Болонья. 6 часов утра.
— Где ты была? — ноги шире плеч и руки сложены на груди. Чтобы прибавить визуально авторитарности, наверное. — Пьеро, дети пропали, мы всю ночь с опергруппой искали их в пещере Урланте и в окрестностях, слава Богу нашлись! — Почему на звонки не отвечала? Да, Аличе бы не хотелось попасть на допрос к такому следователю… — Пьеро, опять, ну что ты завёлся-то?! Я же тебя предупредила, уходя с вашего кооператива, что меня вызывает шеф, дети пропали! Когда приехала на место, я тебе позвонила и сказала, что, как только найдутся дети, я тебе сама перезвоню! — кипятилась Аличе, готовая уже стукнуть с досады кулаком по столу. — Ты бегаешь хрен знает где всю ночь, а мне что прикажите делать? Сидеть спокойно и ждать? Ты знаешь, что у меня от волнения голос может пропасть?! — продолжал возмущаться сицилиец, всё-таки стукнув по столу, да так, что с него слетела чашка и разбилась вдребезги. — Ой, мамина чашка! — воскликнула Аличе, кидаясь собирать осколки. — Куда?! Со мной поговори! Я ещё здесь вообще-то! — возмутился сицилиец и схватил девушку за запястье. — Ай, Пьеро, мне больно! — вскрикнула Аличе и вырвалась из цепкой хватки. Но сицилиец, кажется, этого не замечал. Чёрными от гнева глазами он буравил девушку, у любого оппонента от этого взгляда мурашки бы по коже пробежали. Но только не у Аличе… — А ты знаешь, что применение силы в отношении офицера полиции, это статья? — спросила девушка, потирая запястье. — Может, ещё и дело мне сошьёшь, следачка? — процедил Пьеро. — Делать мне нечего, — буркнула Аличе, всё же садясь на пол собирать осколки. — Это было мамино любимое блюдце, этот сервис — память о ней… — грустно сказала девушка, выразительно посмотрев Пьеро в глаза. Но он не видел её слёз. Он был зол на девушку, невероятно зол. А в такие моменты он переживал только за свои чувства и оскорблённое достоинство. Только его обида имела значение, только его боль имела основания существовать. — А может, причина такого профессионального рвения в другом? Может, ты на своего шефа глаз положила? — Пьеро, ты что, выпил? — зашипела Аличе. — Не переводи стрелки! — прошипел в ответ сицилиец. — Скажи, у вас с ним было?! — Ты с ума сбрендил, что ли? — у Аличе расширились глаза. — Значит, я прав, — буркнул Пьеро. Он давно уже испытывал неприязнь к этому статному красавцу. «Джанлука-№2», только более высокий, мощный, мускулистый. Все комплексы Пьеро всплывали на поверхность, когда он видел его… — Ты просто ищешь повод для скандала на ровном месте, — уже спокойней произнесла Аличе. — Это ты называешь «ровным местом»? — завёлся Пьеро. — Да, именно! Выдумываешь какого-то мистического любовника, а потом сам же заводишься! — Это твой шеф-то мистический? — Шеф — не мистический. А любовник у меня один — Пьеро Бароне, других нет!!! — Но очень хотелось бы, да? — Придурок! Выдумал скандал, чтобы оправдать свой инфантилизм! — всплеснула руками Аличе. — А ты строишь из себя работницу 24/7, только бы избежать серьёзных шагов в отношениях! — Когда это я их избегала? — подавилась на вдохе девушка. — Да всю дорогу! Две недели назад я тебя хотел с семьёй познакомить, уже договорился о встрече, ты была согласна, и вдруг за день до отъезда выясняется, что у тебя очередное дело! — Пьеро! Что, от меня зависит, что ли, когда кого-то где-то грохнут? Что ты мозги мне конопатишь? Если кого-то где-то убили, я поеду, нравится мне это, Пье, или нет, нравится ли тебе это, дорогой, или нет! Это, Пьеро, моя работа! — Ну и тр*х*йся со своей работой! — рявкнул Пьеро. На пол полетело и блюдце… И это стало последней каплей… Девушка в гордом молчании собирала осколки маминых чашки и блюдца, в том же гордом молчании паковала вещи… Сицилиец молча наблюдал за ней. Остановить, быть может? Ничего, остынет, сама прибежит извиняться. И из-за этой гордячки он не стал сражаться с Джаном за внимание дочки известного бизнесмена! Дурак же ты, Пьеро! А Аличе была согласна с тем, что Пьеро дурак, вот только в другом смысле, разумеется… Вместо извинений, брошенные друг другу ключи от их жилищ, вместо прощания — громкий хлопок дверью. Вот так нелепо разбиваются о быт истории любви. А была ль ли эта любовь?Тем же вечером перед саундчеком.
— Пье, ну ты дурак! Ну ты же сам понимаешь, где она работает! — воскликнул Инья. — Зачем ты так рубанул с плеча? — Инья, я посмотрел бы на тебя, если бы твоя девушка упёрлась ночью в компании джанлуковской версии метр 90, — огрызнулся Пьеро. — Даже не думай! — перешёл на фальцет Иньяцио. — Что у вас случилось? — подошёл к ребятам Джан. — У нас серьёзный мужской сицилийский разговор, — ответил Инья, — от Пье девушка ушла. — Да что ты, Пье! Как жаль! Аличе же такая милая! — воскликнул Джан. — Слишком милая, а ты-то когда это успел разглядеть? — включил подозреваку Пьеро. — Лан-лан, — замахал руками Джан, — ещё помиритесь. Лучше зацените мою новую рубашку. — И что, даже без выреза сзади? — деланно удивился Инья. — Вы мне ту фотосессию до старости лет припоминать будете? — Ой, Джанлу, при всех твоих достоинствах вот в этом до Мирей Дарк тебе далеко, — отмахнулся Иньяцио. — Спасибо за поддержку, дружище, — фыркнул Джан и отошёл от сицилийцев подальше Они оба явно не в духе. — Везёт же некоторым, — вздохнул Инья. — Перед кем-то бабы сами собой в штабеля укладываются, а нам с тобой только смотреть и завидовать. Дочка этого бизнесмена — Виттория Дольче — всё никак от Джинобле не отлипнет! А моя… — Да хватит вспоминать уже эту танцовщицу! — Балерину! — важно поправил Инья. — Ну балерину, — буркнул Пье, — вообще девушки в последнее время вконец обнаглели, не ценят своего счастья… — Ты прав, Пье… Но ты не волнуйся по поводу Аличе, она ещё вернётся. — Конечно, вернётся! — фыркнул Пье. — Денёк подуется, и всё… Но Аличе не вернулась… На радость соседей снизу и сверху… И вообще со всех сторон.