СЫН ЗА ОТЦА

— Принести свет истинной веры тем, кто ее лишен! — герцог Конзаго рассмеялся. — Только сейчас я смог оценить всю иронию моего августейшего дядюшки. Первое солнце за три дня! Герцог посмотрел на небо. Низкие серые тучи, всю дорогу висевшие над ними, разошлись. Северное солнце, холодное и бесплодное, осветило каменистые горы, поросшие редкими елками. Деревья здесь были приземистые и похожие на ободранные скелеты. Три дня прошло, как отряд покинул Мекомбо, последний порт на этом берегу Сурового моря. И все три дня они шли по каменистому ущелью, унылому и мрачному. Лишь горные бараны временами появлялись на склонах, чтобы посмотреть на королевских жандармов. Никогда еще здешние горы не видели таких пышных плюмажей и таких благородных скакунов. Кавалеристы Его Величества раз в год получали по шестьдесят золотых, чтобы купить двух боевых лошадей. На эти деньги они могли выбрать самых рослых и мощных коней, способных проломить строй пехотинцев или устоять в конной сшибке. — Да уж, главная дорога земли Саммов не обещает радости и удовольствий, — откликнулся капитан граф Ранд, командир роты жандармов. — Можно представить, какая тоска нас ждет в крепости. — Прости меня, Отто! Общество бесстрашного Ранда было единственной компенсацией, которую мне удалось получить у Его Величества, — сказал герцог. Время от времени он начинал улыбаться, широко и открыто. Но улыбка быстро исчезала с его лица. Будто смутившись, или вспомнив о чем-то, он поправлял волосы. У герцога были вьющиеся темно-каштановые локоны, которые достались ему от бабки — вдовствующей королевы Агнеты. — Надеюсь, мы исполним желание короля и быстро вернемся домой. Смотреть годами на косорылых саммов не входит в мои планы! — продолжил герцог, указывая на приближающихся всадников. Их возглавлял Кропп, командир крепостной стражи Сусмана, где находилась резиденция наместника Северных земель. Кропп встретил герцога в порту и сопровождал его в Сусман. — Ваша светлость! Скоро будет деревня и постоялый двор. Угодно ли будет сделать привал? — Кропп осадил невысокого крепкого коня. — Там есть где помыться? — спросил Конзаго. — Да, Ваша светлость. — Тогда мы сделаем привал. Я уже пахну, как бродяга. А господин наместник явно переживет, если увидит нас немного позже. Раз он даже не явился встречать светлейшего герцога. Наместник заморских владений Его Величества по рангу и не должен был встречать никого, кроме самого короля. Это знали и молодой герцог, и Кропп. Однако королевский племянник не поленился высказать недовольство. В который раз. — Слушаюсь, Ваша светлость! — только и оставалось ответить Кроппу. Он развернул коня и поехал вперед. Глядя на командира крепостной стражи, легко было понять, почему герцог использовал слово «косорылые». Кропп, чьей матерью была женщина из местных, был приземист, несоразмерно широк в плечах и скуласт и носат лицом. Полная противоположность герцогу с его пухлым смазливым личиком и длинными волосами. Герцогу недавно исполнилось восемнадцать. Он больше походил на девицу, чем на предводителя воинства, которое отправилось в поход на заморской окраине королевства. — Война вообще плохо пахнет, — заметил преподобный Борхеус, легат Великого капитула Святой церкви. Конзаго не ответил, только пришпорил коня. Герцога раздражали напоминания, что он ни разу еще не был на настоящей войне. Еще больше его раздражал Борхеус. Преподобный вечно лез с ненужными советами, еще и кичился особым доверием Его Величества. И вообще держался так, что в походе он главный, раз все предприятие было затеяно в интересах Святой церкви. Ранд велел солдатам пошевеливаться и поскакал вслед за герцогом. Вскоре отряд добрался до прилипшей к скалам деревни, на