***
Первое, что испытывает Миша, покинув пределы Московской губернии — дичайший страх. Его слишком поздно настигло осознание того, что может произойти: крах и неудача. Так его клинило переодически во время похода. Оно ударило в голову не во время: когда возвращаться было бессмысленно, а бежать обратно в столицу невозможно. Был бы шанс, парниша тут же ринулся обратно, засел во дворце и никуда бы не высовывался. Но от этого поступка его сдерживали большое расстояние, император и жажда мести Пьеру за Александра. Только из-за неë и собрался в поход Миша. «А значит, стоит прекратить бояться и распускать нюни, надо идти вперëд!» — позитивно думал Московский. Но на деле всë было более сложнее, чем на словах. Просто взять себя в руки он никак не мог. Среди других он чувствовал себя неуклюжим и лишним. Да он даже саблю толком не держал! Не убивал никогда и попросту страшился подобной возможности. Когда он сталкивался с трудностью, хотелось свернуться где-нибудь калачиком и замереть, притвориться мëртвым, чтобы никто не трогал… — Михаил! — пулей вбегает в палатку Александр Павлович, беспокоя и без того тревожного Московского. — Саблю в руку и на коня! Недалеко от нас неприятель! Мы не можем упустить шанс ударить по нему! — Но, Александр Павлович…- хочет возразить Михаил, не готовый к такому скорому сражению. — Без лишних слов, давай! — перебивает его император и выбегает вон из палатки. Снаружи слышатся возгласы солдат и офицеров, топот копыт и ржание лошадей. Где-то между них Михаил различает и громкий уверенный голос императора. Все собирались и спешили, желая поспеть за французами. Московский взволнованно с места своего вскакивает и, схватив саблю, бежит на выход, где солдат выстраивали в ровные ряды, а затем посылали вслед за беглецами. Во всëм этом шуме и неразберихе Михаил теряется и пугается ещё сильнее, неловко вертя головой по сторонам. Сердце тревожно колотится в ритм солдатского марша, а в ушах стучит кровь, возбуждённая окружающим настроем. Как узнать куда ему? Где Александр? Среди всего множества военных мундиров он не может найти нужный, как бы не старался вглядываться в каждого человека. — Михаил, чего стоите?! — грубо хватает его за предплечье один из офицеров. — Вперëд! Пошëл! Миша в ответ сказать ничего не успевает, ошарашенный активной вознёй и шумом вокруг. Он не ожидал, что ему так скоро вновь стать актёром в военном театре. Он совсем не этого желал, он хотел ещё долгое время оставаться лишь зрителем. Но у злодейки судьбы совсем другие планы на него. Возможно, даже Александр Павлович является еë сообщником… Но тем не менее Московский кое-как находит себе место и присоединяется к назревающему бою, нервно поджимая губы. Будь у него хвост, как у щенка, поджал бы и его. Сердце уже совсем расходится в грудной клетке, грозя совсем проломить кости и разорвать плоть. Дыхание спирает и, кажется, Михаил теряет способность дышать. Но судорожные вдохи говорят об обратном. Вдали виднеются поредевшие ряды французов. При их виде у Михаила сердце замирает от животного страха. Они слабы, но нельзя исключать и шанс того, что они испытают неудачу. Этого шанса и страшился он. Второй раз такого позорного погрома он не сможет пережить! Как назло военные действия начинаются быстро. Михаил даже моргнуть не успел, как раздались оглушительные залпы орудий, от которых он невольно сжимается и вновь теряется. Собраться никак не может и только бегает по полю, стараясь избежать столкновения с кем-либо. Сейчас Михаил был крупной абузой для остальных, и он это отлично понимал. Лучше бы и вправду в том бою погиб. Тогда бы всем было легче. В какой-то момент он сильно задумывается о том, стоит ли ему жить? В своими мыслями он совсем не замечает опасность ввиде вражеского солдата, несущегося прямо на него. Как и в первый раз его грубо