Memories

      Студёный воздух, оранжево-красные листья, старинная древесина.       Какаши неспешно огляделся вокруг. Вот татами — потёртые, стоптанные, такие привычные. По комнате тянется аромат баклажанного мисо-супа, из окна доносятся звуки деревни: беззаботный смех пре-генинов, суровый голос их сенсея…       Тут и Шаринган не нужен, достаточно собственной проницательности и десятилетий опыта. Острая боль взметнулась по позвоночнику Какаши в момент прозрения: никакое это не поместье клана Хатаке.       Это гендзюцу.       Он посмотрел налево, в фойе. Там, рядом с изношенными отцовскими сандалиями, возникла тень. Она сразу же размылась по краям — точно рукой ребёнка, спешащего затереть ошибку ластиком, — и уже через несколько секунд стала напоминать мужской силуэт.       Повернув только голову, Какаши не двигался и не отводил взгляда. Дзюцу, поймавшее его в ловушку, очевидно применил этот шиноби, и он обретал плоть, сливаясь с реальностью.       Это был ниндзя-охотник Конохи. Старой формации. В униформе довоенных дней и белой как кость маске с чёрными полосами, закручивающимися в символ деревни. Тёмные волосы покрыты слоем воска и стянуты в тугой пучок — традиционно женский, украшенный красным гребнем и такими же яркими кандзаси.       Весь этот образ — тоже иллюзия. Шиноби может выдать себя за кого угодно, особенно в гендзюцу. Какаши попробовал вспомнить, где находился до этого момента, и тут тысяча острых игл поразила его нервную систему, заставляя всё тело взвыть:       …Ирука смотрит на него через низкий столик — чабудай,— который они вместе выбрали и купили на пятую годовщину. Его глаза — тёмно-карие, уже тронутые морщинами, но все такие же доверчивые и любящие. Руки скользят по дереву и накрывают руки Какаши, губы двигаются — он говорит, что…       Во рту появился привкус желчи и сразу железа — Какаши прикусил язык. Ладони его увлажнились и тоже от крови — ногти вонзились в них с такой силой, что рассекли кожу. Но лицо оставалось непроницаемым, пока он смотрел на ниндзя-охотника, который намеренно усиливал его муки — ему, похоже, совсем не нравилось, как обрывки памяти Какаши вторгаются в технику… Ну а что он, чего-то другого ожидал?       Какаши развернулся полностью и только тогда осознал, что одет в свою обычную одежду: свободный тёмно-синий комплект, жилет, маску и хитай-ате. Эти вещи он носил со дня выхода в отставку, а значит, точно находится в настоящем — охотнику не провести его своим внешним видом. К тому же, левый глаз — подарок Наруто — все ещё видел чуть лучше правого, а суставы побаливали из-за возрастных изменений. Незнакомец не смог бы воссоздать столь тонкие нюансы при помощи гендзюцу.       Так что в нём Какаши был собой настоящим. Именно его реальное тело попало в технику.       …Загорелые бёдра Ируки подрагивают в нетерпении, пока по ним скользят пальцы Какаши — сухие, все в шрамах, без единого следа крови…       В этот раз боль была намного сильнее, но быстро отступила — короткое и жестокое напоминание о том, что он всё ещё во власти дзюцу.       — Что тебе нужно? — наконец спросил Какаши, по горло сытый ощущением проворачивающегося в мозгу ножа. Он мог выбраться из техники тысячей способов — от простейших до самых изощрённых, от обездвиживания этого шиноби до грязной расправы с ним прямо на месте.       Он думал, как поступить: с чего начать и чем закончить, когда ниндзя-охотник поднял голову и пугающе спокойно, с темнотой предгрозового неба в голосе объявил:       — Этим утром бывший Хокаге, Какаши Хатаке, совершил попытку покушения на убийство своего преемника — Седьмого Хокаге, Наруто Узумаки.       Какаши не смог сдержаться: глаза расширились, мышцы натянулись тетивой, готовые к бою. Лёгкие сжались, требуя воздуха, и он насилу подавил инстинкт сделать глубокий вдох через рот, а потом…       …Ирука стоит под вишнёвым деревом в лилово-розовом цвету и смущенно почёсывает затылок. Он шепчет о том, как счастлив… Он так… Так счастлив… Он…       Ниндзя-охотник снова развеял воспоминания и яростно, ядовито, почти рыча сказал:       — Преступник устранён. Его труп в кабинете Хокаге.       