окраине которой располагался тот самый постоялый двор. Огороженный внушительным частоколом, он представлял собой хаотичное нагромождение построек вокруг трехэтажного сруба с башней. Там была таверна и комнаты для самых знатных и богатых путников. Хотя герцог и говорил о желании поскорее смыть трехдневную грязь, он не торопился спешиться. Вместе с Рандом они ждали у ворот, пока последние телеги обоза не добрались до постоялого двора. Когда они подъехали к таверне, оруженосцы уже снимали седла с лошадей господ жандармов и их кутилье. Угрюмый лейтенант Бруно, командир сотни королевских стрелков, отправленных с ротой Ранда, построил своих бойцов и давал распоряжения по устройству лагеря. Королевские стрелки всегда, в любом походе, держались сами по себе. Всадники спешились. Пажи и трактирные слуги сразу увели усталых лошадей в конюшни. Поэтому одинокий конь, привязанный у крыльца таверны, не мог ни привлечь внимания. Тем более, что вид у него был весьма необычный. Старый мерин с ввалившимися боками, редкой бледно-рыжей масти, с обрубленным хвостом, он с первого взгляда вызывал улыбку. Рядом с лошадью суетился молодой человек. Он водрузил на спину животному седло и затягивал подпругу. Мерин апельсиновой масти, казалось, даже не замечал, что с ним происходит. — Неужели вы собрались забраться на него верхом? — спросил граф Ранд. — Этот конь верно служил моему отцу много лет. Я получил его вместе с отцовской шпагой, — ответил молодой человек. Он выпрямился, смотрел на вельмож прямо и смело. — Ваш батюшка пошутить над вами решил, — рассмеялся герцог. — А вы приняли его слова за чистую монету. Владелец апельсинового мерина шагнул вперед. — Род Гизо не забыл свою честь! И мой отец завещал мне всегда хранить ее! — Вот и хранили бы, а не позорились на старой кляче! — презрительно ответил герцог. — Вы оскорбили меня, — сказал Гизо. Он был высок и широк в плечах. На боку висела тяжелая шпага с простой гардой. В столице такие шпаги вышли из употребления уже лет двадцать; их можно было увидеть разве что в гарнизонах дальних крепостей. Таких как Сусман, куда, собственно, и направлялся отряд герцога Конзаго. Ранд встал между Гизо и герцогом. — Нас наверняка уже ждет вино, — преувеличенно весело сказал он. Но герцог не обратил внимания на его слова. Он отстранил графа рукой. — Вы хотите от меня извинений, я не ослышался? — спросил он. — Вы не ослышались, — Гизо поклонился. — Я требую извинений. Некоторое время молодые люди смотрели друг на друга. Герцог, красный от возмущения, — исподлобья. Гигз — так же спокойно и смело, как и прежде. — Попробуйте получить их, — произнес, наконец, Конзаго. Он расстегнул пряжку плаща и бросил его оруженосцу. Отошел назад и положил руку на эфес шпаги. — Как вам будет угодно, — Гизо опять поклонился и пошел вслед за герцогом, снимая с пояса побитый в боях баклер. Гигз был выше и крепче. Большие кисти рук свидетельствовали о недюжинной силе. Жандармы и солдаты, занимавшиеся во дворе своими делами, начали собираться вокруг. — Ваша светлость, этот сопляк оскорбил вас? — громко спросил один из жандармов. — У нас с этим господином вышел спор о лошадях, — ответил ему герцог. Жандарм схватился за шпагу. — Только прикажите, Ваша светлость, мы научим его вежливости! — воскликнул он. Еще двое жандармов решительно направились к Гизо. Тот широко расставил ноги и взялся за эфес. Казалось, что количество возможных противников нисколько его не испугало. — Господа! — громко сказал герцог. — Я ценю вашу преданность. Но я посвященный рыцарь и должен сам заботиться о собственной чести. Приказываю вам не трогать господина Зиза… Гиза ни сейчас, ни после! Жандармы нехотя остановились. — Посвященный… За