сбивают с коня. У французов это излюбленная тактика? Он, словно куль, на землю падает, болезненно ударяясь всеми костями о грязь, которая чуть смягчила удар при падении. Перед глазами проносятся трагичные события прошлых лет. Перед глазами представляется сам Пьер, его издевательская ухмылка и опасный блеск его сабли. Он ею замахивается и попадает прямо в голову Московского, разделяя еë на две ровные части. Француз, наблюдая брызги крови и страдания в глазах врага, ликует и хохочет. Изверг. В самом настоящем его проявлении. Именно это и представлял Московский, только слыша гадкое имя Пьера. Француз, сбивший его с ног, без раздумий замахивается, убить желая, но Миша удачно отражает удар, подставляя лезвие своей сабли. Скрежет металла о металл больно режет слух, зато не режет самого Московского. Нет, он не имеет права так просто сдаться. Он не имеет право на проигрыш после того, что произошло. Сердце Михаила забилось с новой, никогда невиданной силой, пальцы до хруста сжались на рукоятке сабли, а взгляд помутнелся. Первобытный инстинкт, на мгновение охвативший его разум, так и кричал:"Бей». И ему Московский покорно повинуется. Он пинает врага по ноге и тут же вскакивает с земли, стоило тому потерять равновесие. Не теряя время замахивается теперь он, Миша, и без доли сожаления пронзает глотку врага. Тот, издав громкий булькающий крик, за горло хватается, хрипит и стенает, ненависто пяля на парня, словно убить желает, даже нахоясь в таком плачевном состоянии. Его кровь горячими каплями окропляет обувь Московского, на что он смотрит с недопониманием, не веря самому себе. Кроме бешенного стука своего сердца и сбитого дыхания он не слышит ничего: ни крики солдат, ни ржание и топот лошадей. Всë в один момент стало беззвучно. Единственное на что он был способен в эту секунду: смотреть. Смотреть пристально, разглядывая чужой труп, погибший от его рук. Разглядывая колотую рану на шее, из которой ручьëм лилась кровь, окрапляя одежду; помутневшие глаза мертвеца и раскрытый рот. Он убил? Убил человека? Сам? Своими же руками? Придëтся в это поверить. Да. Это он убил. Убил когда-то живого человека. Человека, что сейчас бездвижно валяется на земле, захлëбываясь в собственной крови. — И вы здесь, Михаил. — тянет кто-то сзади противным слуху голосом, вытягивая российскую столицу из задумчивости. Он оборачивается на чужой голос и в это же мгновение жалеет об этом. Ему не нравится тот, кого он перед собой видит. Пьер. И вот они снова встретились. Долгий поход и голод, сопровождающий его, неплохо измотали француза. Это видно по опустевшим и уставшим глазам, тëмным мешками под ними, впалым щекам. Кожа его бледна, как мрамор, а волосы подобно половой тряпке: сухие и грязные. От бывшего благородства мало что осталось, но тем не менее Пьер старался держаться гордо. Но даже таким он был всë равно отвратен и страшен Михаилу и жалости никакой не вызывал. При виде его Московскому одновременно хотелось сбежать и насадить француза на лезвие своей сабли, подобно лягушке. — Не ожидал вас увидеть. — продолжает Пьер. — Думал, что вы струсите. Умеете удивлять. — А вы умеете быть жестоким и безжалостным. — с ненавистью тихо выдыхает Михаил, припоминая наставника и его мучения. — Вы ранее никогда не обходились так скотски с другими городами. Почему именно Александр? Что он сделал французу, чтобы быть заживо сожëнным? Чем он заслужил те ужасные муки, от которых был готов на стены и лезть и собственную кожу с тела срывать? Вспоминая те страшные образы, Михаила берëт большая злость на Пьера. Он невольно навевает мысли о мучениях Александра, заставляя страдать и самого Московского. Стало ясно одно: Москву больше ничто не остановит от мести. Пьер заплатит за это всë. — О чëм вы? — Не можете припомнить? Уж слишком стары вы стали? — язвит Михаил, сжимая