Мурчачо

— У нас с тобой отношения или хиханьки да хаханьки? — Какое же слово мерзкое. — Хиханьки? — Отношения.

      Незаметно наступил декабрь, а вместе с ним, словно по расписанию, на землю окончательно лег снег. Чистая белоснежная пелена укрыла осеннюю грязь, подсветила мрачную городскую серость, отчего жить будто бы стало легче. Оля сидела на работе и то и дело посматривала в окно, любуясь пушистыми хлопьями, кружащими в оранжевом свете фонаря, а еще с нетерпением ждала вечера, который проведет наедине с Марей. Предвкушение уюта, любви и спокойствия, ауру которых он невольно распространял в их скромном жилище, не омрачал даже клятый бухгалтерский учет, засевший глубоко в печенках.       Расквитавшись наконец с рутиной, Оля направилась домой. Зимой темнело рано, поэтому казалось, что вернулась она в родные стены уже в ночи. С самого порога в нос проникли вкусные ароматы ужина, но на кухне стояла удивительная тишина. Наверное, Марик был занят своим третьим любимым делом, после еды и секса, то бишь самозабвенно дрых?       Тихо скинув верхнюю одежду, Оля на цыпочках направилась в комнату, но изумленно застыла в дверях.       Вот так сюрприз… Все-таки вторым!       Оля пробежалась глазами по открывшейся картине, впитывая и медленно переваривая уникальное зрелище.       Марик полулежал на полу в чем мать родила, опираясь стопами и задницей о стену, и самозабвенно тянулся лицом к низу живота, изо всех сил пытаясь достать губами верхушку члена, который упруго покачивался промеж разведенных ног.       Оля замерла, забыв вздохнуть, стоило ей взглянуть на обнаженное тело, на подтянутые мышцы, перекатывающиеся под кожей, на россыпь мягких каштановых волосков, сбегающих по животу и исчезающих в тени промежности.       Марик мучился, пыхтел и раздосадовано рычал, выгибаясь так и эдак в бесплотных попытках дотронуться языком до алой головки, что тускло поблескивала выделившейся смазкой, а Оля продолжала молчаливо наблюдать, не в силах остановиться. Смотрела и смотрела, как он цеплялся руками за ноги, как торопливо поддрачивал, сложившись почти пополам, как откидывал голову, устало выдыхая, пока капельки пота стекали по крепкой груди…       Может, стоило проявить чувство такта и оповестить о своем присутствии?.. Собственное естество уже успело наполниться томительным желанием, отчего трусики вмиг повлажнели, доставляя дискомфорт, но занятное представление не отпускало…       Марик был ловким, гибким и спортивным, поэтому казалось вдвойне обидным, что ему не хватало каких-то несчастных пары-тройки сантиметров до вожделенного соприкосновения.       Жаль! Увидеть самоотсос в реальности давно было олиной тайной мечтой.       — Кхм…       Марик так увлекся попыткой преодолеть непреодолимое, что не сразу обратил на нее внимание, а когда наконец заметил, тут же перекувырнулся и принял вполне приличную позу, стыдливо прикрыв стояк хвостиком.       — О-О-Оляш! Привет! — невинно промурлыкал он и мило улыбнулся, сверкая своими глазищами, полными похоти.       Вот жеж сучонок!       — Привет, — из груди Оли вырвался нервный смешок. — Развлекаешься, значит, пока меня нет?.. Как в старые добрые, да?       Кончик хвоста Марика предательски дрогнул, а губы искривились в виноватой улыбочке. Явно притворно виноватой.       — Я бы тебя подождал, но ты сказала тебя не ждать, если я захочу поесть, но есть мне не хотелось, а хотелось другого.       Откатившись от стены, он уселся на пятую точку прямо посреди комнаты, перестав прикрывать возбуждение хвостом, раз уж не прокатило.       — Я хотел себе полизать, но у меня ничего не получается! — он разочарованно всплеснул руками, зло кивнув головой на свой выдающийся стояк, а затем откинулся спиной на пол, распластав ноги и руки по сторонам, и стеклянными глазами, полными обреченности, уставился в потолок. — Дерьмо собачье! Человеческое тело вроде и хорошо, но иногда такое неудобное! Раньше я мог где угодно себя достать языком. А сейчас не выходит! Никак. Совсем никак, но очень хочется. Отвратительно!       — Сочувствую, — хмыкнула Оля, сгорая от неловкости сложившейся ситуации. — Но ты не один такой несчастный, поверь. Я тоже не могу… себя полизать. Мало кто может… Почти никто.       