— Мама, я разбил лампочку.
— Зачем?!
— Потому что никто в этом доме
не может сиять ярче, чем я!
В тот же день после очередного совместного купания случилась трагедия — у Марика начисто смылись кошачьи уши, а вот хвостик еще держался. Проснувшись поутру, Оля первой заметила пропажу — привычным жестом погладила вихры волос, но так и не нашарила пальцами любимые серые лопушки, отчего дико испугалась, ожидая от Марика ни больше ни меньше — истерики в стиле драмаквин с реками слез и пузырями соплей, ведь отчетливо помнила, какой вой тот устроил из-за исчезновения острых клыков. Но экс котэ, на удивление, пережил очередную потерю без проблем: пострадал, уткнувшись носом ей в грудь всего минуту, пока не выяснилось, что почесывания и поглаживания за уцелевшими лысыми ушами доставляют ему не меньшее удовольствие, чем прежде. Хуже слышать он не стал. Нэко-локаторы, видимо, выполняли чисто декоративную функцию. В конце концов, после множества слов утешений Маря даже радостно улыбнулся и возвестил: — Я теперь совсем как ты! Только с хвостом. Хочу, чтобы он тоже исчез. Мешается и под ногами путается, тварюга. Вечно взъерошенный, грязный и почти меня не слушается. Достало! Думаешь, он скоро пропадет? — Наверное, — горестно выдохнула Оля и крепко прижала темноволосую макушку к своей груди, поймав себя на мысли, что единственная пострадавшая тут именно она, так как лишь она по-настоящему и страдает. Милые серенькие пуффыстые лапаушеньки потерялись навсегда! А скоро еще и хвостеньку постигнет та же участь. Просто котострофа! Ну, почему? Почему-у-у?! На глаза невольно наворачивались слезы. Хоть Оля и категорически не хотела, но успела привязаться к последним признакам былой кошачести, и теперь будет безумно скучать по ним до пустоты в груди и зудящей боли в кончиках пальцев. В отличие от Марика, который ничего не потерял — как был, так и остался классным высоченным чудовищем с малахитовыми глазами, и очередной акт очеловечивания воспринял с радостью. Внимательно оглядев себя красивого и обновленного в зеркало, он окончательно понял, что почти не изменился, а значит, и печалиться нечего. Теперь края ушей перестали болезненно задевать дверные проемы, да и шапка на маковку налазила, как по маслу — одна сплошная выгода. Но на том плюсы не закончились. После этого события учеба человеческим премудростям у Марика пошла быстрее. Многабукаф совершенно перестали пугать и угнетать, и книги, наоборот, начали манить сокрытыми в них тайнами. Видимо, шерстяные локаторы занимали собой стратегически важную часть информационной коробки в черепушке, и освободившееся место жаждало наполниться недостающими данными. Оля, не отлынивая, каждый свободный вечер выделяла время на образовательный экскурс, но Марик и без наставницы впитывал новые знания, как губка, с колумбовским азартом желая познать открывшиеся горизонты. Не любил он только историю — мертвые люди и перипетии событий дней минувших мало его привлекали. Разве что Египтяне, боготворившие кошек, получили хоть какое-то уважение и признание значимости былых достижений. Но особенно Марика впечатлил факт, что те всей семьей сбривали брови в знак скорби и траура по почившему питомцу. — А-а-а! Значит, поэтому некоторые женщины рисуют себе новые брови! — бурно удивился он тогда. — У них оказывается горе в семье, а я смеялся. — Н-н-нда, горе… Но не вини себя. Ты ведь не мог знать, — Оля благодушно похлопала его по плечу, даже не утрудившись объяснить суть заблуждения — сам однажды додумкает в чем подвох, не дурак. Но а пока пусть лучше и вправду молчит, а не потешается, иначе снова леща по мордахе словит от какой-нибудь модной девицы со своим понятием красоты, или от ее ухажера-защитника. Да и не хотелось заранее разочаровывать наивного беднягу, который топил за естественную привлекательность, ведь оная никогда особо не почиталась в мире людей. С древних времен человечество измывалось над кожей, волосами и телом, постоянно изобретая все новые и новые стандарты качества особей, что Маре только предстояло понять. А Оля, хоть и целиком поддерживала его любовь к лицам без масок, но, честно говоря, и сама баловалась фотошопом — замазывала синяки под глазами и особо крупные веснушки, проявлявшиеся на солнце, досадуя, что ей-то не свезло выиграть джекпот в генетической лотерее. Впрочем, из-за