саблю до хруста в руках. — Не так давно вы сожгли Петербург. Не думал, что вы падëте до такого варварства. — Подбирайте слова! Никто его не сжигал! — возмущается Пьер, всë ещë оставаясь в замешательстве. — Лжец! Варвар! — восклицает Михаил и кидается на Пьера. Саблей в голову французу мажет, но не попадает. Тот успевает увернуться. — Щенок! — в ответ восклицает Пьер, обнажая и своë оружие, готовый сцепиться в схватке с Михаилом. Но схватки не происходит. Заслышав яростные крики, на помощь Михаилу прибегает подмога и Пьер тут же ретируется, убегая вслед за своим императором. Московскому жуть как хочется вслед за ним ринуться, но остаëтся на месте, провожая того пристальным и холодным взглядом, пока солдаты возле охают и тяжко вздыхают после пробежки. — Вы как, Михаил Юрьевич? — спрашивает один из них. — Я в порядке, благодарю. — коротко отвечает тот, не отводя глаз от чужого отдаляющегося силуэта… Чем дольше длился поход, тем больше он напоминал детсткую игру, догонялки, где водящие постоянно менялись: сражения выигрывали то французы, то войска союзников. И когда казалось, что до победы осталось совсем немного, французы удерживали вверх, всë больше и больше теряя своих людей. Когда-то это должно было закончится, возможно, совсем скоро. Но Михаила это не успокаивало, наоборот. Его до жути раздражали французы. А в особенности Пьер, что умел проворно обойтись без прямого столкновения с российской столицей. Каждый раз он умело обводил Московского вокруг пальца, раззадоривая ещë сильнее, и убегал вслед за императором. А Михаилу приходилось оставаться в подвешенном состоянии большую часть времени, ночь за ночью придумывая новую тактику ведения боя. Этот вечер не был исключением. Который час сидя за столом, Московский не отрывал глаз от карты местности, где им предстоит вновь столкнуться с французами в очередном сражении. Численность французских войск, конечно, была меньше союзников, но это не мешало Наполеону, как талантливому полководцу, выигрывать в бою. На победу он надеялся и в этот раз, не так давно одержав успехи в прошлых столкновениях. И Михаил, зная это, пытался что-то сделать и со своими войсками, но, к сожалению, ничего путного из этого не выходило. Вот и сказывалась сильная усталость Московского. Возможно, следует сделать короткий перерыв. С тяжëлым вздохом он подальше от себя карту отталкивает, не может больше на неë смотреть, и протирает глаза, надеясь смахнуть сонность. Но она никуда не девается. «Когда это всë закончится?» — в который раз задаëтся вопросом он. Бесспорно, победы ему нравились, нравилась и весëлая компания в лагере, но всë это осточертело. Хотелось вернуться в столицу, вернуться к Александру, который никогда не надоест, и продолжить жить, как и раньше. С Романовым. Пускай и в качестве коллег. Всë равно, главное, чтобы рядом был. Но одна мечта не давала покоя. Пока она не сбудется, пока Михаил не предпримет достаточно усилий для еë исполнения, обратно в Москву он не вернëтся. — Михаил, вы всë ещë заняты? — заглядывает в палатку Александр Павлович. — Как видите. — устало выдыхает Московский, переводя взгляд на императора. — Ну что ж вы так себя изматываете? — возмущëнно хмурит брови тот. — Подите, отдохните чуть. — Как скажите. — покорно кивнув, встал из-за стола Михаил. Неужели, он-то уже начал думать, что стал частью скамьи. Выйдя наружу, лицо приятно обдал прохладный октябрьский ветерок. Уже шëл второй месяц осени, скоро еë заменит и зима. Нужно бы постараться занять Париж до еë наступления. — Михаил Юрьевич, не хотите ли присоединиться к нам? — зовëт его группка офицеров, расположившаяся у костра. Недолго думая, Михаил соглашается и подсаживается к мужчинам. Хорошая и весëлая компания была бы кстати. Особенно хороша та компания, где тебя принимают за своего. Ранее Московский и не