Как, скажите, ни капелюшечки не краснеть, говоря такие вещи?.. А вот Марик мог, и всегда так делал. Бесстыдный хвостатый ублюдок!       Глубоко вздохнув, Оля сумела-таки оторвать глаза от серого мохнатого отростка, что раздраженно метался по полу промеж идеально подтянутых бедер Марика, быстро скользнула взглядом по его вздымающемуся колом члену, потом взобралась зрачками вверх по плоскому прессу к груди, ненадолго залипла на паре крохотных сосков, после зацепилась за кадык и наконец перешла к лицу, от неповторимых черт которого у нее всегда замирало сердце.       Марик вдруг оторвался от любования потолком и взглянул на нее в ответ, пытливо сузив глаза. Затем ловко оттолкнулся от пола и сел, вольготно раскидав ноги в стороны, отчего видок открылся крайне бесстыжий. Оля замерла, как загипнотизированная, не осмеливаясь моргнуть, пока Марик хищно всматривался в ее собственные глаза, будто искал в них… нечто неведомое. Дыхание перехватило, стоило ей ответно вглядеться в зеленую глубину. Кадык на шее Марика судорожно дернулся, живот напрягся, губы с тихим выдохом приоткрылись… Протянув руку, он обхватил пальцами свой налитой член и начал ритмично покачивать кулаком вверх-вниз.       Э-э-э, он что… вздумал дрочить себе прямо при ней… прямо на неё?.. Йопрстэ!       Оля быстро отвернулась, заливаясь румянцем, ведь Марик смотрел так по-блядски, так призывно, и ни на секунду не отрывал от нее потемневшие зрачки, ярко источающие похоть. Боковым зрением Оля уловила, как он медленно провел языком по верхней губе, а потом обметал нижнюю, не прекращая двигать рукой в паху. Между висками промелькнула соблазнительная мысль о том, на что еще способен его развратный язык, едва не заставившая ее застонать вслух.       Чорд, да как можно так бесстыже себя вести? А-а-а!       Оля тяжело сглотнула и вновь решилась обернуться на Марю. Он сидел на полу голышом в абсолютно непринужденной позе, за исключением очевидной напряженности, покачивающейся между ног. Малахитовые глаза обжигали диким помутневшим взором, пока одна рука размеренно ласкала возбужденный ствол, а вторая перекатывала в пальцах яички.       Ой, ох, уф-ф-ф, ы-ы-ы!..       Оля нервно переступила с ноги на ногу. Надо было что-то сказать, как-то отреагировать на тот факт, что на нее внаглую дрочат на ее же глазах, но от накатившего возбуждения вперемешку с неловкостью, она будто язык проглотила и лишь смущенно топталась на пороге, ощущая стремительно промокающие трусики. Набухший клитор уже настойчиво махал ей ручкой, крича «привет». Богатое воображение вдобавок услужливо подсовывало прекрасную картинку продолжения банкета.       Марик, обнаженный и возбужденный, как сейчас, стоит перед ней на коленях, расстегивает ее ширинку, ловко стаскивает штаны вместе с трусиками и ластяще прижимается щекой к низу живота, щекочет промежность горячим дыханием, а потом требовательно льнет губами к ее разгоряченному естеству… Ненасытно вылизывает языком чувствительную плоть, постанывая… А потом Оля сама опускается на колени, чтобы попробовать на вкус член Марика… Ощутить языком восхитительную обжигающую твердость, почувствовать какого это…       Оля шумно вобрала ноздрями воздух и внезапно подумала: а почему бы и… да? Они оба этого хотят. Чхать на то, как смущающе и неловко, ведь это поможет им сблизиться, надежней привязаться друг к другу. Секс, как общеизвестно, — лучший двигатель прогресса в отношениях.       В Марика она влюбилась глупо и поспешно, но так крепко, что самой порой становилось страшно от безбрежности чувств, океаном разлившихся в груди. Но идея счастливо прожить с ним всю жизнь прочно засела в голове, и теперь она не собиралась от нее отказываться. И хотела, конечно же, чтобы им было хорошо вместе. Иначе, зачем все это?       — Ты… Ты… — слова подбирались с трудом и Оля, потупив взгляд, нервно прокашлялась, наверняка покраснев, как перезрелый томат. — Знаешь, есть такая поза для секса… Шестьдесят девять называется, — вкрадчиво произнесла она, услышав, как собственный голос начинает от стресса вибрировать, наливаясь томной хрипотцой, как у прожженной шлюхи. Блять! — В общем… Ну, это потому, что там двое лежат рядом… друг напротив друга… как шестерка и девятка. Головами к ногам…       Марик замер, перестал водить рукой по члену, а на его мордахе красочно отобразился весь мыслительный процесс: одна бровь взлетела вверх, другая махнула вниз, а линии губ сложились ноликом.       — Короче, — не выдержала вязкой тишины Оля. — Я могу полизать тебе, пока ты лижешь мне. Хочешь?..       — Давай! — просиял Марик и подскочил на ноги, больше не растрачиваясь на излишние размышления. — Отлично ты придумала!       Оля с некоторым облегчением выпустила воздух из легких.       Чуть не сдохла от стыда, хоспаде! Но сказала. Смогла. И даже получила желанный ответ. Собственная маленькая победа! Юху!       — Тогда идем, — она решила не медлить и не откладывать подвиги на потом, чтобы ненароком не спасовать. — Мне надо помыться. Ну… прямо там. Я грязная. И тебе, кстати, тоже.       Много времени, чтобы оказаться чистыми и голыми на кровати, им не потребовалось. Сверкая хищной улыбочкой, в которой читалась целая гамма чувств: от стыдливого предвкушения до одурелого вожделения, Марик бодро плюхнулся на подушку и резко дернул Олю за запястья, заставляя улечься себе на грудь, и сразу начал кружить ладонями по ее спине, сминать пальцами ягодицы и мягко царапать бока. Мокрый полувозбужденный член, зажатый между их животами, с каждым мигом все больше и больше наливался томительной тяжестью. Приподнявшись на локтях, Оля заглянула в шальные глаза Марика и едва не захлебнулась водопадом животной жажды, танцующей в черноте зрачков. Зеленые огоньки опалили летним зноем, задевая за живое, и оно дернулось внутри, растекаясь жгучим предвкушением. Кожа невольно покрылась мурашками.       Прикрыв веки, Оля наклонилась и вовлекла Марю в тягучий поцелуй. Его губы были бархатистыми и мягкими… Полнее, чем казались с виду, а еще горячими и голодными, как и язык, который сразу скользнул в гостеприимно распахнутый рот, чтобы слиться с ее языком в плавном вихре.       Марик приглушенно застонал, когда Оля запустила пальцы в шелковистые пряди его волос, и начала массировать кончиками пальцев голову, прижимаясь всем телом еще плотнее. Язык к языку, кожа к коже, плоть к плоти. Предельная близость будоражила кровь, отчего низ живота до краев заполнила тугая спираль нужды. Тепло прокатывалось по венам перцовой остротой, вторя ускоряющемуся биению сердца.       Каждый их поцелуй напоминал сладкую борьбу, противостояние, стычку. Марик изо всех сил старался перехватить инициативу, будто бы подчинить, глубоко проталкивая свой язык в ее рот, в пылу битвы задевая щеки, десны. Лизал и покусывал, оттягивая зубами то нижнюю, то верхнюю губу, щекоча распухшую кожу кончиком языка, чмокал скулы, рассыпал поцелуи вдоль линии подбородка. Оля не давалась, сопротивляясь, и стремилась помучить его ответными ласками, отчего становилось еще слаще, еще упоительней. Каждый урчащий стон, вырвавшийся из глубины его горла, звучал в ушах фанфарами личного триумфа. Удовольствие вспыхивало в мозгу электрическими разрядами, пронзало тело до центра костей, лишая кислорода и сбивая ритм сердца. Казалось, они могли бы целоваться вечно, но…       — Стопэ, — Оля сползла с крепкой груди набок, резко размыкая сочленение губ, ведь от подобного гиперконнекта и кончить недолго. — Давай сделаем это. Если ты не передумал, конечно?       — Нет! Я хочу! — встрепенулся Марик и мгновенно улегся головой напротив низа ее живота, а прямо перед олиным носом вдруг появилось около двадцати сантиметров чистейшей красоты.       Достоинство Марика правда являлось таковым и заслужило бы отдельную медальку на выставке, если бы оные существовали в природе. Оля с толикой недоверия несколько секунд поразглядывала чужое сокровище вблизи, прежде чем перейти к активным действиям, попутно размышляя о том, сможет ли оно целиком поместиться ей в рот, не вывихнув попутно челюсть.       