последнего «недостатка» она уже перестала комплексовать. Как раз таки благодаря Марику. Тот, вопреки мнению большинства, считал рыжих и конопатых очень красивыми, и неподдельно удивился, узнав, что в Средние века их массово изничтожали. О вкусе фломастеров, как общеизвестно, спорят фломастероеды, поэтому Оля лишь смущенно опускала взгляд и молчала, сидя с помидорами вместо щек, когда Марик с нечеловеческой прямотой щедро отвешивал ей нежданные комплименты и проклинал тупых-ничего-не-понимавших средневековых челавеков. А прекрасный день — семнадцатое декабря — Оля запомнила на всю жизнь, ведь наконец-то решилась воплотить свой давний замысел и подарить ему себя целиком. А вдобавок потому, что Маря тогда избавился от последнего кошачьего атрибута. Забавно совпало. В целом, невзирая на исчезновение шевролешки и сопутствующие траты, олино бытие, кажется, начало налаживаться с момента, как Маря чудесным образом ворвался в ее мрачный серый мирок и принес с собой безумный фейерверк новых впечатлений и чувств, вспенивших кровь, смутивших мысли и нарушивших привычный ход дней. Но череда неожиданностей на том не закончилась, ведь потом в олин тщательно огороженный периметр общения буквально с ноги вломился еще и Артем, подкинув очередную порцию пороха в сей взрывной котел бурления жизни. Федорова не переставала охреневать от повышенного внимания к своей скромной персоне со стороны целых двух парней и раз за разом тушила горячие подкаты настырного мамкиного ловеласа, ведь дома ее уже ждала воплощенная мечта, а больше ей никого и не было надо. Артем спокойно пережил череду отворот-поворотов, но покидать крохотный олин мирок отчего-то не торопился. Как выяснилось позднее, флиртовал он больше для проформы — поддерживал любимый образ блудливого зажигалы, каких либо серьезных намерений за душой вовсе не имея. Эдакий Хэнк Муди рашн эдишн — ведомый мечтой одинокий волк. Первое время после злополучного кофейного инцидента Оля думала, что бритый сукин сын банально развлекается за ее счет. Артем непременно отирался рядом на смежных парах, оккупировал соседний стул в столовке, да и просто любил поболтать, когда они пересекались в вузовских коридорах или по пути до остановки. Даже выведал у старосты их группы ее ватсап и иногда скидывал туда всякие дегродские приколы «на поржать». И порой отвешивал двусмысленные пошлости, явно наслаждаясь ее бурной ответной реакцией. Благо, дальше этой незримой черты не заступал. Спустя месяц после возвращения блудной футболки владельцу, Оля перестала беситься, морозиться и смирилась с присутствием новой стабильной переменной в своей судьбе. Даже втайне простила фею-первокурсницу с паршивой туфлей, ведь благодаря ее каблуку нежданно-негаданно обрела хорошего приятеля, с которым можно свободно потрепаться, не выбирая слов и не ожидая подвоха. Такой легкости в общении ей давно не хватало. А если начистоту, то с момента расставания с Владом и отдаления от Светы, которая отличалась той же степенью беззаботной открытости и врожденной эмпатии, ей просто не хватало друга, которым Артем почему-то пожелал ей стать. А то, что они теперь в какой-то степени друзья, Федорова поняла после утомительного спора о том, кто круче — препод по философии или по экономике, — под конец которого Артем со смехом признался, что на самом деле ему чхать — он бы подрочил на обоих, хоть и по-разному, откровенно выбив Олю на минутку за буйки. А потом невзначай ее дотопил, показав фотки нескольких особ разного пола, с которыми планировал славно скоротать вечер, вместе с картинками их сисек или взведенных агрегатов крупным планом. Совсем не обратив внимание на дикое смущение собеседницы, нокаутированной коллекцией дикпиков вперемешку с сосками, Артем вполне искренне пожаловался, что никак не может определиться вот уж неделю, потому что хочет одновременно всех и одинаково сильно. И без зазрения совести попросил помочь избавиться от мук выбора. Слабоумие и отвага, однако! Мысленно покрутив пальцем у виска, Оля театрально возвела очи горе, но согласилась сыграть в это бесплатное поле чудес — не глядя ткнула в экран и… внезапно выбила сектор «Приз»! С тем парнем Артем столь отлично скоротал вечерок, что начал встречаться на серьезных щщах — бросил курить, витал в облаках и нервно гипнотизировал смарт. Кажется, впервые по-крупному вкрашился. Волшебное волшебство, проведав о котором олин внутренний Дамблдор аж вскрикнул: — Сто баллов Гриффиндору! Но все вышеперечисленное случилось чуть позже. А за месяц до исчезновения хвоста и неожиданного остепенения Артема в жизни Федоровой произошло еще одно важное событие, достойное отдельного упоминания.^ ω ^