думал, что ему может быть так интересно общаться с людьми. Он предпочитал одного Александра другим, но когда того не стало, пришлось изменить своим принципам. И в тот момент он обзавëлся интересными знакомыми. Военачальники оказались даже приятнее? Они не язвили, не кидались оскорблениями и намëками. Они были добрее и душевней. С ними и поделится чем-то хочется в отличие от вечно холодного и строго наставника… Сначала Михаил корил себя за то, что так думает о своëм наставнике. Корил за то, что смел променять его. Но ведь Александр и вправду был таким. Он не был тем человеком, с которым можно поболтать о глупостях, посмеяться и подурачиться, ненадолго забыв о проблемах. С ним даже пить не хотелось: после одного лишь бокала Александра клонило в сон и не только. В конце концов, жизнь Михаила не должна смыкаться только вокруг него. Да и какая ему разница, что о нëм думает Московский? Он никогда об этом не узнает, если сам Миша не захочет рассказать. — Вы всë работаете? — спрашивает у столицы один из мужчин. — Неужели совсем нет других тем, помимо работы? — хмыкнул Михаил. — Конечно есть, Михаил Юрьевич! — — Кто чем займëтся, как только вернëтся домой? — задали вопрос. Естественно, у всех нашлось, что ответить: встретятся с семьëй, красавицами жëнами, ну или любовницами. Каждого из их компании кто-то ждал. Вторая нелюбимая тема Михаила после работы — личная жизнь. Уж с ней-то у него имеются определëнные проблемы. Обычно, когда речь заходила о подобном, Михаил просто сидел в сторонке и слушал. Ему и рассказать особо нечего. Да и сильного желания делится этим нет, но если спросят — есть запасной ответ. — А что насчëт вас, Михаил Юрьевич? — заметив молчаливость собеседника, не удержался от вопроса офицер. — А меня никто не ждëт. — Как так? — У меня нет ни любовницы, ни жены, а уж семьи подавно. — Московский лишь плечами пожимает. Ну а что ещë ответить? Сказать, что в столице непробудно спит его любимый? Да и ещë кто: сам Романов Александр Петрович! В таком случае его примут за странного, если не сумасшедшего или душевно больного. — Вы, конечно, молоды, но молодость у вас будет невсегда. Стоит задуматься о будущем. — начинает свои нравоучения. — Любящая жена — это же так хорошо! — заявляет другой мужчина. — Дома всегда чисто и аккуратно, будущее поколение выращиватся. Есть и опора, и поддержка. Ну и, супружеский долг никто не отменял, если вы понимаете о чëм я. — Не думаю, что о подобных вещах можно говорить так открыто. — косится на того Михаил. Он уже успел пожалеть, что вышел из палатки. Лучше бы там сидеть остался, может, и удалось бы избежать неловкого разговора. — Чтож вы так смущаетесь, Михаил Юрьевич? Это дело обыденное. — Невооружённым взглядом видно, что у вас никого не было. Как так вышло? — Вы так хороши собой! Неужели никто не заинтересовался? — Моя личная жизнь вас не касается. Вам так не кажется? — давит неловкую лыбу Московский, резко почувствовав желание накинуться на кого-нибудь. Подобные темы выводили из себя не столько из-за их пошлости и бестактности собеседников сколько из-за зависти и стыда за самого себя. Михаил остро чувствовал, как другие покушаются на его самолюбие, каждый раз рассказывая о своих партнëрах и задавая вопросы интимного характера. Они заставляли каждый раз испытывать обжигающую изнутри зависть, смешанную со злостью. Заставляли припомнить, что по своей же глупости Михаил лишал себя тех неописуемых ощущений и блаженств. И эти чувства, ему до жути не нравились. Сейчас причины, по которым он ограждал себя от всего этого, казались детской глупостью. Пора было давно признать, что Александр на него никогда не взглянет, как на любовника и хранить себя для него — абсурд. Но, тем не менее, эти надежды Михаил питал достаточно долгое время. Жаль, что он понял это не так давно. — Полно вам