Член был ровный и аккуратный, как с рисунка из учебника анатомии. С выразительной алой головкой, не слишком крупной, но рельефной, вниз от которой по бархатистой кожице ствола вилась едва заметная синяя венка, теряясь в темных зарослях волос у яичек. А еще сия замечательная часть Марика оказалась в полной мере пропорциональна остальному его телу. Оля, конечно, и раньше догадывалась, что большие и высокие мальчики — везде ого-го. Но только сейчас в полной мере осознала насколько! А взять это ого-го целиком в рот, как умели делать порнозвезды, казалось невозможной ачивкой, как пройти Дарк соулс без сохранения.       Марик, впрочем, подобных геймерских терзаний совершенно не испытывал и, нахально раздвинув ей ноги, нырнул между них головой и немедля облизал олино естество. Оля резко лишилась стройного хода мыслей, когда он без тени стеснения поцеловал нежную, гладко выбритую кожу. Безумно захотелось вскрикнуть, но возглас словно застрял поперек горла и превратился в жалкий тихий всхлип. Но Марик не остановился — широко лизнул влажные складки посередине, заставив ее пальцы судорожно поджаться. А потом повторил сладкую пытку языком еще раз и еще… Но вскоре это занятие ему наскучило, и он прицельно накрыл ртом клитор, жестко втянув его губами в себя. Оля чуть не лишилась сознания, когда Марик резко отпустил чувствительный комочек нервов, охлаждая его дыханием, а затем повторил ласку вновь, но уже увереннее, жестче. И едва сдержала вскрик, почувствовав, как он зажал напряженный бугорок зубами и начал кружить по нему кончиком языка, попутно мягко перекатывая возбужденную плоть. По телу будто молниями заструилось умопомрачительное наслаждение, оседая жгучим перцем в кончиках пальцев.       Прикрыв веки, Оля закусила губу и тихо застонала, остро ощущая, как Марик продолжает играть с её телом: втягивает клитор, сминает податливую плоть губами, щекочет складки, слизывая выступившую влагу, и ласкает вход во влагалище, слегка заныривая кончиком языка вглубь. Видимо, вкус ее выделений не вызвал у него отторжения, потому что он неспешно вылизывал сердцевину языком, целуя, посасывая и обхватывая губами каждую выступающую часть, и порой забирался языком внутрь, касаясь судорожно сжимающихся стеночек, отчего с губ невольно срывались рваные всхлипы.       Олю безумно тянуло податься тазом вперед, оседлать его лицо, чтобы распаленная желанием плоть целиком окунулась в обволакивающий жар его губ, чтобы острее ощущать движения языка… И в то же время она боялась пошевелиться, спугнуть Марика излишним напором и лишиться столь необыкновенного ощущения. Поэтому лишь глубоко втягивала носом воздух, прикусив губу, и неотрывно смотрела вниз, не в силах хоть на миг отвлечься от восхитительнейшего зрелища в своей жизни. Возбуждение заливало метеоритным дождем, прошивало истомой каждую клеточку тела. Несколько секунд клитор испытующе пульсировал, отчего Оле казалось, что она готова кончить от легкого касания пальцев. Но Марик не стал продолжать пытку, лишь напоследок шумно чмокнул набухший бугорок, создавая щеками вакуум, а потом отстранился и рвано хапнул порцию кислорода, остужая влажную кожу ледяной прохладой дыхания.       Боги… Охрененно!       Едва не потеряв сознание, Оля задохнулась от обилия новых крышесносных ощущений. Скомкав руками простыни, она блаженно прикрыла глаза, но не сумела сдержать хриплый стон наслаждения, который вырвался из самой глубины легких.       Да как, блять, она без этого жила?!       — Эй, давай, начинай! — Марик не дал ей в полной мере проникнуться чудесностью своих способностей и нетерпеливо двинул бедрами, утыкаясь налитым членом прямо в губы. — Я ведь тоже хочу!       Оля не стала медлить. Хотелось в тройном объеме отплатить за полученное удовольствие, свести Марика с ума и подарить ему рай на земле. Обняв ладонью ствол, она направила головку к своим губам, но перед тем, как погрузить ее в рот, глубоко вздохнула. Пахло мылом и совсем чуточку чужим возбуждением. Одна крупная капля смазки блестела на алой вершине. Зажмурившись, она на пробу коротко слизнула ее. Непривычно, но скорее любопытно, а не мерзко. Чужая сперма оказалась почти безвкусной и не вызвала отвращения. Раскрыв глаза, она наконец втянула губами головку и мягко пососала ее, обводя языком, а потом решилась поднять взгляд на Марика.       