что, интересно? — усмехнулся в усы Бруно. Лейтенант стрелков тоже решил понаблюдать за событиями. Тем временем граф Ранд нагнал герцога. — Ранды столетиями были знаменосцами герцогов Конзаго. Никто не посмеет упрекнуть вас, если вы доверите мне биться за вашу честь! — Мою честь, Отто! И хватит пререканий! — ответил Конзаго. Ранд подошел к герцогу совсем близко, взял его за руку, которой тот уже схватился за эфес шпаги. — Ты ни разу не дрался на дуэли, Люк, — прошептал Ранд. — Еще одно слово, господин граф, и мне придется скрестить шпагу с вами, — также шёпотом ответил герцог и сделал два шага вперёд. Ранд еще поколебался, потом развернулся к жандармам и кутилье, окружившим их плотным кольцом. — Посторонитесь, господа! Расступитесь! — гаркнул он и стал обходить вокруг дуэлянтов, чтобы освободить пространство для схватки. Противники обнажили оружие. У Конзаго была шпага с легким клинком, которые вошли в моду при дворе совсем недавно, благодаря завзятым дуэлянтам вроде графа Ранда; в левой руке — дага со сложным эфесом. Они встали в позицию. — И пусть Владыка рассудит, — провозгласил Ранд. — Начинайте, господа! Конзаго сделал один за другим два коротких выпада, проверяя, на что годен его противник. Гизо легко увернулся от первого, ловко отбил второй щитом и начал свою атаку. Он показал удар в живот, заставил герцога опустить оружие вниз и рубанул своим тяжелым палашом сбоку. Герцог с трудом парировал удар, но Гизо продолжал давить. Он отражал неловкие уколы герцога и наносил то колющие, то рубящие удары с частотой молотобойца в кузнице. Герцог был вынужден все время отступать; наконец, он не удержался на ногах и сел на одно колено. — Желаете продолжать? — спросил Гизо, не опуская оружия. Вместо ответа герцог отчаянно бросился вперёд. Шпаги скрестились; Конзаго попытался достать противника кинжалом, но тот оттолкнул герцога и вдогонку ударил его баклером в лицо. Конзаго сделал несколько шагов и рухнул в грязь лицом. — Именем святой церкви! — раздался голос преподобного Борхеуса. — Прекратите немедленно! Услышав слова «святая церковь», Гизо остановился и опустил шпагу. Герцог воспользовался моментом и вскочил на ноги. — Святая церковь не властна в делах чести! — закричал он дрожащим, срывающимся голосом. Гизо стоял на месте, не зная, что делать. Е два отдышавшись, герцог вышел на середину площадки. Вытер рукавом лицо. Из скулы, которую ему разбил Гизо, текла кровь, смешиваясь с грязью. — Продолжаем, сударь! — выговорил Конзаго и встал в позицию. Преподобный протиснулся между воинами, намереваясь лично остановить поединок. Но граф Ранд перехватил его. — Не вмешивайтесь, святой отец, — сказал он, схватив Борхеуса за плечо. — Вы ответите перед Его Величеством? — священник попытался освободиться, но граф держал его крепко. — Если герцог пострадает, весь поход окажется под угрозой. — Если вы ему помешаете, поход тем более будет под угрозой, — ответил граф. Преподобный был вынужден уступить. Конзаго ждал атаки противника. Он стоял, как на картинке в учебнике фехтования: правая рука со шпагой полусогнута и выставлена вперед, левая, с кинжалом, у головы. Приглядевшись, можно было заметить, что кончик его шпаги чуть подрагивает. Гизо понял, что его противник устал. Он стал изматывать его фехтованием на дистанции, сбивая своей тяжелой шпагой шпагу герцога. Конзаго пытался отступать, но Гизо каждый раз делал шаг вперёд и острие его клинка вновь стремилось к груди герцога. — Плохо, — пробомотал Ранд. Неожиданно Гизо сделал обманное движение и сблизился с герцогом. Тот едва успел отразить выпад, скрестив свою шпагу и кинжал. Гигз на это и рассчитывал, замахнулся свободной левой рукой, чтобы свалить герцога ударом батлера. Но Конзаго нырнул