смущаться, Михаил. — хмыкает один из мужчин. — Так и быть, сменим тему. Но если вам, Михаил Юрьевич, нужно будет, у моей жены есть незамужняя знакомая. В ответ Михаил только кивает, посчитав отвечать что-либо лишним. И без слов всë ясно… Ложится спать Московский с тяжëлой головой. Еë волновали постороние мысли, мешающие спокойно заснуть. Но это случалось множество раз, что он уже и привык. Сон, состоявших из максимум пяти часов, давно не был редкостью. После пожара в Петербурге он и вовсе органичился четырьмя. А во время похода — полноценными тремя. До этого его мучали кошмары, сейчас к ним добавились и размышления. Он думал о всëм: от простых житейских проблем до жутких и странных размышлений. С чем это было связано, Михаил не мог понять. Вот бы сюда Александра. Рядом с ним он б непременно заснул, как малое дитя. Облокотился б о чужое плечо задремал. Для полноты не хватало только мурчания. И вот снова. Все его мысли сводятся к Романову. Сегодня он проспал целых три часа! Московский правда не считал часы своего сна, но по ощущениям было все три. Оставалось надеяться, что они не скажутся на сегодняшнем дне, на поле сражения. Всë же он ещë надеется поквитаться с Пьером… Последующее сражение прошло достаточно затруднительно. Позиции армии союзников всë время смещались, не в силах удержаться на одном месте: французские войска то отталкивали их назад, то отступали. Так они колебались в течение дня, а цели союзников выполнены не были. Михаила, как и впрочем остальных, жутко вымотал этот день. Он уже и не знал, что думать и на что надеятся. Он был так уверен, что сегодня они обратят врага в позорное бегство, но вместо этого они дали достойный отпор. Московский только тяжело выдыхает, не отрывая взгляда от ранения, которое он получил в ходе сегодняшней битвы. Из-за своей сонности он не заметил сзади подкрался враг и нанëс колотый удар в бок. А сейчас он жутко болел. Болел до такой степени, что лечь или встать было целым испытанием. Сможет ли он завтра утром подняться и пойти биться? На врядли, но Михаил надеялся, что сможет. — Михаил Юрьевич! — уж слишком радостно восклицает Александр Павлович, входя в палатку. — Вы не поверите! Московский его пустым взглядом осматривает. Чему это он так радуется? — Бонапарт пишет нам с просьбой о перемирии! — отвечает на немой вопрос столицы император. — А это значит… — Что он слаб… — подхватывает Московский, не веря своим ушам. — В самом деле? — Да, Михаил, да. Нам ни в коем случае нельзя сдаваться! Стоит поднажать и мы заставим его отступать. Эта новость бесспорно обрадовала Московского и подняла ему настроение. Она значила, что у них есть шанс победу. У них есть шанс прославиться и избавить другие государства от влияния Франции! Второй шаг сделан. Михаил вновь на поле сражения. Сейчас он был решительно настроен на победу. И он достигнет еë любой ценой. Неважно какой. Будь то тысячи раненных или погибших. Предпримет каждый шаг и воспользуется каждым удачным шансом. Сейчас он не так слаб, как раньше. Сейчас он силëн и жесток. Второй день битвы начался удачно для армии союзников. По ходу боевых действий на их сторону перешла часть наполеоновских войск, решившая пойти против. И это было как нельзя кстати. Враг заметно слабел и отступал, оставалось только преследовать. На этот раз упустить его союзники не имели права. Среди своих солдат был и Московский. Его долго отговаривали от участия в битвы, но он был непреклонен. Он хотел своими глазами увидеть Пьера и своими же руками удушить мерзкую гадюку, что последние годы отравляла его жизнь. От этой цели его не останавливало даже больной бок. Да, при движении он давал о себе знать показывающей и неприятной болью, но терпеть можно было. Более того, Михаил практически не ощущал неудобств. И он надеялся, что подобный недуг не повлияет на