Очередной раз проснувшись в объятиях, а точнее в плену загребущих лап своего теплолюбивого парня, Оля разлепила один глаз и с мазохистским наслаждением уставилась в слепящий экран телефона, чтобы привычно проверить время и зафиксировать очередной прогул. Но с некоторым удивлением обнаружила, что настала середина ноября. Ля-я-я! Неужели уже пятнадцатое? Мамародная… Мамародная! Мама родная же приезжает! Как она могла забыть?! Нет. Он не забыла, конечно же, но из-за накатившей без спросу болезни вспомнила уж очень запоздало. Йолыпалы! Щупальца тухлого смердящего страха всколыхнулись в груди и начали опутывать сердце. Немедля захотелось отключить звук и отшвырнуть телефон куда подальше. Но Оля лишь глухо выдохнула (чуть ли не до схлопывания легких), зажмурилась до калейдоскопа бликов перед глазами, сжала челюсти до скрипа и сумела-таки сдержать порыв. От яркого света экрана Марик тоже разбудился. Сонно прищурился и мило потерся кончиком носа о ее щеку, пожелав доброго утра. А после бодро подскочил на ноги и, сладко зевая, потянулся во весь свой немалый рост. Даже потолок задевал кончиками пальцев, небоскреб хвостатый. Сцепив руки за спиной, он плавно прогнулся в пояснице, а затем несколько раз наклонился на прямых ногах, выпятив свои аппетитные круглые ягодицы к верху. От каждого движения подтянутые мышцы красиво перекатывались под кожей, а рассветные косые лучи солнца эффектно обрисовывали тенями соблазнительные спортивные формы. По утрам Оля часто ловила эстетические оргазмы и чуть ли не капала слюной, наблюдая, как обнаженный Марик, одетый лишь в тонкие облегающие боксеры, разминается и потягивается, но не сегодня. Сегодня ее охватила тупая мандражка — она смотрела, но не видела. Мысленно ухнула в темный туннель без обратного пути. Оставалось шагать только вперед, в неизвестность. Настал час безумия и час презрения. Час конца. Цифра «15», светящаяся на экране, вселяла дрожь не хуже жесткого скримера, но Оля не желала отступать от задуманного. Неминуемо приближался момент истины. Признаться, что у нее появился парень, ведь так просто? Надо лишь взять и сказать. Три слова. Буквально три слова. Да. Боги, как же сложно! Успокаивало одно — благодаря приложенным усилиям, ее Чудо кот ака Любимый бойфренд стал более менее готов предстать на суд мамы. По крайней мере Оля старалась мыслить позитивно и надеялась на благополучный вердикт. И уповала на блины с медом. Марик научился отлично печь блины — мамино любимое блюдо на завтрак. А значит, несомненно должен ей понравиться… Готовясь к часу Икс, Оля разработала легенду, объясняющую исчезновение любимого кота. Якобы она продала Маурисио новому владельцу из-за внезапно разыгравшейся аллергии. Байка выглядела безупречной, раз проверить ее было нельзя. Да и Мама точно не станет расстраиваться, а скорее наоборот — вздохнет с облегчением, не обнаружив дома у дочи извечный шерстяной камень преткновения. Правда, она наверняка обнаружит новый, значительно больше и уже не такой шерстяной… Но к этому неминуемому столкновению камня с косой Оля уже тоже морально подготовилась. Почти. Просто искренне хотела верить, что выживет после шквала эмоций и искр изумления, которые, несомненно, за тем последуют. Мама была страшна в гневе, но одновременно отходчива. Шанс выстоять и не сорваться в ответ имелся, хотя она уже предчувствовала нечто вроде: — Ольга, выкини эту чушь из головы! Зачем тебе такой парень?.. Зачем тебе вообще парень, ты ещё так молода? Или: — Как ты могла скрывать, что с кем-то живешь, я же твоя мать?! Или же: — А Владик Оля?! Вы ведь так друг друга любили с самого первого класса? Я сама лично видела, как вы целовались! Его отец такой замечательный человек, работает в администрации и тебя бы туда устроил. Мы с ним вашу свадьбу уже распланировали, а ты… Бла-бла-бла. Оля глубоко вздохнула и резко тряхнула головой, прогоняя лишние мысли. Первое правило — не сдаваться. Второе правило — помнить о первом правиле. Аль Пачино точно знал