***
— Привет, — сухо шепчет брюнетка, кидая взгляд на часы, весящие на стене. Ком в горле образовался моментально. Этери проходит к столу за которым сидит Женя и присаживается молча напротив. — Жень, прости… — девушка лишь криво улыбается, складывая руки под подбородком в замок и с прищуром смотрит на блондинку. — Я прощу, Этери. В очередной раз. — голос предательски дрожит и ломается. — Но факт того, что ты снова не сдержала обещание — имеет место быть. — В голосе боль и отчаяние. Этери молчит. Потупив взгляд на столовые приборы. Медведева подносит руку к свече и тушит фитиль двумя пальцами. — Видишь, она погасла, — тоже самое проделывает со второй, — и эта погасла, — хмыкает девушка и поднимает взгляд на Этери. — Я правда, устала. От твоих необоснованных приступов ревности; от обещаний, которые катятся к чертям; от запретов… Этери, я так не хочу и не могу больше. — Жень, — оправдаться было нечем. И обе это понимали. Тутберидзе была зациклена на своей работе. — Это конец? — Да. Скорее да, чем нет. Пять лет, Этери Георгиевна…а ты даже не соизволила, — Женя рывком дёргает край скатерти и содержимое на столе разлетается по всей гостиной, задевая и женщину, — ты даже сегодня не приехала раньше. Хоть и обещала! — скрывается на крик младшая.***
Этери сидит на скамье, в том самом московском сквере, где все начиналось. Где Женя впервые призналась ей в чувствах; где они целовались под проливным дождем, наплевав на все. Этот сквер знает их тайну от начала и до конца …Был так же ноябрь. Женщина прячет руки в карманах пальто и смотрит куда-то вдаль. Завтра у***
— Все, ну! Прекрати! — Уворачивалась брюнетка от настойчивых поцелуев вдоль позвоночника. — Щекотно! — Женя смеется и выворачивается в объятиях любимой женщины, укладываясь на спину. — Доброе утро! — ласко шепчет Этери, касаясь губами щеки девушки. — Ты так красива по утрам, милая, — с трепетом заключает та и втягивает Женю в поцелуй; наполненный нежностью и любовью. — Боже, Этери, что на тебя нашло? — Обвивает ее шею руками, отдаваясь полностью во власть женщины. Но вопрос Женьки остаётся без ответа.***
Тутберидзе улыбается сквозь слезы. Воспоминания один за одним вырисовывает сознание. Как им было хорошо вместе и как они были счастливы. — Сама виновата…надеюсь у тебя все хорошо. Я все так же люблю тебя, Женька. Очень люблю. Я отпущу тебя. Со временем отпущу. — Блондинка смахивает слезы с глаз и закрывает лицо ладонями. Она больше не может держать в себе все эмоции, которые копятся внутри. Но и поделиться тоже не может. Дудаков пытался выудить по началу у нее, что с ней происходит, но она отмахивались, улыбалась и говорила, что все в порядке. Повторяла это изо дня в день. Но он видел, что все не так, как пытается показать главный тренер.***
Утро того дня встретило их отнюдь не весело. От слова совсем. Будто и не было той ночи; жаркой, полной отчаянной любви. Они отдавались друг другу без остатка. Женя всхлипывала каждый раз, когда Этери доводила ее до оргазма. В ту ночь они отпустили себя и свои эмоции; в ту ночь обе для себя решили, что лучше расстаться, чем жить, как на пороховой бочке. — Мне тяжело с тобой, — на утро призналась Женя. — Я пыталась… — слезы предательски подступали, ком в горле застрял где-то посередине, говорить становилось сложнее. — Это не жизнь, Тери. Это совместное выживание двух творческих личностей, пользующихся огромной популярностью, — она молча стояла около окна в спальне и смотрела на то, как с неба срывался мокрый снег…***
Из воспоминаний вывел до боли знакомый голос. Не хотела открывать глаза. Потому что понимала, что это очередной глюк. Что не может этого быть. Она не в России. Уехала в Канаду. Навсегда, как писали в СМИ.Этери не пыталась искать и пытаться связаться с ней. Училась жить заново. Без нее. Без них. Они были, но каждая по отдельности. — Тери… — В голосе неподдельная грусть. В глазах — тоска и пустота. . — Здравствуй, — хрипло, взволнованно, произнесла Тутберидзе. — Как дела? — усмехнулась. И села совсем близко к ней Издевается? Да нет, абсолютно серьезно. Видит, как и ей не легко. Растерялась. — Работаем, Жень… — шмыгает носом и отводит взгляд в сторону. — А ты повзрослела, — успев заметить изменения во внешности брюнетки. — Это хорошо…или? — издает смешок и устремляет взгляд на горизонт. — Это не привычно. — Передёрнула плечами,. — теперь не привычно, — одними губами добавляет женщина. Губы дрожат. Тутберидзе нервно кусает нижнюю и прикрывает глаза. — Прекрати, пожалуйста… — все тот же ласковый голос. — Не занимайся самоедством, Этери. — В голосе нотки раздражения. Женя всегда ругалась, когда Этери начинала кусать губы; всегда шутила, что так делать можно только ей. — Привычка. Я даже уже и не замечаю, — севшим голосом отвечает старшая и чуть заметно улыбнулась, глядя на недовольную Женьку. — По губам надавать некому? — едва сдерживает слезы, встречаюсь со взглядом Этери — совсем потухшим и неживым. — Наверное, стоило разъехаться на разные континенты, чтоб понять, что ты ничто без любимого человека, да? — Женщина кивает, не разрывая зрительного контакта с Женей. — Знаешь, я смогла отпустить все, что было между нами, — нагло врет, глядя прямо в глаза. — Этери, ты даже снится перестала по ночам… — улыбается. Но улыбка получается измученной и неестественной. — Врешь… — тихо отвечает Этери, — иначе бы не пришла сюда сегодня. Я знаю тебя так, как никто другой. И эту интонацию и взгляд, и попытки уверить меня в чем-то… Жень, давай будем честны, ты, так же как и я не можешь отпустить… -Этери не успевает завершить монолог, как позади раздался детский голосок: — Мама!