Тот фырчаще выдохнул, откровенно балдея от такой незамысловатой ласки, и нежно обвил кончиком хвоста ее шею, будто подтверждая правильность действий. Зажмурившись, Марик мило наморщил нос и провел ладонью по ее макушке, требовательно сминая пальцами волосы и притягивая ближе к себе. Судя по всему, происходящее его более чем устраивало.       Оля довольно выдохнула и продолжила ласкать ртом разгоряченную плоть, помогая себе руками и не забывая держать зубы подальше. Головка оказалась обжигающе горячей и тяжело легла на язык. Марик нагло двинул тазом и выгнулся ей навстречу, желая получить больше. Ласковые просьбы прекратить остались втуне, отчего Оле для острастки пришлось крепко сжать рукой основание хвоста. Грубые толчки вмиг стихли, Марик замер, и она смогла вновь спокойно облизать вершину члена. Затем всосала его уже глубже, проехав по стволу на четверть, очертила краешком языка пульсирующую венку, пощекотала уздечку… Вытащив член изо рта, она приласкала кожицу возле основания, зала тихое урчащее мычание Марика.       У нее получалось! Получалось!       Сосредоточившись на том, чтобы доставить Маре как можно больше удовольствия, Оля вспомнила, что многим нравится поглубже, и начала покачивать подбородком, скользя губам вверх-вниз по упругой горячей плоти, с каждым разом насаживаясь все сильнее.       Марик приглушенно постанывал, ответно лаская ее влажные складки и клитор, и впивался ногтями в мягкую кожу олиных бедер, без стеснения показывая, насколько ему хорошо. Легкая боль приятно разбавляла сладкое удовольствие.       Оля тоже балдела. Влажное дыхание щекотало распаленную кожу, ловкие движения языка сладко будоражили очаг желания, а мягкие губы офигенно обволакивали, заставляя ее плавиться и одновременно взрываться от удовольствия. Марик сдавленно стонал, терзая её плоть, и исступленно подавался членом навстречу олиным губам, отчего ей оставалось лишь держать рот раскрытым. Вскоре они подстроились под единый ритм, и теперь двигались слаженно, прицельно доводя друг друга до исступления. С каждым новым движением, с каждым касанием языка, с каждым звуком Оля переполнялась блаженством и распадалась на части. Терпеть и дальше острое наслаждение требовало запредельной силы воли.       Оля первой выгнулась дугой, протяжно замычав с заполненным ртом, и резко отшатнулась, чтобы ненароком не придушить Марика ногами. А вот сам Марик и не думал нежничать — Оле пришлось просто проглотить результат своих трудов, внезапно оказавшийся глубоко в глотке. Благо не поперхнулась и не сблеванула! Хотя слезы на глазах успели выступить, ведь напоследок Марик вцепился ей в макушку и толкнулся так сильно, что горло заныло. И даже хвост, крепко зажатый в кулаке, не помог, потому что им же ее почти и придушили…       Но сомнительный финал показался Оле мелочью жизни на фоне общей кайфовости ситуации, и ни капли не испортил настроение. А румяная мордаха Марика, который морщил нос, утираясь, но выглядел при этом дюже счастливым, и вовсе рассмешила до усрачки. Грудь же его была совсем несмешной, но притягательно крепкой, и одновременно показалась мягче облака, когда Оля обессилено прижалась к ней щекой, блаженно прикрыв глаза. Пальцы сами собой поползли путешествовать по его вихрастой макушке, начали ласково перебирать пряди волос, почесывать за ушами и гладить. Марик положил ладони ей на плечи, медленно провел от лопаток до талии, притягивая ближе к себе с шумным выдохом, в котором слышалась максимальная степень довольства.       Хотелось дать пять древнему гению, придумавшему позу «69». Хотя скорее гениям. Двум. Паре великих людей, принесшим когда-то свет радости в мир. Чистое, неподдельное удовольствие.       Последующие несколько дней Оля сама себе казался подростком, которому кончить единожды в сутки — мало. Ненасытное тело требовало еще и еще, до космической бесконечности. Только инстинкт самосохранения и спасал от харакири путем сну-сну, вовремя включая дикое чувство голода.       Удивительно, но все последующие разы, когда они ласкали друг друга губами, пришлись ей по вкусу даже больше. Пожалуй, Марик со временем мог бы стать божественным любовником, учитывая его страстное желание практиковаться и совершенствоваться. Только терпения и выдержки ему обычно не хватало… Да им обоим, если по чесноку.