способ не очковать напрасно. Что, в конце концов, такого ужасного может произойти? Максимум — невежливый обмен любезностями на повышенных тонах, из-за которого мнительная Павловна полицию вызовет. Мама точно не станет пшикать Марю святой водой, дабы поскорее изгнать из дому. Или пытаться вправить ей мозги ударом псалмов. И точно не станет науськивать отца, чтобы тот выбросил неугодного пройдоху — не такой Мама человек. Да и Папа никогда не решал проблемы кулаками. А остальное она как-нибудь переживет. Работа имелась — с голодухи не помрет, с горем пополам справится, даже если мадрэ в порыве негодования выжжет ее портрет с семейного гобелена Федоровых, отрежет финансирование и забудет про существование дочери. Теперь она не одна. Теперь у нее есть Марик. Теперь они есть друг у друга, и это — единственно важно. Хотя о том, как сложится их дальнейшая жизнь вдвоем, Оля немного волновалась. Каждый день думала о Маре перед сном, и… утром думала. А еще сидя в маршрутке. И на парах иногда. И по пути в магазин. И вечерами за работой. Совсем капелюху волновалась! А кто бы не волновался на ее месте? Впрочем, сам виновник тяжких дум смотрел в будущее с оптимизмом и экзистенциальных терзаний не испытывал, встречая каждый новый день с восторгом. Вот и сейчас привычно направился отлить, весело мурлыкая себе под нос придуманную песенку, а потом прервался и кинул через плечо: — А ты чего сидишь? Утро же на дворе. Вставай! Неужели не выспалась? Тебя разбудить? — Не-не, не надо! Встаю, — Оля вышла из ступора и резво подскочила с кроватки, пока Марик не вздумал поиграть в свою любимую бодрящую игру под названием «Борьба без правил». — Сегодня пятнадцатое. Мама приезжает. Помнишь, о чем мы договаривались? — Конечно, помню! — небрежно отмахнулся Марик, ополаскивая руки. — Вести себя с ней прилично. Я ж тебе хвостом поклялся — такое обещание нельзя забывать! Хотя это тогда было, а сейчас я уже хочу, чтобы он исчез… Последнее предложение Оля толком не расслышала — утопала на кухню и вновь впала в нервную прострацию. Часы показывали половину девятого. Обычно Мама приезжала днем, поэтому время спокойно позавтракать и навести уют и лоск еще имелось. Радовало одно — к порядку она приучила себя еще в школе, поэтому впопыхах рассовывать горы хлама по шкафам и судорожно разгребать тонны мусора и немытой посуды оказалось не нужно. Чуть расслабившись, Оля заварила чай и начала готовить бутерброды им на завтрак. Нарезала ломтиками помидоры, огурцы, а потом водрузила их на хлеб вперемешку с сыром и колбасой. А Марик тем временем сидел рядом на подоконнике и воодушевленно вещал о приключениях, случившихся с ним во сне, который походил на тропическо-утопический экшн с элементами сюра. Там они были большими дикими котами, жили на солнечном острове с пальмами, скакали по горам, спали на деревьях, плавали в разноцветном море и вместе охотились на китов и акул. — Хмм. Я бы хотел, чтобы так по-настоящему было, — задумчиво протянул Марик в конце, а потом спросил: — А ты бы хотела? Согласись, классно? — Да, на теплом островке я бы отдохнула. Но кошкой становиться не хочу, — пробурчала Оля, тяжко вздохнув, и уткнулась носом в свою чашку. — Почему? — Э-э-э, не смогу, — покачав головой, она засунула в рот бутерброд, не желая перечислять целый вагон недостатков котобытия, чтобы ненароком не обидеть Марика, критически обосрав его розовую мечту. Одна амбициозная охота на китов и акул чего стоила! Беар Гриллс бы сказал, что в больших рыбах много протеина, но однозначно не оценил бы истребление редких видов животных и неоправданный риск. Оля с юности любила этого неубиваемого Мужика и уважала его мнение в вопросах выживания. Одно время тот даже стоял на заставке ее рабочего стола — высшая почесть, заслужить которую сумели немногие избранные. — Брось! Как кошку я тебя не знаю, но, думаю, к вечеру ты бы уже привыкла, — широко улыбнулся Марик и весело пожал плечами. — Я же привык! И я бы научил тебя, как стать хорошей кисой. Когти выпускать — легче легкого! А урчать-мурчать — вообще само собой выходит. Ты бы точно смогла, Оля. Ты же не псина тупая! — По синему морю к зеленой земле плыву я на белом своем корабле… — вдруг голосом мамонтенка мелодично заорал телефон, с вибрацией проехав по столу, а вместе с ним чуть ли не заорала и сама Оля. Как и следовало