него в дальнейшем. Михаил в превосходстве владел саблей, а потому вражеские солдаты не были для него помехой. Он проворно скользит меж них, ловко задевает саблей и гонит вон. А меж тем среди огромнейшей он выглядывал того, за кем охотился весь поход. Теперь хищник уже он, а Пьер — ослабшая лань. Но разрывы снарядов, дым и грязь от них закрывали обзор, шум и гам, поднятый чужими криками и топотом лошадей сбивал, но, кажется, это не очень волнует Михаила. Французы были на грани провала. И вскоре это было видно даже глупцу. Битва всë больше и больше стала походить на салочки, где враги бежали со всех ног прочь, либо сдавались в плен. Но Московский так и не увидел среди них нужного человека. Когда его надежда начала пропадать, а шанс встретить кого надо стремительно сокращался, он замечает на периферии взгляда его. Пьера. Он яростно отбивался от врагов, будучи на грани побега. Он предвстаëт пред Московским в точно таком же виде, как он себе и представлял: весь забитый и уставший от постоянных сражений, жалкий и отвратительный. Ровно такой же, каким и был сам Михаил. От сего вида он весь взбудоражен и на коне сидит, как на иголках, не в силах держать себя в руках. Не медля, Московский стремительно приближается к ничему не подозревающему Пьеру и мажет саблей, кажется, в голову. Но промахивается, попадая в плечо. И только сейчас он замечает российскую столицу. И этой встречи он не рад. Потому, ударяет свою лошадь в бока и рвëтся вперëд, подальше от Московского. Но тот отставать не собирается: устремляется за ним и быстро нагоняет. Замахивается и со свистом ударяет по ноге. Чужая голень в тот же момент отлетает в сторону, а кровь от неë во все стороны брызжит, окрапляя во круг. А всë это сопровождается больным воплем Пьера. Руки непроизвольно разжимают поводья, и он теряя равновесие, выпадает с седла. Ударяется об землю, получая синяки и ссадины, чувствуя, что сломал парочку костей полсе недолгосрочного полëта. Он вновь заливается болезненным криком, хватается за остатки конечности, судорожно стараясь прекратить обильное кровотечение, но лишь пачкается сам в собственной крови. А Московский, подобно гиене, возле него маячит и смотрит с явной опасностью, грозясь в любой момент накинуться на врага. От подобного взгляда французу не легче. Хочется бежать, да не может. — В этот раз ты никуда не убежишь, Пьер.- холодно тянет Михаил, спешившись с лошади, угрожающе приближается к французу. Он пронзает его ненавистным взглядом, полным злости и обиды. Прошлые действия Пьера забыты не были и бережно хранились в памяти Московского, чтобы в будущем припомнить их своему обидчику. Сейчас настал тот момент, когда француз по-настоящему пожалеет о том, что вторгся в Россию. О том, что посмел навредить близкому человеку Михаила. И пусть пощады не ждëт. — Михаил! — нервно вздыхает француз, отпалзывая от российской столицы назад. — Вы и правда хотите, чтобы всë так и закончилось? Может, договоримся? — Я не затем тут нахожусь. — сурово хмурит брови Московский. — Я желаю вашей крови. Но для начала… Он в один шаг сокращает расстояние между ним и Пьером и грубо за волосы того хватает, наматывая их на кулак, вверх тянет, чтобы тот прямо в глаза ему смотрел. Ах, как же ему нравится этот полный ужаса и недоумения взгляд! Взгляд тëмных синих глаз, некогда смотревших на него с презрением и больным наслаждением. Наверняка так же он смотрел и на Александра, пока тот окончательно не впал в беспамятство… — Просите прощения. — еле сдерживая коварную ухмылку, приказывает он. Но Пьер в ответ молчит, не сводя глаз. Московский хотел было тряхнуть его, как следует, чтобы выбить долгожданные извинения, но у француза было другое мнение на этот счëт. Он саблю из ножен освобождает и наносит удар прямо по раненному боку, от чего Михаил за него хватается, и сделав