Душа Какаши рухнула оземь. Он боялся даже представить себе, что пережил Наруто: самозванец напал на него в облике его джонина-сенсея, а теперь его тело…       Его тело!       — Он всё ещё выглядит как я? — После смерти шиноби всегда принимает первозданный вид.       Из-за маски охотника послышался странный звук. Понадобилось несколько мгновений, чтобы понять: он сжимает зубы до скрипа.       — Меня прислал Хокаге. Я здесь, чтобы выяснить, являетесь ли вы настоящим Какаши Хатаке, или же он мёртв, а вы — виновник преступления.       Острое как самурайский меч осознание пронзило Какаши:       — Я хочу говорить с Ирукой Умино. Сейчас, — твёрдым, не терпящим возражений тоном сказал он и чуть более снисходительно, насколько возможно во всём творящемся хаосе, добавил: — После этого делай что хочешь.       Стойка охотника едва заметно переменилась, но он оставался всё так же холоден и пренебрежителен:       — Допрос уже идёт. Повинуйся или готовься к последствиям.       Какаши был готов.       В следующую же секунду он попытался разогнать гендзюцу, сбив поток чужой чакры, только вот не продвинулся дальше лёгкого колебания в воздухе, потому что ниндзя-охотник уже был прямо перед ним и одним резким толчком впечатал его в стену.       Комната задрожала так сильно, словно настоящее землетрясение обрушилось на Коноху и потащило поместье Хатаке под почву. Нутро Какаши ломило, оно разрывалось, но ничто не могло сравниться с откровенным ужасом этого… Этого:       …Ирука роняет слёзы, в неверии мотает головой и не может ничего сказать — он просто убит скорбью и так разочарован в нём, навсегда разочарован, навечно, и от этого Какаши больно, безумно больно, невыносимо…       — Не сопротивляйся, — прогремел ниндзя-охотник. — Только навредишь себе и больше не сможешь служить тому, кто тебя послал.       — Что ты делаешь со мной? — Какаши услышал себя откуда-то из-за шума сердцебиения.       Чёрно-белая маска застыла напротив — старая, пыльная, местами потрескавшаяся. Она принадлежала кому-то из тех, кто жил во времена Хвостатых, Акацуки, пережил Четвёртую мировую войну шиноби и Бесконечное Цукуёми. Кто же он?..       За прорезями на керамике не было человеческих глаз. Только два маленьких круглых зеркала, отражающих страх на лице Какаши.       — Я просматриваю твои воспоминания.       Слова охотника пронеслись сквозь Какаши, оставив за собой колючую изморозь. Его крепко удерживали на месте за плечи, но ему всё равно казалось, что он оседает, сливается с полом, со всем домом и его призраками.       Он попробовал перенаправить поток чакры без помощи рук, но…       …Нет уж, в этот раз ты останешься! Я и завтрак приготовлю… И нечего смеяться, клянусь, я научился… Честно! О-о-о, нет, только не щекотка! Какаши, ну хватит! Тебе правда нужно больше спать, хотя бы пока ты… не на миссии… Да прекрати же ты! Прекра-а… Ах… Чёрт, Какаши, да, продолжай, вот так…       Охотник отступил, и Какаши сполз вниз по стене. Сознание кровоточило, вывернутое наизнанку и выставленное напоказ, а прошлое продолжило мелькать на внезапно материализовавшейся перед ним пустой доске.       — Я доберусь до самых потаённых фрагментов твоей памяти. Ни один из ныне живущих шиноби не способен подменить воспоминания на уровне подсознания. Я узнаю, кто ты на самом деле.       И хоть Какаши и казалось, что жизнь медленно вытекает из него, он всё равно вздрогнул, когда охотник добавил:       — Если ты убил Шестого или являешься сообщником убийцы, укравшего его лицо, я буду пытать тебя, пока не станешь молить о смерти, но и тогда не сжалюсь и заставлю до скончания дней вновь и вновь переживать самые ужасные моменты твоей жизни.       Всем своим видом он излучал свирепую враждебность: акцент кроваво-красного в волосах на контрасте с его белой маской, его поза, его напряжённые плечи…       — От тебя не останется ничего, кроме пыли, когда я закончу.