вниз и вперёд и ногой подбил опорную ногу Гигза. Тот упал. Вдогонку герцог смог сделать выпад, его шпага достала бедро противника. Гигз отмахнулся, но герцог успел отпрыгнуть назад. — Браво! — крикнул кто-то из жандармов. Зрители одобрительно зашумели. — Достаточно? — спросил герцог. В голосе слышалась надежда, что Гизо признает себя побежденным. Гизо встал на одно колено. Собрался с силами и поднялся, опираясь на шпагу. Очевидно, рана оказалась неглубокой. — Нет, — сказал он и пошел на противника. Маска уверенного спокойствия слетела с его лица. Гизо теперь походил на охотника, который идет, чтобы добить раненого зверя. Тремя сильными ударами он заставил герцога опустить шпагу и выбил ее из рук. Только чудом герцог сумел увернуться от завершающего укола. Гигз оказался между герцогом и его шпагой. Конзаго перехватил кинжал в правую руку. В глазах Гизо мелькнуло торжество. Он отбросил баклер и начал новую атаку. Несомненно, он достал бы герцога, но раненая нога не позволяла ему двигаться с нужной скоростью. Конзаго успевал сделать полшага назад. Тогда Гизо пошел напролом. Он заставил герцога остановить его шпагу над головой и левой рукой схватил его за горло. — Конец, — прошептал Ранд сквозь зубы. Казалось, еще чуть-чуть, и герцог опустит руки. Он прогнулся назад, и, уже теряя равновесие, пнул Гигза по раненой ноге. Гигз вскрикнул от боли и повалился на герцога. Несколько минут они лежали неподвижно, Гизо сверху, герцог под ним. Никто вокруг не решался двинуться с места или произнести хотя бы слово. Тела задвигались. Ранд рванулся вперёд, за ним Бруно и жандармы. Граф поднял Гизо. Залитый кровью Конзаго возился в грязи, пытаясь встать. Из глаза Гизо торчал кинжал герцога. Падая, Конзаго успел направить клинок в лицо противнику. Ранд свалил тело Гизо в сторону, подал герцогу руку. Конзаго был весь залит кровью, своей и чужой. Он схватился за руку графа, встал на колени, потом на ноги. Его шатало. — Хороший бой, — сказал Бруно. Герцог беспомощно озирался по сторонам. — Пить… Пить хочется, — выговорил он. Оруженосец принес его шпагу. Конзаго взял оружие, но не смог вставить в ножны — руки тряслись. Ранд помог ему направить шпагу в ножны. Преподобный Борхеус, между тем, склонился над Гизо. — Мертв! — возвестил он. Как будто это было не ясно и без него. Герцог сделал пару шагов к телу Гигза, но махнул рукой, вернулся к Ранду. Граф взял его за локоть. — Пойдёмте в таверну. Вам надо промыть рану и переодеться, — он повел герцога за собой. У стойки, где была привязан апельсиновый мерин, граф остановился. — По обычаю, этот злосчастный конь теперь ваш, — произнес он, показывая на лошадь Гигза. Старый мерин поднял голову и посмотрел на них печальными глазами. — Жиро! — позвал герцог. Жиро был конюший герцога, лысый старик с лицом, перечеркнутым глубоким шрамом. Жиро вышел из толпы и молча поклонился. — Пристрой куда-нибудь это чудище… И забери шпагу… там, — герцог кивнул в сторону, где лежало тело. — И его колет… Что найдешь… Оставь себе или продай, — сиплым голосом распорядился герцог. Жиро так же молча приложил правую руку к груди. Преподобный осмотрел рану герцога и объявил, что надо зашивать. Несколько глотков рома помогли Его светлости перетерпеть боль. Тем временем из подвала таверны вытащили бочонок старого вина. Началось общее веселье. Через два часа Ранд тащил пьяного герцога по лестнице. Тот пытался что-то рассказать о поединке, но разобрать его лепет было невозможно. Ранд прислонил герцога к стене, чтобы открыть дверь в его покои. Конзаго вдруг встрепенулся. — Я думал, мне конец, — он засмеялся, слишком громко и фальшиво. — Кое-кто бы не удивился. Если бы этот Зизо… меня заколол. Конзаго посмотрел на потолок