короткий шаг назад, падает мыча и стеная от боли. Как же он был глуп, не обезвредив француза! Какой же он дурной! — Мне кажется, ты забыл с кем разговариваешь, щенок! — кидается на врага Пьер. Руками тут же шею чужую хватает и сжимает, впиваясь пальцами в кожу. Он чувствует, как под его силой в испуге клокочет чужая глотка. Видит, как Михаил первое время безуспешно размахивает руками в попытках столкнуть с себя француза, а после, осознав бесполезность своих действий, сжимает чужие руки, царапая их. Лицо его краснеет, а глаза безумно бегают по лицу Пьера, желая убить. Но в один момент француз теряет бдительность, видя как слабеет враг. И в этот самый миг Московский берëт главенство и, нависая сверху, бьëт Пьера по лицу, а тот в ответ размахивает кулаками, желая хотя бы разочек попасть по ненавистной роже Михаила. Он хватает с земли свою саблю и стремительно подходит к Пьеру, возвышаясь над ним, словно крутая скала. У француза глаза на лоб полезли при виде Михаила, в чьих глазах горела холодная решимость, больше смахивающая на жестокость. Он хочет молвить ещë слово, но не успевает — Московский без лишних слов замахивается и наносит точный удар по голове, разделяя еë пополам. Француз так и валится замертво на землю, вперив пустым взглядом куда-то вдаль. Московский молча саблю из головы вырывает и пинает тело в сторону, грубо и без сожаления. Наоборот, ему в наслаждение наблюдать за бордовым ручьëм из рассечëнной головы врага, о расправе над которым он так долго грезил. И вот, наконец это произошло. Он исполнил свою мечту, а Александр был отомщëн. Они с триумфом въезжают в Париж, после его недолгого штурма. Встречают их громкими и восхищëнными визгами, толпа тянет к ним руки, машет и кличет. Никто не ожидал от российской армии такого успеха, но они доказали всем, что способны на многое. Император в славе купается, гордо подняв подбородок, с усладой слушает чужие возгласы, а сзади него тянутся солдаты и офицеры, получая остатки славы. Михаил, разъезжающий подле Александра Павловича, получал не меньше внимания, что очень льстило. Впервые за столько лет он получал так много обожания и любви. Ему в какой-то момент казалось, что такого быть не может. В чужих блестящих глазах он видел чистую радость, обращëнное на него. Московский чуть ли не светился от счастья, но вëл себя сдержанно, как и полагает его статусу. Не менее радостно им предоставляют личные покои во дворце, а жители французской столицы кличат их «возродителями Бурбонов». Михаилу льстят такие чести. И очень сильно. И в какой-то момент он сильно зазнаëтся, позабыв о всех вокруг. Кто бы мог подумать, что купаться в лучах славы так приятно? А как восхитительно чужое внимание к своей персоне! Московскому только начинало казаться, что такого быть не может, что он не заслуживает к себе такого почтения. Естественно всë внимание, которое он раннее не получал, опьяняет. Врезается в мозг, словно спонтанная и интригующая идея, которая ещë долгое время не выходит из головы. Во дворце Александра Павловича со своей свитой не менее благодушно приглашают к столу, к которому подавали всяческие французские блюда, приготовленные с высоким качеством. Каким бы Михаил не был патриотом и защитником своей Родины, чужие деликатесы и выпивка производят на него огромное впечатление. Даже большее, чем раньше. Тогда, когда Пьер был ему «другом» его угощение прильщало и казалось одиозным. Но сейчас, когда за спиной победа над Наполеоном и огромная слава, чужие блюда ощущаются совсем иначе. Совсем по-другому Михаил стал смотреть и на женщин. Французские девушки выглядели соблазнительно, словно лакомое угощение. Он и до этого загдядывался на них, но бережно хранил преданность Александру. Как он боялся его огорчить! Как страшился его холодного полного строгости взгляда! Потому ранее он