Лучшие недотёпы всего Ривервуда Том 2. Фолкрит. День жизни

       — Лира, посмотри! — сказал Свен, когда двое искателей приключений отдыхали у поваленного огромного дерева.       Охотничий привал остался позади, только что прошёл дождь, но под кроной павшего гиганта, которому не помешали даже наполовину вышедшие из земли мощные корни и который всё равно продолжал жить.       Девушка осмотрелась вокруг, но так и не поняла, что именно имел ввиду её спутник. А вид вокруг, надо сказать, был всё-таки впечатляющий. Ещё больше впечатляли и трудности с картой, потому что даже новая, подаренная неизвестно кем или когда-то где-то купленная, не подсказывала ровным счётом ничего.       На карте было проще всего найти или отметить какой-то населённый пункт, пусть даже и совсем маленький и мало кому известный… но как отметить лесные массивы или пустоши посреди этих самых массивов и пустошей, которые опять-таки непонятно где находятся на карте?       Девушка посмотрела сначала на одну карту, потом на другую… Внимательно осмотрела расстилающееся вокруг них молчаливое и величественное великолепие, потом снова перевела взгляд на карту — и поняла, что они заблудились.       Окончательно и бесповоротно.       Конечно, Лира и Свен уже стали настоящими искателями приключений, а потому могли без проблем прожить несколько дней в лесу, но проблема была в другом. Поскольку они сейчас находились непонятно где, было неизвестно, где и как наносить теперь разметки на карту, покрытую местами огромными белыми пятнами, словно малолетний великан упражнялся в чистописании и по неосторожности наставил клякс.       Всё окружающее их великолепие само себя на карту не нанесёт. И в такой глуши спрашивать дорогу было не у кого, потому что этой самой дороги не было. Да что там дороги — не было даже тропинки или какой-то захудалой звериной тропы.       Окружающее молодых людей торжественное великолепие так же торжественно и загадочно промолчало. Не факт, что за последние годы, а то и века оно видело много людей, забредших в такую глушь, но это явно не было поводом, чтобы как-то проявить себя или заинтересоваться случйными путниками.        — Свен, а ты не видишь здесь случайно хоть звериной тропы? — спросила Лира. — Потому что дороги, как я поняла, здесь нет. Или она была разве что в прошлую эру, не позже.       К её удивлению, парень засмеялся.        — Лира, а зачем тебе звериная тропа? — спросил парень, отсмеявшись — Ты хочешь спросить дорогу у саблезуба?        — Нет, не угадал. — ответила чародейка, убирая две ставшие бесполезными карты — У медведя. Просто звери обычно ходят к воде на водопой, а если нам посчастливится выйти к реке, мы сможем пойти вниз по течению. А там рано или поздно будет какая-нибудь деревня, где можно будет спросить, куда мы вообще пришли.        — Вот, а как узнать, откуда мы пришли? — спросил Свен, догадавшись и так, что эта таинственная местность в ближайшее время на их карте не появится.       Хуже всего было то, что и он сам плохо представлял себе, где именно они оказались, а потому тоже ничего не смог бы добавить на карту. Та же карта, на которой были размечены все населённые пункты, была здесь попросту бесполезна. Уже потому, что лесные массивы, даже такие роскошные и красивые, как этот, там были и без того повсюду. Попробуй угадай, где именно ты сейчас находишься! И ведь не угадаешь, к какому населённому пункту ты выйдешь в ближайшее время…       Про то, что в ближайшее время можно или нарваться на какого-нибудь врага или в лучшем случае заночевать в лесу под ёлкой или под сосной, или попросту не выйти вообще никуда, парень предпочитал не думать.       А начиналось-то всё так хорошо… ну, на самом деле, как обычно: они пошли собирать цветы.       И грибы тоже.       А ещё — бабочек ловить.       