ожидать, это маман звонила загодя предупредить о своем приходе. Сняв трубку, она узнала, что в этот раз ей не повезло и мадрэ стоит ждать буквально через полчаса. Дедлайн, цейтнот. А-а-а! Осмотрев свои огромные владения расфокусированным взглядом, Оля едва не прослезилась. Полчаса! Какие-то жалкие полчаса на целую однокомнатную квартиру! Последний раз Мама приезжала на день рождения — тогда же ее берлога и удостоилась последней генеральной уборки. Капец котенку! Известковый налет в ванной, жир на плите, мыльные разводы на раковине, пыльные окна — каждая грязная деталь словно умоляла: «Помой меня, мой мистер Пропер. Подмети… отскреби меня полностью!» А Оля не могла. Хоть и внезапно захотела. Сильно захотела войти в режим безумного Мойдодыра, вооружиться щеткой, тряпкой, губкой, самозабвенно предаться очистительным процедурам и выдраить все добела, чтобы Мама узрела лишь шик и блеск, но никак не успевала. Дома почти закончилась еда, точнее она оставалась в той норме, к которой Оля привыкла: купили — приготовили — съели. Никаких запасов, никаких изысков. Еще одна фатальная ошибка, исправить которую полагалось в первую очередь. Мама Федоровой, аки Рататуй, с утра до ночи работала шеф-поваром в успешном ресторане и гордилась тем, что «на своем горбу вытащила его с уровня школьной столовки до заведения, где обедает мэр». Куча наград и грамот подтверждали стабильно высокий уровень одержимости. Мама привыкла командовать на кухне, тщательно следила за чистотой и порядком и просто ненавидела вид пустого холодильника. И если замечала свободные полки во время ревизорской проверки олиного жилища, то затем долго прокапывала ей мозги через уши, горестно причитая, что она помирать с голодухи вздумала. Вопреки мнимым уликам, Оля до самоубиения себя не доводила и питалась вполне нормально, но отчаянно не любила крафтить что-либо сложное, требующее знания кучерявого рецепта и покупки редких компонентов, плюс уймы времени на обработку. Суп, блины и салат — были венцом ее умений. Мама же, после двадцати лет поварского стажа, одобряла исключительно мастерские блюда, ведь считала приготовление пищи — занятием крайне незамысловатым, а людей, не желающих готовить, — интеллектуально отсталыми. Поэтому Оля столь отчаянно и скрывала от нее свою кулинарную инвалидность вот уж четвертый год. И решила утаить и сейчас, опасаясь излишне нарываться. Одна шокирующая новость за раз. А кое-что обязано остаться секретом навечно. Нервные клетки и терпение — ресурсы трудновосполнимые. — Марь, — бесцветно булькнула Оля, повесив трубку, и обессилено откинулась на спинку стула. — Ты ж любишь убираться? Давай, начинай. Мама уже едет! — напутствовала она, а затем с тоскливой обреченностью начала покусывать нижнюю губу и постукивать пяткой. — Чо, мнямо щаз? — недовольно пробурчал тот с набитым ртом. — Да. Прямо щаз! — Оля ультимативно забрала тарелку с недоеденными бутерами у него из-под носа и сунула ее в холодильник, не обращая внимания на жалобное мычание, плавно перешедшее в суровый рык. — Времени нет! Потом нормально похаваем. Через тридцать минут она уже приедет. Надо, чтобы у нас все чисто-душисто было. А я быстренько в магаз сгоняю. Помнишь, что тебе при ней нужно делать? — Мгм, — Марик насуплено кивнул, сверля Олю недобрым взглядом из-под хмурых бровей и покачивая кончиком хвоста. — Я стараюсь молчать, пока меня не спрашивают, держу хвост в штанах и готовлю блины с медом. — А зовут Маму как, помнишь? — Алена. — А отчество? — Семеновна. — Молодца! — Оля громко тьмокнула его в висок и обняла, пытаясь таким нехитрым образом вымолить себе прощение и заодно наскрести сил, уверенности и храбрости про запас. Удивительно, но магия обнимашек помогла — она вмиг собралась духом, ощутив в ответ на своей спине теплые касания ладоней Марика, тут же плавно стекшие на полукружия чуть ниже. А когда она почувствовала мягкие губы, жадно прижавшиеся к ключице в поцелуе, по оголенной коже пронзительным холодком разбежались мурашки. Шумно сглотнув, Оля откинула голову к потолку и не сумела сдержать растекшейся по щекам улыбки, а потом ловко выскользнула из разгулявшихся не по-детски лап. — Эй-эй, все. Харэ меня мацать. У тебя осталось двадцать восемь минут. Надо пропылесосить, пыль везде протереть и плиту помыть, если успеешь. Время пошло. Погнали!