосе виражи! Оля на несколько секунд впала в ступор. Брови сами собой отъехали высоко на лоб, а челюсть скатилась вниз, пока она пыталась в полной мере осознать суть услышанного и понять, как правильно среагировать. Стоило ей представить ту колдунью, якобы наколдовавшую ей желанное будущее, как в голове материализовался доктор Стрэндж, говорящий: «Заклятие простое, но тебе его не разбить». Ха-ха-ха, и еще раз Ха! Мамуля сумела-таки удивить. Дичь дичайшая! Впрочем, Оля не могла ее винить за попытку подарить дочери счастье, ведь отлично помнила, как надрывно она рыдала в подушку после каждого скандала с отцом. А отчаяние и душу дьяволу продать заставит, не то что купиться на заговор каких-то мошенниц. — Мама, хватит! Не плачь, — одернула ее Оля, когда сумела собраться с мыслями. Выбравшись наконец из мариковых лап, она спешно поднялась и притянула к себе расстроенную родительницу за плечи, а затем стиснула ее в объятиях так крепко, насколько могла. Мама обняла ее в ответ и положила голову на плечо, приглушенно всхлипывая и швыркая носом. — Никто меня не заколдовывал. И Марик никакой не иностранец, он здесь родился. — Правда? — Мама отвлеклась от самоуничижения и нахмурилась, воздев взгляд к потолку, чтобы тушь не растекалась. — Да, просто язык плохо знает, — весело хмыкнула Оля, отступив на шаг. — Но скоро я это поправлю! Мама заулыбалась, утирая намокшие щеки тыльными сторонами ладоней. — Ты совсем-совсем не виновата, — Оля поймала ее за запястье и, обхватив ладонь, утешающе погладила по костяшкам большим пальцем. — Просто так бывает. Люди встречаются и… остаются вместе. С Владом я попробовала, но не срослось. А про Марика я тебе не говорила, потому что и сама не была уверена, что чувствую. — Все в порядке, — Мама крепко пожала ее руку в ответ. — Я в порядке. — Наверное, это я виноват, что до меня Оля никаких мужиков не любила, — влез Марик и испортил всю трогательность момента. — Ай! Не щипайся. Больно же. Да что я такого сказал?!^ ω ^
Семейный день оказался не таким уж плохим. После состоявшегося признания у Оли словно отвалился многотонный якорь, висевший на горле. Ментальные тиски развеялись, дышать стало легче, а улыбка почти не сходила с губ. Разговоры о тяготах бытия, как ничто иное помогали скоротать время. Мама показательно попричитала о пропаже Маурисио Мигель Мартина, хотя Оля заметила призрак облегчения, мелькнувший в ее глазах после трагичной новости о нагрянувшей аллергии. Потом ей пришлось поведать и о продаже раздолбанной шевролехи. Вот тут Мама расстроилась уже вполне искренне — старушка ведь была ее подарком. В ответ мадрэ поделилась новостями из родного города, порой увлекаясь совершенно излишними подробностями, а также часто повторяла, как по ней соскучилась. И напоследок пообещала поговорить с бывшим супругом и избавить Олю от потребности сообщать ему лично о новом друге. Оля для вида повозмущалась, но втайне была благодарна за помощь и моральную поддержку. После наблюдения за семью стадиями принятия в исполнении Папы — она бы точно поседела. На обед Марик таки приготовил для них целую стопку блинов. Оля уже видела представление, а вот для Мамы кулинарное шоу проводилось впервые. К олиному безмерному ужасу назначенный повар оказался слишком увлечен процессом, чтобы следить за чистотой, отчего каждая поверхность на кухне, словно бы, изгваздалась в мучной пыли и тесте, а ошметки скорлупы валялись на полу, но результат трудов получился вполне сносный. Мама даже не постеснялась похвалить съеденное. Марик, впрочем, в чужом одобрении не нуждался — сам от себя кайфовал, с аппетитом уплетая творение рук своих, и довольно мычал после каждого укуса. Любую ересь, которую он откалывал, случайно забываясь, Оля оправдывала плохим знанием языка. Мама же то и дело пыталась доколупаться до избранника дочери, чтобы проверить его на вшивость, но тот в любой непонятной ситуации мило скалился своей кавайной улыбочкой и обнимал Олю, заставляя Маму смеяться, или же прикидывался шлангом, давая Оле возможность ответить за него. Ничего страшного не случилось, а секретное присутствие хвоста — так и осталась секретом. Тот вел себя на удивление смирно.^ ω ^
— Доченька, можно я украду тебя на секундочку? — ближе к вечеру спросила Мама, когда они сытые и довольные вместе смотрели фильм. — Ага, — кинув Марику предупредительный взгляд, Оля с опаской проследовала вслед за родственницей на кухню. Плотно закрыв дверь, Мама прислонилась к створке спиной, словно желая отрезать пути отступления, и несколько долгих секунд сверлила ее нечитаемым взглядом. Молча. Не находя себе места от накатившего волнения, Оля приткнулась попой на табурет и начала тихо постукивать костяшками пальцев по столешнице. Неужели Марик ей не понравился? И она теперь попытается ее вразумить и заставить бросить неугодного ей парня? Что такое важное надо обсуждать наедине? Что?.. Что-что-что?! — Ольга, ты уже давно взрослая, я понимаю, — начало маминой речи не вселяло радости, а уж продолжение оказалось поистине вымораживающим: — Но моя обязанность, как твоей матери, которой я буду всегда, напомнить тебе о том, насколько важно предохраняться и регулярно проверяться у врача. Вы ведь с Мариком не просто обнимаетесь?.. «Не-е-ет!» — мысленно взвыла Оля и невольно скривилась, прикрыв веки. Перед глазами вдруг отчетливо всплыл тот день из далекого детства, когда она посадила ее к себе на коленки, обняла и не отпускала, пока не рассказала о пестиках и тычинках и про различия между мальчиками и девочками, а также для чего именно оно нужно. Тогда Оле стукнуло уже девять, и ничего особо нового она не услышала, ведь Папа поведал ей о таинствах размножения гораздо доходчивей еще несколько лет назад. Сказать, как она была в тот миг смущена — ничего не сказать. С тех пор и до этого дня секспросветом Мама больше не пыталась заниматься. К счастью. Остальное ей вполне ясно объяснили на уроках биологии, а что не объяснили — наглядно показала порнушка. За минувшие годы Оля успела надежно закрепить полученные знания вначале со Владом, а теперь уже и с Мариком. Но как о подобном язык повернется сказать? Поэтому она лишь согласно кивала, смирившись с неизбежным, и покорно слушала заботливые напутствия, наверняка покраснев, как китайский флаг, звездочки из которого фейерверком высыпались через уши. Завершив свой короткий, но крайне фаршедробительный монолог, Мама подошла ближе, прижала ее к груди и поцеловала в макушку, шумно шмыгнув носом. — Мам, чего ты? Перестань, — возмутилась Оля, окончательно подыхая от смущения, пока мадрэ ласково трепала ее волосы. Лицо против воли покорежило, брови разъехались в разные стороны. — Что бы ни случилось, я не оставлю мою доченьку наедине с проблемами, — сдавленным голосом, но крайне торжественно произнесла Мама, а затем разгладила несуществующие складки на ее плечах и добавила: — Я тебя люблю. Просто запомни это.