Всё, как обычно, — но вот так, основательно и вдохновенно, они вроде бы заблудились впервые. И теперь, глядя на совершенно незнакомый лес и не понимая, где они оказались, парень подумал, что, если бы они сейчас каким-то чудом оказались в Вайтране… Или в Ривервуде, или в Фолкрите, то он обязательно рассказал бы кому-нибудь в таверне, как они заблудились, а потом, преодолев тысячи опасностей и препятствий исключительно благодаря ему, Свену, выбрались из лесной глуши к городу. К какому — пока неизвестно, потому что… Эх, мечты, мечты… И дай-то Девять, чтобы то, о чём он собирался рассказывать потом в таверне, не случилось с ними прямо сейчас. Потому что тогда рассказывать будет и некому, и нечего. А как они заблудились, во имя Девяти! Это просто какой-то шедевр. Редкий и прекрасный в своей нелепости и опасности, как речной жемчуг или бриллиант с огранкой и в мерцающей драгоценной оправе.        — Что-то мне это не нравится… — поделился мыслями бард.       Драгоценная и мерцающая тишина хмуро и недвусмысленно промолчала, и Свен подумал, что пока он ещё не в таверне, ситуация ему как-то не нравится… Да и молчат эти тёмно-зелёные мрачные дебри скорее уж как проснувшийся драугр в гробнице, остававшейся запечатанной на века, который ждёт, когда неосторожные путники повернутся к нему спиной. Кстати, Лира не боялась даже их.       Впрочем, она зачастую убивала всех драугров подряд, как живых, так и давно уже образумившихся и окончательно мёртвых, отчего запах в нордских руинах зачастую стоял… соответствующий. Лучше, конечно, было сжигать только восставшего из могилы мертвеца, чем того, который вообще ведёт себя прилично! А горели они все, к сожалению, одинаково — и очень хорошо. Вот только дышать потом было тяжело и от дыма щипало глаза.       А вот тот странный луч света в чаще больше всего напоминает свет глаз голодного саблезуба. Или, может, сытого, но вряд ли от этого будет сильно легче.       Саблезубов Свен не любил.       Настолько сильно, что у них никогда не было и единого шанса на то, чтобы доказать талантливому, но всё-таки городскому барду, никогда раньше не державшему в руках оружие до одной судьбоносной встречи, что он вообще-то ошибается. И что если они сытые, они могут и не напасть. Или напасть… Пятьдесят на пятьдесят. Как Хирсин подскажет.       А ведь там где-то была дорога, с которой они свернули в живописную чащу, которая, похоже, встала за ними стеной, как в сказках. Вот только, следуя за своей спутницей, весёлой, как оригма, и совершенно не задумывающейся об опасности, парень не стал особо озвучивать свои подозрения. Может, Лира придумает что-нибудь, как им отсюда выбраться? Про то, что он думал, что она показывает дорогу, в то время, как чародейка думала, что идёт за Свеном, он благоразумно промолчал.        — Так… — пробормотала девушка, вытаскивая из сумки огромный и пожелтевший от времени лист бумаги — Раз уж мы не знаем, ни где находимся, ни куда теперь идти, то надо будет зарисовывать то, что вокруг нас… Так, сейчас мы пойдём вниз, по Солнцу это должен быть юго-восток… Ой, что это?        — Вот зараза! — вполголоса выругался Свен — Так вот что было тогда, в Хелгене?       Прямо перед ними на небольшой лесной полянке, то ли вытоптанной, то ли выжженной, остались следы нападения дракона.       Казалось, что сверху летающая рептилия как-то рассмотрела повозку с несколькими людьми, только непонятно было, как именно — и зачем они вообще ей сдались. Ни Свен, ни Лира ответа на этот вопрос не знали. Сожжённые тела располагались в смертельно-живописном беспорядке вокруг частично сгоревшей и опрокинутой повозки, навсегда застыв в уже хорошо знакомых Лире позах, а по краям искусственно возникшей полянки, словно не успев убежать при жизни и продолжая бежать после смерти, лежали, разметав полусгоревшие гривы и хвосты, полувыпотрошенные и обгоревшие лошадиные трупы. Замершие в последнем замахе копыта навсегда застыли, лежа на дымящейся и влажной тёмной земле, а широко открытые глаза не мигая смотрели на вышедшую на поляну чародейку.       