и икнул. Ранд не стал выяснять, кого имеет в виду молодой герцог. — Сегодня ты стал мужчиной! — изрек Ранд и потащил мужчину к кровати. — А я был уверен, что стал мужчиной, когда присунул госпоже Варлоу… Сколько раз у тебя было? — спросил герцог, свалившись на постель. — Помнишь только первого, — ответил граф, но Конзаго уже засопел. Ранд позвал слуг, чтобы раздели Его Светлость. Однако герцог вдруг очнулся и сел на кровать. — Только тот, кто сам забирал жизнь, может требовать этого от других! — произнес Конзаго и поднял палец кверху. — Знаешь, кто это сказал? — Нет, — удивился граф. Конзаго попытался сделать важное лицо, нахмурил брови и набрал побольше воздуха. Но это усилие его добило. Он повалился на спину и немедленно уснул. Ранд не расстроился от того, что ему не довелось узнать автора изречения. Во время попойки он заметил юную кухарку, которая показалась ему достойной внимания — после стольких-то дней похода. Граф поспешил вниз. Когда стих шум гулянки, которую устроили господа жандармы, преподобный Борхеус отправился на поиски лейтенанта Бруно. В лагере, возникшем вокруг таверны, было темно. Только на крыльцом, у которого утром случилась стычка светлейшего герцога и храброго дворянина Гизо, висел тусклый фонарь. Борхеус шел медленно, стараясь не наступить в кучи свежего конского навоза, которых было полно кругом. Бруно в одиночестве сидел у костра и драил кирасу. Как командиру полуроты стрелков, лейтенанту был положен денщик. Но Бруно отправился за море один. «В таком деле лишние рты не нужны», сказал он как-то на привале, чем весьма удивил всех, кто его услышал. И герцог Конзаго, и граф Ранд, и жандармы считали начавшийся поход предприятием в высшей степени скучным и тоскливым, но никак не опасным. — Господин лейтенант! — Борхеус привлек внимание стрелка, полностью погруженного в свое занятие. Бруно посмотрел на преподобного исподлобья и кивнул. — Вы были обязаны прекратить эту глупую дуэль! Почему вы не вмешались? Разве не затем Его Величество отправил вас в этот поход, чтобы оберегать Его Светлость, своего племянника? Случись с ним что, и вся экспедиция, имеющая такое значение для святой церкви, будет под угрозой! Бруно выслушал горячившегося преподобного молча. Потом вскочил, встал перед священником на одно колено, схватил его руку и прижался к ней губами. — Благословите, преподобный! Благословите ничтожного слугу Святой церкви выполнить то, что предопределено! — проговорил он. Священник механически начертил над головой Бруно знак благословения и тот сразу же уселся на прежнее место. Удивленный Борхеус вгляделся в лицо Бруно. Выбритая голова, седеющие вислые усы, тяжелая челюсть. Глубоко посаженные глаза, в которых ничего нельзя было прочесть. Борхеус знал, что лейтенант стрелков не был идиотом. Идиоты не становились лейтенантами стрелков. Чтобы получить офицерскую перевязь, солдат должен был совершить нечто невероятное, великий подвиг. А получали свою перевязь они из рук самого короля, и каждого офицера стрелков Его Величество знал лично. Это были самые доверенные и самые надежные его слуги. Борхеус пошел обратно к таверне. У стены допивали графин с элем жандармские слуги и конюхи. — Щегол-то наш, а… — то ли спрашивал, то ли утверждал один из них. — Так-то батяня-то был ого-го! Кого хочешь мог уделать… Они говорили, как будто токотали, проглатывая звуки и слова, неподражаемым говором уроженцев Таранских гор, дальней окраины королевства. — Думаешь, в батю пошел? — Яблоко от яблони… — Так-то хорошо бы, если б так! Но уж больно не похож. Батя-то здоровущий был, чисто бык. Они заметили преподобного и замолкли. — А ну спать! — крикнул на них Борхеус. Мужики послушно поднялись и побрели в конюшню.