не обращал внимание на свои неожиданные порывы. Терпел и тяжко выдыхал, не смея тронуть кого-либо. Как же он был глуп! Но в этот раз что-либо держать в себе оказалось невозможным. Долгие года, лишëнные ласки и пылкой страсти наконец-то дали о себе знать. Ждать чего-то так долго всегда надоедает. Никто не узнает о его похождениях. А Александр, которого он так боялся огорчить, тем более. Ему, вероятно, даже было плевать. Московский зажимает одну из понравившихся дам в углу дворца после обеда. Жажда чужого тëплого тела сдавливала железными тисками изнутри, заставляя впиваться в девушку перед собой. Он разгорячëнными губами нелепо мажет по чужой шее, спускаясь вниз к тонким ключицам. Его руки гуляют по всему девичьему телу, забираясь под юбку платья и трогая самое сокровенное. Девушка под его напором тихо стонет, сжимая пальцами его плечи. Звуки разгорячают Михаила, раззадоривая страстное пламя внутри. Он грубо прогибает под собой даму, нетерпеливо шурша одеждой. Губу прикусывает в предвкушении предстоящего блаженства и входит одним слитным движением в девушку. Внутри неë тепло тесно, стенки влагалища сжимаются вокруг парня, от чего у того перед глазами темнеет. По телу разносится минутная дрожь, руки непроизвольно сжимаются на талии фрейлины, и Московский делает ещë толчок, достовляющий такую же приятную сводящую с ума дрожь. От наслаждения он прикрывает глаза, краснея и пыхтя не тише девушки под ним. С каждой фрикцией становится жарче и жарче, а движения точными и быстрыми в ожидании скорого оргазма. Михаил губы сжимает в немом стоне, резкой войдя на всю длину и сдавленно стенает, до синяков сжимая пальцы на чужой талии. От оргазма его всего потряхивает, охватывая волнами неизвестного до этих пор удовольствия. Сделав финальные точки, парень кончает и выходит, помутнëнным взором оглядывая свою работу, которой он безусловно доволен. Как же отсутствие одного человека сильно поменяло его жизнь.***
Действительно, Миша до Отечественной войны и нынешний Михаил с гордой осанкой и грозным ледяным взором — совсем разные люди. Правду говорят, что человека меняет война. Она поменяла и Михаила: заточила его характер стальным лезвием сабли, уничтожила все признаки страха и слабости выстрелом пушечного ядра и выбила жалость заострëнными штыками. Война превратила его в жëсткого и грубого солдата, а «смерть» Пьера внушила уверенность в самом себе. Но одно осталось неизменным — его преданная и ребячески чистая любовь к Александру. Так Михаил и возвращается в столицу после военного похода, страстно надеясь на то, что состояние Александра значительно улучшилось. Даже на пути в покои своего наставника Московский мечтает о том, чтобы Александр был в сознании и мог его увидеть. Мог поговорить с ним и обсудить всë, что произошло с ним во время похода. А Александр бы увлечëнно слушал чужие истории, замечая в ученике большие изменения. Слушал бы и комментировал без всякой грубости и язвы. Хотя, скорее всего, без этого невозможно. Но как только Московский открывает двери в покои Романова, его настигает разочарование. Александр мало чего не очнулся к его возвращению, так и не чувствовал себя лучше. Его состояние хоть и было стабильно, но лучше не становилось, на что так и надеялся Михаил. Всë хорошее настроение моментально испарилось. Он подсаживается к постели наставника и долгое время его рассматривает. Раны после пожара в некоторых местах подзатянулись, но в целом ничего не изменилось: Романов был так же молчалив, пассивен и не проявлял особого интереса к гостю. — Александр Петрович. — тихо зовëт его Михаил, глупо надеясь, что тот просто прилëг подремать. И вот сейчас он раскроет веки, увидит ученика и обрадуется. Но этого не произошло. — Александр Петрович… — зовëт его вновь. Но в ответ он получил то же молчание и пронзающую тишину.