Воспоминания пришли мгновенно.       «Самое страшное после нападения дракона — это не сам дракон.       Он сам может вообще не восприниматься никак, потому что мы раньше просто никогда не видели драконов. И даже не говорили о них.       Готова поклясться, что в тот день, когда нас привезли на казнь в Хелген, никто из нас, увидев дракона, не понимал до конца, кого мы увидели, и что произошло.       Нам было не до этого. Потому что нас привезли умирать. И мы умирали. Мы были слишком заняты собой, тем, что с нами происходило, нашими жизнь и смертью, чтобы думать о каком-то там драконе.       Дракон — это легенда, а для встречи с легендой нужно и самому стать кем-то легендарным. А не простым узником, который долгое время провёл в повозке со связанными руками, одетым в лохмотья и сидящим в компании других таких же, приговорённых к смертной казни.       Дракон — это не тогда, когда ты не принадлежишь сам себе и долгое время находишься в таком беспомощном состоянии, когда твоё положение разве что чуть лучше, чем у лежачего больного, который вообще не может вставать. Потому что ты по крайней мере можешь идти, но больше ничего. Какие уж тут драконы? Разве мы тогда были в том состоянии, хоть мы, хоть наши тюремщики, которые не особенно интересовались нами, но всё-таки достаточно для того, чтобы не держать язык за зубами, чтобы заслужить аж дракона?       Дракон — это не тогда, когда за тебя всё решают и всё делают чужие, совершенно незнакомые люди, которых ты видишь впервые в жизни, и без которых ты разве что можешь дышать.       Дракон — это не так унизительно, как-то, что произошло с нами всеми у Чёрного Брода. Потому что где унижение — а где дракон? И потом, драконы не отрубают голову только за то, что ты защищаешь свою родину, или потому, что ты есть и тебя уже привезли на казнь — но тебя нет в списке.       Дракон — это чистое небо и высокие горы.       Дракон — это сказки и легенды, а не отвратительная морда, окутанная чёрным дымом, с горящими глазами, которая, казалось, пришла прямиком из Обливиона и вынырнула из его снова раскрытых Врат. И никакой Защитницы Сиродила уже не будет. Уже хотя бы потому, что никто не знает точно, где она сейчас и что делает.       Кто-то говорил, что она отправилась на Дрожащие острова поиграть в карты с Шеогоратом, но вот выиграла она или нет, — неизвестно, потому что никто её больше не видел. Равно как и самого принца даэдра. И никто больше не видел того, кто вообще об этом говорил. Наверное, потому, что когда нет войны, герои больше не нужны.       В тот день в Хелген прилетел дракон.       Но мы были слишком заняты тем, что умирали, что даже не успели понять, каково это — умереть у него в пасти или от его пламени. Или от обломков стен. Или от той пакости, которая падала с неба… от метеоритного дождя? Мы умирали просто потому, что были смертными.       Мы просто могли умирать — и мы делали это.       Потому что нас привезли наконец на казнь.       Никто не может запретить живым делать то, что им удаётся лучше всего — умирать и убивать других.       А тот маг, Дариус, не дождался дракона, и его убили люди. Вернее, оставили его умирать, — просто потому, что могли это сделать. И я носила его подпорченную моими же заклинаниями мантию с вплетённой на счастье косичкой, и даже не знала, ни для чего она служит, ни кто сделал это. Возможно, теперь, сам того не зная, Дариус на какое-то время остался жить даже после смерти, — в своей мантии, в этой косичке и во мне. И мне вовсе не обязательно быть для этого его дочерью.       Запах талого снега, свежей зелени, можжевелового мёда, свежего хлеба, — теперь Хелген пахнет только горелой плотью, кровью и смертью.       Как и сейчас.       И оно уже никогда не изменится и не денется никуда, даже если в Тамриэле не останется ни одного дракона.       Пока останется хоть кто-то, способный помнить.»        — Лира, во имя Девяти, что ты делаешь? — потрясённо воскликнул Свен, увидев, как бретонка, словно очнувшись от сна, полезла на покосившуюся повозку, обходя ещё тлеющий местами огонь, и мастерски, с одной отмычкой, взломала замок на сундуке. Вообще-то девушка взламывала замки довольно посредственно… но сейчас она попросту забыла об этом.        — Надо узнать, были ли у них при себе какие-то вещи или документы, по которым можно понять, кто они были и куда направлялись. — пояснила бретонка. — Если удастся узнать о них хоть что-то, можно будет сообщить их родственникам или хотя бы знакомым.       «Вряд ли кто-то дождётся новостей о Дариусе. Вряд ли кто-то понял, что если Локир никогда не вернулся в Рорикстед, то только потому, что его убили. Может, хотя бы этих неизвестных путешественников никто не будет ругать за то, что они пропили товар или просто загуляли, потому что у них всех есть очень серьёзное объяснение вечному отсутствию. Они просто умерли, вот и всё. Они не хотели этого, серьёзно. Никто из них не хотел умирать, но их никто не послушал.» — думала Лира, сосредоточенно рассматривая содержимое сумок и сундука, разбросанных по всей накренившейся и полуобгоревшей повозке, но почти не повреждённых драконьим пламенем.       Нет, ничего. Ткань, пара-тройка книг, без подписей, отметок или тем более имён, небольшая горстка монет — вот и всё, что осталось от оборванных жизней.        — К сожалению, там ничего нет. — бесцветным голосом ответила Лира. — Неизвестно, кто они такие и откуда и куда они шли. Идём дальше. — закончила она без перехода, нарисовав на месте недавней трагедии чёрную точку и продолжая ориентироваться по Солнцу на юг. О произошедшем на поляне она не сказала ровным счётом ничего, и только проводимые на старом пергаменте линии новой карты были более нервными, словно ломанными, и девушка обводила каждую отметку по несколько раз, словно опасаясь, что нарисованное на карте может исчезнуть, пропасть.       Красиво летящих сверху волков Лира увидела сразу же. Потому что как она ни была увлечена рисованием карты, пока они со Свеном то ли выходили из незнакомой глуши, то ли просто шли куда-то, пристальный и недобрый взгляд из лесной чащи она почувствовала сразу же, и задолго до появления волков. Похоже, никакое бесшумное появление хищника не идёт ни в какое сравнение с обострившейся интуицией путешественника, много времени проводящего не дома.        — Паразиты. — почти одновременно сказали Свен и Лира, когда серые разбойники упали к их ногам.        — А вот шкуры снять с них можно… — задумчиво произнёс Свен, оглядывая волков, убитых ровно одной стрелой каждый. Огненной.       Волчьи шкуры — это, конечно, хорошо, вот только возиться с ними, и потом, неизвестно ещё, где именно они будут спать сегодня ночью. Не факт, что не прямо здесь, в лесу, хотя расставаться с надеждой просто так не хотелось.       Неожиданно дело с новой картой пошло на лад. Нет, никаких населённых пунктов им не попалось, но среди леса стали появляться какие-то древние постройки, в которых в лучшем случае никто не жил, а в худшем — жили разбойники. Но, как бы там ни было, разбойники всё равно были живыми людьми, и вряд ли они могли бы жить далеко ото всех населённых пунктов. Как бы то ни было, пара решила держаться подальше и от того, и от другого.        — Вот, здесь какие-то нордские руины*… — Свен тоже с энтузиазмом продолжил рисовать карту. — А вот здесь уже форт. С бандитами.** — добавил он, заметив на стене часового в характерной для определённых слоёв населения меховой броне.       И оба искателя приключений не сговариваясь спрятались за деревьями, на случай, если разбойники их заметят. Конечно, они хотели выйти к какому-то населённому пункту… но вот такой населённый пункт был явно не тем, что они хотели найти. Почему-то в памяти стали всплывать разные страшные истории, достоверные или нет, про путников, которые уходили в лес и попадали в плен к разбойникам. Что с ними было потом — никто не знал, но их больше никто не видел, ни живыми, ни мёртвыми.        — Да уж, Свен, нашёл ты время, чтобы рассказывать страшилки про разбойников, когда мы скрываемся от этих самых разбойников! — шёпотом ворчала Лира, пригнувшись и крадясь за разлапистыми елями — Нашёл время, нечего сказать. Думаешь, я бы в другое время не прониклась твоими историями? Если бы ты рассказал мне их потом, в Вайтране… Или в Фолкрите, в таверне… Так тоже было бы интересно, уверяю.       Словно услышав её слова, часовой на стене горделиво приосанился и поправил на себе куцую броню, непонятно кем и как сшитую. Казалось, весь его вид говорил и без слов, что он очень польщён таким вниманием и полностью согласен с тем, что про них, разбойников, рассказывать и можно, и нужно. И почаще. И что-нибудь доблестное вдобавок. Они, разбойники, вообще очень хорошие люди и не только, а ещё — интересные личности.        — Ну, просто так получилось, в тему. — так же шёпотом ответил Свен, выглядывая из-за ёлок и убедившись, что опасность миновала, и теперь они с той стороны, где их уже никто не видит.        — Вообще-то мне сейчас больше в тему было бы выйти куда-нибудь в город. — прошептала девушка, стараясь всё-таки не углубляться в лес, но при этом не попадаться на глаза разбойникам — И найти таверну, лавки, сварить и продать зелья, заняться шкурами тоже было бы как нельзя кстати. Да и отдохнуть и пообедать тоже. А то и поужинать заодно…       Некоторое время искатели приключений шли молча.       Лес поредел, и молодые люди вышли к остаткам какой-то мощёной дороги, уже начавшей порастать травой.        — У меня такое чувство, что мы так скоро к Атморе выйдем. По суше. — сказала Лира, добавляя на карте дорогу, представленную двумя почти что параллельными линиями, покрытыми кружками. Круги, больше похожие на колотый горох, должны были изобразить камни.        — Это вряд ли, потому что Атмора далеко отсюда, за морем, и там очень холодно. — ответил Свен, снова находя интерес к карте.        — И поэтому норды не боятся холодов? Зараза. Скоро вечер и Солнце сядет. И реки здесь не видно.        — Ну да, вроде как из-за этого. Мы, норды, вообще лучшие…        — И самые скромные. «Скайрим для нордов», так ведь? Ты тоже так говорил. Хотя я бретонка, так-то.        — Ой… Я и не подумал, извини.        — А ты думал, что я каджитка? Вроде не очень похоже. Или я похожа на нордку?        — Ну… — Свен замялся — С тех пор, как мы с тобой вместе, я даже не думал о том, нордка ты или нет, потому что… Потому что ты — это ты. И я тебя как-то… целиком рассматриваю. — Свен изобразил в вечернем золотом воздухе что-то, больше всего напоминающее овал.       «Надеюсь, он сейчас не мою фигуру обрисовал. — подумала девушка — Потому что это вообще-то ну никак не похоже. От такой походной жизни я какая угодно, но точно не овальная, и не круглая. Странный же народ эти мужчины: чтобы делать комплименты и объясняться в любви, им всем нужно подыскивать слова и, особенно, жесты. Даже бардам.»       К счастью, двум искателям приключений улыбнулась удача, и в скором времени намёки на мощёную дорогу вывели к настоящей, которая уже вполне узнаваемым путём вела в Фолкрит. Всё складывалось как нельзя более удачно: и можно будет перерисовать карту, и дойти до города, который уже виднеется на горизонте, и провести эту ночь не под открытым небом, а в таверне.       Казалось, ничто не предвещало чего-то неожиданного, и оба искателя приключений почувствовали себя почти что отдохнувшими в предвкушении близкого отдыха, как вдруг…        — Тебя-то мне и надо! — неожиданно раздался чуть хрипловатый мужской голос — Ты мне поможешь?       Свен и Лира оглянулись вокруг, но никого не увидели. Только какая-то собака сидела до дороге и смотрела на них, склонив голову набок. Интересно, кто же с ними разговаривает? Неужели в фолкритских лесах поселился какой-то невидимка?        — Лира… — протянул Свен, показывая пальцем на собаку, которая продолжала невозмутимо разглядывать искателей приключений.        — Ты говорящий? — удивлённо спросила девушка, так же тыча в пса пальцем.        — Скайрим кишит великанами, летучими ящерицами и двуногими кошколюдьми… — невозмутимо ответил пёс, который, судя по всему, не видел ничего странного в том, что он умел разговаривать — а тебя удивляет говорящая собака? Да. Я заговорил. И буду говорить, между прочим.       Свен и Лира переглянулись. Осмотрелись вокруг, чтобы обнаружить таинственного шутника, который, скорее всего, спрятался где-то за деревьями с целью разыграть их. Но вокруг было тихо и никто не прятался за деревьями, с трудом подавляя смех. Просто темнеющий и уже кажущийся чёрным лес, садящееся Солнце, дорога, ведущая к Фолкриту — и одинокая собака, сидящая прямо перед ними на дороге.       Самая что ни на есть обычная говорящая собака. Настолько обычная, насколько такое вообще можно себе представить. А даже если это и розыгрыш, то кому и, главное, зачем потребовалось бы это делать? Дать понять, что в городе появилась говорящая псина, что здесь смешного — и зачем это было бы нужно? Странно — однозначно, а вот смешно — с этим были уже большие вопросы. Да и потом, рано или поздно надо было бы признаться в своей шутке, вот только признаваться никто не спешил.       Да и направление голоса… судя по всему, с ними и правда разговаривала собака.        — Видишь ли, меня зовут Барбас. — продолжил пёс, как ни в чём не бывало — И у меня есть одна проблема, которую ты, как мне кажется, без труда решишь.        — И какого рода помощь может потребоваться собаке? — отмер Свен.        — Мы с хозяином слегка рассорились. Начали спорить однажды и несколько… увлеклись. Он выпинал меня прочь, пока я не найду кого-то, кто уладит наш спор. Я рассчитываю, что это будешь ты.        — Так ты просто маленький потерявшийся щеночек? — конечно, чародейка уже поняла, что за время пути собака могла подрасти щенок, потерянный Лодом, оказался как-то… посолиднее и покрупнее, чем то, что она представляла себе ещё вчера. Если бы этот Барбас встал на задние лапы, он стал бы выше бретонки на голову, а то и на две. — Вроде несложно, давай найдём его.        — Спасибо. С тех пор, как он меня прогнал, Вайл здорово ослабел. Он больше не может проявляться вдали от своих святилищ. Насколько я знаю, в пещере Хеймара у него есть поклонники. Там мы сможем с ним поговорить. Если всё получится, обещаю, ты получишь награду. Только не доверяй никаким его предложениям, ясно?        — Ну… хорошо. — ответила Лира, решив, что, если тебя попросили о каком-то одолжении, можно и согласиться — и пообещать просто под собственное честное слово.        — Тогда встретимся около пещеры Хеймара. — подытожил Барбас — Она недалеко отсюда, и её легко найти. Идите на восток.       — … Но мы можем помочь и без награды, просто так. А что за предложения могут быть у твоего хозяина? — спросила девушка.       Барбас, даже если и слышал, не ответил. Должно быть, он уже отправился к этой самой пещере Хеймара, о которой говорил. Странно только, что он решил отправиться туда один, — ну, кто их знает, этих собак, что у них на уме? Даже если они умеют говорить.        — Лира, а давай потом заведём собаку? — предложил Свен, пока они добирались до Фолкрита, на этот раз уже безо всяких приключений.        — Тебе какую, говорящую — или обычную?        — Наверное, обычную… хотя Барбас тоже обычной собакой кажется.        — Ну да, пока не заговорит. Первый раз такое вижу. Кстати, пойдём к Лоду и расскажем ему, что нашли его собаку?        — Кстати, а почему он сам не пошёл искать Барбаса — и почему не сказал нам, что собака вообще-то говорящая? — задал Свен вопрос, оставшийся без ответа. — Он не лает, не кусается… На бретонок не бросается… — напевал он песенку собственного сочинения, пока они шли к гостеприимной таверне, уже вырисовывающейся перед ними.